ФРАГМЕНТЫ ИЗ КУКИ С МАКОЙ
Джон КУКУМБЕР
Государство – это кто?
Жил-был французский аристократ Мишель Монтень. Жил он и был в далеком XVIстолетии, а бессмертие заслужил благодаря тому, что совершил удивительное открытие: оказывается, не только автор создает книгу, но и книга создает автора – она формирует его мышление, очищает его чувства и вообще очень многое там происходит по ходу дела. Позднее, в XIXвеке, доктор философии Карл Маркс придал этому открытию более общий вид: человек изменяется сам, изменяя окружающий его мир. Эти идеи были откровением для своих эпох, а затем стали само собой разумеющимися. Однако по некоторым мыслям того же Монтеня так и напрашивается ликбез на самом высоком уровне.
Мишель Монтень, помимо того, что он написал свои знаменитые «Опыты», был ещё и мэром, государственным деятелем. Казалось бы, уж ему-то и карты в руки – только вкладывай всю свою человеческую умудренность и обаятельность в дела государственные, очеловечивай государство и получай от него, очеловеченного, благотворные обратные импульсы. Один из его соотечественников, живший несколько позднее, так и поступил, прямо и чётко объявив: «Государство – это я!» Но вот что мы читаем у Монтеня: «Нужно, добросовестно играть свою роль, но при этом не забывать, что это всего-навсего роль, которую нам поручили… Господин мэр и Мишель Монтень никогда не были одним и тем же лицом, и между ними всегда пролегала отчётливо обозначенная граница».
Почему же Монтень так ревностно сопротивлялся проявлению своей человеческой уникальности в делах государственного управления? Почему та маска, которую он носил в качестве государственного мужа, была предельно официальна, в то время как в жизни это был очень симпатичный человек? Здесь Монтень ничего неожиданного не открыл, он лишь сформулировал традицию европейского аристократизма, тогда ещё не обрубленную абсолютной монархией. Государство – особая сфера, отличная от жизни, здесь нет и не может быть человека, он предстает здесь как «монарх», «сановник», «подданный» (позднее возникло понятие «гражданин»), но эти роли существуют отдельно от человеческой жизни. Ибо нет ничего более опасного; чем жизнь, которую вдохнули в государство: это делает государство самодовлеющим, подминающим под себя всё живое, и тогда образуется слой людей, ЖИВУЩИХ в государстве, со всеми вытекающими последствиями.
Мне до чрезвычайности умилительно наблюдать на телеэкране, попивая чаёк (когда он есть), как государственные мужи на досуге играют в футбол, кушают крендельки в кругу своих домашних, пишут стихи и мемуары или вовсе валяют дурака, то есть оживляют себя, оживляя окружающий мир. Но когда это вплетается в ткань их государственного существования, когда по ходу заседания высшего законодательного органа страны раздаётся изящный профессорский трёп в стиле лирического отступления или на встрече администраторов идут в ход особо доходчивые обороты из репертуара подгулявшей компании, то мне становится жутко. Не потому, что аристократ Монтень был против этого, а потому, что одухотворённое государство – это очень опасный и непредсказуемый бардак.
1996
_____________________________________________
Сие эссе было написано для газеты «Курьер-2», где я время от времени публиковал серии небольших эссе на всякие редкостные темы под рубрикой «Документ эпохи»; не было напечатано ввиду исчезновения газеты.
Белые тапочки
(военно-промышленный комплекс)
ФИРМА:
Вот вы мечетесь, как угорелые,
И нервишки ни к черту подчас.
Предлагаем вам тапочки белые,
Покупайте их только у нас
Эти тапочки как наденешь ты –
И уже ни забот, ни хлопот.
Наши тапочки, ваши денежки,
Неужели никто не возьмёт?
В нашей фирме всё самое-самое!
Гроб так гроб, а кутья так кутья!
Но с разрядкой одно наказание.
Никакого, представьте, житья.
КЛИЕНТ:
Что нам песни петь упокойные,
Мы и так кучеряво живём.
Даже лысые, даже хворые -
Будем живы!
ФИРМА:
Пока не помрём!
ПРОФСОЮЗ:
Господа! Надо мыслить по-новому,
Профсоюзу позвольте сказать.
Может, ну её, эту штуковину?
Лучше веники будем вязать.
ФИРМА:
Что за глупости! Что за дикости!
Тут ведь жизни и смерти вопрос.
Будут прибыли? Накось выкуси!
Где на веники массовый спрос?!
Только Рейган за фирму заступится.
Это ж именно тот президент.
Первосортную нашу продукцию
Самому ему впору надеть.
РЕЙГАН:
Ах ты, господи, просто эврика!
Ради этого стоило жить.
Будет счастлива вся Америка.
И Европе дадим поносить.
