ЕСЛИ ГОСТИ, ЗНАЧИТ ПРАЗДНИК

Посреди осени в Ижевск по приглашению сотрудников библиотеки им. Некрасова (директор Т.Т. Мартынова) приехали  главный редактор журнала «Дружба народов» прозаик Александр Луарсабович Эбаноидзе и член редколлегии этого же журнала, обозреватель, писатель и литературный критик, ведущий рубрики «Эхо» Лев Александрович Аннинский. Несмотря на то, что в этот вечер в  Ижевске хлынул редкий по такому времени года ливень и по улицам неудержимо неслись бурные потоки воды, преодолеть которые пешим порядком практически было невозможно, читальный зал библиотеки оказался переполнен горожанами самых разных возрастов. Мы не будем подробно рассказывать об этой встрече, а лучше попытаемся в свободном изложении передать суть и смыслы монологов (хотя разговор был обоюдным) уважаемых литераторов, что интересующимся будет, думается,  любопытней. Надо сказать,  приехали они на подведение итогов литературного конкурса «Не спам», организованного и проведённого библиотекой среди молодёжи города. Представлял московских членов жюри конкурса залу Народный писатель Удмуртии Вячеслав Ар-Серги. На следующий день состоялись встречи со студентами Удмуртского государственного университета и с представителями национальных культурных центров в Доме Дружбы народов.

В библиотеке им. Некрасова победителям конкурса «Не спам»: Марату Багаутдинову, Петру Бершу, Виктории Ивановой-Краевской, Екатерине Юниновой, Анастасии Павловой, Михаилу Килю, Анне Заплетаевой, Наталье Бурановой, Ульяне Холмогоровой, Татьяне Цхварацкели – были вручены Дипломы.

ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ.

БИБЛИОТЕКА им. НЕКРАСОВА

Александр Эбаноидзе: Я обрадован, удивлён и восхищён. Прямо скажем, в Москве нечасто на литературных встречах собирается столько народу.

Ведущая Ирина Павлова (методист библиотеки им. Некрасова): Победителем конкурса «Не спам» по результатам голосования читателей признан Пётр Берш. Ему будет предоставлено право провести в студии библиотеки свой авторский вечер.

Лев Аннинский: Выделять из шеренги поэтов кого-то одного – чрезвычайно двусмысленное занятие, нет ничего нелепее. Почему люди сегодня пишут стихи? Да потому, что стихи сродни молитве. Раньше, если человеку было плохо, или наоборот, его переполняли какие-то позитивные эмоции, он в этом случае молился. Религия долгие годы была в опале у государства, и молиться многие разучились. А потребность, как таковая, осталась. Вот молитвы и стали видоизменяться, представлять странное звучание, рифмованный ряд. Так человек говорит с Богом. А если Бога нет, есть тайна. Это заставляет человека складывать слова определённым образом. Поэзия не умирает, значит, людям это нужно, они выражают себя. Но, что же именно они выражают? То, что не реализовано. Несмотря на эпоху потребления, нереализованного в людях, нуждающихся в духовной жизни, много.  Деньги – это ведь всего лишь условные знаки. Они не могут заменить потребности в чём-то высшем.  Поэты говорят с вечностью. Не хотелось бы потому никого выделять. Когда мы всё же  наметили некоторые имена, обнаружили, что мнение наше совпало с читательским.

Я с удовольствием называю имя Марата Багаутдинова из нашего списка. Он, несомненно, одарённый и перспективный поэт. Такое же мнение и у моего главного редактора.

Александр Эбаноидзе: Кое-что из представленного Маратом мы попробуем опубликовать в своём журнале. В его стихах есть потенциал. Я был рад встретить хорошего поэта.

