РАССКАЗЫ

СЕТЕВОЙ МАРКЕТИНГ

«Номер закрыт».
Мобильник звонил не просто настойчиво. Игорю показалось, что весь кабинет включился в виброрежим, а звук, исходящий от мелодично мурлыкавшего телефончика, является лишь приложением. Он медленно потянулся к неподъемно тяжелому аппаратику Siemens, лежащему на столе, заставил себя взять его в руку, открыл дверь кабинета и выглянул в коридор. Спасительница была уже близко. Бесконечно обходительная, вечно улыбающаяся Мария Петровна бесшумными, быстрыми шагами двигалась по коридору психологического центра.
— Сюда, пожалуйста, — дирижерский взмах пухлой ручки. — Вы ведь у Игоря Юрьевича были в прошлый раз? Вот его кабинет. Прошу вас. Добрый день еще раз, Игорь Юрьевич. Мы к вам. Проходите, а я побегу. Чаек или кофеек, только скажите…
Посетительница уже вынырнула из-за спины секретарши. Телефон перестал оттягивать руку.
— Я перезвоню, — коротко сказал Игорь. — Здравствуйте, Илона. Проходите. В прошлый раз мы условились называть друг друга по имени. Сохраним эту полезную практику?
— Да, конечно. Здравствуйте, Игорь. Золотая у вас эта Мария Петровна, — она чуть улыбнулась, — еще сеанс не начался, а уже полегчало. Можно я сяду в кресло?
— Пожалуйста. Только сеанс — это в кино, а у нас пусть лучше будет беседа.
— Пусть. Вот, — она протянула ему сложенный вчетверо лист бумаги, — вы просили написать двадцать пять желаний, а у меня набралось не больше десятка. Конфиденциальной информации не содержится, так что читайте.
Игорь развернул бумагу. Илона достала из сумочки сигареты, убрала за ухо рыжую прядь, и он услужливо щелкнул зажигалкой. «Научиться кататься на горных лыжах, завести кошку вместо собаки, чтобы не гулять, перекраситься, поменять машину, — он скользил глазами по строчкам, — найти домработницу, похожую на Марию Петровну, издать книгу».
Стоп! «Издать книгу». Он посмотрел на клиентку. Классика жанра: очень ухоженная, в меру симпатичная, в меру длинноногая и грамотно накрашенная жена преуспевающего мужа, застигнутая врасплох кризисом среднего возраста.
— Давайте поговорим подробнее о последнем пункте.
Нет, книга не написана. Просто у нее есть возможность печататься в издательском доме на Центральном проспекте. В детстве писала стихи на юбилеи бабушкам. Пятерка по литературе в школе. А муж как-то бросил: «Скучно тебе — займись литературными упражнениями. Женские романы нынче в моде». Зерно упало на благодатную почву. Игорю хватило десяти минут, чтобы Илона сама начала убеждать его в том, что творчество — это единственное, ради чего ей сейчас стоит жить. Она даже всплакнула, осознав себя домохозяйкой со стажем, которая не знает, с чего начать.
Игорь утешил. Окрыленная Илона выпорхнула из кабинета. Игорь набрал номер.
— У меня есть клиент.
— Ну и что? — спросили из трубки. — Контракт сегодня заканчивается.
Он невольно оглянулся по сторонам. Стены показались грязно-коричневыми, шторы не пропускали ни единого лучика. От уютной обстановки кабинета психолога в фешенебельном центре потянуло казенщиной и бесконечным унынием. В горле мгновенно пересохло.
— Дайте мне три дня.
Игорь не узнал своего голоса.
— Хорошо, — неожиданно легко согласилась трубка. — Только за три дня еще никому не удавалось обработать донора. Офис в курсе, что у вас на примете никого нет. Удачи.
Шторы снова стали изящно драпированными и невесомыми, за окном в лучах солнца сияла золотая осень, а нежно-кремовые стены идеально гармонировали с ковром чуть более темного оттенка. Телефон зазвонил снова. Игорь даже подпрыгнул.
— Ну что еще?!
— Да ничего. Здорово.
— Вася, — выдохнул Игорь, — я на работе! Какого черта ты трезвонишь?!
— Идея есть. Пробил в газетку объявление типа «определяю магические способности», карма и всё такое. Девки в очередь стоят. Ты в доле?
— Нет.
— Тридцать на семьдесят. Ты же на ноле. Не найдем никого, так хоть развлечемся.
— Нет, — повторил Игорь.
— Вот чудак. Я тебе первому позвонил, помочь хотел, как старший товарищ по бизнесу. Эх, мне бы высшее психологическое образование и свой кабинет. Я бы уже в золоте купался, организацию бы выстроил, а ты умудряешься контракты просрочивать. Что планируешь?
— Н-ну… схожу к «игогошкам».
— Идеалист. Твоих «игогошек» уже подчистую вылизали! Соглашайся на сорок процентов. Это мое последнее слово и последняя попытка спасти самое ненадежное звено в моей организации.
— А ты всем новеньким не трепись про рыбные места, — огрызнулся Игорь. — Мне ведь верхушка тоже звонит. Так что make your own business. Счастливо.

* * *
Ее звали Наташа, и было у нее всё, что составляет жизнь женщины двадцати семи лет от роду. Была двухкомнатная квартира, непьющий муж-инженер, пятилетний сын и работа по специальности. Специальность, разумеется, педагог начальных классов. В шкафу висела новенькая дубленка, купленная в кредит, поэтому неизбежно следовавшей за золотой осенью зимы она в этом году ждала даже с некоторым нетерпением. Ребенок наконец перестал регулярно хлюпать носом и стабильно ходил в детский сад. Одно время имелся даже любовник, но быстро надоел. И еще у нее был Город.
Конечно, город был у всех, кто в нем жил. Довольно крупный и однообразный, больше промышленный, чем курортный, скорее столичный, чем провинциальный, являвшийся для большинства своих жителей постоянным местом пребывания от рождения до смерти.
А ее Город был искрящимся. Выбоины на асфальте складывались в причудливый зоопарк из невиданных существ. Низкая облачность никогда не наводила тоску, потому что облака слегка серебрились. Бесчисленные чужие окна всегда были теплыми: днем лучились от солнца, ночью светились электричеством. Здесь никогда не было изнуряющей жары мегаполиса, потому что рядом протекала река. Зимой пушистый снег украшал улицы, и тогда Город уже не искрился, а сиял по вечерам, бросая к ее ногам синеватые тени сумерек. Жаль, от одиночества это сияние не спасало. Свое, как она считала, мировоззрение Наташа никому не навязывала. Пыталась по молодости, конечно, но очень скоро убедилась в бесплодности этих попыток и легко научилась говорить с людьми на одном языке. Не хватало еще прослыть «не от мира сего»! С кем бы она тогда на дискотеки бегала? В общем, всё у нее складывалось хорошо.
Денег было маловато. Можно сказать, совсем мало. Это Наташа поняла недавно. Одна подруга вышла замуж за бизнесмена, вторая подалась из школы в менеджеры. В квартиру напротив въехали новые соседи, очень приятные люди. Она — в областном спорткомитете, он — в администрации Холмогорского района. Наташа как-то забежала к ним вечером отдать письмо, брошенное в ее ящик по ошибке, и обмерла. Она и представить не могла, что при желании может получиться из бывшей «тети Машиной» квартиры.
Кроме Города у нее еще были сны. Удивительные настолько, что просыпаться не хотелось. Но когда денег не хватило на костюм для бальных танцев, которыми ребенок занимался уже полгода, сны потеряли свою значимость. Потому что вдруг страшно захотелось к косметологу, в солярий, на антицеллюлитный массаж и на шейпинг одновременно. И автомобильные права, для чего-то полученные, пылились в шкафу третий год, из дивана вылезла пружина, дико подорожал весь «second hand», и, самое неприятное — перестала радовать новая дубленка, висящая в шкафу.

