РАССКАЗЫ

ЧЁРНОЕ ОЗЕРО

Нас было трое друзей. Жили мы в небольшом городке на берегу великой реки. Заводилой был холостяк Витёк: то организует поездку на Алтай, искать легендарную Шамбалу, то в Пермскую аномальную зону, то в Челябинскую область в древний город Архаим. Он же держал кассу: по тысчонке каждый месяц вкладывались на продукты и необходимые для походной жизни вещи.

Вот и сейчас позвонил: «Собирайтесь, да тут недалече, за выходные управимся. Там такое творится!» Зная его неуёмный нрав, буйную фантазию и настырность, мы нехотя согласились.

Сели в поезд.

- А теперь послушайте местную легенду – и ты Саня, и ты Володя. Слушайте и не говорите, что не слышали. На берегу Светлого озера, тогда оно было Светлым, а не Чёрным, жило трудолюбивое, жизнерадостное племя. Леса были обильны, в них щедро водилась всякая дичь, в озере плескалась рыба, небольшие выжженные от леса поля давали хороший урожай хлеба, пчёлы приносили хороший взяток. И случилось же Викулу, сыну вдовицы, влюбиться в единственную дочь вождя племени Яриса, красавицу Ярину. Чуть выдастся свободная минутка, бродили они по окрестным лесам и полям, взявшись за руки. Недобро, ох недобро посматривал на это Ярис. Как-то под вечер пришли молодые к вождю: «Батюшка, благослови! Любим мы друг друга». – «Не будет вам моего благословения!» – стукнул посохом вождь так, что змейки по земле разбежались. Наутро одна из молодух видела, как взявшись за руки, входили в Светлое озеро Викул и Ярина, и по мере того, как входили они, чернело озеро. Затосковал вождь Ярис, почернело лицо, зверьё ушло с ближайших лесов в глубь тайги, рыба в озере начала дохнуть, все берега были застланы погибшей рыбой, нестерпимая вонь шла от озера. Как-то собрал вождь старейшин: «Не жить вам здесь, собирайте народ и уходите, а я тут останусь с дочерью». Наутро племя снялось с насиженного места. Что стало с племенем и с вождём Ярисом, нам не ведомо. С тех пор, веками, к Чёрному озеру до социалистической эпохи не ступала нога человека – проклятое место. Уже ближе к нашему времени на речушках, впадающих в Чёрное озеро, нашли богатые россыпи золота и алмазов. Построили дорогу – лежнёвку, начали разработку, да не задалось, оборудование ломалось: час работали, неделю ремонтировали, так и прекратили эту затею, редкие старатели заходили, да только их и видели. Вот такая история. А мы, счастливые, и туда едем.

Сошли мы на небольшой станции. Были те редкие дни бабьего лета, когда солнышко грело ещё по-летнему, но уже чувствовалось холодное дыхание наступающей осени. «Сидите здесь, я мигом», – сказал Витёк. Мы присели на покрывшуюся седым мхом скамейку, осмотрелись. Старое здание станции, редкие кусты перед ним, вот и всё, за что мог зацепиться взгляд. Прибежал запыхавшийся Витёк: «Быстрей, ребята, за мной, еле-еле уговорил шофёра, пришлось 500 рублей пообещать».

Побросали рюкзаки в уазик, поехали. Шофёр Иван, щупленький паренёк, в чём только душа держалась, пробормотал: «Ох, недоброе дело затеяли, мужики, ох недоброе, охота пуще неволи, довезу вас до деревушки Викулята, а дальше уж сами ножками топайте, да дальше и не проехать, лежнёвка сгнила, а другой дороги к Чёрному озеру нет».

