Авторы/Краснопёров Алексей

«ИЖЕВСК ОТКРЫТ, НО МНЕ ТУДА НЕ НАДО…»


Несколько дней из жизни Владимира Высоцкого

 

Глава из книги «ВОЗДУХ СУДЬБЫ. Мои встречи с бардами»

 

 

Тема «Высоцкий в Удмуртии» интересует меня очень давно, наверное, лет двадцать. С тех самых пор, когда о нём всерьёз заговори­ли как о большом русском поэте второй половины XX века, а не толь­ко поющем (пусть и сверхпопулярном!) актёре театра и кино. Вначале казалось, что тема исчерпается парой публикаций и будет интересна лишь узкому кругу исследователей творчества Владимира Высоцкого. Однако вышло не так. По мере накопления материала всплывали всё новые подробности и детали, требовавшие поиска ответов на те или иные вопросы, уточнения датировок концертов, встреч и так далее.

Естественно, время тоже внесло свои неизбежные коррективы в процесс осмысления темы. В последние годы в печати появились вос­поминания Валерия Золотухина, Валерия Янкловича, Аскера Махму­дова, Николая Тамразова и других, так или иначе касающиеся пребы­вания ВВ в Ижевске. Отдельную главу о выступлениях поэта и певца в Удмуртии посвятил в своей книге «Жизнь и путешествия В.Высоцкого» известный исследователь Марк Цыбульский, живущий в Америке. Много любопытных материалов скопилось за эти годы и в моём лич­ном архиве. Есть и ещё одна причина, может быть, главная, чтобы вер­нуться к разговору о приезде Высоцкого в наши края. Напомню, что он выступал ещё и в Глазове, но это тема для другой статьи. Причина эта заключается в том, что человеческая память, увы, несовершенна, необъективна и избирательна. Что-то забывается, что-то приобретает другую окраску, где-то смещаются акценты. То, что сегодня кажется малозначительным, завтра может приобрести ценность важного фак­та, как уже бывало не раз. Поэтому мне бы хотелось предложить вни­манию читателей некую (пусть и далеко не полную) мемуарную хро­нику о Владимире Высоцком, о временах теперь уже далёких, но всё равно дорогих и близких.

Моим друзьям, живым и ушедшим коллегам по увлечению, а также всем, кто любит и помнит Владимира Семёновича Высоцкого, посвящается эта публикация.

…1979 год выдался для Высоцкого сколь удачным, столь и на­пряжённым. Но, мне кажется, что разговор нужно начинать с года предыдущего, 1978-го. В самом конце его разразился литературный идеологический скандал, поводом к которому послужил неподцензур­ный альманах «Метрополь». Среди его авторов были известные и не­известные прозаики и поэты, решившие предложить советскому чита­телю свои произведения, исходя из собственного понимания процесса творчества, а не из ожиданий и рекомендаций партийно-чиновничьей номенклатурной верхушки. Альманах получил крайне негативную оценку в начальственных кабинетах ЦК КПСС и Союза писателей и запрещён к публикации, поэтому вышел на Западе. Естественно, по­добное свободомыслие не могло остаться безнаказанным, хотя сегод­ня в этом издании ничего крамольного не увидишь при всём желании.

Карательные меры были приняты: инициаторов альманаха Виктора Ерофеева и Евгения Попова исключили из Союза писателей, кому-то прикрыли очередную книгу, кого-то лишили выездной визы. Поэты старшего поколения Семён Липкин и Инна Лиснянская в знак протеста вышли из СП сами. Сообщениями о борьбе с метропольцами были полны тогда все «радиоголоса», откуда мы и узнавали свежие новости. Был среди авторов этого альманаха и Владимир Высоцкий, причём впервые, пожалуй, представленный в качестве серьёзного по­эта, самодостаточного и оригинального. Многим, и мне в том числе, тогда казалось, что уж на нём-то власти предержащие смогут отыг­раться в первую очередь!

Но… В январе 1979 года Высоцкий совершил большую, хотя и полуофициальную, поездку по Соединённым Штатам Америки. Он выступал там со своими песнями в крупнейших учебных заведениях страны и был замечательно принят не только русскоязычной, в боль­шинстве эмигрантской, публикой, но и коренными американцами, интересующимися русской культурой. На сцене Театра на Таганке в этот год Высоцкий сыграл свою последнюю премьеру – роль Свидригайлова в спектакле «Преступление и наказание». Закончил сниматься у режиссёра С.Говорухина в фильме «Место встречи изменить нельзя» (сегодня этот сериал имеет статус культового кино советской эпохи), получил предложение сыграть роль Дон Гуана в экранизации «Ма­леньких трагедий» Пушкина, которую осуществлял на телевидении известный постановщик Михаил Швейцер.

А кроме того, многочисленные концерты-встречи в Москве, выступления в Дубне и Ярославле. И, конечно, работа над новыми сти­хами и песнями. Владимира Высоцкого влекла вперёд и дальше жажда жизни и предчувствие близкой смерти… Он гнал коней…

Напряжённым для него стал и апрель 1979 года. Снова загра­ничная гастроль – Кельн, Торонто, концерты, знакомство с людьми и странами. Хочется увидеть и ощутить как можно больше, но Высоцкий торопится в Москву. 23 апреля – 15-летний юбилей Таганки и специ­ально написанная песня, исполненная на «бис»:

 

Пятнадцать лет не дата – так,

Огрызок, недоедок.