* * *
Игорь выключил мобильник, чтобы Василий не доставал, сел в машину и поехал на площадь. Площадей в городе было несколько, но ехал он целенаправленно. На ту, где стоял памятник. Поворот, рекламный щит, аптека… Всё. Он у цели.
За что скульптурную группу заядлые тусовщики из местного университета фамильярно обозвали «игогошками», он не мог понять, даже имея высшее психологическое образование. Название никак не подходило к отлитым в бронзе трем вздыбленным коням, волочащим за собой обрывки сбруи и фрагменты повозки.
Кони летели над городом уже несколько веков. Кто-то говорил, что это памятник русской тройке и извозчику Сантяпину, который первым организовал здесь службу, аналогичную современному такси. Особо смелые исследователи старины усматривали в обломках экипажа черты римской колесницы, за что их неоднократно били на диспутах коллеги. Но настоящего происхождения памятника не знал никто.
А вот Игорь с детства знал, что, если на закате дня встать на каменный выступ у подножия и посмотреть вверх, — кони оживут. Начнут тихо позвякивать трензельные кольца, зашевелятся косматые гривы. И, если повезет, ближайшая пристяжная лошадь будет «косить лиловым глазом» в твою сторону и тихонько ржать. Встанешь на цыпочки, дотянешься рукой до крупа — и вместо бронзы погладишь упругую теплую кожу. И рука долго будет еле уловимо пахнуть чем-то терпким, будоражащим воображение.
После того как он встретил два года назад Васю, памятник утратил частицу былой таинственности, превратившись в место дополнительного заработка. Но надо все-таки отдать должное мастеру — сделан монумент был талантливо. Игорь повесил на шею цифровой «Никон», свое любимое оружие, и приступил к работе.
— Девушка, как вас зовут?
Мужчина лет тридцати пяти на вид, в дорогой полуспортивной куртке, с фотоаппаратом в руке встал со скамейки и сделал несколько шагов в ее направлении, не переставая улыбаться. Что делать? Пришлось еще немного замедлить и без того неторопливый шаг, чтобы бросить в его сторону возмущенный взгляд: она не из тех, кто знакомится на улицах!
Мужчина подошел.
— Извините ради бога, что пришлось вот так банально обратить на себя ваше внимание. Я хотел попросить сфотографировать меня на фоне этой скульптурной группы, но не знал, как к вам обратиться. Меня зовут Игорь. Игорь Юрьевич.
— Очень приятно. — Наташа поджала губы и остановилась в нерешительности.
— Вы мне поможете? — он с надеждой протянул ей камеру. — Солнце уходит. Вот сюда нажмите, пожалуйста, когда я скажу.
— Ладно, — она поправила сумку на плече, — давайте. Здесь встанете?
— Нет, вон там, чуть левее.
Они зашагали вокруг памятника, соблюдая дистанцию.
— Вы стойте на месте, а я отойду вот сюда, — командовал Игорь как заправский фотолюбитель. — Если смотреть с этой точки на закате, крупы лошадей сливаются, и кажется, что это трехголовый конь. Никогда не замечали?
Чужой дорогущий «Никон» чуть не выпал у нее из рук.
Наташа знала это с самого детства. Еще она знала, что трехголовый конь начинает кивать головами, если на закате встать на выступ, куда направляется сейчас этот Игорь Юрьевич, и что левая его голова умеет негромко ржать, а с крупа иногда летят клочья призрачной пены и сваливаются ненатянутые вожжи, запутавшиеся в обломках повозки. Только до сегодняшнего дня она знала это одна! Одна во всем Городе. Больше этого не замечал никто. Будучи студенткой, Наташа даже пыталась копаться в университетской библиотеке, пытаясь найти объяснение удивительному оптическому эффекту, доступному ее зрению. Но, прочитав в очередном источнике, что конная скульптура на Университетской площади — это памятник тачанке времен гражданской войны в исполнении деревенского самородка Петра Далдонова, потеряла к истории всякий интерес.
А сегодня она пришла к «игогошкам» совсем не случайно. Сны снились ей всегда. Иногда настолько яркие и фантасмагоричные, что она уставала ночью и отсыпалась потом днем, но они никогда не были ни вещими, ни пугающими. Сегодня она первый раз в жизни проснулась в холодном поту.
Наташа во сне как раз обходила памятник, как сейчас. На скамейке спиной к ней сидела женщина. Платиновая блондинка. Сначала ей показалось, что незнакомая. Прическа шикарная, тысячи на три тянула в салоне «Мадемуазель», который теперь регулярно посещали обе ее преуспевающие подруги. На звук ее шагов женщина медленно поднялась со скамейки и обернулась. Она была одета из журнала мод, легкий загар солярия выгодно оттенял черты ее лица, придавая гладкой коже персиковый оттенок. В одной руке незнакомка держала брелок сигнализации от иномарки, вторую, унизанную кольцами, медленно протягивала Наташе, словно, преодолевая сопротивление, пыталась коснуться ее. И в глазах у нее цвела ночь, от которой веяло холодом. Наташа отшатнулась, отчаянно вырываясь из паутины сна. На самой грани сознания она узнала ее — свое отражение. Наташа-2 что-то отчаянно кричала ей вслед с искаженным лицом, но слов было не разобрать.
День оказался испорченным с самого утра. Наташа сходила на работу, выпила для храбрости банку джин-тоника, сдала ребенка бабушке и отважно отправилась навстречу судьбе. То есть на Университетскую площадь. Но никакой женщины, даже близко похожей на себя, а уж тем более разодетой в пух и перья, там не было. Там вообще практически никого не было, кроме нескольких парочек и этого мужика с фотоаппаратом.
— Ну что же вы? — спросил Игорь.
Она посмотрела поверх его головы.
Черные от закатного солнца, кони бесновались и били копытами. Гривы вились кольцами. Стал отчетливо различим шум далекой битвы. У нее закружилась голова, и человек, представившийся Игорем Юрьевичем, поддержал ее и усадил на скамейку.
— Я сошла с ума, да? — пробормотала Наташа. — Боже мой, я всегда знала, что этим кончится!
— Кони бьют копытами? Такое иногда случается перед полнолунием. Ничего, утихомирятся. Вы просто слишком долго отрицали очевидные вещи. Так как вас все-таки зовут? — спросил Игорь.
— Наталья. С ума ведь поодиночке сходят, да? — спросила она, стараясь не смотреть на памятник.
— Да.
— Тогда что вы здесь делаете?
— Занимаюсь бизнесом. Когда-то я, так же, как и вы, не знал, куда девать свой талант.
— А сейчас?
— Сейчас всё в порядке. Сетевой маркетинг. Пойдемте в кафе — расскажу поподробнее. А когда чуть стемнеет, покормим коней. Сахар они любят, засранцы. Никогда не кормили?
— Н-нет.
— Пока кофе пьем, народ рассосется — покажу, как это делается. В первый раз лучше с кем-то, а то меня однажды рысак укусил. Неделю ходил с распухшим пальцем.
Наташа помотала головой, потерла виски руками и согласилась на кафе.
— Итак, всё просто. На нематериальной экзотике можно неплохо заработать, — говорил Игорь. — Сначала меня тоже удивляла эта мысль. Но сейчас я расскажу вам о Компании, и всё станет на свои места. Предположим, мы заключаем с вами контракт. Первые три месяца вы стажер. То есть я несу за вас почти полную ответственность. Предоставляю клиента и слежу, чтобы вы вовремя получили процент по договору.
— А кто такой клиент? — спросила немного оживившаяся Наташа.
— Это человек, который хочет чего-то э-э-э… необычного, но не знает, где взять. По специально разработанному каналу (ноу-хау Компании) вы делитесь с ним фрагментом своего информационно-энергетического потока и получаете за это деньги. Да, кстати, зарплата у нас начисляется в долларах. Я получаю деньги за то, что свел вас с клиентом, а человек, законтрактовавший меня в свое время, получает процент от нашей сделки, практически ничего не делая. Это то, к чему надо стремиться. Конечно, не буду вас обманывать, Наталья, далеко не все становятся миллионерами. Но ведь 15—20 тысяч рублей в месяц — это очень неплохой приработок. Вы согласны?
«Мягкая мебель!» Она молча кивнула.
— Если вы рассматриваете работу в компании как бизнес, а не как источник дополнительного заработка, возможности еще шире. Приводите пять человек, готовых сотрудничать, или пятьдесят платежеспособных клиентов до срока истечения контракта — и вы на ступеньке «профессионал». Это уровень, на котором сейчас нахожусь я. То есть вы работаете уже не с заранее определенным кем-то клиентом, а с собственной организацией, берете процент с каждой из сделок и получаете доступ к информации маркетингового порядка. К сожалению, не имею права рассказывать подробнее. Человек, который стоит надо мной, работает уже не с клиентами и не со всей сетью, а с лидерами направлений. Это еще более высокий уровень доходов и информированности. Далее — руководство Компании, где выстраивается собственная иерархия. Но это, конечно, не вдруг. Хотя у нас есть люди, которые проходили весь путь за два года. Тренинг по психологии продаж — за счет Компании. Остальное — ваша инициатива и желание. Условие одно: жесткое соблюдение срока контракта. Интересно?
— Да, — Наташа даже не пыталась врать, — очень! Как странно…
— Что странно?
— Кони. Я думала, у меня просто слишком бурное воображение.
— Ах кони… — Игорь снисходительно улыбнулся. — Вот как раз на ступеньке «профессионал» появляется доступ к информации об истинном авторе памятника. Уверяю вас, чертовски интересно. Ну что, пойдем покормим?
Домой Наташа не шла, а летела. Впервые за столько лет она узнала, что не одинока, удостоверилась в своей абсолютной нормальности и нашла в этом городе своих. Мало того, выяснилось, что таких, как она, объединяет целая организация, которая предлагает возможность заработать на том, что недоступно большинству других людей. Дурной сон тут же вылетел из головы, сметаемый порывами свежего вечернего ветра. Она позвонила Игорю, не дожидаясь утра. Господи, двадцать тысяч в месяц! На следующий день оформила контракт, и Игорь как бы невзначай познакомил ее с Илоной.
Книга «Ночи серебристого города» вышла через три месяца и имела оглушительный успех. Илона излечилась от депрессии. Наташа перестала уставать от своих снов, потерявших былую яркость, выкупила дубленку, одела ребенка с ног до головы и сходила с подругами в ресторан. По окончании своей стажировки она приняла твердое решение рассматривать новую работу именно как бизнес и идти дальше в этом направлении. Игорь одобрил. Наташа нашла уже четверых и заканчивала ремонт в квартире, когда вдруг заболел Антошка. Да так, что они загремели в больницу на три недели.
В первое утро после выписки она открыла глаза и не узнала свой дом. В нем стояла могильная тишина. Вязкая тоска пронизывала комнату. Город за окном не искрился, как обычно, а излучал безысходность. Испуганная Наташа распахнула окно. По грязным весенним лужам брели безликие фигуры. Сумрачные сизые тучи заковали небо в свинцовый панцирь. Город Мертвых. Она дрожащими руками набрала номер телефона.
— Игорь, что-то произошло! Что-то случилось, Игорь!
— Ты просрочила контракт, Наталья. Единственное условие, которое нельзя нарушать.
— Что? Что это такое?! При чем тут контракт? — она металась по комнате с трубкой в руке.
Антошка испуганно захныкал в кровати.
— Успокойся, я дам тебе три дня, чтобы подписать пятого. Увидимся в полдень в четверг на Университетской. Я всё объясню. Ты в одном шаге от следующей ступеньки. Сделаешь его — получишь доступ к информации.
Игорь слово сдержал.
— Видишь ли, Наталья, наша модель бизнеса немного сложнее, чем у обычных людей, — сказал он, аккуратно убрав в папку копию очередного договора, — поскольку он состоит из двух компонентов: материального и, скажем, метафизического. При подписании договора ты получаешь доступ к деньгам, с одной стороны, и регистрируешь свой доступ к информационно-энергетическому потоку — с другой. Примерно как Интернет по выделенной линии. Соответственно, и степеней ответственности тоже две. Чем больше твоя организация, тем больше долларов и шире возможность для манипуляций в информационно-энергетическом пространстве. Но если ты каким-либо образом выходишь из игры — тебе перестают платить зарплату и «отключают от сети». Да, должен сказать, что срок контракта на ступеньке «профессионал» составляет не год, а полгода. Но пусть тебя это не пугает — ведь твои возможности сейчас выше, чем у стажера.
— То есть обратной дороги нет? — спросила похолодевшая Наташа. — Почему ты мне сразу не сказал, Игорь?! Вы же меня обманули!
— Ну-ну, я бы не стал рассуждать так категорично, — примирительно произнес Игорь.
— Категорично?! Вы дурите людей в удвоенном масштабе — как клиентов, так и доноров, и получаете за это деньги! — почти крикнула она.
— Разве ты их не получаешь? Разве твоя первая клиентка повесилась от безысходности? Я, кстати, Илону видел позавчера. Цветущая и веселая. Денег мне отвалила на прием детей-сирот. Каждая из вас получила то, что хотела. Я честно предоставил тебе выбор. Можно было не сотрудничать с нами, или остаться на первой ступеньке, или не строить организацию. И позвонила ты мне тоже сама…
— Игорь, но выбора-то на самом деле нет. Ты же это знаешь. А клиент вообще плохо понимает, что ему предлагают: не то к космосу подключиться за немалые деньги, не то душу дьяволу продать.
— Не сгущай краски, — посоветовал Игорь. — Мы вообще вне морали с точки зрения обычных людей. Мы продаем успех, или возможность самореализации. Называй как хочешь. А уж в какую сторону клиент направит неожиданно всколыхнувшийся в нем талант — это вопрос его морали, а не нашей. Ждали чуда — получили, реализуйтесь на здоровье кто во что горазд. Только не забывайте проценты по договору выплачивать. Примерно так, Наташенька.
«Ну и ладно. Ну и пусть, — уговаривала себя Наталья, шагая домой по ночному городу. — Я ведь и не собиралась бросать! В любой организации существует набор карательных мероприятий. И здесь так же. Станешь хорошо работать — и тебя они не коснутся».
И она работала. Работала как проклятая, каждое утро просыпаясь в нестерпимо блистающем городе, каждый вечер замертво падая в кровать в безликом сумраке, чтобы утром снова увидеть нестерпимый блеск. Работа выкачивала из нее всё. Без остатка. За три года она обогнала Игоря и стояла уже на «звездном» уровне в шаге от иерархической лестницы руководства. Она хотела прорубиться в «Офис», и вся ее теперешняя жизнь была подчинена одному этому желанию. Больше не осталось ничего, даже снов. Только однажды ей приснился кошмар, будто она сидела на Университетской площади и вдруг услышала сзади чьи-то шаги. Она встала, обернулась и увидела безмятежно улыбающуюся девчонку в вылинявшей кофточке и секондхэндовских джинсах, благополучную и довольную, словно ее только что облили сахарным сиропом. Но самое гадкое — девка стояла в спонтанном дармовом потоке! Просто стояла, как пень, и хлопала глазами, даже не пытаясь им как-то воспользоваться. Именно этого Наталье не хватало для последнего шага к повышению. Она протянула руку и крикнула: «Отдай! Отдай, тварь, тебе всё равно не надо!» Но девчонка перепугалась до смерти и убежала. И самое обидное — черты ее лица показались Наталье смутно знакомыми, но сколько она ни искала ее в Городе, так и не нашла.
Целую неделю Наталья ощущала себя не в своей тарелке и в пятницу впервые за несколько лет позволила себе приехать домой немного пораньше. Мужа с сыном дома не оказалось. Наверное, ушли к бабушке или уехали на турбазу. Еще с осени собирались сделать это перед Новым годом. Из-под ковра в гостиной, в том углу, где обычно ставили елку, торчал бумажный уголок. Она машинально наклонилась, вытащила незапечатанный конверт и развернула вложенный в него тетрадный листок.
«Дорогой Дедушка Мороз!» — начиналось послание. Батюшки! А она-то думала, что сын уже вполне взрослый парень. Девять лет исполнилось, а он письма Деду Морозу пишет. «Надо будет его к Игорю в Центр сводить, — подумала Наталья, — психологический возраст отстает. Ну, хоть голову не ломать, что дарить». Она забралась с ногами на диван и принялась читать дальше. «Пожалуйста, верни мне мою настоящую маму. — В этом месте на бумаге красовалась подозрительная клякса, — Если ты это сделаешь, я буду верить в тебя, как раньше. Всю жизнь. Если расколдовывание стоит дорого, можно продать комплект горнолыжного снаряжения, который я хотел у тебя попросить. И еще сотовый телефон, который вы с мамой подарили мне в прошлом году. Я пользовался аккуратно. Если у тебя сейчас много работы я подожду до весны. Спасибо. Антон Семенов».
Наталья перестала дышать. Бумажный листок, бессознательно скомканный и зажатый в кулаке, угольком жег ладонь. Слишком поздно. Слишком давно работа превратилась для нее из способа заработать деньги для семьи в единственный смысл существования. Любой ценой вырываться из системы? Всю жизнь прожить в Городе Мертвых?
Она сама не заметила, как вышла из дома и побрела к «игогошкам». Одинокие прохожие подозрительно оглядывались на женщину в норковой шубе, которая, рыдая, прижималась лбом к бронзовой шее рысака и совала в его оскаленные зубы крошащиеся кусочки рафинада. Но никто к ней не подошел. Одиночество вернулось в еще более изощренном варианте. И помочь ей не мог никто, кроме нее самой.
«Кроме меня самой!» Наталья, на которую вдруг снизошло озарение, уселась на постамент прямо под морды лошадей, свесив ноги. Странное зрелище, но ее это не волновало. Она же не там искала девушку из сна! Надо было всего-навсего заглянуть в зеркало и в собственное прошлое. Она спрыгнула вниз и зашагала по улице. Трансформация реальности разрешена на ступени «Офис», а ведь она в шаге от нее! Мощности канала должно хватить. Выходы в сопредельные территории реальности — в двух шагах, но если постараться, она справится. Это сейчас она как выжатый лимон, а с утра… Утром она вернется сюда, тогда посмотрим, в самом ли деле нет обратного пути!
— Игорь, вставай! — донеслось из спикерфона вместо звонка. Он нехотя разлепил веки.
— Василий, как же не вовремя ты всегда звонишь!
— Твоя Наталья несанкционированно полезла на временные векторы. Собирайся. Я сейчас заеду.
— Не может быть! И почему моя? — он прыгал по комнате, натягивая брюки, а внизу уже сигналила машина. Через пятнадцать минут они затормозили на Университетской.
Наталья уже захлопнула дверцу своего «Пежо» и шла через площадь к памятнику. А с другой стороны к нему, озадаченно озираясь, подходила Наташа четырехлетней давности.
— Видал? Во потенциал у бабы! — с невольным восхищением прокомментировал Василий. — Ну, чего стоишь? Твоя сотрудница фортели выкидывает. Иди, разбирайся!
— Она уже на две ступени выше, — огрызнулся Игорь, оставшись на месте.
— Бунт на корабле? — спросил Вася и поцокал языком, едва заметно кивнув в сторону памятника. Игорь поднял голову. Кони на постаменте летели во весь опор. В открытом экипаже с бешено вращающимися колесами, намотав на руку вожжи, стоял Возница.
Игорь вздрогнул и пошел следом за Натальей, чуть медленнее, чем надо, но все-таки пошел. Наталья остановилась у черты, разделяющей ее с ее безмятежным прошлым, преодолевая незримое сопротивление. Игорь был уже в десяти шагах позади. Наталья подняла руку и протянула ее вперед, пытаясь коснуться себя самой. Девушка по ту сторону черты сделала неуверенный шаг вперед. Краем глаза Игорь заметил, как Возница тоже вынимает правую руку из-за спины.
— Наташа, нет! Стой! — крикнул он в отчаянии.
Свист хлыста в воздухе, его змеиный блеск, щелчок и невесомый след на запорошенных плитах площади. Наталья хрипит и медленно оседает. Кровь пурпурными фонтанчиками бьет из горла, причудливо окрашивая снег. Игорь бросился вперед, подхватил агонизирующее тело и обернулся к колеснице.
— Вы же убили ее! Убили!!
— Игорь, успокойся. Никто ее не убивал. — Василий, оказывается, был уже рядом. — Это же спецэффект. Показательная порка. Ну, уж ты-то должен знать! — Он сделал шаг вперед. Игорь с окровавленной Натальей на руках, судорожно пытавшейся сделать последний вздох, инстинктивно отпрянул, столкнулся с кем-то из прохожих и наконец бережно опустил свою ношу на ближайшую скамейку.
Вася смачно выматерился.
— Э-э-х! Была у меня одна проблема в этой ветке — стало две. Тоже мне, особи тонкой душевной организации. Добились своего? — Он кивнул на бездыханное тело, которое медленно таяло на скамейке.
— Что это? — испуганно пробормотал Игорь. Для одного субботнего утра впечатлений было уже слишком много.
— Что-что… — передразнил Вася, взяв в зубы сигарету и подтянув штаны. — Ты с перепугу черту пересек и столкнулся с ее двойником, так что они соприкоснулись. Не почувствовал, что ли? Твоя Наташа хапнула энергии с временного вектора и ушла в измененную реальность. Не без твоей помощи. Ну, чего сидишь? Пойдем в кафешку, инцидент оформлять. Я бы водки замахнул. Холодно.
Игорь медленно поднялся и на ватных ногах двинулся вслед за своим непосредственным руководителем, находящимся в одной ступеньке от звания «иерарх». Теперь он его не скоро получит. Василий заказал себе водочки с селедкой, коньяк Игорю и, деловито сопя, открыл ноутбук.
— Наташе он сочувствует, видите ли. Хорошо хоть она только в отношении себя реальность поменяла, а то проснулся бы сейчас крокодилом зеленым, — проворчал он. — Ну, хватит уже трястись и в окно пялиться. Чего ты там увидел?
Наташа разговаривала с подругой. В десяти метрах от нее раскрасневшийся Антошка, высунув от напряжения язык, пинал здоровенную смерзшуюся глыбу.
— Антон, поросенок! — крикнула Наташа. — Прекрати немедленно! На последние деньги ему к Новому году сапоги купила, и ты посмотри, что делает! — возмущенно пояснила она подруге.
— А ты чего ждала? — отозвалась та. — Что он их на стенку повесит и начнет тряпочкой протирать?
Обе рассмеялись.
— Антошка, правда, ну пойдем уже, — позвала Наташа, — холодно, противно. Солнце садится, скоро стемнеет. Я бы зимой из дома вообще не выходила. Что он в этой площади нашел? Всё время меня сюда гулять тащит.
Они еще немного поболтали. Подруга попрощалась, и Наташа с сыном направились к троллейбусной остановке.
— Мам, мама! — вдруг закричал Антон. — Иди сюда скорее! Я тебе такое покажу!
— Ну что еще, Антон? — уже с легким раздражением в голосе спросила Наташа, нехотя двинувшись в его сторону.
— Сюда, сюда, — кричал Антон, — смотри!
Он понизил голос до торжественного шепота и указал ей на статую, освещенную последними лучами бледного зимнего солнца.
— Правда, кажется, что конь трехголовый?
— Антон, — решительно начала Наташа, — мы всё равно сейчас же идем домой. Так что, что бы ты ни выдумал, это тебе не поможет.
— Ну мамочка, ну посмотри, пожалуйста, повнимательнее. Правда? Ведь правда, да? — не унимался Антошка.
Наташа сдалась и послушно уткнулась взглядом в скульптурную группу на Университетской площади. Глаза немного слезились от усилившегося к вечеру ветра. Она моргнула несколько раз, пригляделась и даже вскрикнула. Вернее не она, а кто-то внутри нее.
— Знаешь, Антон, а ведь и в самом деле…
Она замолчала и словно впервые увидела это место. Город неуловимо менялся. Ветер перестал быть колючим и начал плавно закручивать падающий под фонарями снег в сияющие гирлянды. Рваные тучи сделались бархатистыми, словно мягкие игрушки. Наползающие тени сумерек вдруг окрасились в нежно-сиреневые оттенки, а светлые окна университетских корпусов излучали теплое желтоватое свечение.
— Антошка, ты сильно замерз? — еле слышно проговорила она.
— Совсем не замерз, — заверил ее сын.
— Давай пешком до дома, а?
— Ура-а! — заорал мальчишка, скатываясь с сугроба прямо на запорошенные плиты площади.

