ЭЙ, ЛЮДИ, ОТЗОВИТЕСЬ!
* * *
Одноэтажная страна
На картах мира не видна…
Её приземистая хата
С сиренью белой у крыльца,
Как над могилою отца,
Забыта, пропита, распята.
А за кружочками столиц –
Ни духа русского, ни лиц…
И плачут где-то незабудки
Прозрачной утренней росой,
А петухи наперебой
Кричат рассветную побудку.
И тянет снова к ней бежать
С упрямством глупого стрижа…
* * *
Лошадка пегая уткнулась мордой в лужу
и выпила луну…
Так хочется обматерить страну,
За то, что ты, как прежде, ей не нужен,
За то, что голос пропит и простужен,
За то, что там, в Европах, не поймут
О чем среди разгульного застолья
Залатанная плакала гармонь,
И чем обносят на Руси загон –
Забором или арсеналом кольев.
Упасть в траву и за пределом дня
Увидеть, что лежишь внутри вселенной,
А остальное – мелочно и тленно
В иконном свете Божьего огня.
Простить страну, лошадку, иностранцев,
Вздохнуть, да так, чтоб кругом голова!
И красоте не подобрав слова,
Покрыть луну тройным, любя… Для глянца.
* * *
Дождевые облака вжали в землю небо,
В моде – поздней осени серая шагрень.
Над просёлком дым печной пахнет духом хлебным,
И с хозяйским видом кот мерит свой плетень.
Улыбнулась, не признав, встречная старушка
И спросила, шамкая: «А ты чей же сын?»
Молча я кивнул на дом, ветхая избушка
Отвечала взглядом мне, грустным и пустым.
Зарыдали, голося, петли на калитке,
Да с отцовской хрипотцой скрипнуло крыльцо,
Дверь вздохнула, колыхнув паутин накидки,
Гулким эхом кряжистых, вековых венцов.
Дождь утих, как будто враз получил отсрочку,
И открыли облака полог голубой,
А старушка за окном, в ситцевом платочке,
Всё крестила, кланяясь, солнце над трубой…
* * *
Ветрами южными хулиганя,
Чихая на срам и стыд,
Апрель с повадками уркагана
Гуляет на все хрусты.
С людей срывает пальто и шубки,
Капелью звеня взамен,
И задирает девчонкам юбки
Он – веером от колен.
Но почему-то весенней браги
Не хочется ни глотка,
Звучит в ушах, отголоском шага,
Чужого стиха строка.
С утра приклеилась, вот гангрена!
(Мне чёрт нашептал иль Бог?)
«Когда забудешь свою Елену…»
Да чтоб я сдох…
* * *
Любовь, растратив вкус и хмель,
Утихла, как и ветер странствий,
И с монотонным постоянством
Жужжит в пустом стакане шмель.
А мир сменил цветочный зонт
На грязно-серый цвет бетона,
Лишь вдалеке полоской тонкой,
Прочерчен яркий горизонт.
Там лентой пляжной полосы
Алеет в Зурбагане море,
Где сотни маленьких Ассолей
Порвали парус на трусы…
* * *
Всё случится само по времени,
Вы не верьте попам с попятами:
Если небо Христом беременно,
То, куда ж ему, на попятную?
Об заклад бьюсь, готовьте денежки:
Знаю, скоро ткнёт пальцем маленький
В образа с Пресвятою Девою,
Называя её бабманею.
Будет жить на соседней улице,
Бегать в школу, известно, среднюю,
И физичку, училку-умницу,
Почитать сухарём и врединой.
Позже, в драке, постигнет кожею,
Потирая синяк сомнения,
Что, по сути, есть Сила Божия –
Масса Бога – на ускорение.
Но однажды придёт проклятая
По чиновничьей чьей-то глупости,
И кровинка того, распятого,
Между ней и народом вступится.
Сколько было таких, вы помните?
Сотни раз приходил – заметили?
Давит неба утроба полная,
Видно, срок ему – в этом месяце…
* * *
Всё больше хочется не потерять врага,
Своей луны другую половину.
А он приходит бить челом с повинной
И псом усталым льнёт и ластится к ногам.
И плачет, жалуясь, что жизнь пошла к чертям,
И не хватает до получки денег,
Что скоро кредитор совсем разденет,
А тёща и жена — распилят по частям.
Всё больше пустоты, и ей числа не счесть.
И по живому слов песок могильный
Ложится на вражду, а ветер пыльный
Разносит жалостью украденную честь.
Заката круче изгибается дуга,
И за минуту до её излома,
Пока ещё горит небес солома,
Всё больше хочется не потерять врага …
* * *
Ночь – бездонное корыто,
Сколько слез в него пролито,
Сколько судеб в нем разбито
и надежд…
Месяц-враль развесил пяльцы:
Пяльтесь, дурни. И сквозь пальцы
Время сыплет звездным тальком
пыль с небес…
Черный кот из подворотни
Желтым глазом приворотным
Отражает подноготный
бабий страх…
Вдруг, окажется дебилом
Тот, в которого влюбилась:
Вишь, уткнулся в небо рылом,
весь в стихах…
Зябко. Трогает туманом
Август мартовские раны.
Их не скрыть под ворох рваный
из одежд…
Ночь – бездонное корыто,
Сколько слез в него пролито,
Сколько судеб там разбито
и надежд…
* * *
Скоро весна. Голубой акварелью
Небо раскрасит оконный проём.
Эта зима надоела метелью,
Ночью студёной и сумрачным днём.
Скоро потянутся к северу птицы,
Воздух упругий толкая крылом,
Станут добрей и улыбчивей лица,
И расцветёт сон-трава за селом.
Только на старом, забытом погосте
Не зарастут ещё годика два
Новые двери туда, где не в гости,
А навсегда примет божья братва.
Март, отзвони по ушедшим капелью,
И обнадёжь, что не мой нынче срок…
Как мне зима надоела метелью,
Как без людского тепла я продрог…
* * *
Как грустно… Как вокруг пустынно стало,
Эй, люди, отзовитесь! – Чёрта-с-два…
И только слышно, как жужжит молва,
Осиной злобой наливая жало.
Ах, он не брит…Ах, дерзок и несносен…
И выпачкал помадой свой пиджак.
А к вечеру опять пойдёт в кабак
И снова будет петь, хрипя, про осень…
А что кабак? Всё ж чище будуара,
Там меньше лжи и сплетен за спиной,
И бедному поэту люд хмельной
Всегда нальёт полстопки гонорара…