СЕРДЦЕ ОГНЯ

1

Центральный Вьетнам северо-западней города Кхесань, август 1966 года.

 

Горы вдали напоминали огромную тяжёлую грозовую тучу. Они сливались с мрачным вечерним темнеющим небом, лишь ломаной линией вершин давая понять, что они не призрачные лоскуты водяного пара, а грозный монолит, стена, любому преграждающая путь.

Джунгли покрывали их щербатые спины, словно шерсть гигантского чудовища. Но джунгли дышали, покрикивали и повизгивали, потрескивали иногда. Казалось, никакая сила не могла бы заставить разумного человека ринуться в эти коварные и непредсказуемые дебри. Но такая сила была. И о своём появлении она возвестила стрёкотом вертолётов.

Первые ракеты ударили по окраине деревни, в щепки разнеся маленькую хижину. Небольшой загон, в котором мирно обретались несколько коз, смело волной огня. Затем вертолёты пошли над единственной улицей деревеньки, гремя очередями пулемётов. Пули прошивали насквозь стены убогих крестьянских домишек, настигали выбегавших в панике людей, разрывая их худые тела. Ничто не могло укрыться от этого шквала свинца и огня. Но люди всё же пытались.

Женщины, неся детей, старики, поддерживая друг друга, подростки, пытавшиеся волочить за собой коз и свиней, а потом бросавшие скотину, становившуюся обузой – все бросились вон из деревни с криками и визгом. Мужчин молодых и сильных здесь не было. Как не было и солдат, которые могли бы защитить обезумевших от ужаса крестьян.

Пройдя над деревней чуть не задевая опорами крыши домов, пятёрка вертолётов развернулась.

- Ну что, парни, – раздалось в наушниках пилотов, – погоняем ещё косоглазых?

- Сэр, похоже, тут нет партизан, – последовал неуверенный ответ, – зачем же?..

- Это кто там такой умный?

- «Коршун три», сэр…

- Сербински? А ну вперёд, сержант, и ракетами их!

Более приказ никто не обсуждал. Пятёрка пошла над хижинами, выпуская одну ракету за другой. Они, словно жестокие жадные руки, тянулись к земле и сметали, сжигали, терзали, кромсали…

Люди бежали к деревьям, к джунглям, словно сумрачная чаща своей густой листвой могла защитить их от пуль и снарядов.

В центре деревни ракета прямёхонько угодила в небольшую часовенку, обложенную цветами и фруктами. Небольшая статуэтка какого-то божества, видимо, должного защищать эти домишки и этих людишек, в одно мгновение превратилась в обломки и пыль. Рядом же упало иссечённое осколками тело монаха в оранжевой хламиде. До своей последней секунды этот сухонький, маленький человек стоял перед божеством на коленях, сложив молитвенно руки, и что-то шепча. И вот его отшвырнуло, превратив в кровавое месиво, в котором лишь с огромным трудом можно было бы узнать тело человека.

Бешено вращая винтом, последний вертолёт на мгновение, кажется, завис над разбитой часовенкой, словно желал хорошенько рассмотреть то, что сделал.

Между тем в наушниках слышался менторский тон командира:

- Расслабься, Джек. Даже если здесь и нет вьетконговцев, они наверняка есть поблизости. И эти желтопузые собаки сейчас кинутся к ним. Ну а там нам работы прибавится. Я тоже в первый раз сомневался, а потом они сбили Мак-Бейна. Вот из такой же хибары русской базукой. Соображаешь?

Сербински сглотнул.

- Да, сэр…

- «Коршун четыре», сэр, – раздался третий голос, – косоглазые шлёпают в джунгли. Направление – северо-запад.

- О кей, Мак. Поворачиваем!

Вертолёты веером развернулись над горящей деревней и, прекратив пальбу, пошли вслед за убегающими людьми.

Те бежали беспорядочной толпой, как стадо испуганных зверюшек. Грозные машины прошли над ними, теми, кто ещё не успел добраться до деревьев, и вот внизу замелькали пышные кроны, под которыми мало что можно было разглядеть. Передовой вертолёт развернулся.

- Ещё кружок, парни…

Огромные стальные стрекозы послушно заложили вираж, теперь уже встречая вьетнамских крестьян на краю леса. Вновь загрохотали пулемёты.

Пули вышибали фонтаны земли почти из-под ног бегущих. Падали убитые, раненые.

- Смотрите-ка, парни, они всё равно бегут в эту сторону. Вот бараны!

- Не такие уж и бараны, – ответил капитан, – раз бегут – значит, знают куда. А ну-ка пошли на северо-запад, проверим…

Кроны деревьев отдалились. Машины набрали высоту. Исчезли позади и расчерченное на квадраты чеков рисовое поле, и дымные столбы над свежим пожарищем. Прошло минут десять, не больше, когда капитан вгляделся вперёд, поднеся к глазам бинокль.

- Похоже, я что-то вижу, Грег, а ты?

- Да, впереди что-то… Какие-то… – в голосе пилота слышалось сомнение. – Дома, что ли, каменные?

- База? – послышалось в наушниках.

- К бою…

Джунгли резко оборвались. Впереди, посреди обширного плато, поросшего высокой травой, показалась длинная крепостная стена. Яйцеобразные купола и крыши, похожие на перевёрнутые лодки, возвышались за ней. В центре – площадь, вымощенная плитами, и нечто похожее на округлую чашу бассейна. Площадь квадратная, чаша круглая. Посреди неё – какой-то многорукий древний идол. Аллеи расходились от площади, словно лучи от звезды. Пятёрка сбросила скорость, облетая по периметру это странное место. Никого. Развалины казались призрачными в наступающем сумраке вечера.

- Наверно, какой-то их древний храм, – проговорил Сербински.

- Да, видно здесь дикари молились своим косоглазым богам…

- Не надо так, Грег…

В душе Сербински шевельнулось чувство тревоги и сожаления. Развалины внизу, под брюхом вертолёта, пусть и мёртвые, но величественные, производили удивительное впечатление. Не может быть диким народ, который сумел воздвигнуть ЭТО за сотни лет до того, как янки заложили Белый Дом.

Мысли его оборвал голос в наушниках.

- «Коршун три». Вроде бы движение справа!

- Накрыть! – немедленно приказал капитан.

- Да, сэр!

Рука пилота повела штурвал, палец надавил на гашетку. Пули раскрошили один из зубцов стены.

- Попал? Кого-нибудь видишь?

Вертолёты заложили второй круг.

- Да чёрт его знает! О, что это?

 Над площадью вздыбился огненный столб. И хотя крайний вертолёт был далеко от неё и на приличной высоте, столб мгновенно настиг его и ударил в брюхо. Пламя проглотило машину в один момент.

- Огонь! Огонь! Это их база!

Сербински расширенными глазами наблюдал, как столб огня, словно тело змеи, изогнулся и ударил второй вертолёт. А первый уже, беспорядочно кувыркаясь, падал прямо на развалины. Из кабины вывалился объятый пламенем пилот, за ним – стрелок. Сербински захотелось выстрелить в это огненное нечто, которое вело себя не как обычный огонь, а… Как? Как нечто разумное, жестокое, живое?

Ракеты третьего вертолёта ударили в каменную статую. Пилот «тройки» выпустил все, до последней, но статуя ничуть не пострадала. Огненный столб дрогнул и распался. «Двойка», между тем, превратилась в большой костёр посреди руин.

Оставшиеся три вертолёта, как испуганные птицы, рванулись в разные стороны.

- Это огнемёт! – закричал пилот по имени Мак. – Зенитный огнемёт!

- Я не вижу позиций внизу… – ответил тоже криком пилот четвёртого вертолёта.

Сербински заложил крутой вираж, вглядываясь в землю. И увидел, как что-то засветилось там, словно под ним волновались грозовые тучи, и в их недрах рождалась молния. «Вот позиция…» – пронеслось в его голове, палец сам лёг на гашетку…

- Парни, кончай паниковать! – рычал капитан. – А ну вреже…

На этот раз с земли поднялся не столб огня. Это было тоже пламенем, но больше походило на гигантский клинок. Взмах этого клинка рассёк командирский вертолёт, и голос капитана исчез. Сербински судорожно налёг на штурвал и вывернулся из-под удара, краем глаза всё же заметив, что огонь, исходящий с земли, почему-то не сжигает траву, не трогает камни. Впрочем, какая разница, если вот-вот отправишься к праотцам, и пилот «Тройки» орёт, как полоумный: «Это русские! Валим отсюда!»

Сербински рванул штурвал. Машина послушно пошла вперёд, увеличивая скорость и задирая хвост. Кровь стучала в висках. Через несколько секунд они были уже в паре миль от проклятых развалин.

- Джек, – схватил Сербински за плечо второй пилот, – Джек! Куда мы?

- К чёрту… На базу… – процедил Джек.

 

***

 

Центральный Вьетнам, база ВВС США в Дананге, день спустя.

 

Кабинет бригадного генерала Джексона представлял собой скорее отгороженный несколькими железными шкафами угол в обширном ангаре, нежели нормальный кабинет нормального американского военного, да ещё начальника разведки дивизии. Стол был завален бумагами, из которых, словно одинокая сосна посреди тундры, высовывалась кривая лебединая шея настольной электрической лампы. Впрочем, с темнотой в генеральском углу боролась совсем не она. На шкафу, слева от стола, сиротливо примостилась керосиновая лампа. Огонёк трепыхался в стеклянном колпаке, безуспешно пытаясь хоть что-то осветить.

Хозяин кабинета, недовольно морщась, щёлкал выключателем на подошве настольной лампы. Щёлк, щёлк, щёлк… Ничего от этого не менялось, лампа не загоралась: электричества не было. Снова диверсия на подстанции. А автономный генератор обслуживал только оперативные службы – диспетчерскую, центр связи, ангары с самолетами – то, без чего авиабаза не может считаться авиабазой.

- Чёртовы косоглазые… – послышался недовольный голос, и из-за шкафа метнулся луч карманного фонарика, – небось учились партизанить где-нибудь в Сибири.

- В Сибири они перемёрзли бы, майор, – громко сказал генерал и снова щёлкнул выключателем, – хотя учат их действительно русские.

В проёме между шкафами, представлявшем собою вход в «кабинет», появилась невысокая мускулистая фигура. Карманный фонарик погас, едва его свет отразился от звёзд на погонах генерала. Джексон встал.

- Заходите, Мак-Лайвли. Как дела?

- О`кей, сэр.

- Садитесь. Хочу вам кое-что прокрутить.

Джексон открыл шкаф и вынул из него портативный диктофон, не требовавший питания от сети. Майор послушно сел, сняв фуражку. Следующие несколько секунд он ждал, пока генерал усядется. Джексон делал это обстоятельно. Разместив себя поудобнее, генерал отмотал плёнку до нужного места. Затем из диктофона послышалось:

«Они побежали в лес в направлении север-северо-запад. Капитан приказал проверить джунгли впереди…»

Второй голос, самого генерала:

«Сержант, меня интересует не это. Вы своему начальству будете рассказывать, что и где. Меня интересует, кто и из чего открыл по вам огонь. Вы можете назвать мне тип оружия?»

Снова первый голос, почти мальчишеский, неуверенный:

«Это были огнемёты… – заминка, словно говоривший сам не верит своим словам. – Зенитные…»

«На какой высоте вы находились?»

«Футов триста, сэр…»

«И вы хотите мне сказать, что эти огнемёты способны поражать цели на высоте почти ста метров?»

«Сэр, я… Я видел сам… Сэр…»

Генерал остановил запись.

- Ну дальше всё то же самое. Сержант Джек Сербински, пилот, триста десятый полк.

Майор на мгновение задумался.

- Что за бред, сэр? Зенитные огнемёты? Он бы ещё рассказал про подводные автоматы!

- Это не бред, Мартин, это официальный допрос. И парень в порядке. С ним разбирался врач. И его напарник говорит то же самое. Но главное не это. Главное то, что мы потеряли четырёх новеньких «Кобр», напичканных всякой электронной хреновиной, новейшей, Мартин, хреновиной. И судя по расшифровке самописца на машине Сербински, потеряли всего за пару минут.

В кабинете воцарилось молчание. Майор «переваривал» информацию. С одной стороны – огнемёты, которые бьют на сотню метров в высоту – это чистая белиберда. Но с другой… Мак-Лайвли нахмурился, вспомнив о вьетнамских зенитных ракетах, которые удалось засечь не так давно, и о сбитых на днях Б-52.

- Предполагается, что это русские сувениры?

- Тут предполагать нечего. И несомненно, при них находятся русские советники. Улавливаете?

Майор кивнул, давая понять генералу, что ухватил суть его идеи.

- Раз тут я, то предполагается захват нового секретного оружия и… Русского советника?

- Вы гений, майор, – в голосе Джексона скользнула ирония. – Ваша группа готова?

- Конечно.

- О`кей, у вас сутки. Изучите, как следует, район…

В эту секунду вдруг вспыхнула настольная лампа, тут же перебив хилый свет керосиновой. Джексон даже зажмурился на секунду, как и Мак-Лайвли. А вслед за этим со щелчками стали включаться фонари под куполом ангара, освещая его спартанское убранство, состоявшее из ящиков, контейнеров с амуницией да таких же, как вокруг генеральского стола, железных шкафов, создававших затейливый лабиринт кабинетов дивизионного начальства средней руки.

- Наконец-то! Так-то лучше, – удовлетворённо произнёс генерал и вновь обратился к майору: – Да… изучите, как следует, район. Вероятно, там хватает вьетконговцев. Мы держим всё под наблюдением. Постараюсь задействовать спутник. В любом случае, – он поднялся, давая понять, что разговор окончен, – в любом случае такую новинку они быстро на север не вытащат.

- А если всё же вытащат? – тоже встал Мак-Лайвли.

- Разберёмся…

 

 

2

 

Москва, декабрь 1965 года.

 

Одинокий колокол ударил на макушке невысокой колокольни, удобно примостившейся среди новых построек. Стая голубей взметнулась, словно этот удар был командой на взлет, стартовала с земли и с негромким шелестом крыльев потерялась среди чёрных ветвей деревьев, словно запутавшись в причудливом чёрно-снежном лабиринте.

«Странно, что эта церквушка сохранилась… – пронеслось в его голове. – Наверно и хорошо, хотя… Опиум для народа…»

Невесёлая усмешка тронула его губы, и он медленно побрёл дальше по узкой улочке, коих много в Москве. Некоторые из них, как эта, сохранили не только вот такие незаметные часовенки, но даже свои старинные, как сказали бы раньше, старорежимные названия.