* * *
— Во потенциал! — сказал Василий, опрокинув третью рюмочку. — Восстановилась и глазом не моргнула! Одно слово — бабы. И чего ей не работалось?
— Донесешь? — мрачно спросил Игорь.
Василий самодовольно сощурился, и его проштрафившийся собеседник приготовился к очередной порции назиданий, без которых Вася не мог обойтись, стоило ему принять больше 150 грамм.
— Донесу — скажешь, аморально по отношению к ней, — Василий кивнул на опустевшую уже площадь, — не донесу — скажешь, аморально по отношению к Компании. Но всё дело в том, — он поднял вилку, с которой тут же сорвался кусок селедки, — что мы находимся вне морали. В этом наше неоспоримое преимущество! — Вася проскрежетал вилкой по тарелке, ловя непослушную закуску. — Так что на хрена мне этот геморрой? Не наш партнер, хоть и с потенциалом. Что поделаешь!
Такого прорыва мыслительных способностей Игорь от своего непосредственного начальника, честно говоря, не ожидал. Вася снова уткнулся в ноутбук и напрягся.
— Как лучше написать: «спонтанный артефакт» или «самопроизвольная пространственная реконструкция» — чтобы обоим отмазаться?
«Хороший ты мужик, Вася, — подумал Игорь. — Сидел бы всю жизнь в своем таксопарке — цены бы тебе не было. И на кой черт я тогда к тебе в машину сел?»
— Спонтанный прорыв пространственно-временного континуума, — сказал он.
— О-о-о! — Вася даже застонал от восторга. — Угу! Так и запишем.
«Неплохой вроде мужик, — думал Вася, — про способности я уж вообще молчу. Наташа эта — карьеристка истеричная — рядом не лежала. Перешагнул пространственно-временной разрыв — даже не заметил. Полгода сидит, бездельничает, потом за две недели пять человек враз подписывает и дальше сидит. Нюх у него на них, что ли? Просто мистика какая-то. Образование опять же. А выше “профессионала” не поднялся. И чего ему не хватает? Не понимаю. — Василий отослал отчет, открыл другой файл и продолжил внутренний монолог: — Мы университетов, конечно, не кончали. Но кое-какие методики тоже имеются. Сколько же ему лет, Антону этому? Наверное, не больше десяти сейчас. Запишу на 2010—2015-й годы — нормально будет».
До 2015 года время еще было. Антон безмятежно шагал с мамой по искрящемуся вечернему Городу, крепко держал ее за руку и улыбался…