Вот что я хочу сказать. И адресовать свои слова прежде всего молодым людям. Когда-то я переводил роман «Годори» Отара Чиладзе и наткнулся у него на такую реплику: в миг пролетели годы. Тогда я не обратил на это внимание. И только теперь понимаю, насколько это точное определение. Вроде всё было недавно: молодость, будущее, и вот – на тебе… Вдруг меня рукоположили в аксакалы. Дело было в Казахстане. Бригаду московских литераторов командировали в творческую поездку. Из Уральска нас повезли в райцентр, где предполагались встречи с людьми. Потом было долгое-долгое застолье, все сидели и чего-то ждали. Потом в эмалированном тазу принесли огромную чёрную бычью голову. Зрелище было настолько впечатляющим, что мы даже немного растерялись. А надо сказать, с быками я знаком с детства, мне приходилось ходить с ними к роднику. Я отталкивал их морды, чтобы напиться. Но животного с такой огромной  головой не встречал. И эту голову подносят мне. Я спрашиваю, что мне с ней делать? Ну, говорят, можешь отрезать ухо, у нас такой обычай, ритуал. Словом, меня произвели в аксакалы. Мне, конечно, было приятно, и обескуражило одновременно – мне-то ведь казалось, что я совсем ещё молодой.

Я хочу сказать, как об этом надо помнить. Как жизнь быстро проходит. Постарайтесь не упускать ни одного дня.

Вячеслав Ар-Серги: У моих земляков есть поговорка: «верёвка хороша длинная, а речь короткая». Но трудно быть кратким при встрече с такими людьми. Журнал «Дружба народов», с которым мы имеем честь встречаться, – это особенный журнал. Он ведёт очень большую работу по восстановлению литературных и национальных связей, которые были разрушены, утрачены в результате известных событий почти двадцатилетней давности. Я помню, в мае с коллегами-писателями из разных регионов мы были в Москве. И кто-то обронил на одной из встреч, мол, вы, писатели, в шампанском купаетесь. Слава Богу, в шампанском мы не купались. Мы читали друг другу и слушателям свои произведения. Потому что такие встречи нужны писателям больше, чем любое шампанское. Они побуждают к дальнейшему творчеству. Так же, как и публикации.

В Москве, на Поварской улице, в доме № 52 есть маленький флигелёк, где и располагается редакция. И там всегда тебя доброжелательно встретят. Я этому свидетель. В журнале «Дружба народов» когда-то печаталось много писателей из Удмуртии. Дорогу туда открыл им Флор Васильев. Надо сказать, не только им, но и их собратьям с других национальных «окраин».

Сегодня здесь собрались люди неравнодушные к литературному творчеству, к духовным вершинам нашей жизни. Дорогие мои ижевчане, не живите завтрашним днём, не упускайте момента, вы присутствуете на встрече с людьми очень известными не только у нас в стране, но и за рубежом. Александр Луарсабович печатался более чем в 20 странах. Он перевёл знаменитый роман Отара Чиладзе «Годори», чем обогатил русскую литературу, которая всегда была сильна традициями взаимопонимания.

Я очень благодарен библиотеке им. Некрасова, её директору Татьяне Тимофеевне Мартыновой и вообще всем сотрудникам за этот, устроенный для нас праздник.

Надо сказать, что в литературе никогда не было весёлых времён. Талантливые произведения любых жанров всегда с трудом пробивались на свет. Как это происходит сегодня и что из себя представляет журнал, об этом, наверное, мы попросим рассказать Александра Луарсабовича.

Александр Эбаноидзе: Мы продолжаем выполнять свою миссию по взаимоинформированию литературных пространств народов огромной, когда-то единой, но впоследствии раздробленной страны. Мы смогли найти ту нишу, где наша деятельность приносит  наибольшую пользу обществу. Мы с пониманием относимся к судьбам  народов, к развитию их культур, к их стремлению к самостоятельности. Даже больше, чтобы нити между нами окончательно не оборвались, мы зачастую не правим ни единого слова в произведениях – будь то грузинских, прибалтийских, казахских (кстати, многоязычных) либо каких других – авторов. И даже если в чём-то с ними не согласны в идеологическом плане. Мы так понимаем, что это нормальный литературный процесс. Это естественная литературная жизнь и литературная работа. Поэтому на страницах нашего журнала появляется значительная литература. Мы заполняем пустоту, возникшую в литературе многонациональных народов, в том числе, и русской. Это важное и нужное дело. Это одна из очень серьёзных функций журнала – помогать литераторам малых народов. Было бы непрактично в каком-то смысле их божий дар использовать локально, в рамках малочисленных народностей.