Мороз был невелик. Пар срывался с губ и уносился в небо, присоединяясь, как хотелось бы верить, к пелене низко висевших над городом облаков. Мимо проехала «Волга». Он остановился, посмотрев ей в след, вытащил пачку «Примы», с досадой встряхнул её, обнаружив наличие последней сигареты, которую вынул и сунул в рот. Пачку же, скомкав, швырнул в сторону урны и с досадой увидел, что промахнулся.

- Эх, молодой человек, – раздалось сзади, – что ж вы мусорите-то. А ещё военный…

- Извините, – он обернулся, увидев перед собой типичную московскую старушку, какие считают себя хранительницами самого духа Первопрестольной.

С такой воинственной коренной москвичкой ссориться было, ей Богу, грех. Он шагнул к урне, поднял смятую пачку, аккуратно опустил её в зев чугунного цветка и вытащил зажигалку.

- Ещё раз простите, – от этой случайной мимолётной встречи на душе стало несколько легче. – Не подскажете, где третий корпус?

Женщина поправила пуховую шаль, покрывавшую её голову.

- А что вам там? – тон был строгим. – По делу?

Казалось, ещё мгновение, и бдительная старожилка потребует у него документы.

- Так точно, по делу.

Она вновь измерила его пристальным взглядом, помедлила секунду и, наконец, решительно указала.

- Через двор налево.

- Спасибо, – он улыбнулся, развернулся, прикурил и двинулся в указанную сторону.

А строгая старушка ещё несколько секунд следила за ним, пока молодой военный не скрылся в арке, ведущей во двор.

Звали молодого человека Антон Андреевич Нечаев. Он носил погоны капитана, а на голубых петлицах его шинели поблескивали золотистые крылышки. Быстро и уверенно он пересёк двор и в следующей арке повернул налево. К чему спрашивать дорогу, если сам знаешь её? Наверно для того, чтобы отвлечься…

«Что за дрянь ты куришь? Вот – «Космос» – отличные сигареты!» – всплыл в памяти сам собой голос бывшего друга.

«Ну сам и кури свой «Космос»…»

Антон мотнул головой, словно так можно было отогнать воспоминание, и нерешительно остановился перед домом, поднял глаза, ища знакомые окна, отступил и присел на скамейку, утопавшую в сугробе подле подъезда.

Как там сказал следователь? «Мы выясним все обстоятельства дела…» Ещё бы!

Беседовали в кабинете комполка. Портрет маршала на стене, полное собрание сочинений Ленина в шкафу за стеклом. Вряд ли полковник часто трогал эти тома. Зато вот подшивка «Военно-исторического журнала» была замусолена изрядно.

Следак из военной прокуратуры – тоже полковник – был человечком не простым, старой закалки. На вид лет пятьдесят. Небось, успел послужить в СМЕРШе или ещё где…

- Итак, товарищ капитан, – сказал он, надевая забавные очки в стальной оправе с пружинящими дужками, – вы в тот день должны были совершить тренировочный полёт в группе?

- Так точно, товарищ полковник, – ответил Антон, – должны были отрабатывать слётанность в парах.

- Вы и Степашин, Лыско и Адамян?

- Да… – Нечаев выдохнул это, словно подписал свой приговор.

- Отвечайте по уставу.

- Так точно.

- Лучше, – «одобрил» полковник. – Так почему же, – голос его вдруг стал громким и даже чуть-чуть визгливым, – в паре с Лыско оказался Степашин, а вы – в паре с Адамяном? – он наклонился к Антону, прищурив один глаз – точь-в-точь Феликс Эдмундович. – Что молчим?

- Мы решили поменяться, чтобы лучше отработать слётанность.

- А кто вам позволил? Был приказ командира эскадрильи?

- Нет…

- Командира полка?

- Нет… – это Антон выдохнул ещё тяжелее.

- Может быть, командир дивизии сподобился? Командующий ВВС?

Антон понуро молчал, опустив глаза в пол. Полковник отступил от него, сел за стол, открыл папку с делом.

- Вы отрабатывали приёмы воздушного боя пара на пару?

- Так точно.

- Взлетели в одиннадцать сорок?

- Да…

- Затем начали разлёт и вышли на исходные?

- Да…

- И тут же начали учебную атаку?

Антон поджал губы.

- Самолёт не танк, на рубеже стоять не может.

- А ну-ка сбавь тон, мальчишка!

- Прошу прощения…

Следователь отложил один за другим три листа, исписанных мелким почерком, и поднёс к глазам четвёртый, несколько раз исподлобья посмотрев на Нечаева. Антон глядел в пол. Всё так. Они взлетели, разошлись, развернулись. По вводной – Сашка с Юркой – Лыско со Степашиным – были патрульной группой противника. Они легли на курс, а Нечаев (ведущий) и Адамян (ведомый) пошли на перехват. Для этого поднялись повыше – набрали высоту.

Всё случилось быстро, как и должно быть «в условиях современного воздушного боя». Вот только «МИГ» Юрки кувырнулся и резко сорвался в штопор. С чего? Правильно высказался следак – «выясним все обстоятельства…»

- Какие у вас были отношения с капитаном Степашиным Юрием Петровичем? – вернул Антона к реальности голос полковника.

- Обычные.

- Да? А вот здесь показания майора Верхушина. Ознакомить?

Антон сглотнул. Чего там напоказывал Верхушин, он догадывался.

- А почему вы не спрашиваете о моих отношениях с Верхушиным?

- Это относится к делу?

- С Юркой, простите, с капитаном Степашиным у меня были хорошие отношения, а вот с товарищем майором – наоборот.

- Ставите под сомнение его объективность? – полковник усмехнулся, качая головой. – Неплохой разворот. Только, капитан, все показания на свете субъективны. Объективны только факты, факты и ещё раз факты. Так?

Спорить было не с чем, Антон промолчал. А полковник отложил этот лист и поднял следующий.

- Вот это протокол беседы с гражданкой Степашиной Ларисой Марковной. Известна Вам эта дама? Конечно, вы не можете не знать жену вашего однокашника и друга? Или всё-таки не друга? А вот, – он вытащил из середины папки ещё какую-то бумажку, – справка из районного отдела записей актов гражданского состояния о том, что гражданка Нечаева Лариса Марковна 19 февраля этого года родила мальчика, отцом которого согласно ее пожеланию был записан Степашин Юрий Петрович…

Сигарета обожгла пальцы Антона, и он уронил её в снег. Не накурился. Машинально полез в карман, но вспомнил, что пачка закончилась и покоится в чугунной урне в сотне метров отсюда. У Ларисы конечно же нет сигарет. Он взглянул на окна на третьем этаже. Темнеет в декабре рано. Вот оно, среднее, освещено. Это гостиная. Антон вздохнул. На душе было противно. Он решительно встал и развернулся. Гастроном за углом. А там и сигареты, и водка…

Регистрации их развода с Ларисой и брака с Юркой произошли на одной и той же неделе.

«Как жить будем?» – встретившись утром на аэродроме с Юркой, спросил Антон.

Юрка даже не прятал глаза.

«Жить будем дружно, но без тебя…»

«Сука!» – выдохнул Антон, схватив Юрку за грудки.

Юрка был не слабее. Они сцепились. Антон прижал «Степашку» к борту его же «МИГа». Потом Юрка развернул и прижал к самолёту Антона.

«Эй, парни! Вы что?» – закричал Адамян.

«Гарик, не лезь!» – прорычал Антон и изо всех сил вмазал Юрке в живот, затем получил от него по лицу, и оба упали на бетонный пол ангара.

Но Гарик да и остальные полезли, мгновенно растащив драчунов.

«Падла ты! Скотина! – кричал Антон. – Шею тебе сверну!»

«Сам ты скотина! – отвечал еле удерживаемый товарищами Юрка. – Ты ж её никогда не любил!»

«Зато ты постарался, Ромео драный!..»

«Мотай на свои курсы! Какие ты ещё не закончил? Смызни в академию! Не терпится майором стать? А Ларка – по боку!..»

«Поговори ещё, психолог хренов! Ты у меня жену увёл…»

Комендант аэродрома майор Верхушин, как говорится, «не оставил инцидент без внимания». Рапорт лёг на стол комполка в тот же день. Оргвыводы последовали. Степашина и Нечаева развели по разным эскадрильям, рапорт Нечаева о направлении в академию лёг под сукно.

Купив сигареты, Антон долго стоял возле вино-водочного, словно изучая небогатый ассортимент отдела. Сам не знал, хочется «принять за воротник» или нет. Он не видел, как в дверь магазина вошла молодая женщина в недорогой дохе, остановилась перед стеллажами с хлебом, потом, словно подчиняясь шестому чувству, обернулась, бросив мимолётный взгляд на Антона.

Для зимней Москвы она выглядела, пожалуй, немного странно. Довольно смуглое лицо, скулы и раскосый разрез глаз выдавали в ней уроженку далёкого востока. На голове вместо шапки или платка – голубой шёлковый шарф, совсем не подходящий для русской зимы. Длинные заколки торчали из волос, собранных в клубок на затылке. С лёгким акцентом она попросила батон бородинского, расплатилась и пошла к выходу, не глядя вперёд, укладывая батон и кошелёк в сумку…

В дверях они столкнулись.

- Ёлки бритые!

Антон, поглощённый своими мыслями, недовольно посмотрел на незнакомку. Та отступила, словно испугалась его. А потом тихо сказала что-то не по-русски. Взгляд Антона переменился. Да и все вокруг… Как будто в магазине, да и в мире, вдруг стало намного светлее.

- Простите… – произнёс Антон, открывая перед незнакомкой дверь.

- Ничего, – она смущённо улыбнулась, опустила глаза и выскользнула из магазина.

- Надо же… – посмотрел он ей в след.

 

***

 

Ещё не меньше получаса он бродил вокруг этого дома, курил, наконец решительно подошёл к подъезду, толкнул дверь. Путь на третий этаж показался удивительно долгим. Наконец палец дотронулся до кнопки звонка. «Если дома Евдокия Ивановна, – подумал, – может и не пустить…»

Но дверь открыла Лариса. Несколько секунд она смотрела на Антона. Удивление на её лице быстро сменилось недовольством.

- Ты?

- Я, – а что, можно было ответить по-другому? – Только не надо других банальностей, Лар… Вроде «чего тебе здесь надо?»

Лариса повернулась и навалилась спиной на косяк, перегородив вход в квартиру.

- А что же я должна спросить?

- Как мои дела, например.

- Ну и как же твои дела?

- Я закончу академию через полгода.

- И наконец-то станешь майором! – она скрестила руки на груди.

Антон хмыкнул. Тоска, глодавшая его последнее время, немедленно улетучилась.

- Ну да, виноват я! А Юрка только утешал тебя и заботился в моё отсутствие. Вон на целого пацана назаботился! Нормально. Возвернулся муж из командировки, а у жены в постели лучший друг!

- Не смей трогать его!

- Да, о покойных либо хорошо…

- Ну и свинья же ты, Нечаев. Ну и!..

Не дожидаясь продолжения, Антон развернулся и направился к лестнице.

- Куда же ты? А поругаться?

- Ты знаешь, – остановился он на третьей ступеньке, – к чёрту всё: и ругань, и память. К чёрту, ёлки бритые… – и решительно пошёл вниз.

Выйдя из подъезда, он думал о том, что он идиот. За каким лешим же пёрся через всю Москву? Желал поговорить, помириться? Нет, между ними ничего больше быть не может. Или это чувство вины из-за Юркиной гибели? Но ведь ясно всё – Юрка погиб не из-за него. Маневр был выполнен правильно. Степашинский «МИГ» сорвался из-за технической неисправности.

Комполка вызвал его тогда через несколько дней.

«Закончилась экспертиза «девятки», – сказал он, – неисправность левой турбины…»

«А что же следователь? Он ведь целую теорему доказал!»

«Подведёт тебя когда-нибудь твой длинный язык. Да и нервы должны быть покрепче у будущего генерала…»

«В смысле?»

«Твой рапорт о направлении в академию удовлетворён. А этот случай… – полковник помедлил. – Это заводской брак. Полёты на этой серии пока прекращены. Точно так же мог погибнуть и ты, и Адамян, и кто угодно…»

- Кто угодно, – прошептал Антон, выходя со двора, – кто угодно, а свалился Юрка. Живые виноваты, мертвые – нет.

Он свернул за угол, и тут…

- Ай!

Они столкнулись, и незнакомка, взмахнув руками, еле удержалась на ногах. Антон подхватил её. Сумка выпала из рук девушки и покатилась по снегу.

- Ёлки бритые! – вырвалось у Антона.

Он поднял сумку и вернул её хозяйке. Незнакомка приняла своё имущество, глядя на капитана со странной улыбкой. Впрочем, и он удивился, когда взглянул в её лицо, и медленно проговорил:

- Это вы? Снова?

Она покачала головой.

- Я вижу, у вас привычка – не смотреть на дорогу?

- Ну… Просто… Ей-богу, простите…

- Во второй раз.

 

 

***

 

- Товарищи офицеры!

Громкий голос майора – сегодняшнего дежурного по аудитории – раскатисто пронёсся под сводами обширного учебного зала и потонул в шуме отодвигаемых стульев. Товарищи офицеры, числом не менее полусотни, как один, поднялись из-за столов. В открывшейся двери появились двое. Начальник академии, сверкнув своими генеральскими погонами, отступил, давая дорогу второму, высокому худому человеку с орлиным профилем и цепким взглядом.

- Благодарю, Василий Федотович, – тихо сказал высокий и вошёл в дверь.

Генерал вошёл следом.

- Вольно. Садитесь.

- Вольно! – гаркнул дежурный.

- Вот, – генерал сделал широкий жест, – будущее советской авиации.

- Рад познакомиться, товарищи, – голос высокого был так же высок, чем-то напоминая тенор Козловского, – Иванов Сергей Иванович, профессор.

В руках он держал папку с бумагами, которую, назвавшись, положил на преподавательский стол. Офицеры внимательно смотрели на него и генерала, ожидая продолжения. По плану сейчас у них должна была быть лекция о международном положении, но, похоже, планы только что поменялись.

- Иванов да ещё и Иванович, – прошептал Нечаев. – Да уж!..

- Не жужжи… – ткнул его в бок сосед – капитан Игнатьев.

- Как вам известно, товарищи, в нашей стране не прекращаются исследования и разработки в области обороны, – заговорил генерал, – товарищ Иванов будет вводить вас в курс дела. Думаю, о секретности данной информации напоминать излишне. Вопросы есть?

- Разрешите, товарищ генерал-лейтенант? – поднялся со своего места один из слушателей. – Капитан Ибрагимов. А как же лекция о международном положении?

По аудитории пронёсся иронический вздох.

- Ну точно Дамир в Аннету втрескался, – прошептал Игнатьев.

Между тем начальник академии усмехнулся. Для него, видимо, данный факт тоже не был тайной.

- А вы что, товарищ капитан, плохо осведомлены о международном положении? Или вам достался не самый лучший преподаватель?