ОТКРЫТАЯ ВОДА

Волнорез был стар. Стар настолько, что уже казался неотъемлемой частью береговой линии. Словно сам великий океан Тетис породил его из своих глубин миллионы лет назад, прежде чем возникли и приняли современный облик иссеченные ветрами и штормами скалы полуострова Крым. Каждый раз, когда Вадим приезжал сюда, он поражался этому странному сооружению и дерзости его строителей, назвавших бетонный параллелепипед «волнорезом». Как будто грубый рукотворный кусок суши и в самом деле может противостоять бесконечности волн. Сейчас на полуострове подобных сооружений осталось только два. Был еще фрагмент мола в Севастополе, в акватории музейного комплекса «Старый порт», но он все-таки не вызывал таких ощущений одиночества.
На всем остальном побережье давным-давно установили силовые щиты, которые и в голову никому не приходило назвать волнорезами. «Бессмысленно разрезать воду… бессмысленно…» Казалось, само море шепчет это, мягко облизывая поросший ракушками и водорослями камень и небрежно накатывая волны на берег.
«Здесь нет заката, — подумал Вадим, — солнце прячется за горы… жаль…»
— Пойдем, Вадик.
Митрич в белом спортивном костюме с золотистой надписью «Россия», подтянутый и загорелый, выглядел весьма презентабельно. Разоделся он, разумеется, неспроста. Именно таким любители спорта хотели видеть тренера сборной России по плаванию на открытой воде. Таким и увидели. Вадима на пресс-конференции Митрич в этот раз демонстрировать не стал. Серегу с Саньком тоже оставил. Сказал: мол, нечего отвлекать спортсменов перед ответственным стартом — продуманный ход, согласованный с менеджером сборной команды и имидж-мейкерами. После розыгрыша нескольких комплектов наград сборная России занимала четвертое месте в турнирной таблице мирового первенства. И завтра в борьбу вступали марафонцы, которым благосклонная судьба подарила неплохой шанс.
На счастье конкурентам и себе на беду непобедимый австралиец Арни Хорн, собравший умопомрачительную коллекцию наград и регалий, в конце прошлого сезона попался на допинге. А увлечение стимуляторами, как известно, дело скользкое. Особенно в модифицированном спорте. «Генетики» с «аптекарями» не дружат. У каждого свое шоу.
— Полюбовались на море и будет, — буркнул Митрич, — ужинать пора.
Досталось старику от журналистов за все прошлые неудачи.
— Ладно, пошли, — согласился Вадим. Он подобрал камешек, размахнулся и швырнул в сторону прибоя. До воды, конечно, с такого расстояния не добросить. А ближе не подойти — «секьюрити» удавится — не пустит. Там уже трибуны монтируют для тех, кто предпочитает комфортные условия просмотра водным и воздушным транспортным средствам. На всякий случай он оглянулся.

* * *
Девушка была не просто изящна, а грациозна, как… Вадим смотрел и не мог придумать земное существо, достойное сравнения с ней. Всё семейство кошачьих, вместе взятое, ей в подметки не годилось. Это была грация моря… Влажная кожа золотилась на солнце, ветер трепал светло-русые волосы, а белая пена ударявшихся в бетон волн казалась специально созданным для нее фоном. Девушка осторожно шла по волнорезу. Аккуратно, чтобы не пораниться, ставила ногу, тщательно выбирая место между ракушками. Не спеша, всем телом начинала делать следующий шаг. И ощущалась в этих неторопливых шагах вся гармония мира, и не было в целой Вселенной ничего важнее, чем дойти до края волнореза. Вадим вскочил, пробежал пляж (тогда его еще так не охраняли) и уже через несколько секунд шлепал босыми ногами по влажному, скользкому, обросшему водорослями камню. Девушка обернулась и распахнула удивительно красивые изумрудные глаза, в которых смешались любопытство и настороженность.
«Модель, — разочарованно подумал Вадим, — слишком красивая и двигается нетипично». Они стояли уже в нескольких метрах друг от друга, молчать не имело смысла, и он сказал:
— Привет. А почему надо дойти до края волнореза? Кстати, меня Вадим зовут.
— Ты — «новая русская надежда», да? — она чуть улыбнулась, подражая голосу телеведущей. — Я вчера репортаж видела.
Вадим засмеялся.
— Какая надежда! Еле-еле в десятку попал. На десятом месте.
— Для дебюта — это просто супер! — Она протянула руку: — Аня. Смотри, — они сделали еще несколько шагов, продолжая держаться за руки, — сейчас солнце, перед тем как спрятаться, пройдет точно между шпилями Прибрежного, как будто повиснет. И башни станут золотыми. В августе только отсюда видно.
Гравитонные механизмы удерживали город над водой на площади в несколько квадратных километров. Вадим повернул голову, сощурился и действительно увидел тот завораживающий эффект, о котором сказала новая знакомая. Заходящее солнце несколько минут рисовало им сказку, превращая типовое поселение в сверкающий дворец с золотистыми шпилями и ажурными конструкциями, пронизанными светом. «Нет, пожалуй, не модель, — засомневался Вадим. — Тогда кто? Из местных?»
— Здорово! — признался он. — Сама придумала?
— Угу. Как-то целый день на пирсе болталась, и вот результат, — она расправила плечи, — личная сказочная страна, в которую можно гостей водить. Тебя, например…
— Ты из Прибрежного или с берега?
Тень скользнула по лицу девушки и пропала.
— Я фридайвер. Наш поселок маленький, его отсюда не видно. Он на запад от Прибрежного.

* * *
Товарищи по команде уже поужинали и ждали их в холле жилого корпуса. Хотя какие они товарищи? Перед квалификацией Серега увел у него две порции витаминного коктейля. Вадим отношения выяснять не захотел и остался бы голодным перед самым стартом, если б Митрич не почуял неладное.
— Вадик, ты меня сегодня слушать будешь?
— Да, Тарас Дмитриевич, извините. Задумался.
— Что-то ты у нас сегодня задумчивый, — проворчал Митрич.
— Зазноба не пришла, — хохотнул Санёк. Тот еще типаж: «спортсмен классический, неотягощенный». Дури полно, мат через слово, толку никакого третий год.
— Ага… Дельфин и Русалка, — хмыкнул Серега. («Спортсмен классический, интеллектуальный». Результаты есть, мозги прилагаются, подлец редкостный.)
— Не отвлекаться! — скомандовал Митрич. — Так вот, о дельфине. За всю историю модифицированного плавания марафонские дистанции батом выигрывал только Лерске. Но поскольку наш задумчивый номер один плывет именно баттерфляем, будете освобождать ему поле деятельности. Санёк, с тебя шум на первой половине дистанции и седьмое место в итоге, как минимум, иначе — выгоню к чертовой матери!
— Сделаю, не вопрос, — нарочито бодро ответил Санёк.
— Сергей, держишь Доровских. Он тоже ленточник и пока тебе не по зубам. Удержишься за ним — считай, в пятерке. Но главное, чтобы парень нервничал всю дорогу. Ясно?
— Угу.
— Ну а тебе, Вадик, остается Джонни-утюг. Повторяем индивидуальную тактику с акцентом на Вадима и отдыхаем.
Джон Айрон — серебряный призер последних двух лет был на полголовы выше Вадима. В плечах, пожалуй, не шире, но в модификации — кролист. Самый опасный соперник. Верхние конечности работают попеременно, делая один гребок за другим, нижние — создают основную тягу. И практически никаких дисквалификаций! Тело лежит на поверхности воды, стало быть, плавание надводное, а как он там дышит, никого не волнует. А Вадик в свое время намучился со строго регламентированным выходом на вдох… Он закрыл глаза. Волнорез ночью почти сливался с морем, но Ани не было там даже в его воображении.