Полтинник да и четвертак,

А тут ни так ни этак…

 

 Волею обстоятельств ижевчанин Владимир Михеев, худож­ник-реставратор республиканского Музея изобразительных искусств оказался в эти дни в Москве и попал на концерт Высоцкого в ДК «За­москворечье». Вот что он рассказал мне в феврале 1992 года, на мой взгляд, интересно и подробно, о своих тогдашних ощущениях: «…Впервые увидеть В.В. мне удалось в 1979 году. Я жил тогда в гостини­це в Москве, находясь там на учёбе. Как-то в конце недели позвонил хороший приятель, большой любитель и знаток старинного оружия Валентин Зуев, который недавно расписался с Ж. Бичевской, тогда ещё не очень известной. (Жанна Бичевская – популярная в 80-х исполни­тельница русских народных песен и романсов – А.К.). Он сказал, что есть две контрамарки на вечер встречи с Высоцким, где собирается вся московская элита и что он с Жанной не сможет там быть. Он предлагал мне туда сходить с подругой Жанны – N.

В пятницу вечером мы с N. встретились у входа, кажется, Дворца культуры Замоскворечья. Помню, было столпотворение, вход сильно контролировался ребятами с повязками. Это было как раз пос­ле длительной поездки Высоцкого в Европу и Америку, и, по сути, это была первая крупная, официально разрешённая, встреча московской элиты с Высоцким. Концерт не начинался минут 40-50 и, наконец, всё затихло, свет в зале погас и на сцену через мгновение быстро вышел В.В. с гитарой. Одет он был просто – брюки и светлый свитер. Первые его слова были буквально такие: «Прошу извинить за опоздание, но я прямо с капустника, ведь у нас сегодня юбилей на Таганке». И после чего раздался гром аплодисментов.

Сразу же он запел очень энергично «На братских могилах…» Высоцкий пел и рассказывал, как работает над песней, и рассказывал довольно серьёзно. Из монологов я понял одну очень существенную деталь его творчества. Если у него в голове вынашиваются какие-то строки, превращаясь в стихотворение, и если сразу не поймал мотив к ним, то это просто остаются стихи навсегда, т.е. потом он уже не пы­тается их сделать песней.

В этот вечер он исполнил много новых песен, впервые на рус­ской публике. И я уверен, что он здесь не лукавил – перед людьми, знающими его и понимающими толк в этом. Монологи и песни, песни и монологи – продолжалось это около двух часов. Зал был «заведён» до предела. Паузы тишины, хохот, овации, крики – всё перемешалось. Была полная гармония.

Под конец он сказал: «Вы извините, я заканчивать буду, очень трудный день выдался, тут и капустник и торжества в театре целый день, а сейчас вот сразу на самолет надо – в Ижевск пригласили, ждут». Я был в восторге! В Ижевск! Да я тоже из Ижевска!»

А в это время главная газета республики «Удмуртская правда» извещает о том, что: «26, 27, 28 апреля – эстрадные концерты с учас­тием артистов Театра на Таганке, автора-исполнителя Владимира Вы­соцкого и Валерия Золотухина, артистов эстрады, заслуженного ар­тиста СО АССР Аскера Махмудова и Альберта Писаренкова. Начало концертов в 12-00, 17-30 и 21-00». («Удмуртская правда» за 24 апреля 1979 года).

На следующий день эта же газета помещает аналогичное объявление, которое тоже хочется привести здесь полностью, чтобы раз и навсегда исключить те ошибки и неточности, касающиеся пре­бывания Высоцкого в Удмуртии, с которыми мне не раз приходилось сталкиваться. Итак: «29-30 апреля, 1 мая – Удмуртская государствен­ная филармония в Ледовом дворце спорта города Глазова проводит театрализованные представления «Песня – любовь моя» с участием артистов театра и кино, автора-исполнителя Владимира Высоцкого, артиста Валерия Золотухина, заслуженного артиста СО АССР Аскера Махмудова и ВИА «Поющие электрины». Ведет программу конферан­сье Владимир Маслов. Начало концертов 29-30 апреля – 12-00, 15-00, 18-00, 20-30, 1 мая – 15-00, 19-30». («Удмуртская правда» за 25 апреля 1979 года).

Я хорошо помню тот, далёкий уже, апрель. Так получилось, что это было не лучшее время в моей жизни (сказывались метания мо­лодости), поэтому приезд Владимира Высоцкого в Ижевск лично для меня стал неожиданным и очень своевременным подарком судьбы. Впервые мне посчастливилось побывать на его концерте годом ранее, в марте 1978-го, поэтому я твёрдо знал, зачем иду в Ледовый дворец «Ижсталь». Кстати, билеты можно было спокойно приобрести и в кассе филармонии, и у общественных распространителей. Отчётливо помню ещё, что по городу были расклеены небольшие афиши с лого­типом Театра на Таганке о спектакле «В поисках жанра». Именно так представляли свою часть программы популярные артисты. Добавлю, что на афише было и имя Леонида Филатова, но он в Ижевск тогда не приезжал.