Машина бодро бежала по накатанной дороге, пока не съехала на просёлочную, тут заныряла по ямам и ухабам. «Иван, не картошку везёшь», – громко посетовал Володя, потирая очередную шишку на голове. «Вот высажу, дальше пёхом попрётесь, асфальт для вас сюда не проложили». Впереди показалась деревня. «Это что, Викулята?» – спросил Саня. «Нет, хлопец, это ещё Ярино, Ярина деревня». Навстречу шла с полными вёдрами девушка, крепко сбитая, с русой косой через плечо, росту метра под два, под стать нашему Витьку. «Красавица, как зовут, дай воды испить», – попросил Витёк. «Пей, молодец, Ярина я, у нас всех девочек так называют, – по-доброму улыбнулась она. – Куда, приезжие молодцы, собрались?» – «Да вот, на Чёрное озеро прогуляться решили». – «Нельзя туда, не надо», – чёрные красивые её глаза наполнились слезами. «Что такое, второй человек отговаривает», – буркнул Витёк негромко, будто про себя. «Не надо там чужим людям бывать, а впрочем, как знаете, – к чему-то она прислушалась и добавила: – Вижу, вы – ребята добрые, может им и понравитесь». Только я хотел спросить «Кому это им?», но девушка скрылась в проулке. Миновав небольшой лесок, выехали на заросшее дикой, сорной травой поле. «А когда-то здесь колосилась нива, но с недавних пор всё пришло в упадок», – заметил Иван. Вот впереди показалась полуразрушенная деревня. «Викулята?» – спросил Витёк. «Да, парни, Викулята, они самые, конечный пункт, – ответил уже не так бодро Иван. – Приехали». Близилась ночь, в деревне светилось несколько окон, где-то сбрехнула собака. Шофёр постучал в дверь старенького дома: «Открывай, дед, гости». Послышались шаркающие шаги. «Принимай, дед, квартирантов». Зашли в дом. Седой, высохший дедулька, улыбаясь, пригласил всех нас: «Заходь, заходь, гостям мы завсегда рады, да ещё издалече, да с деньгами, да ещё если бутылочка для сугреву есть, милости просим, сейчас вечерять будем, располагайтесь, гости дорогие, картошка сварена, чай на травах». – «Всё есть, и бутылочка тоже», – сказал Витёк. Пока дедушка Гера собирал на стол, друзья осмотрелись. Половину помещения занимала пузатая русская печь, вдоль стен стояли лавки, такие широкие, что на них можно было и спать, на стенах портреты в рамках, среди них два больших: на одном гордо смотрел молодой человек с чёрными, как смоль, волосами, на другом – смешливая, с румянцем на щеках, юная девушка. «Румянец, конечно же, ретушь, заезжий фотограф поработал, краски не пожалел положить», – предположил вслух Саня. Стоял самодельный стол из струганных досок, пара так называемых венских стульев да старый шифоньер. «Такой же, как у моей бабушки шифоньер с зеркалом», -сказал Володя. «Хозяйка, добрая жёнка моя, смотрелась, – смахнув что-то с глаз, промолвил добродушно Герасим и добавил: – Давно её на погост свёз, теперь меня дожидается, да зажился я; а вот тут я молодой». На божнице коптила лампадка, за ширмой старая железная кровать – вот и всё убранство, что было в доме. Из чугунка валил манящий пар; вывалили картошку в большое блюдо, «зарядили» двумя банками тушёнки. Витёк достал «Столичную» на радость хозяину. Витёк и про это не забыл. Выпили за удачную поездку. Ванюша хохотнул: «Если вернётесь живыми обратно». Герасим к чему-то прислушался в себе, заулыбался: «Вернутся, вернутся, ещё как вернутся, а ты не запаздывай, завтра в семь вечера, как штык будь здесь».

Утром мы отправились дальше, лежнёвка вся сгнила, прав был Ваня, шли, чуть не по колено проваливаясь в чёрную жижу, опираясь на толстые посохи, которыми снабдил нас дедушка Гера, особенно выделялся наш Витёк, высокий, с чёрными до плеч кудрями, с огромным посохом, он упрямо вёл нас вперёд на Чёрное озеро. Неожиданно опустился густой туман. Когда туман рассеялся, мы увидели на поляне деревню, собравшийся народ приветствовал нас. Все были в холщовых одеждах, на головах берестяная тесьма с солярными знаками. «Идёмте, идёмте, папа давно ждёт вас!» – «Ярина!?» – промелькнула одна и та же мысль у каждого из нас. Мы зашли в дом, за столом сидел моложавого вида старик с густой поседевшей бородой и с интересом посматривал на нас голубыми, ещё не выцветшими глазами. На столах в чашках янтарно поблёскивал сотовый мёд, стояли блюда с рыбой, дичью, грибами…