* * *
«Хочешь быть богат — создай свою церковь». Вот бывший директор дайвинг-клуба «Аква плюс» и создал ее в начале двадцать первого века, призвав своих прихожан поклоняться воде как единому и вездесущему жизненному началу, изменяющемуся и вечному… Или вечно изменяющемуся во всем сущем… как-то так…
Мог ли представить себе проворовавшийся директор, насколько благодатной почвой для брошенного им зерна окажется бурное развитие генной инженерии и биотехнологий. «Клонирование! Пренатальная селективность! Вы можете заранее узнать таланты малыша и уделить их развитию должное внимание. Личный успех и процветание общества!»
Вся беда в том, что человек никогда не умел вовремя останавливаться. Таланты развивались, тела перекраивались, клонов выпускали уже целые фабрики, психологи к концу рабочего дня валились с ног от изнеможения. Не обошлось без войны, прокатившейся по территории стран, не имевших технологий клонирования и пренатальной селективности. Затем наступило отрезвление в виде так называемого потенциала модификации, который задействовался лишь при необходимости, позволяя человеку сохранять его исконный, со времен Адама и Евы, облик. И пришло спокойное осознание того, что в руках человечества оказался всего лишь очередной инструмент, который можно использовать во благо или во вред, в зависимости от преследуемой цели. Не более того.
Как раз на этом этапе, породившем множество трактовок старых религий и новые верования, в Крыму вошло в моду гордиться врожденными способностями к подводному плаванию, доставшимися от родителей. На то, что предки в свое время подвергались генетическим манипуляциям и сомнительным экспериментам, закрывали глаза. Какая разница, кто научил их кровь запасаться кислородом? Люди, уставшие от суетности бытия, видели в видоизмененных эритроцитах знак божественного провидения и целыми семьями пополняли ряды фридайверов. В конце концов особо рьяные ушли с побережья в один из надводных поселков, оборвав связь с внешним миром. На момент встречи Вадима с Аней бывший клуб «Аква плюс» представлял собой одну из самых странных и закрытых сект, имеющую множество филиалов по всему миру.
Существовал, конечно, и традиционный дайвинг, как модифицированный, так и обычный. За счет него жили истинно верующие, сооружая пятизвездочные отели при своих поселениях и выделяя желающим проводников из числа молодых послушников.
Кое-что из вышесказанного Вадим знал. Иногда, во время подводных тренировок, он даже видел длинные гибкие тела, стремительно скользящие в толще вод, как будто для них не существовало силы трения. Особенно много их было в Тихом океане. Но при попытке приблизиться фридайверы сразу уходили на запрещенную глубину, а вблизи официальных тренировочных баз практически не появлялись. Поэтому вопрос, который Вадим не задумываясь задал Ане, прозвучал столь же искренно, сколь и нетактично:
— Разве вас выпускают?!
— Нет, — качнула головой девушка, — только меня. Я глухонемая. Первый ущербный образец в семье за несколько поколений. Поэтому я в гостинице работаю, с мирянами общаюсь. Там тебя и видела по телеку.
— А… м-ммм… немая — это ведь…
Он так отчаянно захлопал глазами, силясь хоть что-то понять, что Аня рассмеялась.
— В ультразвуковом диапазоне, — пояснила она, усевшись на край волнореза и болтая ногами, — в детстве акулы испугалась. — Она лукаво сощурилась: — Веришь?
Вадик примостился рядом, с размаху сев на ржавую металлическую петлю, отчего сразу членораздельно ответить не получилось. Но какая-то доля истины в словах девушки была несомненно. Он это чувствовал.
— Мне возвращаться пора. Мама будет волноваться, — серьезно сказала Аня.
— Я провожу… сколько можно, ладно?
— Ага. Если догонишь.
Аня показала ему кончик языка и перетекла в воду. Не нырнула, не соскользнула, а именно перетекла. Плавно. Без единого всплеска. Только что сидела рядом — и уже нет.
— Посмотрим! — крикнул Вадик, модифицируясь в прыжке.
Они встречались целую неделю…

* * *
Смонтированный за ночь гигантский полукруглый стадион уже шумел, заглушая прибой. Море слегка штормило. Белоснежные шапки облаков, переваливших через зубцы Ай-Петри, величественно плыли по синему небу, гордые своей победой над горами. В небе реяли разноцветные облегченные летательные аппараты всех известных типов и конструкций.
— Только победа, Вадик, — сказал Митрич, который не смотрел на облака, — иначе сожрут, — он вздохнул и вдруг улыбнулся, собрав в уголках глаз лучики морщинок: — Порви его, Вадим! Утюги плавать не умеют. Нечего им на море делать… и на пьедестале… Пошли.
Когда Вадим вышел на оцепленную полосу пляжа, где разминались спортсмены, шум стадиона превратился в оглушительный рев, перекрывавшийся лишь голосом комментатора:
— На дистанции сто километров свободным стилем в первом силовом коридоре старт принимают: Вадим Танков, Россия, баттерфляй; Джон Айрон, Соединенные Штаты Америки, кроль…
Джонни-утюг эпатировал общественность. Вокруг него кружила «белая лебедь» — та же подружка из летунов, что в прошлом году порхала над ним всю дистанцию, держа в руках звездно-полосатый флаг. Крылья, конечно, для понту. Наверняка где-то гравитонный движок припрятан. Сам Джонни уже модифицировал верхнюю половину туловища, превратив руки в мощные, покрытые чешуей конечности с суставчатыми пальцами, между которыми растягивались белесые перепонки. Голова с вытянутыми и сплюснутыми с боков теменными костями на укоротившейся шее, действительно напоминавшая формой утюг, хищно выпирала над массивным плечевым поясом. Лопатки встали вертикально, позволяя «рукам» совершать круговые движения в плечевых суставах. Восторгу трибун не было границ.
Вадим оглянулся на Митрича. Тот отрицательно качнул головой, и Вадик облегченно вздохнул. Его торс при модификации так эффектно не выглядел — сутулой дельфиньей спиной с гребнем-стабилизатором сегодня никого не удивишь. Верхние конечности у него принимают форму плавников только в броске. Демонстрировать их сейчас — зря энергию тратить. Разминка частей тела, предназначенных для воды, которой старательно занимался американец, работая на публику, на суше не имела смысла. Вадим медленно разворачивался перед трибунами. Ничего, широкие плечи и узкие бедра тоже кое-чего стоят. В толпе появились российские «триколоры». Американец, сделав сальто, бултыхнулся в прибой и на гребне волны вылетел обратно на узкую полоску пляжа.
«Пересох на солнцепеке, — злорадно подумал Вадим, — довыделывался. Так ему и надо». Он поймал взгляд Сергея, разминавшегося у самой кромки воды. Серега прыжок тоже отметил, а вот стадион просто застонал от восторга. Что ни говори, есть чему у конкурентов поучиться. Из такой лажи рекламный трюк сделать! Имиджмейкеры нашей команды им в подметки не годились. Однажды во время интервью Вадиму пришлось битый час опровергать расхожий миф о секретных тренировочных базах российских пловцов на берегу Северного Ледовитого океана, где полярные медведи представляют для бесстрашных русских парней серьезную опасность. От Танкова все пытались добиться точных сведений о количестве покусанных.
Санёк, беззвучно пошевелив губами, подошел с напутствием:
— Дерни его, Вадька. Чтобы чехуя по всей трассе сыпалась…
— На старт приглашаются участники финального заплыва, — объявил громоподобный голос.
Стартовые тумбочки, вынесенные в море на расстоянии двадцати метров от берега, — как барьер между этим миром ласкового солнца, теплого моря, спортивного праздника и тем, другим. Миром жестокой борьбы и призрачной удачи, отгороженным силовым коридором, непреодолимым для людей. Только волны, неумолимые, вездесущие и истинные обитатели моря, имеют право на встречу с участниками марафона непосредственно во время заплыва. Согласно социологическим опросам спорткомитета, это добавляет остроту ощущений обладателям сотен пар глаз, впившихся в гигантские экраны на берегу, и тысячам и тысячам любителей водных видов спорта, удобно расположившимся у своих телеприемников.
Тумбочки индивидуальной формы изготовлены по спецзаказам и путешествуют вместе со спортсменами. Одинаковы только высота и материал, из которого они сделаны. Анатомический рисунок модифицированного тела неповторим, как отпечатки пальцев, и проигрывать старт, прыгая с неудобной площадки, никому не хочется.
Впрочем, выигрывать старт Вадим как раз и не собирался. Он потоптался на ровной, чуть наклонной поверхности, проверяя устойчивость, улыбнулся в мотавшуюся перед носом видеокамеру. Справа от него американец старательно располагал свои гребные нижние конечности, покрытые люминесцентными татуировками, на жутко сложном инженерном сооружении. Слева Серега раскинул руки в стороны и распустил верхние ленты, проверяя натяжение. Их свободно свисавшие концы обвились вокруг лодыжек, отчего спортсмен стал похож на треугольного воздушного змея. Еще чуть-чуть, и взлетит. Видимо, морской ветер и в самом деле мешал, потому что Сергей резко опустил руки вдоль туловища. Прочная мышечно-сухожильная ткань собралась в складки и грубыми воланами повисла вдоль тела. «Человек-скат», как окрестили его журналисты. Модификация и в самом деле редкая, но на ската он в воде совсем не похож, особенно на финишном рывке, когда, кроме ягодичных и межлодыжечных, растягивает дополнительный вертебральный фрагмен своей уникальной мускулатуры.
Санька Вадим не видел. Он стоял где-то между китайцем и французом и наверняка раздувал огромный, хлопающий на ветру мешок, пугая «молодняк». В отношении него журналисты не ошиблись. Кальмар, он и есть кальмар. Даже формой похож, только голова впереди торчит. Способ передвижения — реактивная струя. Под водой очень красиво, а на поверхности — больше шума, чем скорости. Почему Санёк не ушел в подводное плавание, а третий год болтался в сборной марафонцев, знал только Митрич. Но Митрич много чего знает — из того, что другим знать не обязательно.
— Внимание болельщикам в акватории заплыва! Десять секунд до включения силового коридора. Подводным, надводным и воздушным транспортным средствам отойти за световое ограждение.
Тридцатилетний американец Джон Айрон больше не играл на публику. Серебряный призер двух последних лет, прикусив губу, смотрел прямо перед собой. Бронзу в прошлом году взял Вадим.