- Никак нет, товарищ генерал. Преподаватель хороший.

- Ну и прекрасно. Начинайте, Сергей Иванович.

Дамир сел. Соседи, один за другим, сочувственно, хоть и не без ухмылок, похлопали его по плечу. Генерал развернулся и пошёл к выходу из аудитории, но в дверях задержался.

- Да, товарищи, после занятий попрошу капитанов Нечаева, Игнатьева, Ибрагимова и Сенчука зайти ко мне.

Все четверо вскочили.

- Есть…

Когда, закончив занятие, профессор Иванов вышел, капитан Игнатьев, облегчённо вздохнув, захлопнул тетрадь.

- Хоть сразу не ставь – «совершенно секретно», – сказал он и покосился на Нечаева. – Ты чего такой?

Антон сидел задумчивый, словно происходящее вокруг не имело для него никакого значения, и что-то рисовал на последней странице своего «талмуда». Не ответив на вопрос друга, он спросил его:

- Слушай, Илюха, а тебе какие женщины больше нравятся – европейские или азиатские?

- Та-ак… – Игнатьев встал и заглянул Антону в тетрадь. – Ясно, ещё один советский сокол подбит в любовном поднебесье, – страницу украшали витиеватые узоры с цветами и листьями. – Ну и кто у нас удачливый зенитчик?

Нечаев усмехнулся, закрыл тетрадь, сунул авторучку в нагрудный карман.

- Всё-то ты про всех знаешь. Лучше скажи, зачем нас генерал вызывает?

Илья пожал плечами.

- Сходим и узнаем.

 

 

***

 

После занятий – понятие растяжимое. Однако, только не в академии. Потому по окончании последней лекции капитаны Нечаев, Игнатьев, Ибрагимов и Сенчук, не сговариваясь направились в приёмную. Первым, согласно алфавиту великого и могучего русского языка, к генералу был вызван капитан Ибрагимов. Остальным адъютант генерала предложил чай. Дамир вышел минут через семь, на вопросительные взгляды товарищей не ответил и, одёрнув китель, решительно вышел. Адъютант – майор Севастьянов, слишком серьёзный и слишком солидный для своих лет – тут же повернулся и деловито проговорил:

- Капитан Игнатьев, прошу вас.

- Дим, – наклонился к нему Илья, – а всё-таки в чём дело? Может, в отряд космонавтов, а?.. Я рапорт подавал…

Адъютант насупился и строго взглянул на капитана.

- Товарищ капитан, пройдите.

Илья покачал головой и с видом обречённого на экзекуцию исчез за дверью генеральского кабинета.

- Ну а ты куда рапорт подавал? – тихо спросил Сенчук у Антона.

- Я? Никуда вообще-то.

- Ну-ну…

Нечаев поднялся, прошёлся по красной дорожке, разделявшей приемную на две почти равные части. С одной – генеральская дверь и большой начальственный стол Севастьянова. C другой – ряд стульев для лиц, ожидающих приёма. Савастьянов деловито рылся в своём писарском хозяйстве. Зазвонил телефон.

- Приёмная генерала Строганова, майор Севастьянов слушает… – схватил ручку и блокнот и давай что-то быстро записывать, приговаривая: – Да… Так… Так… Да…

Антон подошёл к окну, за которым не было ничего примечательного, кроме, пожалуй, до жути наглого снегиря, пытавшегося пробиться к чему-то в толпе толстых московских голубей.

Отворилась дверь, и из коридора в приёмную ввалились ещё два офицера с кафедры ПВО.

- Привет! – тут же воскликнул один из них. – А вас тоже вызвали?

- Старший лейтенант Нечипоренко! – укоризненно, хотя и вполголоса, попенял ему Севастьянов и продолжил в трубку: – Да… Так…

ПВО-шники сели рядом с Сенчуком. Послышалось приглушённое:

- Здорово…

- Здорово…

- Че такое?

- Не в курсе…

Потеряв интерес к творившемуся за окном, Антон направился к выходу из приёмной, возле которого как раз и висело большое зеркало. Заложив руки за спину, он остановился перед волшебным стеклом и осмотрел своё отражение. Результат осмотра не слишком-то вдохновлял. То ли звёзд на погонах маловато, то ли орденской планки нет…

Вспомнилась встреча с Ларисой. После которой в душе остался неприятный осадок – чего туда ходил? Не желая больше видеть себя в зеркале, Антон отступил, развернулся и…

И столкнулся с вошедшей в приёмную девушкой.

- Ай! – вскрикнула она.

- О, ёлки бри… – и осёкся, увидев «знакомую незнакомку». – Вы? Не может быть!

- Это уже карма, товарищ капитан, – улыбнулась она.

Мгновение они смотрели друг на друга – высокий блондин в военной форме и хрупкая черноволосая девушка, смуглая уроженка востока.

При виде её и остальные офицеры притихли, буравя застывших у двери Антона и незнакомку любопытными взглядами. Севастьянов в это время положил трубку, подняв голову.

Увидев девушку, улыбнулся, встал и вышел из-за стола, протянув ей руку.

- Здравствуйте, товарищ Динь!

Девушка протянула ему ладонь.

- Я не опоздала?

- Это не важно. Василий Федотович просил немедленно проводить вас к нему. Прошу!

И указал на дверь в кабинет, после чего быстро подошёл к этой двери и учтиво открыл её.

- О! – произнёс Нечипоренко. – А мы, оказывается, и джентльменами можем быть!

- Или… – протянул Сенчук.

Севастьянов закрыл за восточной красавицей товарищем Динь дверь и, поджав губы, наградил молодых офицеров испепеляющим взглядом.

- Не Академия Генштаба, а балаган. Хуже школьников, товарищи!

Нечипоренко состроил невинную физиономию.

- Тогда, может, чаю?..

Последовал новый испепеляющий взгляд майора.

Илья Игнатьев вышел буквально через полминуты. Не произнеся ни звука, он осмотрелся и, сглотнув, быстро вышел вон.

- Да что ж такое-то! – воскликнул капитан Сенчук. – Не отчисляют же там в самом деле!

По физиономии адъютанта было ясно, что не отчисляют, равно как и то, что адъютант, будь его воля, с удовольствием бы отчислял. Но… Он поднялся.

- Товарищи офицеры, остальных прошу вместе.

Кабинет встретил офицеров бархатной тишиной. Портреты Суворова, Кутузова, Брусилова строго смотрели с одной стены. С другой не менее строго взирали Владимир Ильич Ленин и Леонид Ильич Брежнев. Портрет министра обороны стоял на обширном генеральском столе.

Офицеры замерли по стойке «смирно».

Генерал не сидел за своим большим столом. Он удобно устроился в одном из кожаных кресел у противоположной стены. Подле него на длинном кожаном диване сидела товарищ Динь. Как только офицеры вошли, Василий Федотович встал.

- А где танкисты?

- У них занятия до шести, товарищ генерал-лейтенант! – раздался из-за спин слушателей голос адъютанта.

- Ну что ж, значит, с ними позже, – он обернулся к девушке, – не заставлять же вас столько ждать.

- Что вы? Мне совсем не трудно, – произнесла она, поднимаясь.

- Сидите, сидите… Свободен, – это он адъютанту.

Севастьянов вышел.

Несколько секунд Строганов внимательно изучал лица молодых людей, словно пытаясь проникнуть сквозь них в мозг каждого. Затем подошёл к своему столу, открыл ящик, достал несколько листов.

- Товарищи офицеры, это ваши характеристики, – помедлив, добавил: – Хорошие… Нечаев, твоя похуже будет, но у тебя прекрасные результаты в учёбе. Итак, товарищи, вы знаете что такое Вьетнам? Рахимбаев?

Старший лейтенант Рахимбаев выступил вперёд.

- Страна на полуострове Индокитай. Древнее государство, в настоящее время насильственно разделённое на две части. В северной существует признанная Демократическая Республика Вьетнам, строящая социализм под руководством Партии Трудящихся Вьетнама. В южной части – марионеточное государство Южный Вьетнам, которое в данное время используется американской военщиной для агрессии против Демократической Республики Вьетнам.

- Политинформация на пять, – одобрил генерал; Рахимбаев сделал шаг назад, словно вернулся в строй; генерал продолжал, медленно идя мимо офицеров: – Да, вьетнамский народ ведёт тяжелейшую войну. И наш долг помогать братскому вьетнамскому народу. Верно? – остановился он напротив Нечипоренко.

- Так точно, товарищ генерал! – ответит тот.

- Точно, точно. Итак, товарищи, наше оружие, самое современное, сражается за свободу Вьетнама. Но любым оружием нужно уметь владеть. А этим наши вьетнамские друзья не всегда могут похвастаться. Мужества им хватает, а вот знания… И наш долг поделиться с вьетнамскими товарищами этими знаниями. Так, Сенчук? – повернулся он к капитану.

- Так точно, товарищ генерал!

- Орёл, – ткнул его в плечо генерал. – А чтобы можно было делиться знаниями, нужно что? Нечаев.

- Нужны знания, товарищ генерал.

- Ну! Само собой. Кстати, что это у тебя за история с разводом? Личная жизнь офицера – дело государственное.

Антон на мгновение опешил, потом набрал было воздуха в грудь, чтобы ответить, но Строганов жестом остановил его.

- Ладно, после разберёмся. Нужно, капитан, владеть языком союзника. У вас немецкий и?..

- Английский, товарищ генерал.

- А не вьетнамский. У вас, товарищи, я знаю, тоже. Было бы легче с французским, но… Прошу знакомиться, – он посторонился, указав на гостью своего кабинета. – Товарищ Нгуен Ли Динь. Кандидат филологических наук, ваш инструктор по языку.

- Разрешите вопрос, товарищ генерал, – произнёс Антон.

- Да.

- Это значит, нас направят?.. – дальше он говорить не решился.

- Это значит, возможно, – проговорил Строганов. – Решение будет приниматься по каждому индивидуально. С расписанием занятий вас ознакомит товарищ Динь.

 

 

3

 

База ВВС США в Дананге, август 1966 года.

 

Тропическое солнце не бывает милосердным. Мак-Лайвли поправил широкополую панаму, одёрнул портупею и развернулся к своим парням. Их было десять. Сам майор – одиннадцатый. Его придирчивый взгляд скользнул по фигурам в пёстром камуфляже. Они хотя и выстроились в шеренгу, но с первого взгляда мало походили на солдат великой державы, разве что форма да оружие, а так – натуральные пираты с размалёванными рожами. Не хватает только одноногого капитана с попугаем на плече.

Медленно, пожёвывая сигару, капитан Мартин Мак-Лайвли пошёл вдоль строя. Его заместитель лейтенант Аарон Грин по прозвищу «Эйр» – «воздух» следовал за ним.

Сержанты – Эдвардс, Паркс, Меддог – три амбала с пулемётами. Капрал Ной, Джеферсон Ной (гордо звучит) с неизменной рацией за спиной. Рядовые Шмидт, Такер, Фарли, Сантьяго – все земляки, все снайперы, только снайперская винтовка у одного Такера, у остальных – М-16, как положено. В группе должен быть один штатный снайпер. Последним стоял новичок – рядовой Сальгари. Мак-Лайвли поморщился: больше похож на вяленую селёдку. Прикомандировали, мать его. Но переводчик нужен, как ни крути…

Майор остановился и обернулся к Эдвардсу.

- Опять бейсболка, Том?

- Так удобнее, Мак, – осклабился сержант.

- Скажешь об этом тому косоглазому, который вышибет твои дурные мозги.

Эдвардс поморщился, но бейсболку снял и сунул в карман, а на её место водрузил положенную каску.

Следующим под взгляд командира попал Ной. Его лоснящаяся шоколадно-коричневая физиономия не выражала ничего, кроме бесконечного равнодушия ко всему на свете. Ной жевал резинку. Если хотите представить себе типичного «янки», он будет скорей всего именно таким – в защитном жилете, светло-зелёной футболке, с М-16 на груди и жвачкой во рту. Правда, он обязательно будет белым. Майор не испытывал, как многие его белые сограждане, неприязни к чёрным, но и особой любовью к ним не горел. Просто Джеф Ной – классный радист, и руки у него не из задницы растут, к тому же они вместе побывали и там, и сям, кроша узкоглазых. И всё же…

- Рация в норме?

- Все О`кей, сэр. Как обычно…

Мак-Лайвли кивнул.

В ушах всё ещё стоял голос генерала. За пару часов до этого Джексон снова говорил с майором, только на этот раз он сам явился в палатку к разведгруппе, так её называли, видимо, в целях секретности. Хотя и так вся база знала, что Мак-Лайвли и его банда – что-то вроде личной гвардии бригадного генерала.

Несколько минут генерал наблюдал за тем, как они готовятся, чистят свои «игрушки», снаряжают магазины и ленты. У лейтенанта Грина трофейный «Калашников». Грин вообще со странностями: носит «Кольт» в ковбойской кобуре, а над кроватью, как сувениры, повесил портрет Хо Ши Мина и трофейный русский ППШ, сильно смахивающий на «Томми-ган» какого-нибудь чикагского мафиози.

- Два часа назад пропал связной «Мак-Доннел–Дуглас», и в том же районе, – отозвав майора, сказал генерал. – Но самое скверное – это доклад, который мне передали только что. Наши штабные крысы попросту не знали, что с ним делать. Это доклад некоего майора Фицжеральда, командира звена «Фантомов». Вот… – генерал протянул майору бумагу.

Тот пробежал текст глазами. Лётчик писал, что вчера эскадрилья прикрывала группу бомбардировщиков и возвращалась после налёта на Хайфон. Сначала вроде ничего особенного, но дойдя до слов: «Неожиданно огненный смерч рассёк облако и поразил машину лейтенанта Смита», – Мак-Лайвли поднял на генерала удивлённые глаза.

- Они прикрывали бомбардировщики, значит… Шли на высоте несколько тысяч футов!

- Улавливаете? – Джексон совсем не по-генеральски присел на край лёгкого алюминиевого стола, который жалобно скрипнул под начальственной задницей.

Мак-Лайвли читал дальше и не верил своим глазам: «…мы совершили маневр уклонения, но это ничего не дало. Огнём с земли накрыло машину лейтенанта Фаренгейта (бортовой код «NG-234») и один из бомбардировщиков. Радары не засекли на земле никаких позиций противника. Потому, не отвечая на огонь, мы включили форсаж и на сверхзвуке ушли в сторону Дананга».

Майор перечитал текст ещё раз.

- Заучить пробуете? – Джексон забрал доклад Фицжеральда и сунул в свою папку.

- «Ирокезы» пойдут на небольшой высоте. И что же помешает ЭТОМУ сбить мою группу?