Сегодня я прекрасно понимаю, что можно было сходить прак­тически на все концерты, но я ограничился всего двумя, в разные дни и в разное время. Какие-то мелкие повседневности заслонили важность происходящего, краткость и неповторимость мгновения. Впрочем, этому тоже есть своё объяснение: никто не предполагал, что Влади­миру Высоцкому остается жить чуть больше года. Казалось, что таких встреч ещё много впереди.

Итак, обычно первое отделение работали эстрадные артисты, с повышенными децибелами, световыми эффектами и прочими неиз­бежными атрибутами своей профессии. А во втором на сцену выхо­дили Владимир Высоцкий, Валерий Золотухин и их коллега по театру Дмитрий Межевич, для которого это была уже вторая встреча с Ижев­ском. Впервые он побывал здесь ещё в 1971 году.

Высоцкий рассказывал о родном театре, тепло представляя своих товарищей, для каждого находил образ, соответствующий ха­рактеру актёра. Помню его шутку по поводу того, что в этом спектакле («В поисках жанра ») каждому персонажу соответствует свой цвет: Зо­лотухин, дескать, у нас играет положительных героев, ему – зелёный, Межевичу, как человеку более нейтральному, к лицу – жёлтый. Себе Владимир Семёнович оставлял красный, запретно-запретительный, цвет. В общем, как в светофоре. Зрители реагировали с пониманием.

Разогрев зал таким образом, троица расходилась. У микрофо­на оставался кто-то один, остальные уходили за кулисы. Обычно начи­нал Дмитрий Межевич, вторым был Валерий Золотухин, а заканчивал всё выступление Владимир Высоцкий. Межевич прекрасно исполнял песни Вертинского, Окуджавы, Дольского, других бардов, при этом мастерски владел гитарой. Я его тогда видел впервые и на фоне осталь­ных он смотрелся несколько скромнее, если можно так выразиться.

Тогдашняя ижевская публика, неизбалованная знаменитостя­ми, всех встречала очень доброжелательно, провожала аплодисмен­тами, но стержнем каждого концерта был, конечно, Высоцкий и все ждали его выхода с особым нетерпением. Ждал его и я. На первом кон­церте, хорошо помню, мне хотелось, чтобы он спел песню, которая мне очень нравилась:

 

В ресторане по стенкам висят тут и там,

 «Три медведя», «Заколотый витязь»,

 За столом одиноко сидит капитан.

 Разрешите? - спросил я. – Садитесь.

 

Я намеревался послать даже соответствующую записку с про­сьбой, но Высоцкий попросил не писать никаких записок, чтобы ус­петь побольше показать новых вещей. Поражала насыщенность его монологов, открытость перед зрителями, экспрессивность, как сегод­ня говорят, энергетика исполнения каждой песни. За сорок минут он успевал показать десять-двенадцать песен. Была среди них в тот вечер и моя любимая «Случай в ресторане». А ещё зал очень бурно реагиро­вал на песню «Зарисовка о Париже». Это всем было близко и понят­но:

 

Проникновенье наше по планете

Особенно заметно вдалеке.

В общественном парижском туалете

Есть надписи на русском языке.

 

 Конечно, у каждого было своё восприятие и личности Высоц­кого, и его песен. Вот что вспоминал много позже поэт и журналист Сергей Жилин, тогда ещё допризывник Сережа: «…Ближе к армии я сходил на концерт Высоцкого. Это было буквально за неделю до моего ухода в армию. Это был какой-то шок. Ходил я два раза на концерт, по-моему, но осталось какое-то общее впечатление, как будто один раз. Это было, конечно, страшно смотреть. Такой молодой старичок, какая-то неземная мудрость, какая-то неземная боль, а ведь мы тогда были молоды, были счастливы, мы, честно говоря, не могли осознать многое из того, о чём он поёт, конечно. Я счастлив от того, что всё-таки один раз в жизни я видел Высоцкого».

Мне тогда подобные мысли не приходили в голову, хотя сегодня мно­гое видится чётче, рельефнее. Вспоминаю, как на втором концерте Вла­димир Высоцкий зацепился за какую-то реплику из зала и произнёс страстный монолог о том, что не нужно никому подражать в творчес­тве, а идти своим путём. И вдруг спел неожиданную, редко звучавшую в последние годы, песню «Человек за бортом»:

 

Был шторм, канаты рвали кожу с рук

И якорная цепь визжала чертом.

Пел ветер песню дьявола и вдруг

Раздался голос: «Человек за бортом!»

 

 При этом он взял какой-то хитрый начальный аккорд на гита­ре, которая звучала в Ижевске как-то особенно красиво, хотя обычно служила Высоцкому лишь средством, усиливающим подачу исходного поэтического материала. Это заметно хотя бы по песне «Всю войну под завязку…», которую Владимир Семёнович исполнял в ритме вальса. К сожалению, сегодня многое приходится воспроизводить по памяти и неполным концертным фонограммам. Мне кажется, что качественных ижевских записей нет нигде, даже у крупных московских коллекцио­неров. Хотя, замечу в скобках, у меня тогда было несколько концер­тов, которые я в 1982 году передал через друзей из Нижнего Тагила Андрею Крылову, возглавлявшему Комиссию по творческому насле­дию Высоцкого при московском КСП. А вообще, мы тогда экономили дефицитную и дорогую магнитную ленту, поэтому многие песни из­начально записывались без авторских комментариев, а что-то просто пришло в негодность. Но многое уцелело и сейчас активно изучается и систематизируется. Одним из таких исследователей является москвич А.Иванов, некоторыми расшифровками которого я воспользуюсь да­лее и которому приношу искреннюю благодарность.