Как-то известный американский писатель Вильям Сараян, побывав в Армении, заметил тамошним руководителям: «Вы не знаете, какими сокровищами владеете». Словом, это всё должно быть нашим всеобщим достоянием. Это культура в самом высоком смысле.

Ну вот, так мы работаем. Работать очень трудно. Тем более, что достойных гонораров журналы, как в советское время, платить не могут, элементарно нечем. Знаменитая армянская поэтесса Сильва Капутикян, получив гонорар в одном из столичных изданий, заметила: «Как хорошо-то, никогда таких денег не получала, смогу теперь зятю две пачки сигарет купить». Для сравнения – в одной зарубежной поездке делегация советских писателей побывала на приёме у высокопоставленного человека, в его, прямо скажем, княжеском доме. И один из наших представителей восхитился: «Ну, прямо как у грузинского поэта».

Но и в другом смысле, в смысле тиражности, всё перевернулось. В одном из номеров «Литературной газеты» вынесли мои слова в заголовок: «Колокол, который звучал на вечевой башне, сменился будуарной сонеткой». Живое писательское слово, которое когда-то давало направление жизни, не доходит до широких масс. И как это всё будет продолжаться в дальнейшем, абсолютно не ясно. Может быть, ещё год-два, и журналы начнут вымирать. Начнут рушиться культурные и без того слабые связи, поубавится точек соприкосновения между народами.

Лев Аннинский: Вот чего ещё хотелось бы коснуться. Эта тема фрагментарно встречается у хороших умных писателей разных национальностей, выражающих совершенно различное отношение к ней. Я имею в виду распад СССР. Жители прибалтийских, южных, восточных республик, хлебнув независимости, порою голодной, начинают упрекать Россию, что она их бросила на произвол судьбы. Русские, убеждённые в своей многолетней непогрешимости, главенстве и величии, в свою очередь, парируют, что нет, это вы нас бросили, неблагодарные, в трудный, переломный период истории, а ведь Россия столько всем помогала. Я непроизвольно задаю себе вопрос: почему русские так уверены, что все их должны любить? И вот я почувствовал такую боль, такую обиду на русскую империю. Я в этой империи родился и жил. Куда я от неё денусь? Некоторые говорят, что всё, она окончательно распалась, другие, – что ничего не потеряно, всё равно мы накрепко связаны друг с другом. Третьи, – что непонятно, что бы было, если бы по-прежнему. Но все упрёки с обеих сторон абсурдны.

Почему в мировой истории время от времени возникают империи? От глупости что ли человеческой? Замечательный философ Померанцев сказал, что великие культуры появляются только внутри великих империй. Да, или не появляются. От боли человеческой в этих империях. Когда человек испытал всю тяжесть этих империй. Великие культуры рождаются от страдания. Иначе это просто обслуга. И русская литература родилась из сострадания.

Взаимные обвинения, о которых я сказал, нелепы. Потому что, если на каком-то пространстве малые племена не могут найти общего языка и без конца между собой дерутся, непременно находится и приходит либо Чингис-хан, либо Атилла, либо Тамерлан, или Наполеон, или ещё кто-нибудь и собирает всех под одну крышу, чтоб не дрались до смерти. Это тяжело, это страшно. Потом эта невыносимая тяжесть заставляет племена скинуть с плеч эту крышу. Что нам с этим делать? А вот что: рассказывать друг другу свою боль. На весь мир не прокричишь, остаётся зафиксировать слово. Так мы с вами создаём великую культуру. Поэтому способные к тому представители народов и пишут. И будут писать. Никуда это стремление не исчезнет. Народ рано или поздно прочтёт и оценит. Даже если сегодня это никому не нужно.

А сегодня литературы нет, её топчут все. Кто-то и радуется: слава Богу, что всё это исчезло. Россиян называют оккупантами. Если мы не научимся договариваться и передерёмся вновь, снова воскреснет тоталитаризм.