* * *
Танков догнал своих на Кипре, к концу первой недели тренировок. Тарас Дмитриевич имел с ним длинный и эмоциональный разговор об отсутствии дисциплины и первых приступах звездной болезни у сопливых салаг, которые ничего кроме разгильдяйства команде не приносят. Но не выгнал. К тому времени Вадима называли самым перспективным российским спортсменом уже не только в кулуарах, и Митрич был связан по рукам и ногам. Танков нравился спонсорам.
С Аней Вадик вновь встретился через полгода на сборах в Крыму, а потом еще раз, на прошлогоднем чемпионате. И пока над американцем парило белоснежное «чудо в перьях», так приглянувшееся зрителям, в толще воды вслед за Вадимом скользило длинное гибкое тело, еле различимое в сумраке. Нижняя граница коридора проходила на глубине тридцати метров.
Тогда он первый раз увидел Аню в модификации фридайвера. До этого она принципиально не показывала ему всех своих возможностей. Может, не хотела обидеть явным преимуществом, а может, со всей яростью юности доказывала, что она такой же человек, как и все остальные…
— Я там не останусь, — упрямо наклонив голову, сказала она, сидя на самом краешке волнореза. — И с тобой — тоже не останусь! Я хочу врачом быть… детским.
И заплакала. Да так неожиданно и горько, что Вадим совсем растерялся.
— Анька, не плачь, — попытался утешить он. — У меня старт послезавтра. Если что-нибудь выиграю, поговорю с тренером. Может, он придумает, как тебя вытащить.
— А не надо ничего придумывать, — она вытерла слезы. — Для таких, как я, путь открыт. Восемнадцать лет исполнится — и иди на все четыре стороны. Я уже давно там чужая, к обряду посвящения близко не подпускают. Мне вообще кажется, что им просто в гостинице вкалывать лень! Вот и держат…
— Так чего ж ты…
— Маму жалко, — она всхлипнула в последний раз, посмотрела на море и решительно заявила: — Я послезавтра приду. За тебя болеть. Не провожай.
Вот такая была встреча. Разговор с самого начала не клеился, и теперь еще это… «Как она придет? — ломал голову Вадим. — Сама же говорила — никуда не отпускают!» Он сто раз ее с собой звал и никак не мог понять, какая разница, где несколько часов провести — у воды или, например, в Ялте.
Вдоль силового коридора на соревнованиях всегда толчея из журналистов и фанатов. А вот под ним — практически никого нет. Все знают, что видеокамеры устанавливаются организаторами через каждые сто метров — проще трансляцию поймать. И Вадим, который уже прошел треть дистанции, сначала даже подумал, что ему померещилось внизу какое-то движение, пока не сообразил, в чем дело, когда удлиненное, неестественно гибкое тело уравняло с ним скорость, выдвинувшись на полкорпуса вперед. Так он и дошел до финиша, пытаясь догнать всех троих: именитого австралийца, опытного американца и урожденного фридайвера, в которого, кажется, втрескался по уши.
После заплыва он ее не нашел. Аня пропала, не объяснив причину своего опоздания и внезапного появления. Сгоряча Вадим попытался прорваться в поселение… Его трижды неласково отбуксировали к берегу. И в медпункте, куда бронзовый призер угодил после третьей, самой отчаянной попытки, пришлось выложить Митричу всю историю с самого начала. Тот схватился за голову, но упрекать Вадима не стал, посоветовав забыть обо всем до следующего чемпионата, и широкой огласки инцидент не получил.

* * *
— На-а-а ста-а-арт… — протяжно взвыл зычный голос, на миг погрузив трибуны в звенящую тишину ожидания. Смолкли комментаторы, затаили дыхание размалеванные в цвета своих клубов фанаты, летательные аппараты перешли в режим зависания. Звуковой сигнал стартера Вадим даже не услышал — ощутил. Каждой клеткой своего напружинившегося и уже наполовину видоизмененного тела, послушно рванувшегося вперед.
Полет… блеск солнечных пятен на поверхности воды, бегущей навстречу… продолжающееся после отрыва ощущение разворачивающейся пружины в пояснице, когда нижние конечности теряют человеческие контуры, превращаясь в подобие дельфиньего хвоста… И удар. Все-таки удар… «Как же Анька это делает? С любой высоты — ни плеска, ни шума…»
Выплыв у него получился солидный, что позволило скомпенсировать слабенький прыжок. Гребок, выход на вдох… Американец пока впереди. Блеск на поверхности воды — прозрачно-зеленая глубина — три минуты скольжения в невесомости — гребок — выход на вдох.
Санёк выдохся к первой трети дистанции, и в отрыв они ушли впятером. Джонни-утюг чуть впереди, затем, почти голова в голову, Вадим с украинцем Мишей Литвиненко, улыбчивым парнем, в прошлом году пришедшим из юниоров. Еще чуть позади — поляк Доровских, выступающий за французскую сборную, и Серега.
Постепенно вода утратила текучесть. Стала тяжелой, как ртуть, и плотной, как студень. Горячий студень, обжигающий лицо при каждом броске вперед. Начались проблемы со зрением — бич всех модифицированных пловцов. Двойная аккомодация, рассчитанная на коэффициенты преломления в воде и на воздухе, сбоила при повышении кровяного давления из-за рефлекторного спазма дополнительных сосудов. Вадим то необычайно четко видел под водой на несколько десятков метров, то смотрел в зеленоватую муть, рискуя потерять направление. Попытка оглядеться в пятиметровом надводном прыжке приводила к потере стабилизации и драгоценных секунд. И самым надежным ориентиром сейчас было даже не световое ограждение, а пенный бурун, остающийся за неутомимым американцем, размашисто гребущим на поверхности воды.
Последний информационный щит, которые расставлялись для спортсменов в контрольных пунктах, проскочил мимо него мутным бледным пятном. Но Вадим и так знал, что идет вторым, до финиша — не больше тридцати километров и американца ему не достать ни за что. «Серебро-серебро-серебро», — глухо бухало сердце у самого горла. И тут в глубине, ставшей на миг невозможно прозрачной — до слез, до рези в глазах, легко заскользил знакомый гибкий силуэт.
Вдох… раскаленный соленый воздух… белое расплавленное солнце… размазанный над морем звук, медленно складывающийся в сознании в слово «фи-и-иниш-ш-ш». Значит, пройдено девяносто километров и надо ускоряться на финишной прямой. Он шлепнулся в воду плашмя, ударившись лицом и животом. Митрич наверняка орет в мегафон: «Вадик, подбородок где у тебя?! Технику, технику держать!» Губы искривила болезненная судорога, и Вадим понял, что пытался засмеяться.
А потом исчез бурун, который вел его всю дистанцию, и в надводном броске запаниковавший Вадим увидел рядом с собой медленно разворачивающуюся перепончатую лопасть, с которой прозрачными искрами срывались капли. Он догнал Джона Айрона. Тот опережал его буквально на один взмах, когда впереди замаячила красно-белая полоса, обозначавшая конец дистанции.
На передних ластах проступил странный рисунок, и, смывая его, вода окрашивалась в нежно-розовый цвет.
Ане должно понравиться… Она как-то сказала, что любит розовый цвет, потому что он не имеет к морю никакого отношения…
Модифицированная кожа потрескалась от напряжения. В идеально прозрачной воде гибкая тень металась за границей коридора.
«Волнуется… — услужливо подсказало угасающее сознание. — Надо сделать еще один вдох и спуститься пониже, спросить, почему не пришла… нет, лучше вылезти на волнорез… на середину — там ракушек меньше…»
Он тяжело пробороздил бедренными стабилизаторами гребни волн, шевельнул неподъемно-тяжелой конструкцией хвоста, заметил неясную вспышку в туманном сумраке и еще несколько раз смог резко выбросить тело из воды… перед тем как врезался в красно-белый барьер, загудевший от удара. Здесь тоже устанавливались трибуны для любителей смотреть финиш вживую.
Вадим хотел сказать Митричу что-то очень важное, но, пока его вытаскивали на платформу, никак не мог сообразить, что именно. Тело, судорожно подрагивая, принимало человеческий облик. Из носа текла кровь, и Вадим подумал, что, наверное, пробил финишный ограничитель, потому что руки до локтей тоже были разодраны. Левую уже забрызгали коричневой пеной, а правой он всё хотел вытереть нос, но кто-то крепко держал его за запястье. Он повернул голову, небо над головой пришло в движение, и на фоне бездонной синевы и хлопающего на ветру трехцветного флага он увидел мокрую голову Санька, сидящего рядом. И он вспомнил.
— Сашка… прыгай!
— Ага. Щас. Митрич, дай ему водки, блин. Результат засчитан уже…
— Анька… там… — хрипел Вадим, пытаясь вырваться из чужих рук, — ударилась о щит… снизу… Санька, прыгай! Митрич!.. Пустите меня…
Он вскочил, рухнул на колени и попытался снова подняться.
Первым прыгнул Серега. Молча встал, отодвинул с дороги озадаченного Санька и, пошатываясь, пошел к краю платформы. Санёк опомнился и бухнулся следом. Железная рука удержала поднявшегося Вадима за локоть, и под нос ему сунули коммуникатор.
— Вадик, скажи спасателям, на каком отрезке, — с нажимом произнес Тарас Дмитриевич, и только тогда Вадим сообразил, что должен был ему сказать.
Красно-белый барьер всё еще слабо вздрагивал — финишировали аутсайдеры заплыва.

* * *
— Вот где вы все у меня сидите! — Митрич провел ребром ладони по горлу. — Спасибо, у девчонки ума хватило дождаться совершеннолетия, прежде чем за мастером спорта Танковым в сине море бросаться! От великой любви… Мне только мести глубоководных сектантов не хватало! Любовь… вашу мать!
— Тарас Дмит…
— Молчать! — Митрич грохнул кулаком по столу. — По-человечески нельзя? Что, без трагедий, клинической смерти под телекамерами и «скорой помощи» совсем никак? А имиджмейкеры только что не рыдают от восторга! Перепились уже на радостях вместе с журналистами… разогнать бы их всех, бездельников… Тьфу! Куда катимся? — он безнадежно махнул рукой, прошелся по комнате, недовольно пожевал губами и продолжил подчеркнуто официальным тоном: — Так вот, итоги. Санёк седьмой. Сергей четвертый, но, — он многозначительно поднял палец вверх, — с очень большим отрывом от лидеров. Делай выводы. Вадим… Что делать-то будем, Вадик? Результаты до сотых совпали…
— Поплывем, Тарас Дмитриевич.
— Я попробовал про тысячные заикнуться, так эти тут же адвокатов приволокли,— развел руками тренер, — как будто у нас ни секундомеров, ни юристов! Позвонил нашим, контроль подняли… Ну, и решение комиссии ты уже знаешь: повторный старт, немодифицированный заплыв и «пусть победит сильнейший»… Есть такой пункт в правилах чемпионата. Всё равно подыграли, черти. Кроль, хоть ты лопни! На двух тысячах метров сторговались.
— Ну, кролем поплыву, — старательно изображая вселенскую покорность, сказал Вадим.
— Чё, он кроля не видел? У нас с базовых стилей каждое утро начинается, — фыркнул Санёк. (Хороший парень. Грубоватый, конечно, зато веселый.)
— Раз неделю на подготовку дали, — задумчиво сказал Серега, — значит, у Джонни с базовым стилем тоже не всё чисто.
Все-таки умница. Не иначе Федерацию плавания в стране возглавит со временем.
А Джон Айрон… Он и без модификации страшный соперник: на полголовы выше… в плечах, пожалуй, пошире… И в то, что можно добыть на воде «золото», имея в активе лишь две руки и две ноги, Вадим еще не верил.
— Пойдем, Вадик, в архиве покопаемся, — сказал Тарас Дмитриевич. — Мне тут ребята из Федерации несколько фамилий подсказали… Оглянемся, так сказать, назад. Иногда полезно.