Майор стоял перед генералом «вольно», заложив руки за спину. Парни продолжали заниматься своими делами. Из радиоприёмника на тумбочке Фарли лилась мелодия – что-то из «Битлов». Джексон заговорил, словно не слышал вопроса Мак-Лайвли:

- Мои аналитики поработали над этим делом. Всё началось максимум – два-три дня назад и происходит в районе центрального горного массива Чыонгшон, – Джексон развернул планшет с картой. – Довольно локально, вот, это плато. Знакомо?

- Да, сэр, мы изучали район. Пара мелких рек, джунгли довольно редкие, не то, что севернее. Деревень почти не осталось. Какие-то древние развалины в центре плато.

- Бутылочное горло между горами и морем. До берега около двадцати миль. А до «Тропы Хо Ши Мина» – не больше трёх. Правда, спутник толком ничего не засёк, но вернее всего, что желто-красные там так и шастают.

- Моим парням не привыкать.

- Знаю, но вы не воевать туда отправляетесь. Я уже проинструктировал пилотов и вам уточняю задачу. Вы зайдёте со стороны залива и высадитесь севернее 17-й параллели. Нужно раздобыть информацию, осмотреться и только потом соваться на место.

- О`кей, генерал, сэр.

Джексон поправил солнцезащитные очки, не способные, впрочем, скрыть его пронзительный, как шило, взгляд.

- Мне нужен этот огнемёт, майор. Или что там у них?..

И вот наступил час «Ч», минута «М». Они стоят перед вертолётами. Грин с «Калашом», Ной с рацией, остальные… Рядовой Филл Фарли, меломан чёртов, наушники нацепил.

- Фарли, убери приёмник.

- Да он выключен, сэр.

- Заткнись и выполняй!

- Да, сэр… – Фарли с явным неудовольствием стащил наушники и отправил их в один из многочисленных карманов.

Взгляд майора перешёл на соседа Фарли по строю.

- Дик, презервативы не забыл?

- А то будет, как в прошлый раз, – гаркнул Эдвардс.

Парни заржали. Сержант Дик Меддог слишком охоч до женщин. «Мы не расисты, Дик, – говаривали ему иной раз, – но эти вьетнамки… Это ж извращение какое-то…» На что Меддог скалился и отвечал, что бабы они и здесь бабы, и некоторые очень многое умеют, если захотят. Последнее его похождение, правда, закончилось в дивизионном госпитале у венеролога. Но это, похоже, мало расстроило любвеобильного алабамца.

- На черта? – изрёк он, осклабившись. – Нужно не только получать удовольствие, но и плодить демократию.

- Ага… – не унимался Эдвардс. – Скоро тут места не будет от маленьких алабамских демократиков.

Снова взрыв гогота. Майор отбросил окурок сигары.

- Отставить ржач, болваны! К вертолётам бегом… Марш!

 

 

***

 

Центральный Вьетнам северо-западней города Кхесань, август 1966 года.

 

Вертолёты, как и приказал Джексон, сначала взяли курс на север и ушли на несколько миль от берега, обходя искомый район стороной. Задумчиво глядя на карту, Мак-Лайвли спрашивал себя, почему генерал приказал сделать такой крюк? Неужели он так боится этого нового секретного «сувенира» русских. В том, что «сувенир» – подарок косоглазым от «советов», майор ни секунды не сомневался. А может?..

- О чём задумался, Гарри? – ткнул его прикладом «Калаша» Грин.

- Да так…

- Ну, мне мозги можешь не пудрить. Решаешь, какого чёрта мы делаем над заливом, а?

- Исполняем приказ.

- Ага… вот что я тебе скажу, командир, – это всё наш «весёлый Джей-Джи», – так в дивизии прозвали Джексона – по первым буквам «GeneralJackson» – «Джей-Джи». – Ставлю «двадцатку», что в штабе ни одна морда не в курсе, куда и зачем он нас послал.

- Думаешь?

- Держу пари…

- Отвечаю, – вдруг присоединился к разговору Дик Меддог.

- Ты что, веришь нашему «Джей-Джи»?

- Нет, спорить люблю.

- Ну и дурак, – это уже произнёс Эдвардс. – Если вернёмся, хрен ты узнаешь правду. А если не вернёмся…

- Прикуси язык, Том! Я ещё в Вегас скататься хочу! – бросил Грин.

Ной сидел, прислонившись спиной к стенке, лениво постукивая пальцами по рации, которую водрузил себе на колени. Глаза его были прикрыты.

Под брюхом вертолёта сверкала рябью поверхность воды. Гудел мотор. Чуть впереди, держа высоту шестьдесят футов, летела «Кобра» охранения. Чуть позади – второй десантный «Ирокез» и вторая «Кобра».

Мак-Лайвли вновь посмотрел на карту. Искомый район был отмечен штрихами красным карандашом…

До заката осталось не так долго. Солнце висело над горизонтом справа. Значит курс всё ещё – на север. Иных ориентиров, кроме солнца над морем, нет, так что… И вот оно медленно начинает перемещаться за хвост вертолёта. Четвёрка делает поворот.

- Готовность – полчаса, – произнёс пилот.

Майор кивнул в ответ.

Высадка прошла в штатном режиме. Сбросили с бортов тросы, съехали по ним на землю. Напоследок пилот «Ирокеза» махнул майору рукой. И вот уже гул моторов затих в наступающих сумерках.

Мак-Лайвли осветил карту карманным фонариком.

- Если этот вертун ничего не напутал, мы в десяти милях от плато.

Грин хмыкнул.

- Хорошо, чтобы не напутал.

- О`кей, парни… – Мак-Лайвли спрятал карту. – Направление юго-запад. Грин, Такер, Фарли – впереди веером. Эдвардс и Ной – замыкают. Глядите по сторонам. Сами знаете этих желтопузых.

- О`кей… О`кей… – послышалось в ответ.

Не по уставу, конечно, но какого чёрта вспоминать устав именно сейчас?

Группа начала марш. Сначала осторожничали, но вскоре, убедившись, что вокруг вьетконговцев нет, а джунгли живут своей обычной дикой жизнью, пошли уверенней и быстрей.

Когда стемнело, майор остановил группу, объявив привал десять минут. Ной уселся под деревом, включил свой агрегат на приём и начал «прочёсывать» эфир. Ручка настройки медленно вращалась под его пальцами, лоб наморщен. От безразличия не осталось и следа.

Грин, не дожидаясь приказа, выслал четверых рядовых в охранение, при том попеняв Джо Сантьяго, что тот опять «жрёт эту дрянь» – шоколадный батончик.

Майор присел подле Ноя.

- Ну?

- Хрень какая-то, Гарри, – отозвался капрал, – пусто. У меня радиус сканирования больше двадцати миль.

- Ну… – поднял брови Мак-Лайвли, – мы же в чистой зоне.

Ной скривил губы в ухмылке.

- Жене ври, что шары катал… – вечная присказка капрала. – Кто это соблюдает чистую зону?

«Чистой» парни прозвали демилитаризованную зону – буфер между севером и югом, – образованную по договору тысяча девятьсот мохнатого года, на который все – и Сайгон, и Ханой – давно уже положили с прибором. Ну и Вашингтон, естественно.

К ним подошёл Грин. Он слышал последние слова капрала.

- Это точно… В миле отсюда по карте дорога. Может туда свернём? Встретим кого, расспросим?

- Надо будет, свернём. А пока…

Ной вдруг напрягся, схватившись за наушник, словно в ухе «стреляло».

- Есть…

- Дай… – и взяв у него наушники, майор приставил их к уху.

В миниатюрном динамике отчётливо слышалась вьетнамская речь.

- Сальгари! – вскинул руку Мак-Лайвли.

Рядовой Сальгари подбежал к ним.

- Я, сэр.

Он был самым неуклюжим в группе, очкастый студент-латинос, изучавший восточные языки в каком-то колледже для латиносов в Калифорнии.

- Переводи этот жабий язык… – сунул ему наушники Мак-Лайвли.

Сальгари вслушался.

- Ну… – пихнул его в загривок Грин.

- Э-э-э… Какой-то диалект… Много слов на лао… Сейчас… Это подполковник Хонг из тридцатого батальона. Батальон сопровождения… Идёт из Кхесана… Ничего не понимаю, – он воззрился на майора, – Кхесан южнее 17-й параллели!

- Переводи, академик… – снова ткнул его лейтенант.

- О`кей, О`кей… – Сальгари деловито наморщил лоб. – Они кого-то ищут…

- Уж не нас ли? – произнёс Ной.

- Нет… Отвечает какой-то ротный командир… Это… Это… Это связано с огнём. Какие-то души или демоны…

- Секретный код, – уверенно сказал Ной.

Сальгари в сомнении покачал головой.

- Я не всё понимаю… Что-то о добровольцах… Замолчали.

- Да! – Грин стукнул кулаком по стволу дерева. – Русский огнемёт здесь. Это «Пурпурное сердце», не меньше.

- Не говори «гоп»… – Мак-Лайвли потёр щёку. – Если это русский огнемёт, какого чёрта они его ищут? Митч, ты точно перевёл? Ищут?

- Ну… – Сальгари неуверенно пожал плечами. – Я же говорю – варварский диалект. Очень отличается от литературного вьетнамского.

- У них ещё и литературный есть?! – хмыкнул лейтенант.

- Заткнись, Грин. Дай подумать…

Воцарилось молчание. В нескольких метрах полыхнул огонёк зажигалки. Эдвардс закурил. Стоило бы его одёрнуть – демаскирует привал, но майор словно и не заметил этого. Наконец он забрал наушники у Сальгари, приставил на мгновение к уху, словно желая убедиться, что вьетнамцы действительно замолчали, и сунул их Ною.

- Джеф, сможешь взять пеленг и определить расстояние?

- Когда снова заговорят.

- Ты что, хочешь взять пленного? – глаза Грина даже сверкнули в азарте.

- И допросить, – сказал Мак-Лайвли.

- Там же целый батальон… – прошептал Сальгари.

- Тебя кто спрашивает, сопля калифорнийская? – грозно проговорил лейтенант. – А ну пшел отдыхать!

- Да, сэр…

Потупив глаза и втянув голову в плечи, Сальгари быстро удалился и присел рядом с остальными солдатами, в сторонке от радиста и командиров. Майор проводил рядового взглядом.

- Тогда привал десять минут отменяется. Следи за эфиром, Джеф, – Ной кивнул. – А остальным… – удивлённый возглас перебил его.

- Вот дерьмо! – воскликнул Дик Меддог.

- Чего это? Молния? – привстал сержант Паркс.

Их лица, как и лица остальных, осветило неяркое багровое сияние.

Вдалеке, километрах в пятнадцати на восток, там, куда направлялась группа, над кронами деревьев вздыбился высоченный и при этом узкий, как лезвие клинка, столб огня. Словно кто-то огромный швырнул в небо исполинский шест, охваченный пламенем. Пламя струилось по нему, облизывая, и тянулось ввысь. Это продолжалось не более нескольких секунд. Затем столб рассыпался, огонь растворился в воздухе. А с неба, оттуда, куда он тянулся, кувырком полетел какой-то горящий клубок. Отсюда он казался маленьким.

Мак-Лайвли вскинул бинокль. Мгновение ушло на то, чтобы поймать клубок в окуляры. Грин сделал то же.

- Чтоб твою мать… – вырвалось у лейтенанта. – Самолёт!

- Наш? – Ной привстал.

- Нет, кубинский… Тупеешь на глазах, Джеф!

- Это русский огнемёт? – обернулся к командирам Эдвардс.

- Ещё один… – Грин сплюнул. – Нет, это Гудини пёрнул!

- Заткнитесь все! – прикрикнул на них майор и добавил вполголоса, словно говорил сам с собой: – Вот, джентльмены, теперь мы знаем что и где искать. Джеф, пошли доклад генералу.

 

 

4

 

Москва, декабрь 1965 года.

 

Одиночество не свойственно человеку. Оставшись один, он теряет ориентацию во времени и пространстве и медленно сходит с ума, одолеваемый собственными глупыми мыслями, обречённый на общение лишь с самим собой. Так стоячая вода превращается со временем в болото, если у неё нет возможности течь…

- Мне иногда кажется, что в Ханое я была бы чужой…

- Почему?

- Не знаю. Может потому, что здесь я слишком своя.

- На занятиях по психологии нас натаскивали на блокирование негативных мыслей и дурацких сомнений. Это непозволительная роскошь в бою.

- Да, наверно.

Антон провёл рукой по её обнажённой спине. Динь сидела на постели и смотрела в окно, за которым кружился снег, такой привычный для неё и такой экзотический для её народа. Она снова вздохнула. Антон оторвал голову от подушки, поднялся и обнял её.

- Опять сомнения и мысли?

- Как без них? Я мыслю, значит, я существую…

- О-о-о, да ты окончательно поумнела. А ну, отставить!

И он поцеловал девушку в плечо, потом в шею, в щёку… Она вдруг отстранилась.

- Ты чего?

- Ничего. Я не хочу.

- Так, – Антон выпустил её, весело улыбнулся и откинулся на постель, плюхнувшись на спину, отчего старые пружины дивана обиженно заскрипели, – так, первый способ блокирования негативных мыслей дал сбой. Попробуем другой.

Динь дёрнула плечиком.

- Так это у тебя способы такие! Надеюсь, практических занятий по этим способам у тебя с преподавателем не было.

- Ужалила, да?

- А хотя бы и так, – она встала с дивана, подхватила со стула синий шёлковый халат, расшитый драконами, накинула его на себя. От меланхолии не осталось и следа.

- Ну вот – второй способ более эффективен, – лукаво произнёс Антон, – Динь – это по-вьетнамски что?

- Небольшой храм в деревне. Там собирают обычно всех божественных покровителей села… Всех, кто помогает и защищает. Будду, бодхисатв, духов, тени предков… А ещё так называют розовую орхидею… – задумчиво произнесла она и вдруг спросила подозрительно: – Второй способ, да?

- Разговор, лёгкая пикировка. Шутка бодрит, как хороший чай. Кстати, о чае… Третий способ – заняться каким-нибудь делом. Например, заварить для мужчины чай.

Наконец и Динь улыбнулась.

- Во всех вас есть что-то от эксплуататоров, – и направилась на кухню.

Антон проговорил ей вслед:

- Когда эксплуатация взаимная, это зовётся любовью и дружбой.

На кухне вспыхнул свет. Послышался звон посуды. Антон встал, подошёл к окну. За стеклом спала Москва. Конечно, не вся. Вот прокатилась по улице снегоуборочная машина. Она убирала с дороги снег, а облака сыпали его с неба. «Нормальный мартышкин труд», – усмехнулся Нечаев.

Вдруг в голову пришла мысль: «А ведь Лариса живёт в двух шагах отсюда». Он поджал губы. Кольнуло в душе.