- Давно собирались приехать, давно ждал вас, люди Земли, люди Мира! Вот ты, Витёк-Виктор, помнишь, друзьям в поезде легенду рассказывал. Не слышал я, а видел, мы, племя ведунов, живём с вами многие тысячелетья бок о бок, если мы не пожелаем, вы нас не увидите. Мы старше вас, мы всё ведуем, можем отвести глаза ваши так, что вы пройдёте, нас не заметите, можем мысленно общаться меж собой и другими племенами. Сколько сюда приходило людей, и никто нас не видел. А мы отсюда никуда и не уходили. Рассказ о том, что Ярина и Викул утопились, это неправда. А что мы такие молодые, так это время для нас и для вас течёт по-разному: для нас минута, для вас век. Мы и стареем медленнее, гораздо медленнее. Нас всего-то несколько родов-племён сохранилось, многие наши уходили в ваш мир, и их звали ведунами и ведуньями. На Севере, в Карелии недаром их ведами зовут, хотя древние знания сохранили немногие: в Сибири, на Алтае. Ты, Витёк, в следующий раз пойдёшь с друзьями на Алтай, придёшь на место, которое я тебе подскажу, встретишься с племенем, которое старше нас.

Так мы беседовали, долго ли коротко, время бежало. «Ложитесь, отдохните», – сказал вождь племени Ярис. Проснулись мы несказанно бодрыми. Вождь промолвил: «Я вас немного подзарядил жизненной энергией». Он одарил нас большими алмазами, предупредив: «Никому не говорите, где нашли, да вы и не ведаете, привет передавайте старику Герасиму и девушке Ярине; вот и вы немного знаний от нас получили».

Поблагодарив Герасима, передали ему привет от вождя племени Яриса, а дед пожелал и нам счастливого пути до дому и попросил обязательно заехать в следующую деревню: «Вас там ждут». И действительно, вновь увидели мы Ярину, она стояла, поджидая нас, как будто знала, что уже едем. Виктор взял её скромный чемоданчик и положил в машину. А потом приподнял на руки и саму Ярину, закружил её и принёс к уазику. «А это моя жена! Едем!» «И когда только сговорились?» – спросил Саня. «А я его давно ждала, а ехать с ним вот только сегодня и решили», – улыбнулась Виктору Ярина. К поезду до железнодорожной станции Иван довёз нас вовремя.

- Куда в следующий раз позовёшь нас, Витёк? – спросил Володя.

- На Алтай поедем? – ответил Виктор. Все согласно закивали головами. Поезд бойко постукивал по рельсовым стыкам, каждый думал о своём.

«КУРИНЫЙ БОГ»

Солнце сияло. Радужное, разноцветное гало, пульсируя, одаривало землю теплом и светом, проникая к каждой веточке, к каждому цветку. Мальчик Саня, в длинной до пят холщовой рубашке бежал по кромке прибоя, разноцветные большие бабочки взлетали из-под его ног и опускались поодаль на тёплые гальки. Воздух был напоён ароматом луговых цветов, и, смешиваясь с солёным запахом моря, был настолько свеж, удивительно очарователен, что перехватывало дух. Внезапно мальчик остановился, прямо подле его ног лежал обкатанный, отшлифованный морем галяк – галька с отверстием посередине. «Куриный Бог», – счастливым смехом зашёлся Саня. Галька с отверстием, камешек, приносящий удачу. Бабушка о нём рассказывала, но добавляла: «Ой, запомни, внучек, на него долго смотреть нельзя, любоваться, обратное будет, да и кикиморы пакость тебе могут наделать, затаить злобу на тебя, они ведь не только до кур охочие». А Санечка обрадовался: «Долго же я тебя искал!» Он взял «Куриного Бога» в руки, стёр прилипшие к галечке песчинки и тот засветился молочно-перламутровым светом…

Когда Саня проснулся, непонятная радость переполняла его. Он тут же понял причину своей радости – сон. Боясь расплескать это чувство, он полежал ещё немного и подумал: «А там ведь рядом со мною мама была. Я ведь чувствовал её, хотя и не видел».