Со сцены Ледового дворца «Ижсталь» Владимир Высоцкий ис­полнил тогда много старых и новых песен. Он даже провёл небольшой творческий эксперимент, соединив песню совсем новую и уже хорошо известную. Получилось как бы с эпиграфом, свежо и оригинально:

 

Я, вроде, никуда не вылетаю,

Я, вроде, просто время коротаю,

Ста трем другим, таким же, побратим.

Мы пьем седьмую за день

За то, что все мы сядем

И, может быть, туда, куда летим.

В буфете взяли кожу индюка – б-р-р-р!

Теперь снуем до ветру в темноту.

А на дворе кончается декабрь

И Новый Год в Москву летит на «ТУ».

И следом, без перехода:

В который раз лечу Москва-Одесса

……………………………………………

Открыли самый дальний закуток,

 В который не заманят и награды,

 Открыт закрытый порт Владивосток,

 ИЖЕВСК открыт, – но мне туда не надо!

 

 Девять концертов за три дня. Много это или мало? Для кого как. Для Высоцкого это была тяжёлая работа, средняя дневная норма выступлений в подобных гастрольных поездках. Конечно, он уставал. И в то же время ощущал радость от непосредственного контакта со своими зрителями и слушателями. Но, что называется, держал необ­ходимую дистанцию, особенно с представителями прессы. Вот что вспоминает поэт и прозаик Лев Роднов, в 1979 году журналист моло­дежной газеты «Комсомолец Удмуртии»:

«Нужно было взять интервью у знаменитости. Концерты за­канчивались в час ночи. Жду у служебного входа Ледового дворца. Дождался. Выходит, торопится – чёрная «Волга» специально для него дежурит. Разрешите, – говорю так свободно, уверенно, – вас украсть? Он посмотрел, просипел мимоходом: «Молодой человек, я дико ус­тал!» И – уехал. За год до смерти было».

Вообще, в те годы существовало, как минимум, две возможнос­ти, чтобы как-то документально зафиксировать гастроли известного артиста в Удмуртии. Во-первых, популярная телепередача «Ижевск вечерний», куда вполне вписывался сюжет с Высоцким, а во-вторых, не менее популярная радиопрограмма «На эстрадной радиоволне», которую много лет вёл Владимир Лучников, к сожалению, ныне покой­ный. Не знаю, почему не сложилось с телевидением, возможно, никто просто не подумал или не решился пригласить Высоцкого в эфир. Но вот фрагмент из воспоминаний Владимира Лучникова, опубликован­ных в газете «Неделя Удмуртии» ещё в 1992 году:

«…Так получилось, что именно в двенадцатую годовщину смерти Владимира Высоцкого я расскажу о несостоявшемся интервью с ним. Это была любопытнейшая ситуация.

Итак, 1979 год, «разгар угара». Высоцкий – «народный ар­тист» безо всяких натяжек, и по-прежнему никто для «власть иму­щих». Он «простой смертный», ибо, по иронии судьбы, он перестал быть им, лишь действительно умерев. Гонорар за один концерт – 19 рублей. Тема для разговора, которая могла «пройти», нашлась. Я захо­тел поговорить о только что тогда вышедшем двойнике – диске «Алиса в стране чудес», тем более, что Высоцкий до этого никогда не обра­щался к детским произведениям. Итак, «Репортёр» в руки – за кулисы Ледового. «Нет, – говорит Высоцкий (хотя я и не назвал ему тему для разговора), – я вам интервью не дам. Вот пишите то, что я говорю на концерте между песнями, и используйте».