Уроки вьетнамского оказались бы весьма занудными, если бы не Нгуен Ли. Объяснив принципы лексики и грамматики языка, оперируя при этом сложными, как выразился Нечипоренко, трёхэтажными терминами, она быстро перешла на простой разговорный язык. Совсем не так, как в обычной методике – учи слова, учи слова… Сначала она заставляла своих учеников конструировать вьетнамские фразы по-русски. А уж потом вместе с учениками переводила их на вьетнамский язык. Это оказалось интересно, увлекательно. И чужие, звучащие так непривычно для русского уха слова древнего языка Вьетов, запоминались сами собой. Уже к шестому занятию слушатели (Антон во всяком случае) могли сносно поддержать короткую беседу о том, как пройти куда-то, например. Или заказать пару блюд в ресторане.

А ещё товарищ Динь вдохновенно, отвлекаясь от темы занятия, могла долго рассказывать о Вьетнаме.

- Наша страна – это как коромысло с двумя корзинами, – сказала как-то раз она, и при этом лицо её словно осветилось изнутри. – Одна наполнена фруктами и рисом, другая – золотом и нефритом, – говорила загадочно и почти торжественно и вдруг остановилась, словно опомнилась… Или волшебный дух… вспорхнул, как бабочка, и покинул её.

- Почему коромысло? – удивился Дамир Ибрагимов.

Она мгновение удивлённо смотрела на капитана.

- Разве не понятно? Взгляните на карту. Север и юг и узкая полоска земли между ними…

Дамир нахмурился, словно мальчишка, обиженный тем, что над ним хотят подшутить. Перед ним лежал учебник со схематической картой Вьетнама на обложке. Тут же, кстати, был изображён вьетнамский крестьянин с коромыслом – прямым, с двумя похожими на большие воронки корзинами.

- Какое ж это коромысло? Вертикальное?

- Ну ты, блин, капитан, даёшь! – воскликнул Нечипоренко. – Забыл что ли, что на картах не всегда были север сверху, восток справа. Поверни, – и сам повернул книгу. – Я прав, товарищ Динь?

В другой раз Нгуен Ли вдруг заговорила о древней легенде про создательницу мира – Золотую черепаху.

- Колышутся, собираются волны, – и вновь лицо её преобразилось, – всплывает Золотая черепаха. На спине её – три горы. Набегают волны, облизывают разрисованный панцирь. Мерно двигаются четыре лапы. Глаза вглядываются в высокий берег. Изо рта вытекает пена и струйки воды. Подняла голову Золотая черепаха, кланяется золотому солнечному венцу. И скрывается в волнах, и уносится стремглав…

Сначала она прочитала это на вьетнамском. Антон понял только то, что речь идёт о море и береге. Перевод удивил его своей таинственной величавой красотой. И тем же вечером он обосновался в библиотеке…

В этот день Антон долго слонялся по столице. Форму сменил на «гражданку», чтоб не выглядеть белой вороной. В голове роились образы древних божеств земли Вьетов – благие духи, Чёрный Господин, Принцесса Льеу Хань… Дракон и Фея – прародители народа Вьет… Совершенномудрый Нгок Хоанга, Яшмовый властитель, образ которого – как написал автор монографии – плавно сливается в сознании вьетов с образом Конфуция.

«Как его звали, этого профессора? – нахмурился Антон. – Нгуен Зи Хинь? – и тут же вспомнил лицо товарища Динь. – Может, он её родственник?..»

Особенно почему-то запомнилась одна легенда – о духе ярости огня. Изложена она была кратко, даже скупо, и не раз повторялось, что имени этого духа-демона произносить вслух нельзя, чтобы не накликать беду, не призвать его к себе. Удачливый вор, хитрый крестьянский сын Фу Лан лукавством и обманом заполучил чудесный несгорающий уголёк. На нём можно было мгновенно приготовить еду, с его помощью можно было обогреться в любую стужу даже на вершине горы. Но самое главное – уголёк сделал его непобедимым. В бою Фу Лан мог наслать на врага волны огня. Так он стал великим воином. Только не знал Фу Лан, что уголёк этот – кусочек сердца демона. И взамен могуществу, он каждый день отдавал огню частичку своей души и своего разума. До тех пор, пока не отдал всё. Фу Лан перестал отличать небо от земли, людей от зверей, врагов от друзей, любовь от ненависти. Ему казалось, что он творит добро, тогда как он творил страшное зло. Как огонь, который может защитить и обогреть, но если не следить за ним, дать ему волю… Словом, демон ярости огня пожрал Фу Лана изнутри, и ничто не могло спасти воина…

Размышляя об этом древнем сказании, о том, что философский смысл его не слишком оригинален в принципе, но для древнего мифа… Антон и сам не заметил, как оказался на той самой улице, у того самого магазина. Он даже удивился этому, оглядываясь по сторонам.

На этот раз заходить за сигаретами не было никакой необходимости – полная пачка покоилась в кармане, – но он таки толкнул дверь гастронома. Конечно, глупо было надеяться, что загадочная красавица-учительница снова столкнётся с ним тут. В душе посмеиваясь над собой, он прошёлся вдоль прилавков и направился к выходу. И тут случилось чудо. В гастроном вошла Нгуен Ли Динь.

Секунду они смотрели друг на друга.

- Товарищ капитан?

- На вопрос «что я тут делаю» отвечать нужно?

Она промолчала, лишь печально улыбнувшись, и обойдя его, направилась к хлебному отделу. Антон секунду помедлил, позволив девушке отойти на несколько шагов, затем догнал её.

- Простите, если я нахален.

- Это черта любого военного.

- Послезавтра Новый год. Вы будете встречать его с семьёй?

И снова губы её тронула улыбка.

- У меня нет семьи. Я не замужем, если вы это хотели знать.

- Да, хотел.

- И потом… – и тут она перешла на вьетнамский. А договорив, испытующе посмотрела на Антона.

Антон кивнул.

- Я знаю, что по вьетнамскому календарю Новый год – через месяц. Тьет…

- Тет… – поправила Нгуен Ли. – Французы любили каламбурить насчёт «тет-а-тет».

Уже на улице он наконец спросил, скорее так, для поддержания разговора:

- Нгуен Зи Хинь, профессор – ваш родственник?

- Вы знаете Нгуен Зи Хиня? – с неподдельным удивлением спросила Динь. – Надо же!

- Ну… Если направят ТУДА, нужно хоть что-то знать…

Услышав это, Нгуен Ли вдруг помрачнела.

- Туда… Если бы не война, вы никогда не узнали бы о Нгуен Зи Хине и его книге. Вы представляете, что сейчас ТАМ? Я уезжала из-под огня. Высокопарно звучит, правда? – голос девушки дрогнул.

И тут Антон позволил себе обнять её.

Человек не должен быть один. Это противоестественно.

Послышался шорох шагов. Динь вернулась в комнату, неся поднос с двумя пиалами и заварочным, из тёмной глины, вьетнамским чайничком.

- Все по-разному заваривают чай, – заговорила она, ставя поднос на низкий столик, опускаясь перед ним на колени и разворачивая шёлковую салфетку. – Китайцы считают, что только они умеют его заваривать, японцы с ними не согласны, я уже не говорю о корейцах. Англичане пьют чай с коровьим молоком. Ужас!.. А русский чай я поначалу вообще пить не могла. Настоящий чай надо заваривать на дождевой воде, а её кипятить на углях пальмового дерева.

Антон слушал и не слышал её. Воспоминания всё ещё душили его – Лариса, Юрка, разбившийся «МИГ», следователь…

Динь, улыбаясь, щебетала, как птичка, накладывая чай в пиалы. Потом из небольшого расшитого диковинными цветами мешочка извлекла засушенные лепестки розы и жасмина и смешала их с чаем. Делая это, она буквально наполнялась радостью. С журчанием в пиалы полился кипяток, и по комнате вместе с паром поплыл тонкий чудный аромат. Динь накрыла одну пиалу бамбуковой дощечкой с иероглифами.

- А Нгуен – это такая же частая фамилия, как Иванов. Нгуен – это княжеский род, который правил у нас больше четырёхсот лет. Нгуены победили в войне с Китаем. Все воины тогда взяли себе имя Нгуен. Потому я и просила называть меня товарищ Динь… Это как колокольчик… – обернулась, чтобы взглянуть на Антона, и… Вторая бамбуковая крышка замерла в её руках. Девушка спросила тревожно: – Что с тобой?

- Ничего, ничего… – нахмурился Антон, всё так же глядя в окно, за которым кружился в торжественном танце хоровод снежинок.

Динь отставила чай, поднялась, подошла к нему, развернула, заглянув в глаза. И увидела, да, именно увидела, как печальные мысли заползают в душу Антона. И тогда она провела рукой по его щеке.

- Способ номер один избавления от тягостных мыслей, – потянулась к нему и коснулась своими губами его губ.

 

 

***

 

Москва, конец марта 1966 года.

 

- Здравия желаю, товарищ полковник.

- А, Нечаев, – полковник оторвался от бумаг, – садись.

В этот маленький кабинет простые слушатели академии попадали не часто и, честно говоря, не очень-то стремились, поскольку многое о его хозяине говорило отсутствие портрета генсека и присутствие небольшого металлического бюстика Дзержинского на столе. А так – кабинет как кабинет, и полковник Багиров Федор Леонидович – парторг и преподаватель, читает курс марксизма-ленинизма.

Антон сел. В душе не было особого беспокойства, но всё равно сидеть напротив Багирова – не самое великое удовольствие на свете. Полковник закрыл папку, взял другую, потянулся за ручкой, что-то черкнул на второй папке и, наконец, снизошёл до посетителя. Мгновение он рассматривал капитана.

- Знаете, а я рад вас видеть, Антон Андреевич, право слово, рад. Скажите, вам всегда так легко давались все науки?

Не понимая, куда клонит полковник, Антон на несколько секунд задумался. Честно говоря, он рассчитывал совсем на другие вопросы. Да и на другой тон полковника. Сейчас Багиров говорил дружелюбно, даже, как ни странно, несколько заискивающе.

- Я не знаю, легко ли, товарищ полковник… Мне, видимо, не с чем сравнивать.

- Зовите меня по имени-отчеству. Что за официоз?

- Хорошо, Фёдор Леонидович.

- Не с чем сравнивать… – Багиров покачал головой. – Тогда давайте сравнивать с кем-то. Вот, к примеру, ваш товарищ – капитан Нечипоренко… Где оно? – полковник быстро осмотрел стол, к слову сказать, заваленный бумагами и книгами, и быстро достал из-под папок табельный лист с оценками за семестр. – Вот… Всё хорошо, но успехи в языке не слишком удовлетворительные. А занимается с вами наравне. Гораздо менее способный товарищ? А?

- Капитан Нечипоренко вполне…

Багиров вскинул ладонь, остановив Антона.

- А это ваши библиотечные формуляры. Вот Рахимбаев, вот Нечипоренко, вот Костенков. Вся ваша группа. Вот Ибрагимов, – полковник доставал желтоватые кусочки тонкого картона из ящика своего стола и тасовал их, словно колоду карт. – Вот вы… – прочитал: – Сборник вьетнамской поэзии на языке оригинала. Поразительно! Вы трёх месяцев не занимаетесь, а уже читаете вьетнамские стихи! Это же просто гениально!

- Я стараюсь, – глупее ответа придумать было невозможно.

Антон наконец-то понял, куда клонит Багиров.

- Да, и все стараются, только не у всех такой блеск, а? Вот что, капитан, – на этот раз в голосе полковника не было ни дружелюбия, ни теплоты. – Буду говорить с вами прямо – ваш моральный облик оставляет желать лучшего. Я ознакомился с вашим личным делом. И многое мне весьма не понравилось. Угадываете, что?

- Так точно, товарищ полковник, – Антон напрягся; теперь он сидел «по стойке смирно».

- Хорошо, – Багиров встал.

Антон тоже вскочил и вытянулся. Полковник подошёл к окну, открыл форточку, достал папиросы.

- Отбор кандидатур для выполнения задания государственной важности – штука серьёзная, Нечаев. Вы представляете себе, какие высокие требования предъявляются к кандидатам. А?

- Так точно, товарищ полковник.

- И кого же мы должны будем выбрать? Вы разведены, а значит не имеете серьёзных корней на Родине. Ни за кого не отвечаете, никому не обязаны. Это само по себе о многом говорит.

«И никто не ответит за меня, если что», – пронеслось в голове Антона.

Багиров закурил, бросив спичку в чугунную литую пепельницу, стоявшую на подоконнике.

- Далее – эта история с аварией. Выглядит весьма нехорошо. А?

- Следствием установлено, что…

Полковник снова вскинул руку, обрывая Антона, и отрезал:

- Нехорошо. И самое нехорошее – это ваш гениальный вьетнамский, – он прошил Антона взглядом, словно ударом клинка. – Вы скомпрометировали себя. Но это лишь полбеды. Вы оставили пятно на репутации товарища Нгуен Ли Динь. Как нам расценивать подобные поступки, а?

Это полковничье «а?» просто душу выворачивало. И противно, и пугающе одновременно. Нет, уж лучше в лобовую, в штопор, к чёртовой матери, чем слышать это.

- Молчим. Верно, сказать тут нечего, – Багиров раздавил папиросу в пепельнице и, оставив её дымиться, вернулся за стол.

- Я так не считаю, – неожиданно даже для себя сказал Антон.

- Что?

- Я так не считаю, – громко и твёрдо повторил Антон, глядя в глаза полковнику.

- Да?

- Да. Это не пятно и не позор. И мой вьетнамский… – Антон запнулся, подбирая слова, а Багиров с нескрываемым интересом ждал, что ещё выкинет этот пацан. – Мой вьетнамский нисколько не касается… К нашим отношениям… с Динь.

- Ну, капитан, ты совсем дурак. Здесь всё всего касается. А особенно то, что ты, молокосос, выучил свой вьетнамский в постели. Да, выучил, не спорю, выучил. Но!

- У меня самые серьёзные намерения.

- Уж не жениться ли надумал, а?

- Так точно, товарищ полковник.

- Обрадовал. Слушатель высших курсов при академии собрался вступить в брак с иностранкой. Комитет этим очень заинтересуется.

- Вьетнам – наш союзник и социалистическое…

- Вот я и говорю – дурак, – вновь перебил Антона Багиров. – Три месяца с бабой кувыркаешься, а не знаешь, что она родом из Сайгона. Ну как тебя советником посылать? – и тут Багирова, похоже, прорвало; он откинулся на спинку стула, приложил ладонь ко лбу, прикрыв глаза, и заговорил негромко и устало: – Что за набор? Где вас, полудурков, понаходили? Ибрагимов с преподавательницей связался, у мужа увёл. Ну этот ладно, на нашу запал. А ты?.. Игнатьева отчислять будут, хорошо, если из армии не попрут. Он, видите ли, отрицательно относится к уходу товарища Хрущёва. А ещё кандидат в члены КПСС! Ты, кстати, когда вступать собираешься?