ФИРМА:
Веселитесь и радуйтесь, пайщики.
Наша фирма опять на коне.
Ах вы, тапочки, белые тапочки,
Снова в моде, а значит, в цене.
Эти тапочки как наденешь ты –
Никаких ни забот ни хлопот.
Наши тапочки, ваши денежки,
Неужели никто не возьмёт?
Погода
ПОГОДА:
Кабинеты, коридоры, разговоры, беготня.
Про кого же разговоры? Ну, конечно, про меня.
Слышен голос из народа, от простуды сипловат:
«Что ж ты делаешь, погода?!» Неужели, невпопад?
И череда дождей,
И пелена снегов,
В полуденной жаре
Безоблачная синь,
Меняется узор –
Ты только поспеши,
Ведь это для полей,
И это для лесов,
И это для морей,
И это для пустынь,
И это для озёр,
И это для души.
ЛЮДИ:
Регулярно, планомерно, неустанно, день за днём,
Неизбежно, непременно мы придём, куда идём.
Темпы очень неплохие, дело делаем своё.
Но проклятая стихия! Нету плана на неё!
Вот если бы у нас
Весна была светлей,
Земля была черней,
Воды была мокрей,
Душа была полней,
И больше ничего,
Тогда бы мы как раз
Сплочённей и тесней
И были бы сильней
И жили бы сытней
И пели бы смелей
Ну просто ого-го!
ПОГОДА:
Погляди, какое диво! Что за лето на Руси!
ЛЮДИ:
Вот и вносим коррективы.
А попробуй их внеси.
И в любое время года за погодой глаз да глаз.
Кто же делает погоду, вот такую, как у нас?
Однако ничего!
Наметился просвет!
Погода в самый раз,
Чего ещё желать?
А главное, зачем?
Скажу, как на духу:
А ведь ни у кого
Такой погоды нет!
И только лишь у нас
Такая благодать,
Не сглазить бы совсем,
Добавим: тьфу-тьфу-тьфу!
ПОГОДА:
И в глубинке, и в столице
Подбородки теребя,
На меня начнут молиться,
Не надеясь на себя.
Кулуары, кабинеты,
Разговоры, беготня.
Я одна на всю планету.
Может, хватит про меня?
Лошадь
Позабыты предрассудки и проклятия,
Наступили замечательные дни.
На конюшне утвердилась демократия –
Нет конфликтов меж людьми и лошадьми.
Прежде кучер выражался многоярусно
И смотрел на лошадь этак свысока.
Нынче лошадь весела и жизнерадостна.
Потому что выбирает седока.
Если долго мучиться,
Что-нибудь получится.
Не ругайтесь, господа!
Это ж демократия,
Надо понимать её –
Что, откуда и куда.
КПД у нашей лошади внушителен,
Так зачем изобретать велосипед?
Ну а все-таки кого мы нынче выберем?
Дай нам, лошадь, вразумительный ответ.
«Лично мне вот этот больше импонирует.
В седоки, пожалуй, очень подойдёт».
Наша лошадь не всегда аргументирует,
Но при этом замечательно везёт.
Если долго мучиться,
Что-нибудь получится.
Состязайтесь, господа!
Это ж демократия,
Надо понимать её –
Что, откуда и куда.
Ну и где тут социальное неравенство?
Вон копыта — это те же башмаки.
Наша лошадь расторопна и покладиста,
Потому что может выйти в седоки.
«Тяжело мне под поклажею и ношею.
Может быть, оно и проще — налегке.
Но представьте, я засну сегодня лошадью,
А проснувшись — окажусь на облучке!»
Если долго мучиться,
Что-нибудь получится.
Не лягайтесь, господа!
Это ж демократия,
Надо понимать её –
Что, откуда и куда.
1982 или 1983
Пуп земли
Колумб Америку открыл,
А Чингисхан открыл Европу,
А Мао миру подарил
Глобальной мысли ценный опыт.
У нас планета голубая,
А полюса у ней белы,
Но прямо посреди Китая
Желтеет пуп всея Земли.
Пусть будет сверхдержавами
На нас наточен зуб,
Все хилые, все слабые,
Равнение на пуп!
Ну, кто за нас?
Равняйсь!
Китай — держава номер раз!
Куда важнее обонянья,
А также слуха или зренья,
Важнее даже осязанья
Шестое чувство опупенья.
Над нами реет маоизм, маоизм.
Он укрепляет организм, организм.
В нём всё что есть переплелось
И так чудно отозвалось.
Ветер перемен
Сколько скорби и печали
В нашей жизни непростой.
Как мы все переживали,
Что в стране царит застой.
План развития накрылся,
Пошатнулася мораль.
Нет, не зря у нас сменился
Генеральный секретарь.