СОТВОРИ ЦИВИЛИЗАЦИЮ

Русалки… Ах, какие в этот раз были русалки: волоокие, игривые, изящные и гибкие, с серебристыми чешуйчатыми хвостами… распутные… Удивительно грациозные существа с ангельскими голосами… и мерзкий, резкий, дребезжащий сигнал вызова.
«Надо ответить на вызов. Надо обязательно отвечать на вызов».
Тим тяжело поднялся с постели, сделал несколько нетвердых шагов, плюхнулся в кресло и включил «прием», не без труда набрав нужную комбинацию. Он еще очень смутно воспринимал действительность, совсем не помнил, что он делает в рубке космического корабля, но уже отдавал себе отчет, что раз уж он обнаружил себя в кресле у панели управления, значит, действие галлюциногена заканчивается и через пару минут ему предстоит окунуться в заботы серой повседневности… Отвратительно серой повседневности…
Когда инспектор первого ранга Службы Безопасности Тимоти Рид пристрастился к наркотикам, он и сам не мог точно сказать. Наверное, всё началось со смерти Даниеля — верного напарника и единственного друга, или с момента, когда его бросила Лейла, или когда ему перевалило за тридцать и работа превратилась из бесконечного приключения в рутину. В отличие от других наркоманов, майор Рид прекрасно понимал, что катится в пропасть, и это позволяло ему довольно долго оставаться вне подозрений Отдела внутренних расследований собственной организации. Но ничто не длится вечно.
Вызов шел по каналу личных сообщений, чего в принципе не могло быть, когда он на задании. А он был на задании. Девушка тревожно смотрела на него с экрана дальней связи.
— Тим, да очнись же, Тим!
— Да-да. Я слушаю. Я уже здесь, — он тряхнул головой, окончательно придя в себя. — Что случилось, Лейла? Откуда ты взялась?!
— Они взяли твоего поставщика, Тим, — она убрала за ухо тяжелую черную прядь и прикусила губу, — тебе нельзя возвращаться. Слышишь? Тебе нельзя возвращаться!
Связь оборвалась. Удивила Тимоти лишь неподдельная тревога за его судьбу в голосе бывшей подруги, потому что на самом деле он уже давно устал ждать развязки. С начала рейда его не покидало нехорошее предчувствие, да и задание вполне соответствовало упадническим настроениям. Земная колония F-41 оказалась самым убыточным предприятием Большой Земли за всю историю освоения дальнего космоса. Со своими неискоренимыми традициями кровной вражды и родовых войн, без малейшего намека на какой бы то ни было прогресс, колония уже у нескольких поколений офицеров и бойцов Службы Безопасности стояла поперек горла. Очередной виток напряженности на планете — и очередная команда под руководством опытного сотрудника отправляется разбираться в бесконечных дрязгах местных междоусобиц.
В этот раз операцией руководил майор Рид, и руководил, надо сказать, грамотно, несмотря на прогрессирующую слабость к сильнодействующим психотропным средствам. В две недели, прошедшие с момента высадки, местная полиция, усиленная подразделением спецназа из ближайшего регионального центра галактики, навела на планете порядок, вычислила и отловила зачинщиков, подстрекателей, наемников и духовных лидеров сектантов, поклонявшихся какому-то богу войны с замысловатым именем, и пересажала несколько тысяч местных жителей, поплатившихся за свою глупость собственной свободой. Одним словом, инспектор Рид навел на планете порядок путем маленькой, но стремительной войны и не испытывал при этом никаких угрызений совести из-за того, что несколько раз пришлось отдавать приказ стрелять на поражение. Он качественно сделал положенную работу и здорово развлекся, пока его корабль на орбите дожидался очереди на старт — руководитель операции покидал район последним. Но на этом этапе фортуна повернулась к нему спиной, потому что в пункте прибытия, если верить Лейле, его будет встречать медицинский контроль.
Тим не позволил себе поддаться панике. Наркотик полностью выводится из организма через 80 часов, значит, надо просто потянуть время, сымитировать неполадки в системе управления и проболтаться в каком-нибудь укромном уголке лишние сутки, чтобы по возвращении на базу можно было представить дело полностью сфабрикованным недоброжелателями. Мало ли что болтают на допросах наркокурьеры про представителей силовых структур с безупречным послужным списком. Иначе — смерть. Или принудительное лечение, которое от нее не сильно отличается, потому что противоядия для «Фантома» (цветная упаковка из-под которого всё еще валялась на полу кабины) до сих пор не найдено.
Диспетчер колонии F-41 дал ему добро на старт, и Тимоти облегченно вздохнул, положив руки на панель управления. Если бы официальная система оповещения на дальних рубежах работала более четко, его вполне могли бы задержать и здесь.
Пока космический корабль вместо возвращения рвался в открытый космос (благодаря старательно выведенной из строя системе позиционирования), инспектор Рид наводил порядок на его борту, избавляясь от всех улик, включая фрагмент записи с предупреждением от Лейлы, которая здорово рисковала ради него, забравшись в информационный центр. «Надо будет повидаться», — подумал Тим. После того как эта темноглазая красотка из аналитического отдела случайно узнала о его тайном пристрастии, они больше не встречались ни разу.
Он решительно стер ее изображение. Экран мигнул несколько раз и выдал координаты неопознанного объекта искусственного происхождения, движущегося по эллиптической орбите одного из желтых карликов в том участке галактики, который майор Рид выбрал в качестве укромного уголка. Тим увеличил изображение: на экране красовался иглистый шар около пятидесяти метров в диаметре. Иглы были тонкие, острые, абсолютно одинаковые и словно окутанные легкой паутинкой, сгущавшейся к основанию, так что поверхность шара разглядеть не удавалось. Он пожал плечами, загрузил идентификатор и, только увидев надпись «нет соответствия», сообразил, что действительно не видел ничего подобного в космосе за все пятнадцать лет службы.
Включилось всё сразу: инстинкт самосохранения, защитные системы корабля, ощущение реальности мира, словно он и не был болен, а также не менее острое ощущение опасности, потрясающей, опьяняющей, настоящей опасности, на несколько минут вернувшее к жизни прежнего Тима. И этот прежний Тим, веселый в общем-то парень, вдруг ляпнул в микрофон ближней связи:
— Кто ты? Эй! Давай хоть пообщаемся, пока до дезинтегратора дело не дошло.
— Я Харасан-Ибрагим, — после небольшой паузы сказал приятный мужской голос.
— Чего?! — майор Рид подпрыгнул в кресле и на всякий случай поймал неопознанный объект в перекрестье прицела системы наведения, уровняв скорости. Объект не менял траекторию полета.
— Неблагозвучно, да? — сочувственно спросили из динамика. — Скажи свое имя, я подберу вариант.
— Тимоти, — сказал Тим. Он твердо помнил, что выбросил все остававшиеся наркотики в бескрайние просторы Вселенной, предварительно распылив на атомы.
— Очень приятно. Лионель. Сейчас дам картинку.
На экране появилось изображение молодого парня в летном комбинезоне.
— Так нормально?
— Ага… — Кажется, он все-таки не удержался, и это осложняло дело, добавляя к сроку добровольной изоляции еще 80 часов. — Ты… что здесь делаешь?
— Жду, — коротко сказал парень и помрачнел.
— И я жду. А чего ждешь-то?
— Смерти. Не удержал индекс агрессивности, провалил задание на закрепленном участке и получил приказ с базы… из центра… не покидать сектор до прибытия похоронной команды… расстрельной бригады… э-э-э… трибунала с расстрельной командой и похоронной бригадой, понятно? Ты последнее живое существо, которое я вижу… Забавно… Надо же! Гуманоид оказался.
Тимоти Рид истерично рассмеялся и с горечью констатировал, что мозг не выдержал постоянно возрастающих дозировок галлюциногенов. Что ж, безумие так безумие, хотя бы не в одиночку, а с хорошим парнем не без юмора по имени Лионель. Уже не так плохо, мог бы и с Люцифером каким-нибудь общаться.
— Мы с тобой собратья по несчастью, — серьезно объявил он. — А за что тебя… под трибунал?
— Сложно. Я не умею так общаться. Нас не учили.
— А ты попробуй, — почти сочувственно сказал Тим. — Расскажешь, может, полегчает. Сколько у тебя времени?
— Немного, лет пятьсот… ох, извини, для тебя много… наверное. Я же говорил, ничего не выйдет.
— Не отчаивайся, — подбодрил Тим, — я не обидчив. Начнем с начала: ты кто?
— Я стражник.
Итак, цивилизация оказалась древняя как мир. Пройдя множество циклов развития, в данный момент она пребывала в фазе гуманизма, в результате чего Вселенную в пределах досягаемости поделили на секторы и в каждый сектор отправили полномочного представителя, призванного следить там за порядком. Это было всё, что Тим смог уяснить из часовой речи нового знакомого, изобилующей философскими терминами, теологическими понятиями и разнообразными аллегориями, которые, с точки зрения Лионеля, должны были облегчить восприятие собеседнику.
Но главное: Тим понял, что наркота здесь ни при чем! И еще — существо, которое впервые в жизни пытается пообщаться с гуманоидом, действительно попало в беду.
— Стоп!— решительно перебил он. — Что за индекс агрессивности, который ты нарушил?
— Н-ну… У нас много статистики… форм отчетности… показателей работы. Если во вверенном секторе всё спокойно — поощрение, если нестабильно — наказание. Определение по сумме.
— Это как?
— Много планет — горячие точки… разные проблемы, разные темпы эволюции…
— Не понимаю… — пробормотал Тим. — А на карте ты мне можешь показать, где именно этот твой индекс подскочил?
Изображение парня закрыла карта района, в котором они находились. Она чуть сместилась по экрану вправо-влево, замерла, и Тим открыл рот от удивления. Колония F-41 была отмечена жирным красным кружком.
— Лионель… или как там тебя на самом деле, а что именно ты здесь делал для этой вашей гуманизации Вселенной, ты можешь объяснить?
— Попытаюсь, — кивнул собеседник. — Очень агрессивные существа — ты и твои соплеменники. В таких случаях у нас принято применять методику малых возмущений… «Разделяй и властвуй»… Точечный психотронный удар, абсолютно безопасный для всего живого, и в течение многих ваших поколений зона сохраняет активность. Если ты туда зашел — ты вождь, тот, кто зашел после тебя, — вождь со знаком минус, те, кто к вам примкнул, — не жилец в миру… в мире. Очень удобно. Маленькие группы взаимно уничтожаются, что позволяет сохранить цивилизацию в целом.
«Кровная месть! — подумал Тим. — Вечная война разрозненных группировок. Ну конечно! Всё укладывается…»
— Подожди, — сказал он, ощутив нехороший холодок, — но ведь совсем рядом другие населенные планеты, там ты тоже…
— Нет, — качнул головой Лионель на фоне тающей звездной карты, — граница участка.
Майор Тимоти Рид шумно вздохнул и сжал виски руками.
Не тем, ох совсем не тем должна заниматься их могучая организация со звучным названием Служба Безопасности! Всё, что Тим делал до сих пор, сейчас напоминало мышиную возню под носом у голодного дикого хищника, собравшегося путем уничтожения нескольких серых особей очистить лес от скверны.
— Откуда ты знаешь, что использование такой методики — благо для моих соплеменников? — мрачно спросил он.
— Закономерность, Тимоти. Мы живем тысячи ваших лет, я вижу закономерность, я видел много цивилизаций, которые погубили бы себя без нашего вмешательства, и для них я тоже подбирал… методики. Всегда получалось… у меня был хороший учитель… Извини, нам вообще-то запрещено общаться с индивидумами. Я не умею… Я обидел тебя, да?
— О господи… — Тим встал и прошелся по кабине. Иглистый серый шар и патрульный звездолет под названием «Инспектор-404» теперь дрейфовали в пространстве бок о бок. — А ты не мог бы мыслить… скажем, не так масштабно, прогнозировать не в целом, а, например, циклами по сто-двести лет. Э-э-э… я в своем летоисчислении, но ведь ты понимаешь?
— Летоисчисление понимаю. Представь муравейник, за которым ты наблюдаешь в течение двадцати секунд. Что можно узнать? Как строить прогноз? Как подобрать верную методику?
— Да задолбал ты со своими методиками! — в сердцах сказал Тим. — Оставь всё как есть, муравьи без тебя разберутся!
— Я на работе, — коротко ответил Лионель и отключился.
Некоторое время Тимоти вызывал его, но безрезультатно. Он перекусил, побродил по кораблю, повалялся на койке, подремал и снова сел к связному устройству. Его теперь туда как магнитом тянуло.
— Лионель…
Собеседник не отозвался.
— Лионель, это я тебе индекс агрессивности испортил, извини. Я же не знал…
— Нет, индивидуальность не влияет в такой степени.
В общем-то, утверждение было верным. Не послали бы его, отправили кого-то другого, но Тим всё равно чувствовал раздражение.
— Раз ты такой умный, чего ж ты висишь здесь, вместо того чтобы исправлять ситуацию? — зло спросил он. — Пятьсот лет, конечно, не бог весть что, но все-таки. Что надо сделать, чтобы тебя оправдали?
— Создать цивилизацию разумных существ с заданными параметрами. Мне не успеть…
— Начни хотя бы, — сказал Тим, — может, оценят твои старания…
— Мало данных по району ответственности. Я вижу участок в целом. Под наблюдение выделяются планеты только с уже имеющимися цивилизациями, всё остальное для меня — поток сигналов… цветовые пятна… Там другая система оценки сути происходящего и коррекции, другие коэффициенты… черное — всё плохо, белое — всё хорошо, но чистые цвета встречаются редко. Анализировать долго. Я правильно объяснил?
— Правильно… — рассеянно обронил Тим, захваченный потрясающей идеей, лихорадочно просматривая карту района. — Где же это… у нас там блок-пост был. Его потом сняли, потому что слишком большие потери были. Ага, вот! Поехали, Лионель, я тебе покажу планету, где еще никакой цивилизации в помине нет, но, если ты ее там создашь в лучших традициях гуманизма, честь тебе и хвала. Раз они все для тебя на одно лицо, я тебя туда за ручку отведу, это по пути. Гаси агрессию, сколько влезет, и делай там, что душе угодно.
Это была сельва. Сплошная сельва, которая умела только жрать. Планета грызла, рвала когтями, урчала от сытости и снова бросалась на всё живое из темноты джунглей, из расщелин скал, из темных глубин всех своих пяти океанов и с голубых небес всеми своими формами жизни. Самое удивительное — условия были практически идентичны земным, и Большая Земля уже не раз замахивалась на колонизацию, но попытки проваливались одна за другой. Последняя предпринималась пятнадцать лет назад, и сам Тимоти участвовал в ней в качестве бойца спецназа. Это был один из его первых рейдов, оставивший в памяти неизгладимые впечатления, а на теле — несколько грубых рубцов.
— Как ты себе это представляешь?!
Он разволновался… или оно разволновалось. Голос низким переливчатым эхом прокатился по отсекам космического корабля майора Рида.
— Тише-тише. Спокойно, — улыбнулся Тим. «Много у нас различий, — с усмешкой подумал он, — но кое-что общее все-таки обнаружилось: инстинкт самосохранения. Иначе зачем бы я рванул в открытый космос время тянуть, вместо того чтобы сдаться. Всё бы уже кончилось. И это чудо природы могло бы и дальше здесь витки наматывать в ленивом созерцании миров, так ведь нет же! Как запахло жареным, выяснилось, что и с индивидуальностью можно при желании контакт найти, и до ее неприлично низкого уровня мышления спуститься, приняв привычный для нее облик…»
— Ты не можешь мыслить дискретно, я не могу мыслить широкомасштабно, — сказал он, — получается, что я беру у тебя прогноз и выдаю «посекундную тарификацию», что нужно исправить немедленно, с моей точки зрения, а ты смотришь на три тысячелетия вперед, оценивая, верно ли выбрано направление. Через пятьсот лет приезжает твой трибунал с крематорием и обнаруживает тебя с готовой программой создания цивилизации, беспроигрышной программой, заметь. Останется только отсрочку попросить, чтобы была возможность претворить идеи в жизнь. Нравится вариант?
— Делать прогноз со вспышки?
— Со множества вспышек. Я буду тебя навещать, я всё время по пространству мотаюсь. Считай, раз в месяц точно будем видеться. Обещаю жить долго.
— С тобой возможна телепатическая связь?
— Ты меня спрашиваешь?
— Я стражник, а не телепат, — немножко капризно и, пожалуй, даже высокомерно заявил представитель сверхцивилизации. Видимо, экстрасенсы считались у него на родине низшей кастой или ему отчаянно не хотелось влезать не в свою область деятельности, а может, он просто не угадал с интонацией.
— Поехали, Лионель. Я тоже стражник. Только ма-аленький, и, если я в ближайшее время на базе не отмечусь, за мной не только расстрельная команда приедет, но и целый похоронный оркестр.
— Хорошо, Тимоти. Поехали. Выключай двигатели, а то слишком… жарко… шумно… в общем, градиенты переходов не соответствуют. Так понятно?
— Ни хрена, — честно сказал майор Рид и обесточил свой звездолет, оставив включенной только систему жизнеобеспечения. Голова неожиданно закружилась, он почувствовал легкую тошноту, на лбу выступили бисеринки пота. Тим глянул на часы и испытал острый приступ тоски — прошло только пятьдесят шесть часов, а его уже начинает ломать. На что он надеялся, глупец? Он попадет на базу на пике проявлений синдрома отмены, и скрыть это даже от сослуживцев будет выше его сил, а уж от медицинского контроля, который его там поджидает вместе с ребятами из Отдела собственной безопасности, и подавно.
— Ты умираешь сам… тебя вычислили и выводят из строя? — спросил Лионель. — Переход воздействует на твой разум… личность… организм. Я предупреждаю.
— Двигай уже, — потухшим голосом попросил Рид, — может, хоть один из нас выживет. Я понятно объяснил?
И Тим увидел всё, о чем говорил его спутник. Может быть, не так, как видел он, но Тиму и этого хватило. Вот они — цепочки световых пятен, радугой брызнувшие ему под ноги, нити сообщений, мечущиеся в вакууме в поисках адресатов, алмазные грани каких-то кристаллов, медленно разворачивающиеся в идеально правильные геометрические фигуры — средства навигации? Или «игрушки на лобовом стекле» пилота, выбравшего себе благозвучное имя Лионель? Или непонятные Риду символы, обозначавшие места боев, побед, поражений, точечных психотронных ударов на вверенном его собрату по несчастью участке патрулирования? Тим поймал себя на том, что думает сразу несколькими категориями одного и того же явления, и только сейчас понял, почему инопланетный стражник постоянно употребляет в речи такое количество синонимов.
Они уже полчаса как вышли на орбиту планеты, но Тимоти всё еще не покидало удивительное ощущение полета, у него даже речь была смазана, будто он только что вышел из состояния наркотического опьянения ванильно-сладкого «Фантома».
— С приездом, Тимоти, поздравляю, существо… коллега… ты жив. Странно, но радостно… Агрессивная среда без цивилизации, понадобится коэффициент… — вполне земной парень в летном комбинезоне вдруг улыбнулся с экрана. — Мои проблемы. Возьмемся?
— Д-да, сейчас… Мне надо ненадолго отлучиться.
— Вспышка? — радостно спросил Лионель.
— Угу, вспышка. Тебе сколько лет?
Пауза была долгой.
— Двадцать шесть.
— Зеленый еще совсем, а туда же, — проворчал Тим, всё еще чувствуя себя одним из центров мироздания, — патрулирование участка ему доверьте! Тьфу, куда только ваше начальство смотрит?