Я, по правде сказать, впервые столкнулся с таким «бессерде­чием». Второй заход – отказ, третий – отказ. На следующее утро он выступает перед артистическими кругами в помещении Удмуртского драмтеатра. Он идёт по коридору к сцене, причём с обеих сторон стоит ещё и людской коридор, в коем торчу и я, замечает меня, подходит и ещё раз говорит, что интервью не даст. На третий день я уже просто хожу за кулисами Дворца и просто наблюдаю за Высоцким, который даёт-таки интервью студенческому киноклубу, – и, наконец, понимаю, в чём тут дело. Я – представитель ОФИЦИАЛЬНОГО органа, а каковы были отношения актёра с официальными органами в те времена, сей­час хорошо известно. Высоцкий решительно ограждал себя от контак­тов потому, что не был уверен (и неоднократно в этом убеждался на собственной шкуре), что всё, что он скажет, не будет извращено в уго­ду официальной точке зрения, и вообще будет не так подано. Я до сих пор сожалею, что разговор об «Алисе в стране чудес» не состоялся. Приехавшая через год на гастроли Елена Камбурова, которой я «по­жаловался», ещё более прояснила мне ситуацию. За неофициальными (и неформальными) интервью с «диссидентами», подобными Высоц­кому, охотились «вражеские» голоса. За это можно было схлопотать большие неприятности от тогдашних властей: запрет на деятельность, перевод в «невыездные» и проч.» Вот такая история. От себя добавлю, что Владимир Высоцкий надписал всё-таки Владимиру Лучникову конверт своей маленькой пластинки. Этот автограф хранится теперь в частном архиве ижевчанина Е.Бондаренко. Но, что гораздо важнее, благодаря этим воспоми­наниям Лучникова, мы теперь можем датировать встречу Высоцкого с творческой интеллигенцией города 27-м апреля 1979 года, а встречу с членами киноклуба «Зеркало» (о которой позже) – 28-м апреля. Сре­ди коллекционеров выступление Высоцкого в Удмуртском драмати­ческом театре известно под названием «Вечер в ВТО», хотя никакого ВТО в Ижевске нет. К сожалению, полной фонограммы у меня нет, но то, что есть, было опубликовано мной и здесь, и за пределами Удмур­тии, в частности, в киевском специализированном издании «Высоцкий: время, наследие, судьба». Кстати, совсем недавно удалось обнаружить ещё одну, более полную, фонограмму, которая пока не расшифрована. Мне кажется, что эта неофициальная встреча в своем профессиональ­ном театральном кругу (тем более, что у него таких встреч было не­много) получилась очень интересной и насыщенной. Высоцкий там не столько пел, сколько рассказывал о театре, о зарубежных гастролях Таганки и о собственном творчестве людям непосторонним. И сделал, на мой взгляд, два очень важных признания, которые дорогого стоят. В одной из записок его спросили: «Что бы вы хотели сыграть в театре? О чём вы мечтаете?» И на этот, в общем-то, банальный вопрос Высоцкий ответил очень определённо, с неожиданной горечью (судя по интонации): «Ну, вы знаете, я ни о чём не мечтаю, честно говоря. Хотя, вероятно, принято на такие вопросы отвечать: «Мечтаю сыграть роль своего современника». Я не очень мечтаю сыграть роль моего сов­ременника. Почему моего современника-то? Ну, а чем чеховские пер­сонажи хуже? Если хорошо написано, можно и современника, можно и кого-нибудь другого. Всё это не имеет никакого значения, что ты хо­чешь сыграть и почему. Самое главное – зачем. Сегодня я вам говорю без всякого кокетства. И вообще я вам должен сказать, у меня бывает часто настроение, когда мне хочется во время спектакля взять бро­сить, сказать: «Извините, это я вам всё вру…» и уйти. Признание не­ожиданное и, как мне кажется, связанное не столько с театром, сколь­ко с внутренним душевным конфликтом человека по имени Владимир Высоцкий. В этой связи интересно отметить, что как раз апрелем 1979 года датируется целый ряд стихотворений поэта. Очень созвучно, на­пример, вот это:

 

Меня опять ударило в озноб,

Грохочет сердце, словно в бочке камень.

Во мне живет мохнатый злобный жлоб

С мозолистыми цепкими руками

 Он не двойник и не второе «я»,

Все объясненья выглядят дурацки, -

Он плоть и кровь - дурная плоть моя —

Такое не приснится и Стругацким.

 

 Вторая просьба звучала так: «Спойте из своего репертуара, что не звучит со сцены». Автор записки, видимо, не имел в виду ничего крамольного (хотя и такая возможность не исключена), но Высоцкий опять был очень конкретен в ответе: «Вы знаете, для меня не сущест­вует моё «официальное» и «неофициальное». Я считаю, что всё, что я написал, имеет право и может быть исполнено со сцены. И никогда не стесняюсь и не делаю никаких разграничений ни в каких аудиториях, независимо от того, где бы я не пел. Я всегда пою репертуар, который я выбираю, который я считаю возможным петь со сцены. Так что ваша просьба спеть чего-нибудь этакое, она не… Если кто-нибудь надеется или опасается, что это будет так, будут разочарованы».

А вот ещё фрагмент из выступлений Владимира Высоцкого перед ижевчанами: «Сегодня в зале присутствуют мои друзья, кото­рые стали друзьями после одной встречи сегодняшней. Я был сегодня на механическом заводе, мне показывали изумительную продукцию. Только, правда, ружья. Вот. Ружья и пистолеты, спортивные, охот­ничьи. И мне хотелось бы им просто спеть пару песен. И им, и вам, конечно. Эти песни для всех предназначены. Я просто вспомнил, поис­кал, что у меня там про патроны, про выстрелы. Вот что есть – «Песня спившегося снайпера».

 

А ну-ка пей-ка,

Кому не лень!

Вам жизнь - копейка,

А мне – мишень.

Который в фетрах,

Давай на спор:

Я~ на сто метров,

А ты в упор.

Не та раскладка,

Но я не трус.

Итак, десятка -

Бубновый туз…

Ведь ты же на спор

Стрелял в упор,

Но я ведь - снайпер,

А ты - тапер.

Куда вам деться!

Мой выстрел - хлоп!

Девятка в сердце,

Десятка в лоб.

И черной точкой

На белый лист —

Легла та ночка

На мою жисть!