Все структуры наполняет
Ветер перемен,
Все структуры обновляет
Ветер перемен.
Ну-ка, кто там в стиле ретро?
Ну-ка, кто там против ветра?
Всех исправит ветер перемен.
«Я считал за аксиому
То, что глупо и смешно.
Мыслить надо по-иному,
А иному не дано.
Но всё так же я задорен,
Всё такой же боевой.
Ты не вейся, чёрный ворон
Над моею головой».
Троцкий, стало быть, Бухарин -
Это хорошо.
Крымский, стало быть, татарин -
Тоже хорошо.
Нынче новая эпоха.
Всё, что раньше было плохо,
Стало очень даже хорошо.
Девочка плачет
Девочка плачет:
Шарик улетел.
Её утешают,
А цены растут.
Армия плачет:
Слишком велика.
Её утешают,
А цены растут.
Плачет трудяга:
Труд пошёл в трубу.
Его утешают,
А цены растут.
Плачет учёный:
Не тому учён.
Его утешают,
А цены растут.
Мафия плачет:
Некуда наглеть.
Её утешают,
А цены растут.
Стрелочник плачет:
Мало погулял.
А девочка знает,
Кто рулевой.
Фигня
Четыре ненастных дня
всё дождь в тайге моросит.
Висит над тайгой фигня,
висит над тайгой, висит.
Туманная пелена
застлала всё до земли.
Спасаюсь я от фигни
четыре ненастных дня.
И ветер свистит в ушах,
и в лапах седой тайги,
и где-то в своих шагах
я слышу твои шаги.
Но ты ко мне не придёшь,
никто не убьёт покой,
и я остаюсь один
всё с той же своей фигнёй.
Уж ты меня извини,
коль в этом моя вина.
Мне там суждено прожить –
в краю, где одна фигня.
И снова сырой табак,
и снова ночь у огня.
Висит над тайгой, висит
четыре ненастных дня –
фигня!
Кулики*
В. Кананину
Прокричали кулики у реки.
За удачу, господа мужики!
Разгоняют сосны сон да туман.
Подставляй-ка свой гранёный стакан.
За удачу, господа мужики.
Это нам кричали там, у реки.
Это нам пора бы выпить давно.
Да глаза уж не глядят на вино.
А глядят глаза во тьму за окном,
Где залиты берега серебром.
Где несутся над рекой кулики.
За удачу, господа мужики.
Что же так взгрустнулось нам, мужикам?
Или, может быть, неполон стакан?
Нам самим себя порой не понять,
А удачу не догнать, не догнать.
Так налей себе хмельное вино.
Не гляди с такой тоской за окно.
Пусть несутся над рекой кулики.
За удачу, господа мужики.
* Сочинилось на пару с Виктором Зиновьевым по прозвищу Батяня.
Сарапульское утопическое пиво*
Фраер к бару выпить пиво
На «тоёте» подкатил,
А за ним в машине «нива»
Киллер опытный следил.
«Ах, и я был фраер юный,
На «тоётах» разъезжал
И сарапульское пиво Пуще прочих уважал!»
Фраер пивом угостился,
Вкусно губы облизал
И под рыбку, и под рюмку
Ещё пива заказал.
А у киллера работа –
Ствол уж надо расчехлить
И глушитель офигенный
На газетке разложить.
Пиво пенится, играет,
Растекается, бодрит.
Глаз у фраера сверкает,
Кровь у киллера кипит.
Всяк проспится и проснётся:
Завтра как бы выходной.
Только киллер не вернётся,
Захлебнувшийся слюной.
* Вместе с Романом Микрюковым
Песнь скрыпача
1
Сальери цели полагает.
Сальери целей достигает.
А Моцарт смыслами живёт
И песни дивные поёт.
2
Летят к Сальери, только свистни,
Целенаправленные мысли,
В них много доводов и числ.
Но есть ли в мыслях этих смысл?
3
А Моцарт вряд ли замечает,
Как смыслом по лбу получает.
Он песню дивную поёт.
С чего бы? Сам не разберёт!
4
И говорит ему Сальери:
«А знаешь, смысл есть только в цели»
Оно, конечно, невпопад,
Но Моцарт выпьет этот яд.
5
Короче, чёрным человеком
Теперь он кружит по аптекам
И в мать и в тридевять земель
Клянёт безропотную цель.
Об авторе. Сергей Семёнович Дерендяев (1951) родился в г. Ижевске, где и проживает до сих пор. После окончания школы №30 поступил на исторический факультет Удмуртского госуниверситета, который не оставил и после получения диплома в 1973 году. Преподавательскую деятельность совместил со «студенческо-сценической», создав театр политической сатиры, и литературной – создавая тексты для постановок. В дальнейшем перешёл на преподавательскую же работу в лицей №44, где и трудится по сей день.