Саня поставил зелёный чайник с облупившимся носиком, заварил ароматный чай из трав (сам собирал в пору их цветения) и постучал в стенку соседке по квартире. «Ба-а-б-а Д-д-ду-ся, ч-ч-чай !» – позвал соседку, одинокую старушку. В детстве Санечка был напуган соседским «кабыздохом» – большой лохматой старой собакой, беспородной, но ласковой, решившей поиграть с ним, да вот Саня про то не ведал. Вот с тех пор он и заикается и старается на словах экономить.

- Что лыбишься? В лотерею выиграл? – спросила, по-доброму улыбаясь, заходя в кухню, маленькая худенькая старушка, веточки морщин так и разбежались от глаз. «Б-б-боль-ше, ба-ба Д-д-ду-ся, пе-йте ч-чаёк н-на з-з-до-ровье».

- Смотри, вечор приходи пораньше, сегодня воскресенье, внучка Катя придёт, на каникулы приехала. А то опять на весь день отправишься камушки собирать! – Бабушка Дуся не оставляла попыток женить Сашеньку, на что он смеясь отшучивался: «К-ка-кой из ме-ня ж-жених, сан-тех-ник Сан, да е-е-щё з-за-ика».

Наскоро собравшись, завернув пару бутербродов, Александр вышел из дому. «Привет, сантехник Сан», – поздоровался с ним сосед, который выйдя на пенсию, весь день проводил на скамейке, с газетой в руках, кажется, с одной и той же.

-З-дра-в-ст-вуй, Пе-т-рович, – хотел ещё спросить, что в газетах пишут, да опомнился, третьего дня спросил, так час пришлось выслушивать «лекцию» о том, как хорошо жилось прежде и как плохо живётся сейчас…

Шагая к морю, Саня вспоминал бабушку, единственного родного человечка, как она нацеживала ему в кружку парного молока от уросливой козы Машки, приговаривая: «Расти большой, внучек, да счастливый, да бойся плохих людей»… А после бабушки не стало, в гробу лежала строгая чужая старушка.

«Преставилась Андреевна, отмучилась. Ох, идти тебе, Санечка, в приют, одна дорога», – шептались старушки. На следующий день Саньку отвезли в детский дом и потянулись долгие годы сиротства. Всей душой прикипел он к сантехнику Фомичу, изредка приходящему по работе в детдом, от него и набрался премудростям этой профессии Саня. «Знай, Санёк, человек всегда будет есть, пить, болеть, ходить в туалет. На доктора тебе, бедолаге, не выучиться, а вот на сантехника я тебе помогу. Верный кусок хлеба!» – говаривал порой Фомич, выпив «мерзавчик» и прихорошев…

Вот и излучина моря. Саня сразу узнал местность, которую видел во сне, по наклонившимся вдалеке на обрыве соснам.

На берегу, какая-то компания пьянствовала водку. Скользнув взглядом по лицам, Саньку показалось одно лицо знакомым, и он понял, что и тот узнал его. Леший, одноклассник. Подойти, что ли? Но и в детдоме дружбы меж нами не было. «О чём сейчас-то говорить?» – подумал он. И отойдя чуть подальше от компании собутыльников, начал осматриваться. «Где-то здесь, – пульсировало в мозгу. – Вот же, вот он!» – Санёк присел на корточки и, не замечая ничего вокруг, начал бережно очищать камешек с дырочкой посередине от прилипших водорослей, каких- то веточек, сосновой хвои, поэтому и не услышал, как Леший сказал Штырю: «Что там этот малохольный делает? Иди, посмотри, разберись». Штырь подошёл вплотную к Александру и, покачиваясь с пяток на носки, прогундосил: «Что, фраерок, вынюхиваешь? Встань, когда с тобой человек разговаривает». Саня встал, но слова так и замёрзли в горле, рука судорожно сжимала «Куриного Бога». От резкого удара Александр упал, голова ударилась о камень, большую гальку, и треснула, глаза безжизненно уставились в синее-синее небо. «Куриный Бог» выпал из его разжавшейся ладони, и к нему алой змейкой побежала струйка крови…