 

 Песню эту (на мой взгляд, недооцененную исследователями) Владимир Высоцкий не исполнял очень давно, а здесь она пришлась к месту. Вот что рассказал мне в своё время работник Ижевского меха­нического завода Владислав Васильевич Вольский: «Во время выступ­лений Владимира Высоцкого в Ижевске руководство механического завода, где я работал, пригласило его побывать на стрельбище. Я в то время занимался стендом, где испытывают оружие, и присутствовал на этой встрече. Высоцкий приехал и ему предложили: «Постреляйте на траншейном! Постреляйте на круглом!» Он говорит: «Пожалуйста!» Сами понимаете, на траншейном стенде без тренировки практически невозможно поразить мишень, потому что она всё время удаляется от тебя. Высоцкий несколько раз выстрелил и не попал. Я ему говорю: «Пойдёмте на круглый, там полегче будет». Пошли на круглый стенд, и он со второго, кажется, раза разбил мишень. Ему говорят: «Давай ещё!» Но Высоцкий отказался, сказав при этом: «Вдруг я снова прома­жу, а так у меня останется хорошее настроение». Небольшой штрих, но, как мне кажется, характерный для Высоцкого. Жадности особой у него не было: есть результат какой-то, которого все добиваются, и достаточно.

У нас на стрельбище есть ещё такая избушка, домик для гос­тей. Высоцкого позвали туда, и он немного попел свои песни. Встреча была очень простая, никаких записей не велось. Было, правда, два на­ших фотографа, значит, должны остаться фотографии. И после этого Высоцкий уехал, ему надо было торопиться на концерт. С нами был ещё работник нашего завода Валерий Мишин. Он сам охотник. Мишин пригласил Владимира Семёновича на охоту, и, насколько я знаю, они ездили по республике, охотились. Высоцкий ему даже подарил свою фотографию с надписью: «Валерию Мишину – человеку и охотнику». Не знаю, как насчёт охоты, едва ли это могло быть, учитывая чрез­вычайную занятость Высоцкого в эти дни. Но мне рассказывали, что вроде бы в гостевой избушке он вспомнил свою старую песню «Охота на кабанов», а играл при этом не на своей гитаре, а на гитаре Ленара Кадырова, который работал тогда в ДК «Октябрь» механического за­вода. Так что этот эпизод вполне мог быть в действительности. А вот как ижевские гастроли отложились в памяти Валерия Зо­лотухина. Выступая в Ижевске в марте 2006 года, он рассказал следу­ющее: «Я был в вашем городе 27 лет назад. Тогда мы приезжали вместе с моим другом Володей Высоцким и выступали в Ледовом. Я считаю, что на этом здании нужно табличку повесить. Такие люди там были! Я отлично помню ту встречу. Мы приехали втроём – я, Володя и Дима Межевич. Высоцкого пригласили на мехзавод и подарили ему ружье. А мы с Димкой и с нашим звукорежиссёром поехали в обком комсомола. Там для нас приготовили сувенирные топорики. Поскольку Высоцкого не было, подарок вручили звукорежиссёру. Так потом, когда Володя узнал об этом, аж зубами заскрежетал. Отдайте, говорит, мой топор! Я без него на сцену не выйду! Пришлось отдать. Очень уж Володя был падок на всякие безделушки…»

Несколько слов об ижевских фотографиях Владимира Высоц­кого. Наибольшую известность получила серия фотографий Сергея Соротокина, сделанная за кулисами Ледового дворца спорта «Ижсталь». Снимки эти появились в результате встречи Высоцкого с чле­нами студенческого киноклуба «Зеркало», о которой вскользь упо­минает и Владимир Лучников. Встреча эта состоялась, скорее всего, 28 апреля 1979 года, в последний день гастролей. Сергей Соротокин, ныне сотрудник республиканского телевидения, рассказал мне следу­ющее: «Сейчас уже мало кто помнит, что в то время в нашем городе существовал и активно работал киноклуб «Зеркало». Председателем этого клуба был Саша Наговицын. Он был старше нас, обладал опре­деленным опытом и интеллектуальным багажом, и мы называли его Сан Саныч. Саша не упускал возможности встретиться и побеседо­вать с известными и знаменитыми людьми, которые изредка бывали в Ижевске. Так мы ходили в гостиницу к Булату Окуджаве, встречались с Градским, ещё с кем-то. Взять интервью у Высоцкого была тоже Са­шина идея, и он предварительно договорился. Мы пришли за кулисы Ледового дворца втроём: Наговицын, я и член нашего клуба Сергей Зворыгин. Высоцкий вышел после концерта, и мы уединились в какой-то раздевалке, чтобы поговорить. Владимир Семёнович честно предуп­редил, что ему надо уезжать и много времени уделить он не сможет, извинился. Тут же, на ходу, переодевался, зачехлял гитару. Вёл себя очень просто, естественно и с нами, молодыми тогда ребятами, раз­говаривал на равных. Впрочем, основной разговор вели Высоцкий и Наговицын, у которого был небольшой магнитофон типа «Легенда». Я же находился в стороне и щелкал затвором фотоаппарата. Все время боялся, что Владимир Семёнович запретит съёмку. Никакого ощуще­ния, что фотографирую великого человека, у меня не было. Впервые в жизни представилась возможность поснимать приличной техникой, а много ли надо человеку в 18-19 лет! Так вот и появилась серия фото­графий Высоцкого за кулисами. Прошло много лет, и сейчас трудно вспомнить, о чём же было это интервью. В основном говорили о лите­ратуре и кино. Высоцкий говорил о Шукшине и Тарковском, о том, что предпочитает русскую классику, в частности, Достоевского. Кажется, был разговор и об «Алисе в стране чудес». Нить разговора держал На­говицын, и лучше всего спросить у него. Следы этой записи, если она вообще не утеряна, следует искать там. Нам же с Серёжей Зворыгиным Высоцкий показался очень усталым и много прожившим человеком. Может быть, так казалось от собственной молодости. И ещё сквозила в его интонациях, жестах какая-то тоска по шестидесятым годам, по юности. Я думаю, что Высоцкий согласился с нами встретиться ещё и потому, что кроме киноклуба «Зеркало» мы представляли ещё и сту­денческое телевидение, и ему стало интересно. Таким образом, вся эта беседа заняла не более 15 минут, после чего мы проводили его до ма­шины, где и распрощались.