В соседстве у людей часто возникает неприязнь друг к другу – им есть что делить. И в заслугу, если нет других аргументов, они ставят себе более длительное пребывание в данной местности – «мы коренные». Один мой знакомый, замечательный философ, мне говорил, что никаких древнейших нет, никаких коренных, на всякое коренное найдётся ещё более коренное. Особенно в том евразийском блюде, где естественные границы извились и меняются век от века. Тем паче в России, – никаких «прорусских». Может, здесь когда-то жили персы, и алланы, и гунны. Кого тут только не было. И что в итоге? Русский народ возник не как источник, а как результат этих смешений. Русская культура возникла в результате смешения, диалога, перетягивания ответственности туда-сюда и страданий.

Из каких племён мы произошли? Мой знакомый философ ссылался на Ключевского, который  полагал, что русский народ сложился к ХIV веку, а до этого были славяне, родимичи, кривичи, половцы, другие и прочие. В основном же русские, как народ, сложились из трёх составных: финны, они же угры, славяне и тюрки.

Хорошо, говорил я, а что в результате этих сложений, если говорить о характере народа? Мы полагали, от татар – государственность, державный инстинкт, ощущение величия своей страны. Что от угров? Ощущение тайны, бездны, в которой тьма какая-то шевелится, неизведанности болот, и без чего нет великой культуры. Что же от славян? Непредсказуемая, безудержная, непобедимая эмоциональность, чувство бескрайности и страстного участия всех во всём.

Официозной доктриной у нас в стране была дружба народов. Официоз скончался, что осталось. Всякий мне скажет, что дружат не народы, а люди. А народ что делает? В этой ситуации есть три варианта: взаимодействие, взаимотерпимость, взаимослияние разных этических опытов (уподобление, долг). Вот в Англии как поступают? Кто приедет на Британские острова, становится британцем. И едут к ним. Уподоблять можно, но это не решение вопроса. Американцы придумали другое: давайте всех в один котёл. И это будет что-то новое, которое вывариться в этом котле. Но что такое капуста в щах? Это ещё капуста, или уже нет? И опять кто-то выпадает в осадок – не хотят люди в одном котле быть чем-то третьим. Этот способ взаимореального бытия тоже спорен, но никуда от него не денешься. А русские что внесли, которые сами сложились в результате таких взаимодействий? «Многожильный провод». То есть, обрусевающий грузин каждую секунду помнит, что он всё равно грузин. И на Бородинском поле, и в парламенте. Каждый народ имеет право оставаться самим собой. Даже если этого народа всего одна деревня на триста дворов. Потому что у каждого народа есть ещё и свои религиозные пристрастия. Каждый чувствует жизнь по-своему. И сколько бы не было развалов, взаимодействовать мы всё равно будем.

В 91 году нам предлагали переименовать журнал «Дружба народов» во «Вражду народов». Но мы держимся из одного упрямства. Надо верить, что всё ещё будет. Японский теперь уже классик Акутагава писал: «Я умираю, но то, что меня создало, создаст второго меня». И мы никуда не денемся от Слова. Потому что Слово было вначале, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.

Ведущая Ирина Павлова (к залу): Друзья, у вас есть возможность задать любой вопрос нашим гостям.

Вопрос из зала: Во время Великой Отечественной войны в наши края было эвакуировано много людей из Москвы и Ленинграда. Были эвакуированы в большом количестве и произведения искусства, в частности, художественные полотна. Мы могли оставить их в своих музеях, ведь в столицах много всяких культурных ценностей, а у нас их крохи. Но мы вернули всё, и остались почти ни с чем. А столичные музеи, между тем, огромнейшие фонды хранят в запасниках. Справедливо ли это, что мы лишены возможности соприкасаться с прекрасным?

Лев Аннинский: Позвольте я отвечу на этот вопрос. Если бы эти ценности остались в Удмуртии, ну и сколько бы народу их посмотрело? Чтобы не пудрить друг другу мозги, я вам поясню. Берётся оригинал Ван Гога, моего любимого художника, и делается такая копия, что её не отличишь от оригинала. Сейчас это хоть где есть, на перекрёстках ставят, по ТВ показывают, в Интернете можно найти, смотрите, изучайте, вот оно, развивайтесь. Вам что, хочется пощупать оригинал? А кому-то захочется плеснуть кислотой в Венеру. Или выколоть глаза Ивану Грозному, который сыну своему бобо сделал. А оригиналы – хранить под висячими замками. Чтобы неповадно было красть, а потом спекулировать. Такая моя точка зрения.