* * *
Майор Рид был арестован по прибытии, но вину свою не признал. Его продержали в специзоляторе три недели под постоянным наблюдением. За это время он должен был испытать синдром отмены одиннадцать раз. Но Тим был бодр, весел и неизменно дружелюбен в общении со всем медицинским персоналом и следователями из Отдела собственной безопасности. В обвинительном заключении по делу наркокурьера появился пункт «клевета», а перед майором руководство долго извинялось. Лейла вышла за него замуж и родила двух очаровательных дочек. И теперь его репутация добропорядочного семьянина дополняла безупречный послужной список, куда входила и успешная операция по наведению порядка в пресловутой колонии F-41, вторая на его счету и проведенная без единого выстрела. И никому в голову не приходило уточнить, каким образом он планирует свои маршруты в пространстве, иначе кто-нибудь обязательно обратил бы внимание на очень интересную деталь: космический корабль Тимоти Рида всегда проходил мимо одной и той же планеты в дальнем секторе галактики с длинным порядковым номером, всякий раз ненадолго пропадая с радаров.
— Привет, Лионель, заждался? — говорил Тим.
— Привет, Тимоти, почему ты так странно говоришь… шутишь… высказываешься?
— Не могу придумать ничего лучше. Начнем?
— Начнем.
И майор Рид становился вершителем судеб на той самой планете, которая чуть не убила его когда-то, и перед его глазами проходили удивительные картины возможного будущего того мира, который он только что слепил, — иногда мрачные, иногда ослепительно прекрасные.
Как-то однажды он попробовал «Фантом». Русалки словно сошли с дешевых лубочных картинок, от них воняло селедкой и водорослями, и они пели писклявыми голосами пошлые песенки. Кроме того, всё время действия наркотика Тим прекрасно осознавал, что лежит дома на диване, и еле дождался, когда это самое действие закончится.
В первый же рейс после отпуска Тимоти Рид, которого уже била дрожь, рванул к своей планете, где его ждал стражник и телепатический контакт такого уровня, на который еще очень не скоро вознесет кого-либо из его соплеменников регулярное употребление любого из известных галлюциногенов. Тим всего лишь отказался от удовольствия ради еще большего удовольствия.
Назвать это излечением было бы неправильно, он давно это понял, но научился ценить те светлые периоды ремиссии и истинно человеческого бытия, которые теперь выпадали ему между рейсами… между дозами.