И ещё во время концерта (у нас было специальное разрешение) мы сняли несколько фрагментов кинокамерой «Красногорск». Но эта плёнка абсолютно глухонемая, потому что не было синхронной записи звука, да и сильно мешали световые эффекты на сцене. И эта плеёнка, увы, находится где-то у Саши Наговицына. А своим фотографиям я не придавал (да и сейчас не придаю) какого-то особого значения. Ну, представилась такая возможность, вот и снял Высоцкого».

Вот такой разговор состоялся у меня с Сергеем Соротокиным пятнадцать лет назад, в январе 1992 года. Насколько я знаю, Александр Александрович Наговицын за всё это время лишь однажды рассказал о своей встрече с Высоцким в СМИ, но сейчас этой публикации в моём архиве, к сожалению, нет. Более того, кассету с записью неизвестного интервью Высоцкого он приносил однажды, осенью 1980 года, в КСП «Ижик», где тогда состоялся вечер памяти Высоцкого. Но кассетника тогда не нашлось, и эта пленка так и осталась непрослушанной. Десять раз можно было встретиться и обговорить все детали, но жизнь как-то раскидала нас всех и при редких встречах мы этой темы не касались. Кто знает, может быть, эта публикация приведёт к каким-то результа­там…

А вот с фотографиями повезло больше. Совсем недавно мой старый товарищ Евгений Бондаренко, о котором я уже упоминал, по­дарил мне целую серию снимков Высоцкого, которую сделал на одном из концертов ижевский фотограф Александр Розанов. Есть там и две фотографии, где запечатлены вместе Высоцкий и Золотухин. Кстати, во время прошлогоднего приезда в Ижевск Валерий Сергеевич инте­ресовался документальными свидетельствами гастролей 1979 года, не сохранилось ли чего. Когда я, в телефонном разговоре, сказал ему, что такие кадры есть, он очень обрадовался. Тогда же я попросил свое­го собеседника поделиться какими-то воспоминаниями, из тех, что не вошли в уже известные книги. Валерий Сергеевич произнёс фразу, ко­торая мне запомнилась: «Читайте мои «Дневники», там всё есть, а если этого нет в «Дневниках», значит, нет и в памяти».

Судя по всему, различных документальных свидетельств должно сохраниться в нашем городе более чем достаточно. Вот что вспоминает певец Аскер Махмудов, который тоже был в той гастроль­ной поездке. Приведу здесь небольшой фрагмент, имеющий прямое отношение к теме разговора. Во-первых, эти воспоминания опублико­ваны в малотиражном и малодоступном широкому читателю издании «Белорусские страницы», а во-вторых, интересны сами по себе, ещё раз доказывая, что хлеб артиста – нелёгкий хлеб.

«Вот единственная фотография Высоцкого – уникальная. Помнится он, увидев её в ворохе снимков, сделанных для него добро­вольными фотографами в Ижевске, приказал фотографу уничтожить и фотографию и негатив… На снимке у Владимира «не рекламный» вид: усталое лицо, грустный взгляд, в руке сигарета и зажигалка… «Домашнее» фото. Не часто доводится простому смертному поклон­нику видеть своего Кумира в обстановке «разгерметизации» – без вся­кой театральности, что ли.

Признаюсь, грешен: тогда уломал фотографа отдать мне «от­казной» снимок… Сам сейчас вижу – насколько прекрасен он, ставший для меня дорогой фотореликвией – как память о Высоцком».

Немного известно о посещении Владимиром Высоцким ижев­ских художников. На одной из мансард и сейчас бережно сохраняет­ся его автограф. Как рассказал мне Станислав Сергеевич Медведев, тоже художник, Высоцкий появился на мансарде однажды вечером, в компании двух красивых девушек. Кто-то порекомендовал ему пос­мотреть работы одного местного керамиста, который позже уехал из Ижевска, и, возможно, что-то купить. Из своих гастрольных поездок ВВ часто привозил подобные сувениры (похожая история случилась в 1975 году в Ростове-на-Дону), то есть это его хобби не было совсем уж случайным. Впрочем, воспоминания С.С.Медведева об этой встрече, которые он обещал написать – мой некий творческий загашник, задел на будущее.