Вопрос из зала: Как в журнале работает отдел критики? Что нам читать? Почему у вас представлены не все области, края, республики.

Александр Эбаноидзе: Начну с критики. Не только в нашем журнале, критики как жанра вообще нет. Критика как профессия практически исчезла. Я был на совещании главных редакторов в Питере, и там многие из них жаловались, что литературный процесс разрушен и нет критического пространства для работы профессионалов, которые когда-то маркировали литературу, что позволяло нам определять свой читательский путь. Мы не можем читать всю эту уймищу печатной продукции. В своё время мы знали, что нужно читать Распутина, Астафьева, Битова, и не надо читать Маркова, Сартакова – всех этих секретарей союза писателей. Словом, вот этот процесс маркирования литературного потока, его действительно сейчас нет. Была полоса, когда два-три ежемесячных литературных издания кратко пересказывали выходящие в свет книги. Это не рецензии, а скорее аннотации с лёгким оттенком характеристики. Поэтому наш отдел критики работает, но я не очень доволен этой работой. У нас публицистика бывает объёмная, когда этого требует ситуация. Хотя с десяток очень интересных статей было о крепких, на наш взгляд, писателях. Вот в Эстонии Эмиль Тоде хорошо пишет, Марюс Ивашкявичус, тоже прибалт, на Украине Оксана Забужко, в Казахстане очень сильный появился писатель, русский, правда, Николай Верёвочкин (о нём Леонид Теракопян аналитическую статью писал), очень хорош Алексей Торк (это псевдоним Алишера Ниязова). И на Северном Кавказе появляются интересные вещи, в той же Осетии. Да много чего, сразу не вспомнишь. Если у вас что-то интересное появится, присылайте. Только поймите, нас интересует Литература, хоть из регионов, хоть из преисподней, хоть с неба. Нам важен уровень.

 

ВСТРЕЧА ВТОРАЯ.

УДМУРТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Александр Эбаноидзе: Был такой поэт Расул Гамзатов. Вы знаете. Однажды, в последние его годы уже, он находился в Москве на лечении. И когда начались конфликты в Чечне, его пригласили на встречу по кавказским проблемам. Он выступил там с короткой речью. Для примирения сторон в Чечню выезжали известные учёные, но ничего у них не получалось. Выезжали генералы, и у них тоже ничего не получалось. Учёные про генералов думали: дураки. Генералы про учёных думали: трусы. «И те и другие немножко правы», – сказал Гамзатов.

Были такие фланги на литературном поле в своё время –  демократическо-вольномыслящий подрисовательный «Новый мир» и консервативно-советско-охранительный журнал «Октябрь». Сегодня нет такого радикального разделения. Но в нюансах и в каких-то предпочтениях мы друг от друга отличаемся, я имею в виду толстые московские литературные журналы. Чтобы вам стало ясно, насколько изменились времена, насколько литература, как таковая, – серьёзная, яркая, талантливая, интересная – в общественном сознании отодвинута на обочину сегодня, для этого достаточно назвать две цифры: максимальный тираж «Дружбы народов» в начале 90-х годов был один миллион триста восемьдесят семь тысяч экземпляров, сейчас мы печатаем две с половиной тысячи. Такой перепад сам по себе очень красноречив. Тем не менее, мы продолжаем работу. Вы знаете, в человеческом организме должно быть некоторое количество серебра. Так говорят. Если его из организма вывести, вымыть, начнётся деградация. В национальном, в интеллектуальном организме литературные журналы выполняют примерно ту же функцию. И не дай Бог, если они исчезнут. По наблюдению некоторых социо-психологов, с интеллектуально духовным уровнем народонаселения происходят довольно прискорбные вещи.