Не ожидавший именно сейчас такого вопроса, Антон удивлённо пожал плечами.

- Да я… Хотел у вас рекомендацию попросить.

- У меня? После всего? О Господи! Откуда ж ты такой свалился мне на голову? Давай заявление.

Антон вынул из внутреннего кармана заполненный бланк заявления и протянул Багирову. Тот сразу же взглянул на низ листа.

- Кто дал первую рекомендацию? Профессор Иванов! Сильно. Ну ты у него в любимчиках, всё новейшее вооружение знаешь на зубок. Эх Нечаев, если бы не твои фортеля… – полковник взял ручку и, подписывая, договорил: – Вот, рекомендую. Ну а с личной жизнью разберись. Личная жизнь советского офицера – дело государственное.

 

 

***

 

«Милый Антон, не обижайся на меня. Если ты думаешь, что я делаю это из-за того, что больше не люблю тебя, то это не так. Я просто должна вернуться домой. Там моя родина, там идёт война. Вчера нас вызывали в посольство. Первый секретарь товарищ Нго провёл с нами беседу. Я всего не могу рассказывать, но это ужасно! Наше февральское наступление терпит неудачу. Ханой и Хайфон разрушены бомбами, а на юге творится нечто невообразимое. Американцы прочёсывают деревни. Это так называется, а на самом деле там убивают всех подряд. Они мстят нам за атаки Дананга, Камрани, Сайгона и других городов. Они пытаются перерезать Тропу Хо Ши Мина. Они просто решили убить всех нас. Ты должен понять. Я умею обращаться с оружием и знаю пять языков, в том числе и английский. Я член Партии. Я хорошо знаю Южный Вьетнам, ведь мой отец из Сайгона. Я должна вернуться и воевать, тем более, что они недавно убили моего отца. Ты бы и сам поступил так же. Разве ты не подал рапорт? Вот и я, как только узнала обо всём, тоже написала заявление. Теперь я собрала вещи и утром сяду в самолёт. Ты узнаешь об этом, только когда я буду уже где-нибудь над Сибирью. Сегодня ночью я буду любить тебя так, чтобы ты запомнил навсегда мою любовь, милый Антон».

И дальше несколько иероглифов. Антон опустил бумагу. Весёлое весеннее солнце любопытно заглядывало в окно. Он сидел на кровати один в опустевшей квартире. Письмо он нашёл на столике, прижатое маленьким пузатым Буддой. Иероглифы означали: «Вечность», «Любовь» и «Серебристая орхидея Динь».

 

5

 

Северный Вьетнам, окраины Хайфона, июль 1966 года.

 

Грохот. Стёкла в открытом окне разлетелись, словно брызги воды, карниз со шторой рухнул на пол. Майор вьетнамской армии Нгуен Ан Тхон соскочил с кровати. Снова загрохотало, комнату осветило вспышками целой серии взрывов. Майор схватил одежду, висевшую на стуле у кровати, запрыгнул в брюки, натянул башмаки. Рубашку надевал уже на ходу, выбегая из комнаты. Электричества не было. Зато были взрывы, и от их вспышек и занимавшихся пожаров ночь словно отступила, превращаясь в мрачные багровые сумерки.

Он выскочил из длинного одноэтажного здания бывшей школы, которое уже второй месяц служило казармой, и бросился к небольшому вагончику – аппаратурному прицепу «Енисея» – полевой РЛС. Вагончик стоял, укрывшись под обширной кроной большого дерева, название которого майор никак не мог запомнить. Заскочив в вагончик, майор на секунду замер, увидев здесь только одного человека, другого майора вьетнамской армии, сидевшего на месте первого оператора.

- Ёлки бритые! И где твоя команда? – спросил он по-русски.

- Да хрен её дери! – огрызнулся второй майор. – Садись, помогай…

Нгуен Ан Тхон склонился над круглым окном индикатора кругового обзора, по которому бежала, как лошадь по манежу, зелёная полоса, и мерцали медленно ползущие зелёные точки.

- Красиво идут, сволочи, – проговорил Ан Тхон и надел наушники с микрофоном. – Я «Голубой глаз». Вижу цель: Б-52, десять единиц. Высота…

- Три триста, – произнёс второй майор.

- Три триста, – повторил Ан Тхон. – Азимут – пятнадцать, скорость – восемьсот пятьдесят.

- Понял, – послышалось в наушниках, – включить распознавание «свой–чужой».

- Цели захвачены… – доложил второй голос.

- Пуск!..

Ан Тхон внимательно смотрел на экран радара. Ракеты пошли. Секунды стучали пульсацией крови в висках. Когда первая настигла свою цель, он облегчённо вздохнул.

- Как ты думаешь, Парфирич, а там у Нечипора тоже все разбежались?

Второй вьетнамский майор с невьетнамским отчеством Парфирич не оборачиваясь ответил:

- Похоже, что нет. Там все партийные, добровольцы. Не побегут, не то, что наши призывники… Внимание, вижу вторую группу целей…

Рассвет застал их всё в том же вагончике. Бомбёжка давно закончилась, и поднявшееся из-за моря солнце осветило разбитый город. Особенно досталось порту. Проутюжены были заводские районы. Густые столбы дыма, словно стволы гигантского баньяна, росли тут и там, поднимаясь на десятки метров в безветрии и соединяясь в одно огромное тёмное облако, грозно висевшее над домами и улицами.

- Майор Ан Тхон, – раздалось в наушниках, – майор Си Цын, доложите обстановку.

- Горизонт чист, товарищ Но.

Говорили по-вьетнамски.

- Через час в «Лиловой точке».

- Есть…

Си Цын, он же Парфирич, снял наушники и потянулся.

- В лиловой? Хорошо, что не в пятой…

«ГАЗик» с открытым кузовом с трудом пробирался по улицам города. Задача – не из простых, надо признаться. Сразу по выезду натолкнулись на повозку, запряжённую буйволами. Она перегородила половину улицы. Один буйвол был убит, другого здорово посекло осколками. Хозяин повозки лежал тут же, истекая кровью. Мимо, перебираясь через завал из битого кирпича и обугленных брёвен – всего, что осталось от двухэтажного дома французской постройки, в который угодила бомба, – торопливо шли люди. Много людей, десятки. Женщины, дети – в лохмотьях, с узелками, с корзинами. Они шли, косясь на умирающего, и только ускоряли шаги. Все старались выбраться из города.

- Будем в объезд, товарищи? – обернулся к майорам водитель, сержант-вьетнамец.

- Некогда, – ответил Парфирич. – Антоха, помоги…

Они соскочили с машины. Штык-ножом Парфирич быстро перерезал упряжь убитого буйвола, а раненого с трудом удалось заставить оттащить повозку на тротуар.

- А с мужиком что? – спросил Антон.

- А что с мужиком?

- В больницу?

- Ох, Нечаев, оно и видно, что ты – новенький, – выдохнул Парфирич. – Таких сейчас по городу сотни. На это у вьетнамцев своя «скорая» есть. Поехали.

Тронулись дальше, обогнув завал. У разбитого продовольственного магазина орудовало несколько подростков. Они вытаскивали из дымящегося здания тюки с мукой, бутылки с чем-то, ящики с консервами. При виде военного «ГАЗика» лишь на секунду замерли, потом продолжили своё занятие как ни в чём не бывало.

- Вот и пойми, – хмыкнул Парфирич, – мародёры или нет. Да ты здесь ещё не на такое насмотришься. Я тоже первые дни охреневал от этого всего. А потом… – Парфирич махнул рукой. – Они хороший народ, когда в небе чисто. А когда эти прилетают, – он бросил взгляд на небо, – то каждый за себя. Вот ты думаешь, где моя смена была, пока мы с тобой на радаре сидели? По щелям пряталась. Да я уж к этому привык.

- А дисциплина? Как же они воюют?

- Дисциплина у них стальная, не сомневайся. Особенно у тех, кто партизанит на юге. Как получат по мусалам от америкашек, дисциплина сама собой появляется. А здесь… А… – и он снова махнул рукой.

Ближе к центру города порядка становилось больше. Появились полицейские посты, на пожарищах трудились пожарные. Сержант-водитель проявлял бездну находчивости, крутя баранку среди плотного потока людей, рикш, велосипедов. Наконец это ему, похоже, надоело, и он свернул на тротуар, где было относительно свободно. Но через квартал путь им преградил допотопный белый фургон «РЕНО» с большим красным крестом на борту. В него грузили раненых.

Их выносили из разрушенного двухэтажного здания, пронося через небольшой сад перед ним. Сквозь ажурную металлическую решётку ограды было видно, что не всех несут к машине скорой помощи. Часть кладут на траву вдоль стены. Антон в первую секунду даже не понял, а потом похолодел: это были дети. Маленькие окровавленные неподвижные тела. Сколько же их?

Вывеска на воротах гласила: «Школа-интернат» имени какого-то героя борьбы за независимость.

Парфирич сжал губы и отвернулся.

- Вот так же и нас немцы под Тернополем в сорок первом…

- Ты с какого года, Вань?

- С тридцать пятого.

- Я с тридцать шестого.

- Нхе, – Парфирич взял за плечо водителя, – мы до штаба доберёмся сегодня?

- Сейчас отъедет фургон, товарищ майор, и быстро доберёмся…

Через час в «Лиловой точке», а точнее, в штабе 4-го зенитно-ракетного дивизиона ПВО имени борца за свободу товарища Ле Хонг Фонга, в кабинете военного советника полковника Но, собрались «вьетнамские офицеры» в количестве двенадцати человек. И полковник начал:

- Этот налёт был ожидаем. Сухогруз «Виктор Голубев» ушёл – американцы прилетели. Два плюс два. И что же мы имеем? А имеем мы почти полсотни прорвавшихся к городу и порту самолётов. Сколько сбито?

- Двадцать три, включая истребители, – поднялся один из офицеров. – Ещё полсотни сбросили бомбы куда попало и развернулись, не дойдя до города.

- Это третья волна, – кивнул полковник Но, – которая подошла, когда мы уже основательно потрепали вторую. Естественно, что они оценили опасность и предпочли свинтить к чёртовой матери. А первая? Проворонили на хрен, товарищи. А, майор Си Цын?

- Павел Николаевич!.. – встал Парфирич.

- Сядь. Знаю. Говорил с командиром дивизиона. Мне другое интересно, – полковник Но развернулся к Нечаеву. – Что у нас с перехватчиками? Когда эскадрильи поднимутся в воздух, товарищ Тхон?

- Не завтра, товарищ полковник, – встал Антон.

- Спасибо, обрадовал.

- Они толком не готовы. Потеряем и людей, и самолёты. Или нам самим прикажете идти за ведущих? Я могу, – голос Антона дрогнул: он вспомнил убитых ребятишек у интерната.

Полковник смерил Антона хмурым взглядом.

- Это запрещено.

- Тогда… Натаскаю – полетят. Мне нужен месяц, не меньше.

- Да за месяц американцы тут всё сровняют! – воскликнул один из офицеров, сидевший позади остальных. Произнеся это, он нервно вскочил и выхватил из кармана сигареты.

- Ну-ну, без истерик, товарищ Минь, – бросил ему полковник.

- А я согласен с Михайловым, – заговорил Антон. – Сегодня шёл полк, а завтра пойдёт дивизия. А если они ещё подключат палубную авиацию, вообще – хана.

- Знаю, майор, знаю… – полковник развернулся к висевшей на стене карте, испещрённой всевозможными значками, стрелками, замысловатыми линиями разных цветов, обозначавшими расположение и действие армий, сошедшихся драться на этой земле. Полковник хмыкнул: – Закономерность одна и самая простая – чем сильнее Вьетконг прижимает сайгонцев на юге, тем больше бомб падает здесь. А самых надежных и обученных людей вьетнамское командование всё равно отправляет на юг.

- Я предлагаю, товарищ полковник, ну… Как бы… Э-э-э… – Антон мгновение помедлил, – считать запрет условным.

- Да? И как же ты это себе представляешь, Нечаев?

- Язык мы знаем. Если собьют, то шмякнемся не под Сайгоном, а значит, риск плена минимальный. Главное – не матюгаться в эфире, – он обернулся к остальным. – Так ведь?

Офицеры молчали, но по их глазам было видно, что они согласны с Нечаевым. Товарищ Но, он же Павел Николаевич Новиков, старший военный советник, потёр лоб и заглянул в глаза Нечаева. Антон был чуть ниже ростом и оттого напоминал старшеклассника, на которого смотрит учитель.

- Полковник Багиров меня предупреждал насчёт тебя, майор, – проговорил Новиков, – но чтобы ты уже на второй неделе работы здесь начал откалывать номера… Надо будет порадовать Леонидыча. Сядь-ка и не отсвечивай.

- Слушаюсь, – Антон покорно сел.

- Курите, товарищи, – произнёс полковник.

Народ зашевелился. Через минуту кабинет товарища Но наполнился табачным дымом.

- А что, – задумчиво проговорил Си Цын, он же военный советник Синицын, – на РЛС я давно уже сам лямку волоку.

- Я этого не слышал, – сказал Новиков.

Синицын пожал плечами.

- Само собой…

 

***

 

Фотография седого мудрого старика в военной рубашке с короткими рукавами висела, как и положено, на стене за плечами генерала. Товарищ Хо Ши Мин стоял, уперев руки в боки, задумчиво глядя куда-то мимо фотографа. На лице – бесконечная усталость. Небольшого роста плотный человек в генеральской форме за столом под портретом вскинул голову и несколько секунд рассматривал вошедшего к нему офицера.

Дверь за майором закрыл секретарь. Генерал погладил клинышек своей коротенькой бородки, улыбнулся и пригласил:

- Прошу вас, пожалуста садитесь, товарись Тхон…

- Я неплохо говорю по-вьетнамски, – сказал Антон, осматриваясь.

У стены – национальное знамя и, как водится, шкаф с книгами. Многие на французском. А вот собрание сочинений Ленина – на русском. И конечно же бюстик Дзержинского, только не на столе, а в шкафу, совсем такой же, как у Багирова. Сколько ещё придётся посетить кабинетов с такими бюстиками?!

Часть кабинета скрывает тяжёлая бархатная портьера. Что за ней? Пара сотрудников с магнитофоном? Или, может, скрытая фотокамера? В таком месте можно ожидать чего угодно.

Генерал, между тем, продолжал:

- О, я не сомневаюсь! Но и мне стоит упрознятца, так ли? Цто-с, перейдём к нашему делу. Вы прибыли к нам две нетели назад?