У Владимира Высоцкого могли быть в Ижевске и другие не­формальные встречи, в том числе и несостоявшиеся. В частности, одна женщина, которая просила не называть её фамилии, хотела пригласить ВВ просто в гости, к себе домой, потому что, готовясь вскоре рожать, не могла побывать на его концертах. По её словам, он обмолвился потом, что Ижевск – единственный город, где ему пришлось коротать вечера в гостинице.

Ну и напоследок приведу фрагмент из воспоминаний поэта и журналиста Олега Хлебникова, москвича по прописке и ижевчанина по рождению. Это даже не воспоминания, а просто предисловие к одной из публикаций об «ижевском» деле. Громкое уголовное дело, заведённое по факту хищений соцсобственности, сегодня достаточно широко известно, благодаря и центральной прессе, и местным СМИ. В частности, я бы выделил здесь большую статью «Эхо давних гаст­ролей», опубликованную в еженедельнике «АИФ Удмуртии» 25 июля 1997 года. Её авторы – Лев Тарасов, Геннадий Баталов и Гиви Немсадзе – приняли точку зрения следственных органов, с которой и сегодня многие не согласны, в том числе и автор этих строк.

Мне более близка и понятна позиция ижевского журналиста, к тому же сотрудника пресс-службы МЕД УР, Владимира Патрина. Его статья «С ижевским ружьем – на Высоцкого», которая полностью базируется на следственных материалах, была напечатана в «Новой газете» 15 июля 2002 года. В предисловии к этой публикации (а пре­дисловия у нас читаются крайне редко) Олег Хлебников высказал, на мой взгляд, очень интересное мнение: «Я лично – в чём и расписыва­юсь – признателен господам Кондакову и компании (главным обвиня­емым по делу – А.К.) за их мошенничества. Благодаря ловкости их не особенно чистых рук я вживую услышал Владимира Высоцкого за год с небольшим до его ранней смерти. А вот полноценного общения с Вла­димиром Семёновичем не получилось. Он знал о моём существовании от общих московских знакомых, и я довольно уверенно позвонил ему в гостиницу. С просьбой выступить в городской литстудии, которую посещало тогда немало для 500-тысячного города одарённых людей. Высоцкий, несмотря на плотный график выступлений, согласился. И не пришёл. (Возможно, когда соглашался, пребывал в слишком беспеч­ном состоянии). Зато пошёл в баньку с энергичными комсомольскими секретарями. (Здесь, видимо, речь как раз идёт о посещении Высоцким механического завода – А.К.). Тогда я воспринял это крайне болезнен­но. Но потом, вспоминая его измученное лицо, изменил своё отноше­ние. Хотя, конечно, ангелом Высоцкий не был. Что видно и по матери­алам «ижевского дела».

Но не надо забывать: шёл последний год его жизни. Крайне измотанный и больной, Высоцкий жил и пел на разрыв аорты. И это «ижевское дело», несомненно, добавило ему нервотрёпки, а может быть (иногда и капли достаточно), и приблизило кончину».

Здесь О.Хлебников прав: действительно, дело, по которому Высоцкий проходил лишь в качестве свидетеля, стоило ему немалых нервов. В связи с «ижевским делом» (а были ещё аналогичные дела, заведённые в Харькове и Минске) Высоцкого допрашивали даже в Тбилиси, во время гастролей Таганки, куда специально вылетал сле­дователь из Удмуртии. Но что примечательно: своими неприятностями Высоцкий не делился даже с близкими друзьями. Ничего не знал тогда Валерий Золотухин, не знал и Дмитрий Межевич, которого я спраши­вал об этом ещё в 1993 году. Вот что он сообщил мне в письме от 22 мая 1993 года: «…Я очень хорошо помню эти две поездки – 1971 г. и 1979 г. – в город Ижевск. Вторая поездка была на три дня. Но я выступал только в Ижевске. А что касается Глазова и других городов, то меня там не было. Я сейчас не очень могу вспомнить о Валерии Золотухине, – остался он в Удмуртии или нет для дальнейших выступлений. Но Вла­димиру предстояло ещё выступать, и, кажется, это был город Чайков­ский. Что касается так называемого «ижевского дела», то, поскольку я сразу улетел через три дня, я в то время о нём ничего не знал. Как-то, сравнительно недавно, я услышал от Володи Маслова (конферансье на многих выступлениях ВВ – А.К.), с которым мы живём в одном дворе, что такое было. Но точных подробностей об этом не знаю».

…Это, конечно, далеко не все свидетельства и факты, которые можно было бы использовать в данной публикации. За её рамками ос­тались выступления Владимира Высоцкого в Глазове, а там множество «белых пятен». Так что работы ещё более чем достаточно.

Единственным упоминанием в прессе тех дней о выступлениях Владимира Высоцкого стала маленькая заметка без подписи, которая называлась «Гости с Таганки»: «Несколько дней в нашей республике выступали артисты московского театра на Таганке Валерий Золоту­хин, Владимир Высоцкий и Дмитрий Межевич. В канун первомайских праздников работники культуры, учащиеся Ижевского культпросветучилища встретились с Владимиром Высоцким». Эта информация по­явилась в газете «Комсомолец Удмуртии» 5 мая 1979 года.

Писать о нём ещё было не принято, не разрешено… Сегодня – можно. А главное – нужно.

 

Январь-октябрь 2007 года