Что касается редакции нашего журнала, то мы выпустили в свет юбилейный третий номер в этом году – журналу исполнилось 70 лет. Мы отметили эту дату довольно широко и хорошо – при поддержке Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества. Все президенты СНГ нас очень сердечно, не формально, поздравили. Так вот, в этом юбилейном номере наш публицист Владимир Медведев рассказывает такую историю. В молодые годы он жил в Таджикистане и работал в газете. Приехал к ним один французский журналист. Владимиру Николаевичу поручили сопровождать его по республике. Они поехали куда-то высоко на Памир, в кишлак. Познакомились там с одним учителем средней неполной школы. Учитель, конечно, был рад такому знакомству, такому вниманию. И говорит, что очень любит французскую литературу, особенно Стендаля. А довольный, в свою очередь, француз его спрашивает: «Кто это?» «Как, вы не читали «Красное и чёрное»? Вы не читали «Пармскую обитель»? – спрашивает потрясённый учитель. – Может быть, вы хотя бы видели фильмы, в которых снимался блестящий актёр Жерар Филипп?» «А это кто?» – спросил журналист.

К чему я это рассказываю? Мы так любим повторять, что мы вернулись в семью цивилизованных народов. Но были какие-то достоинства и у той системы, при которой культура была доступна во всех уголках нашей необъятной страны, в любом отдалённом кишлаке. Франция довольно культурная страна, но там, как и во всём, так называемом, свободном мире очень зауженная специализация. И люди зачастую не обладают широкой культурной информацией, которая необходима для духовного роста, духовного совершенствования личности. Я не знаю, какое количество самых успешных шопингов по самым новомодным бутикам Милана, Генуи, Парижа по своим эстетическим впечатлениям  могут сравниться с теми, которые способен получить человек читая  Стендаля. Вы, конечно, понимаете, насколько условно я это говорю. Появились новые приоритеты, отвергать их глупо.

Когда-то, во второй половине девятнадцатого века, русское общество, было увлечено реформами, все сочиняли какие-то прожекты и посылали их в верхние инстанции, что нашло отражение в пьесе Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Оказывается, подобный прожект посылал государю императору и великий русский поэт Фёдор Тютчев. В этом прожекте у него есть высказывание: «Всякое ослабление умственной деятельности в обществе неизбежно влечёт за собой усиление материальных наклонностей и гнусных эгоистических инстинктов.» Сказано очень ёмко и точно. К сожалению, мы вошли сейчас в эту полосу. Может быть потому, что много лет страна жила трудно, в отсутствии материальных благ и бытового комфорта. И сейчас стремиться эти потребности утолить. Но желательно не упускать из поля зрения того же Стендаля, того же Лермонтова, того же Толстого, ту великую литературу, которая создана за века и которая так приподнимает человека, придаёт существованию значительность и смысл. Возможно, есть свои прелести и в курортном, мелкотравчатом существовании. Спорить незачем. И призывать никого ни к чему не надо.

Природа, слава Богу, работает безотказнее, чем какие-то писательские союзы или другие творческие организации, она продуцирует талантливых людей, они продолжают появляться. Да, общественное положение литературы радикально переменилось. Талантливое произведение может родиться, но не становится общественно-слышимым и значимым событием. В будущем возможны разные ожидания. Одно из них высказал поэт Юрий Кублановский. У него такая мрачноватая мысль-гипотеза, что литература вернёт себе свой авторитет и прежние позиции очень скоро, тогда, когда различные потрясения – военные, экономические, экологические – поставят перед человечеством вопрос о выживании и опять будут востребованы достойные люди, способные артикулировать нравственные постулаты. Но с другой стороны, Боже упаси. Зачем нам это. Такой ценой, ценой катастроф возвращать литературе её роль.

Рыночной экономике многотиражные журналы не нужны, это очевидно. Потому что писатель по своей природе заинтересован в судьбе человека, в том числе, маленького человека. Если будут появляться талантливые эмоциональные произведения, рассказывающие, в какие условия попал человек в новой формации, то это поставит под сомнение саму формацию. Людям, которым сейчас хорошо, этого совсем не нужно. Рыночные механизмы очень охотно рекламируют и тиражируют бульварщину, которая не побуждает к размышлениям и зомбирует человека на потребление, т.е. на принесение кому-то прибылей. Поэтому само ядро культуры надо оберегать тщательнее.