Антон опустился в кресло напротив генерала. Кресло удобное, мягкое. Так и хочется расслабиться, развалиться в нём! Этим кабинет вьетнамского особиста отличался от других таких же кабинетов. «Мудро», – решил про себя Нечаев и ещё решил, что расслабляться не стоит.

- Так точно, товарищ генерал.

- Вы инструктируете наших пилотов на басе в Хайфон. Наши пилоты осень довольны. Ваши ученики узе показали себя.

- У вас прекрасные пилоты. Консультировать их – просто удовольствие.

- Я лад слышать ваше такое мнение, товарись майор.

- Это правда.

- Несомненно. Но сейчас немного о другой тема. Вы снова подали рапорт о том, чтобы поехать в Ханой. В сём причина такой настойчивость?

Да, третий рапорт подряд. Антон кашлянул, пытаясь протянуть время, и с досадой ругнул себя за то, что не догадался придумать ответ раньше. Вьетнамский генерал, впрочем, сам ответил на свой вопрос.

- Мы заметить, как вы довольно активно предпринимали розыск один человек. Э-э-э… – он сделал вид, что сверяется с бумагами, – Нгуен Ли Динь, бывший сотрудиса наше посольство в Москва. Так ли?

- Совершенно справедливо, товарищ генерал. Я очень хотел бы отыскать товарища Нгуен Ли Динь.

- По какой причине?

- Это причина личная, товарищ генерал. Товарищ Динь была моим инструктором по языку, и мы подружились.

- Да, да, это указано… – закивал вьетнамец. – Но знаете, товарись Нгуен Ли Динь находится на весьма ответственный пост и не в Ханой, и вообще не на территория республики. И нам бы не хотелось тревозыть её, отвлекать. Да и ваше командование не поосьляет… э-э-э… вас интерес.

- Я понимаю, товарищ генерал, – Антон тяжело выдохнул – и здесь комитетчики достают. Что за жизнь?!

Но тут вьетнамец доверительно подался вперёд.

- Но вы знаете, нам бы не хотелось отказываться от помось такое прекрасный советник, как вы. Если ваши отношения с товарись Нгуен Ли Динь будут… э-э-э… сосем друзеские, это полозытельно есть. Я имею предлозыть вам написать письмо вас друг товарись Нгуен Ли Динь. А мы передадим.

Антон несколько секунд смотрел на генерала, не веря своим ушам. Как?.. Впрочем, перед ним же вьетнамец, а не… Рой мыслей закрутился в голове. Антон прикусил нижнюю губу. Писать от себя – посерьёзней, чем патрулировать небо над Хайфоном будучи ведущим в паре с вьетнамским стажёром. Если записка попадёт не туда, дело запахнет трибуналом. И всё же, милая Динь!.. У него даже нет её фото. Да впрочем оно и не нужно. Лица её Антон не мог бы забыть никогда.

- Можно написать прямо сейчас? – решительно спросил он.

- Было бы замечательно.

- Но у меня нет ни бумаги, ни ручки.

- Товарись майор! Позалуйста… – вьетнамец придвинул к Антону лист желтоватой рисовой бумаги и положил рядом с ним свою авторучку.

«Авторучка… Хочет, чтобы я не писал иероглифами. Ой, ребята, все вы одинаковые…» – про себя усмехнулся Антон. Он уже знал, что напишет.

…Через несколько дней в штабе 30-го ударного батальона Национально-освободительной армии Южного Вьетнама начальник разведки батальона в присутствии командира батальона передаст лейтенанту, командиру дорожно-ремонтной бригады, незапечатанный конверт.

Нгуен Ли развернёт записку, побледнеет, узнав почерк, и прочитает по-английски: «Здравствуй, Колокольчик! Это твой друг Нгуен Ан Тхон. Ты помнишь, как падает снег? А на берегу моря сейчас жара. И от этого тоскливо. Может, напишешь, где сейчас снега и прохлада? Твой друг Нгуен Ан Тхон».

Командир батальона и начальник разведки будут внимательно следить за лицом Динь, а потом начальник разведки скажет:

- Генерал Ле Бао взял на себя большую ответственность.

- Я очень благодарна генералу, – снова перечитывая записку, скажет Динь. – Можно мне написать ответ?

- Да. Но это надо уничтожить.

Нгуен Ли с сожалением вернёт письмо начальнику разведки и напишет вот что: «Здравствуй, друг мой. Я рада, что ты помнишь, как падает снег. А теперь ты ещё и знаешь, как светит Солнце. Пусть шум прибоя радует тебя. Смотри за ним. А вдруг всплывёт Золотая черепаха? Колокольчик». Писать она будет кисточкой, тщательно выводя каждый иероглиф…

Через минуту после того, как военный советник майор Ан Тхон покинул кабинет вьетнамского особиста, тот поднялся и отдёрнул портьеру. Никакой секретной фотокамеры или магнитофона тут не было. За занавесью находилась небольшая ниша, а в ней – резной деревянный алтарь. Там стояла золоченая шестирукая фигурка. Искусный мастер сделал её давным-давно. Так давно, что от позолоты остались только жалкие следы, одна рука отломилась, а черты лица почти полностью стёрлись. Осталась лишь бронзово-красная корона на голове да один рубиновый глаз. У ног этого необычного божества – сюда верующие обычно кладут жертвы своему кумиру – вместо цветов или горсточки риса лежали три патрона – пистолетный и два автоматных. И сломанный штык-нож.

Справа от алтаря стоял молитвенный хурдэ – серебряный вращающийся цилиндр, покрытый затейливой вязью записанных на нём молитв.

Генерал опустился на колени перед алтарем, прикрыл глаза, дотронулся до хурдэ. Цилиндр с тихим звоном повернулся, что было равнозначно прочтению молитвы. Простояв так несколько минут, генерал поднялся и подошёл к платяному шкафу французской работы. Открыл его. Набор одежды, наполнявшей шкаф, любому показался бы весьма странным. Подле строгого европейского костюма висели фрак, одеяния буддистского и католического монахов, а ещё – традиционный крестьянский костюм. Даже военных форм тут было несколько – советская, сайгонская, американская…

Генерал снял свой китель, достал форму армии освобождения Южного Вьетнама, надел, превратившись в майора. Затем звонком вызвал секретаря.

- Слушаю вас, товарищ Хэ… – войдя, произнёс секретарь.

 

6

 

Центральный Вьетнам, небо над 17-й параллелью, август 1966 года.

 

Бомбардировщики шли, как обычно, тремя волнами. Первая – на высоте пяти миль, вторая – на полмили выше, третья – в шести милях от земли. Русские ракеты пока что не добирались до такой высоты. Потому вьетнамских зенитчиков можно было не опасаться. К тому же их прикрывали три эскадрильи «Фантомов», а это что-то да значит.

Облака белесой рваной пеленой проносились под крыльями. А в просветах между ними, если кто-то захотел бы, мог бы разглядеть зелёную пелерину джунглей, серебристые ледяные шапки гор, изгибающиеся блестящие змеиные спины рек – но это далеко слева. Потому что уже несколько минут, как внизу простирались бескрайние просторы Южно-Китайского моря.

- Внимание! – командир головного Б-52, полковник Уокер, поправил наушники. – Я «лидер» один, лёг на заданный курс. Прошли 17-ю. Расчётное время – двадцать минут.

- Есть, «лидер» один, – отозвались наушники знакомым голосом с базы, – как погодка, Диллан?

- Нормально. Солнышко светит, небо голубое. К обеду вернёмся. Застолби мне место в трактире.

- О`кей, замётано…

Моторы гудят ровно. Штурман обмахивается полётной картой. Ему что, жарко на такой высоте? За бортом – минус десять. Полковник неодобрительно поджал губы.

- Ты следишь за курсом, Рик?

Штурман тут же деловито взглянул на карту, а потом продолжил обмахивать себя ею, словно веером.

- Всё о`кей, сэр. Идём, как по Бродвею…

- Ну-ну… – второму пилоту: – Прими управление, Майк.

- Да, сэр.

Командир отпустил штурвал и нагнулся, сунув руку под своё кресло. Там техники с базы по его просьбе оставили небольшой термический контейнер. А что? Воевать, так с удобствами. Он нащупал замок на крышке, открыл пластиковый ящик и вынул банку «Колы».

- Никто не желает, джентльмены?

- Можно мне, сэр, – отозвался радист. – В глотке пересохло…

- Что, трусливо? – осклабился штурман.

- Да пошёл ты… – приняв «Колу» из рук полковника, бросил радист.

Полковник достал вторую банку.

- Арчи, пошурши по частотам. Может найдёшь чего-нибудь повеселее?

- Один момент, сэр.

Включился главный динамик. Несколько секунд из него неслись лишь треск и шуршание помех. А потом вдруг выплеснулся голос неподражаемого Элвиса:

 

«One, two, threeo’clock, fouro’clock – Rock!

Five, six, seven o’clock, eight o’clock – Rock!..»

 

- О`кей, парни? – поинтересовался радист.

Пальцы второго пилота машинально стали постукивать по штурвалу в такт музыке. Полковник отхлебнул «колы».

- О`кей, Арчи!

На бортовом хронометре значилось «1:43 pm», то есть без семнадцати минут два дня.

«Король» успел спеть три песни, когда в его рулады ворвался отрывистый голос:

- Я «кентавр» один, «лидеру», – это командир «Фантомов» прикрытия первой волны. – Слева пятьдесят – бандиты, – что значило: с запада на расстоянии пятидесяти километров замечены вьетнамские «МИГи», идущие на перехват.

- Много? – спросил Уокер.

- Десятка два, сэр. Я встречаю?

- Давай, Билли. Удачной охоты.

- О`кей! Я «кентавр» один. Разворот!

Форсировав скорость, «Фантомы», покачивая крыльями и оставляя за собой белые хвосты выхлопа, пошли навстречу «МИГам». Полковник Уокер бросил взгляд на штурмана. Тот, прикрыв глаза, обмахиваясь, потряхивал головой под голос Престли. Уокер нарочито громко кашлянул. Штурман встрепенулся и скроил невинную физиономию, развернув карту и оглядывая приборную панель.

- Расчётное время – двенадцать минут, полковник, сэр…

- Следи за приборами…

 

***

 

- Есть. Они разделились.

- Отлично. По машинам!

Замерший до этой секунды в ожидании аэродром Хайфона мгновенно ожил. Бегущие люди в серых комбинезонах с гермошлемами в руках заполнили пространство между изготовившимися к взлёту самолётами. Теперь лётное поле напоминало растревоженный муравейник. Но суетой это было только с виду. Давно уже не кричат лётчики механикам «От винта!», потому что нет пропеллеров у нынешних истребителей. Несколько шагов по стремянке, прыжок в кабину, щелчок ремня, шлем на голову и – готово. Прозрачный колпак накрывает пилота. С этой секунды весь мир его – приборы, штурвал, гашетка. И небо. Огромное, бескрайнее, жестокое в своей холодной красоте…

Решение было принято неделю назад, когда бомбы разворотили ещё одну школу в предместье Хайфона. Слава Богу, это было ночью, и никто из детей не погиб. Той же ночью досталось и аэродрому. Ангар с новенькими двадцать первыми «МИГами» сровняло с землей. Дамир Ибрагимов, то есть, советник майор Дан Фан, встретил самыми отборными десятиэтажными выражениями прибывших на пепелище товарища Но и товарища Тхона.

- Ё-моё! Етить – колотить! И что? Что мы тут делаем? Десять машин! Десять – в говно!

Полковник Новиков аж почернел с лица. Антон схватил Дамира за грудки и встряхнул как следует.

- Ты что, озверел? А ну прикрой хлебало!

- Да я-то прикрою, а вот это!.. Вот это!.. Тьфу…

И вырвавшись из рук Антона, Дамир пошёл прочь. Нечаев обернулся к полковнику. Тот, мрачный, как туча, тупо глядел, как вьетнамцы стараются потушить горящий ангар и не пустить огонь к складам с горючим и боеприпасами.

- Ну что?! Что ты пялишься на меня? – бросил он Антону.

Антон, плотно сжав губы, сел в «ГАЗик». Новиков ещё с полминуты смотрел на разор, потом последовал за Антоном.

- Вот что, рули-ка в штаб округа, к Ле Бао. Хватит. Надо когда-нибудь врезать им по зубам…

Так всё и решилось само собой.

Вслед за Антоном к своим самолётам бежали советник Ибрагимов, он же майор Дан Фан, и советник Михайлов, он же майор Минь Лю. Они поведут эскадрильи. Позывной – «Стрекоза».

Накануне в Хайфон прибыл эшелон с танками и боеприпасами из Китая, согласно графику, конечно. Американский разведчик до самой ночи нарезал круги над городом. Но зенитчики лишь следили за ним.

Полнокровный батальон «Т» пятьдесят вторых, нисколько не маскируясь, выгрузился на станции. Китайский генерал при полном параде торжественно передал танки вьетнамским генералам. Потом, как водится, был банкет, и к полуночи сытые и довольные китайцы укатили восвояси. Товарищ Но не сомневался, что «американец» заснял всё это с помощью своей «лучшей в мире» оптики, и назавтра нужно ждать гостей. Генерал Ле Бао придерживался того же мнения. Он несколько раз за ночь консультировался с Ханоем, пока полковник Новиков пил крепкий кофе и курил одну за одной папиросы в его кабинете.

Ближе к утру десять мобильных РЛС выдвинулись на юг, в сторону 17-й параллели, и заняли позиции на побережье. Координировал их работу, естественно, майор Си Цын. Следом были развёрнуты дополнительные ракетные батареи. С ночи на командном пункте «прописался» товарищ Но. В два часа дня Синицын доложил о движении крупной групповой цели от Дананга в направлении Хайфона.

- Сколько их? – спросил генерал Ле Бао, также с утра прибывший на КП 4-го зенитно-ракетного дивизиона.

Командир дивизиона нервно мерил шагами пол.

- Больше двухсот единиц, считая прикрытие. Никогда днём столько не прилетало…

- Совсем страх потеряли, сволочи, – по-русски, тихо проговорил товарищ Но.

Ле Бао, голос которого тоже не отличался спокойствием, приказал:

- Действуем по плану.

В ту же минуту с аэродрома Тханьхоа, что в ста пятидесяти километрах южнее Хайфона, стартовали «МИГи»-перехватчики. Затем Синицын сообщил, что «Фантомы» прикрытия ринулись им навстречу, оставив первую волну бомбардировщиков голой. Над аэродромом Хайфона взмыла зелёная ракета…

«МИГ» привычно пробежал по взлётной полосе и оторвался от земли. Антон обернулся. Следом взлетали остальные машины. Теперь на время нужно забыть русский.

- Я «Стрекоза» один. Разворот, ложимся на курс.

В эфире звучит только вьетнамская речь.