Журнал «Дружба народов» продолжает функционировать, поддерживает связи с писателями по всему постсоветскому пространству. Это важная для нас и серьёзная работа. Литература представлена в журнале достойно и содержательно. У нас печатаются лауреаты различных премий. Много лауреатов премии Триумф. И Василь Быков, и Юрий Давыдов, и Светлана  Алексиевич. Это всё наши авторы. Даже кинорежиссер Георгий Данелия со своими совершенно восхитительными, обаятельными, остроумными, как и его фильмы, мемуарами печатался на страницах нашего журнала. Букеровские лауреаты Марк Харитонов, Андрей (Яковлевич. Ред.) Сергеев, Денис Гуцко. Когда учредили премию Национальный бестселлер, первым её получил наш сотрудник Леонид Юзефович. Учредили премию за лучший рассказ, Игорь Клех стал первым лауреатом. Мы охотно публикуем всё, что находим интересного и в сопредельных странах, включая Грузию, Балтию, с которыми напряжённые дипломатические отношения. Например, последний роман Яана Кросса «Полёт на месте». Вообще у нас есть, чем привлечь внимание думающего человека.

Лев Аннинский: Ещё бы нам, русским, не знать Стендаля. Это француз может не знать его. Не было бы Стендаля, возможно, и Толстого не было бы. Но свою культуру мы зачастую знаем не лучше того француза. Когда экранизировали роман «Идиот» и объявили конкурс на лучший зрительский отзыв, то первую премию получила какая-то девочка, написавшая буквально следующее: «Как я рада, что посмотрела этот сериал, и потом прочла роман «Идиот» замечательного писателя Тургенева».

Немножко из истории русских литературных толстых журналов. Подрисовательные и охранительные журналы, это термины эпохи Некрасова и Лескова. Вся русская интеллектуальная сфера непременно делилась на два противоположных лагеря. И каждый по-своему был немножко прав. Но одни были подрисователи, другие – охранители. И получилось, что каждый русский литературный журнал должен участвовать в этой «свалке». Это русская традиция. Одни крайности. Середины быть не может. Мы же Русь, какая середина? Чувство меры – это в Европе. А у нас: дважды два – приблизительно четыре. И толстые журналы превратились, как говорил Писарев: «Лупи всех подряд, Бог разберёт своих». Что такое был журнал «Наш современник»? Прежде всего подрисователем. Кто там печатался – неважно. Главное, что там были Чернышевский, Добролюбов и они «трясли это дерево», пока всё не посыпалось. Кто им противостоял, теперь уже и не помнят. Эту традицию унаследовали советские журналы. Я хочу вам сказать, что история русских толстых журналов заключается не только в этой бесконечной драке (а поскольку характер народа не меняется, дальше будет то же самое), но в том, чтобы человеку было что прочесть. Чтобы там была и серьёзная проза, и лёгкая, и всякая. И замечательная поэзия, и история, и европейские литературные новости, и отечественные. И всё на свете. С этой целью создавали толстые журналы. Сейчас нет такого. Мы помним только о том: ты «за» или «против». Мы живём в стране, где это будет продолжаться. А что делать с книгами? Действительно, серьёзное чтение сходит на нет. Надо добавить – в широких массах. Я филолог, я преподаю. И когда я вижу глаза своих студентов, то понимаю, что интерес к серьёзному слову никуда не делся. Да, он сдвинут на обочину гигантским тараном литературы развлекательной, коммерческой. Сегодня издать можно что угодно. Естественно, с опечатками, с неграмотной орфографией и пунктуацией. Потому что даже в издательствах вычитывать перестали. Зачем вычитывать одноразовую продукцию? Ведь прочтут и выбросят. И не надо с такой литературой бороться, она всё равно будет. Дело в другом. Если ты хочешь быть личностью, а не просто индивидуумом, ты будешь задавать себе так называемые проклятые вопросы: для чего ты и в чём смысл? Ответов на них нет нигде. Но только в поисках этих несуществующих ответов можно стать личностью.