- Понял. «Стрекоза» два, выполняю.

- Понял. «Стрекоза» три, выполняю.

Нужно на небольшой высоте пройти вдоль берега, потом подняться и, как снег на голову, свалиться на первую волну американцев. Б-52, летающая крепость – машина серьёзная. Четыре скорострельные пушки, два десятка противоракет… Но без «Фантомов» и им можно навалять кренделей. Да и не это главное. Нужно выманить их на зенитные батареи. А там…

Внизу берег. Жёлтая полоса песка, белая линия прибоя. Тонкинский залив. Антон улыбнулся. Море Бакбо, говорила Динь, так издревле называл его народ Вьет…

Почти тысячу лет назад гордые вьеты поднялись против обрушившихся на них полчищ завоевателей. Это было «Восстание трёх сестер». А командовала повстанцами девица Ле Чанг. Она и построила первый дом деревни Бьен – будущего Хайфона. В честь неё и её сестер в центре прекрасного города возвышается храм. Его не посмели разрушить даже французские колонизаторы… Так рассказывала Динь… Храм Нгхе. Только пару дней назад американская бомба…

А ещё Хайфон когда-то стоял на берегу моря Бакбо, у впадения в него реки Хангха – Красной реки. Само имя города означает «Страж моря». За сотни лет Хангха нанесла так много земли, ила, камней, что Хайфон сам собой оказался вдалеке от морского простора. Но в устье Красной реки всё же свободно входили океанские корабли. Сейчас порт здорово разворотило бомбами, но тысячи людей, как неутомимые муравьи, трудятся, чтобы восстановить его…

Расчётная точка. Штурвал на себя. Надеваем дыхательную маску.

- Я «Стрекоза» один. Потолок! – значит, набираем высоту, выходим на противника.

- Я «Стрекоза» два, понял вас. Потолок… – звучит, словно эхо, в эфире.

- Я «Стрекоза» три…

Так всё складывается хорошо, что даже страшновато. Вчера вечером Антону передали маленький конверт. Ни имени отправителя не было на нём, ни имени адресата. Только аккуратно выведенный иероглиф – «Серебристая орхидея Динь». Сейчас этот конверт лежал у него в нагрудном кармане. Внутренне Антон сам усмехался над собой, но поступить иначе не смог. Она здесь, она рядом, и может быть скоро… Не сглазить бы только…

«МИГ» стремительно поднялся над облаками. И вот они на радаре, американцы.

- Я «Стрекоза» один. Вижу цель.

 

***

 

Они обрушились словно из ниоткуда. Со стороны солнца. Нет, радары, конечно, их засекли, но всё произошло настолько быстро, что второй пилот даже не успел среагировать. Снаряды ударили по обшивке головного самолёта. Ни на какие цели они больше не отвлекались. В следующую секунду второй пилот закричал:

- Правые двигатели… Седьмой и восьмой!..

Уокер уже видел это – приборы…

- Уклонение… Дьявол… – второму пилоту: – Отдай мне управление!

«МИГи» пронеслись, словно молнии. Самолёт начал крениться, плохо слушаясь руля.

- Мы же под завязку… – послышался голос второго пилота. – Мы же не сможем!..

- Умолкни, Рик!.. «Кентавр»! Я «Лидер» один…

И тут на строй бомбардировщиков обрушилась новая волна. Вторая эскадрилья «МИГов» налетела на них. Эти уже не концентрировались, а поливали всё, что летает.

- А, чёрт… – прозвучало в наушниках. – Я «Лидер» пять… Я… горю!

Самолёт вывалился из строя. Через секунду он был объят пламенем и падал.

- Вы что, – взревел Уокер, – идиоты?! Открыть огонь!

Стая противоракет выскочила из-под крыльев бомбардировщиков. «МИГи» тут же рванулись в разные стороны. Оставляя мутный след, ракеты полетели в никуда, словно хотели расстрелять облака.

- Огонь! Огонь! – рычал Уокер, вцепившись в штурвал: машина практически не слушалась руля. – Уснули что ли, придурки!?

Из строя вывалился второй самолёт. Его командир ничего даже не успел сообщить. Горящая машина камнем пошла вниз, но до воды не долетела. Мощный взрыв – сдетонировали бомбы – разнёс её в клочья.

- Где они, гады? – выкрикнул Уокер. – «Кентавр» два, вы слышите?!

- Мы на подходе, сэр…

- «Кентавр» один!..

- Но противник, сэр…

- Чёрт бы вас побрал!

В эту секунду на первую волну свалилась третья эскадрилья «МИГов». Эти лупили вообще без разбора. Пилоты бомбардировщиков более-менее успели прийти в себя. Ракеты выпустили. У Уокера даже на секунду отлегло от сердца, когда сзади справа расцвёл цветок взрыва, потом – второй. Два вьетнамских «МИГа» попрощались с жизнью. Теперь их обломки будут лежать на дне залива…

Но тут…

- Дерьмо! Мои баки!

И третий Б-52 потерял управление. Что там с пилотами? О чём они думают в этот момент? Да о чём им думать? Машина камнем идёт вниз с развороченным хвостом. За полторы минуты – три машины! И головной, похоже, до базы не долетит…

- Я «Лидер» один! Опорожнить бомбоотсеки! Уходим!

- Сэр, не паникуйте!

– Чей это голос? Возвращается прикрытие?

- Пошёл ты! Я тут подыхать не собираюсь!

- Сэр, вы не адеква…

Снова стая «МИГов»… На этот раз в лоб. Вспышки выстрелов, трассы снарядов… Уокер налёг на штурвал.

- Это наши, сэр! – кричит второй пилот.

- Разворот! – Уокер уже ни о чём не способен думать, кроме возвращения.

- Сэр, наши подняли палубные штурмовики, – напряжённым голосом сообщает штурман. – Надо взять левее, а то… Чёрт…

Это уже не «МИГи». Это зенитные ракеты. Взрыв справа. Взрыв слева. Взрыв рядом… Клюёт носом «Лидер» семь…

Второй пилот:

- Сброс!

Вы видели, как сыплются бомбы из-под брюха Б-52? Нет? Они просто сыплются, как воздушные шарики из-под потолка на съездах Республиканской партии или в цирке. Гроздьями. Когда «Летающая крепость» над заданным районом – ничто не выживет. Только сейчас машина полковника Уокера не там. Она над Тонкинским заливом, внизу – лишь море, и бомбы бесполезно падают туда… Сброс! Посадка с полной бомбовой нагрузкой не предусмотрена. Да и самолёту так легче.

- Делай, как я, – не удосуживаясь позывными, кричит Уокер. – Уходим!

Что там вторая и третья волна? Где там это поганое прикрытие? Да шут с ним! Не потерять бы машину, не сдохнуть бы в этом драном Индокитае! Не для того у папы обувной заводик в Милуоки…

«МИГ». Откуда? Уокер не смотрел на радар, стараясь выровнять машину. По сравнению с «Летающей крепостью» этот русский самолёт – лилипут, плевок паршивый. Но у него три пушки… Уокер почти что кожей ощутил жар огня. Снаряды пробили лобовое стекло пилотской кабины. Полковника вместе с креслом раскрошило в труху. Второй пилот и вякнуть не успел. «МИГ» прошёл чуть выше. «Летающая крепость» превратилась в летающий костёр. Впрочем, летать ему оставалось не долго…

 

***

 

Через полминуты развернувшаяся первая волна нарвалась на новый залп зенитных ракет. Ещё пара бомбардировщиков распрощалась с небом. Белые грибки парашютов расцвели на фоне моря. Вьетнамский плен – не смерть, и всё же… Командир эскадрильи «Фантомов» мысленно перекрестился, бросив взгляд на окошко радара. Как здорово, что этот залп накрыл не его!

 «МИГи» делали очередной разворот. Со стороны моря неслась, стартовав с «Милуоки», эскадрилья А-4. Вьетнамцы что, ослепли? Сейчас им так поддадут… Да и прикрытие второй волны уже рядом. Но они разворачиваются. Вот идиоты косоглазые. На что они рассчитывают? На благосклонность судьбы?..

Антон взглянул на радар.

- Я «Стрекоза» один. Разбиться на пары. Уходить на бреющем. Пусть их ракетчики добивают…

- Я «Стрекоза» два. Поня…

И дальше – треск помех. «МИГ» кувырком полетел к воде, оставляя за собой чёрный дымный хвост. Серёгу сбили. Антон прикусил губу. Рука не поворачивалась положить машину на обратный курс. В голове – всё ясно и чётко, а в душе… И он почти что машинально, словно не понимал, что делает, направил истребитель вслед за уходящими в сторону гор бомбардировщиками.

- Ты что творишь, майор!? – воскликнул Дамир.

- Уводи их. Это приказ.

Море под крыльями «Стрекозы один» мгновенно сменилось зеленью тропического леса. Бомбардировщики свернули на юг и, добирая до крейсерской скорости, спешно уходили от места боя. Антон пустился за ними, цепляясь за хвост ближайшего. Тот выпустил две ракеты. Эко напугал! «МИГ» заложил вираж. Ракеты, словно ослепнув, потеряли цель и ушли «пропалывать джунгли». Антон нажал на гашетки. Хвост «американца» дрогнул. Киль превратился в решето. Антон довернул влево, чтобы не попасть под пулеметы «Летающей крепости». И тут…

- Ёлки бритые, вы ещё откуда?..

Параллельным курсом шла пара «Фантомов», явно собиравшихся прицепиться к нему. Так и есть. Антон резко сбросил скорость, оторвавшись от Б-52. «Фантомы», копируя маневр друг друга, синхронно повернули. «Сейчас… – пронеслось в голове Нечаева. – Сейчас покувыркаемся…» И он потянул штурвал на себя.

В такие секунды проникаешься безоговорочной верой в гений Ньютона. Безмерная и беспощадная сила всемирного тяготения вдавила Антона в кресло. Аж в ушах зазвенело. Что, племяннички Дядюшки Сэма, видели такое?

Три секунды, и он оказался на хвосте ведомого «Фантома». Тот дёрнулся, пытаясь ускользнуть. Тщетно. Антон отпускать его с крючка не собирался. Наверное, сейчас пилот кричал своему ведущему что-то вроде «Он прямо за мной! Не могу оторваться!». Может, даже просил о помощи… Именно. Ведущий резко ушёл влево. Будет разворачиваться и атаковать. Пусть попробует успеть.

Нечаев вдавил гашетку в рукоять штурвала, и… Ничего.

- Абзац… Пустой, ёлки бритые!

Да хоть бы один снаряд остался!..

«Фантом» снова попытался вырваться. «Если отпущу, они всё поймут…» – подумал Антон и продолжил погоню, словно выбирая момент для стрельбы. Второй американец сел ему на хвост. Нечаев сжал зубы. Всё? Ну нет, где наша не пропадала?!

Пилот второго «Фантома» долго не думал. Под крыльями полыхнула турбина ракеты, через секунду – вторая, и две реактивных «иглы» рванулись к Нечаевской машине. Антон резко выдохнул, вывернув штурвал так, словно хотел выломать его из приборной доски, и сбросил тягу двигателя. В немыслимом вираже (видеть бы глаза америкашки!) «МИГ» словно встал на дыбы, завалившись на хвост и пошёл вертикально, брюхом вперед. Первая ракета проскочила чуть не в метре от него. Вторая…

Антону не хватило доли секунды. Ракета ударила в сопло. Хвост разорвало в клочья. Полыхнули топливные баки. Пламя охватило самолёт. Взрывом его бросило вверх, а потом, беспорядочно вертясь, он провалился, как в яму.

И что с того, что первая ракета американца разнесла свой же самолёт? Антон этого уже не видел. А пилот ведущего «Фантома» доложит, что его ведомого сбил вьетнамский «МИГ», в свою очередь героически сбитый им самим. Может, даже получит медаль Конгресса или какую-нибудь ещё…

 

***

 

Земля, небо – всё смешалось в одной бешеной свистопляске. Пламя ворвалось в кабину и мгновенно обволокло его, проглотило, словно гигантский хищник, проникнув под шлем, под комбинезон. Боль? Нет, он не почувствовал боли. Он лишь подумал, что сгорит её письмо. Надо было оставить его, а не совать в карман… Горячо, как ужасно горячо…

Снова встряхнуло и насадило его на штурвал, как бабочку на иголку. И больше не было ничего, кроме пурпурного пылающего марева вокруг. То ли марева огня, то ли марева крови.

Оно, это марево, будто сделалось бесконечным, вечным… А может время остановилось?

Удар… И тут его повлекло куда-то. Огонь не исчез, но перестал жечь его. Странно. Языки извивались, облизывая кожу. И чудилось, что они стараются приласкать его. Четыре солнца появилось вокруг, словно четыре фонаря, указующих четыре пути. А может быть, это лица? Четыре Будды, как четыре начала мира?..

Одно, то, что впереди, было ярко-алым. От второго, которое справа, исходил лазоревый свет. Изумрудное сияние распространяло левое светило. Того, что сзади, он не видел, но твёрдо знал – оно чёрное. И не светит. Оно поливает молниями.

Движение прекратилось, словно он достиг назначенного места. Пламя отступило, обнажая мерцающую пустоту под ногами и над головой. Кресла больше не было. И штурвала больше не было. И кабины…

Он встал. Вокруг простиралось бесконечное нечто. Огромный квадрат – а в нём круг и розовые лепестки лотоса посредине… Мягкие, нежные, они отстранили ЕГО от пламени. Мироздание! Казалось, оно ограничено колышущейся огненной стеной. Но это не так. Стена вдруг потекла, полилась. Оставшись всё тем же огнём, она сделалась вязкой и колыхалась уже не так стремительно. Она угасала и не гасла. Она догорала и не сгорала. Она устала! Она побледнела. А за ней он увидел звёзды. Тысячи, тысячи, тысячи звёзд… И ещё одно лицо.

Оно возникло из бесконечной тьмы. Сначала оно было хмурым и напоминало морду обезьяны. Оно оскалилось, показав острые кинжалы клыков. Клыки тоже были сделаны из огня. И гребень надо лбом, словно корона, тоже из огня. Но застывшего, окаменевшего огня. Лицо приблизилось к нему. Взгляды их встретились. Отражение ярости мерцало в пустых глазах… Пока пустых… Но вот чёрные провалы глазниц стали наполняться яркими бликами. А потом засверкали, как россыпь хрустальных брызг. Обгоревшее человеческое лицо отразилось в них. ЕГО лицо! И смазалось, как последняя струйка дыма от задутой свечи…

И вглядываясь в неживые, холодные блещущие глаза, он понял, что отныне это его глаза, это его лицо.

И грозный, как рычание тигра, голос сказал:

- Тхей Лю, пламя – это ты…

 

(Продолжение следует)