ПОЮ О ПАМЯТИ И ВОЛЕ

 

БЫЛО – НЕ БЫЛО

 

Мою несбывшуюся жизнь

хранит бессмертник желтоглазый,
Цикорий синь ей обещает,

тмин горный луг штрихом чернит,
И подорожник у дороги,

не зная дней пустых и праздных,
Под пылью в поле зеленеет,

целебной горечью манит.

Мое утраченное детство

разбегом клевера ложится,
И слепотой куриной машет,

пастушьей сумкой теребит.
У мамы руки пахнут мятой,

морщины бабушки – корицей,
А дед орех мускатный в чашку

неторопливо накрошит.

Моя беспочвенная юность

искала корень девясила,
Ромашкой горной облетела

и горицветом изошла.
Где мама сеяла и жала,

растила травы и косила,
Сухой, рассеянный пустырник

бессонной ночью я нашла.

И молодость, в шафранном свете

перебирая дни, как письма,
Легко бессмертником уходит,

вдогонку рвется базилик.
В полыни прячет зрелость слёзы,

и сохнет старость жёлтой пижмой
Над одиночеством бестравья,

где город сумрачно безлик.

Моя несбывшаяся жизнь –

село, деревня, травы, поле…
Перебирает ветер листья

и шлет мне письма без конца.
В плену у времени скитаюсь,

пою о памяти и воле
И растревоженные раны

лечу глазами чабреца.

 

КАК ЖЕ Я НЕНАСЫТНА…

 

Как же я ненасытна -
столько лет
глотаю слезы
на окраине мира…

Как же я ненасытна!
Влажная роза
умерла на крыле ожиданий,
трещинами губ
удерживаю её похороны…

Как же я ненасытна!
Осьмигранные соты
развеяны ветром -
сколько лет собираю золотую пыльцу
на крыльях бабочек,
и как мало мёда на моих ладонях…

Как же я ненасытна!
Перебирая голоса камнепада,
окликающего меня из поднебесья,
я строю ступени из их ожиданий
к вершинам терпения
и медлю взойти туда,
где они стерегут мир.

На сходе их ожиданий
отвечу ли я,
почему так пресны капли дождя,
застревающие в лунках их высохших глазниц,
и где отныне соль ожиданий мира,
которую они хранили

в щербинах своей памяти,
чтобы ветер не развеял её?

…Как же я ненасытна!
Сколько лет
на вершине мира
глотаю слезы…

 

ЛАДОНЬ НА ГОРЛЫШКЕ СОСУДА

 

Вдоль неразлучницы-полыни,

по узким улочкам села
В плену беспомощной гордыни

я ожерелья слов несла,
Чтобы кольцом родных запястий

и неизбежностью конца
Венчать утраченное счастье

с полётом нового птенца

Ладонь на горлышке сосуда

и свет, скользящий по стене -
Ухода горестное чудо

напомнит ветром обо мне.
Ступеней тающая груда

ведет к молчанью родника,
Плеснёт кувшин восторг остуды

на шаль белее молока

И дань взволнованных капелей

падет в ложбину пустоты,
Мы коронованы апрелем,

чтоб рисовать его листы,
А если бабочка случайно

ресниц коснется на лугу,
Я кружева её отчаянья

в ладонях детства сберегу.

 

УБРА

 

«И каждый побрел в свою сторону
И никто не спасёт тебя»
Исайя

Что тебе видно с твоей высоты,
Брошенной дням на съеденье?
- Камни бы в руки взяла, как цветы,
Если руины – цветенье.

Что тебе шепчут руины Убра,
Памятью трав прорастая?
- Разве Бог создал меня из ребра,
Если я глина простая?

Что тебе день, если тропы пусты,
Если и ночь одинока?
- След от сохи и земной борозды,
Помни, не знают срока.

Что тебе слаще земного питья
В вечном твоём безмолвье?
- Камень бы в руки взяла, как дитя,
Но он лежит в изголовье.

Что тебе видно с твоей высоты,
Брошенной дням на съеденье?
- Камни бы в руки взяла, как цветы,
Если руины – цветенье…

 

ПРОЩАЙТЕ, ВЧЕРАШНИЕ БРАТЬЯ

 

Прощайте, вчерашние братья!
Легка ли была дорога?
Чабрец придорожной ратью

Приник к пустоте порога.
О чём ночью птицы пели,
И кто их теперь встречает?
В Убра пусты колыбели,
Лишь ветер траву качает.
Ночь гложет слоистые скалы
Над кладом руин и камней,
Старинные плиты устало
Встречают остывших гостей.
Их лбы холодны, как стража,
И путь стерегут ветра.
Для родины смерть не кража -
Последний поклон Убра.

 

ЭТО ТВОЕ МАКОНДО
Не пашет раб землю,

за плугом не ходит, не сеет,
По воловьим следам

тоскует в полях чернозём.
Бурый день, как отшельник,

по оврагам дымится и тлеет,
И ущелья с тоскою

глядятся в небесный проём.

На крыше мама с кувшином
День с молоком взбивала,
Желтое масло в лощины
Густо стекало.

В спину толкает ветер,

тминной обидой веет,
На подошвах крестьянских ног

уносим останки земли,
Станут ладони мягче

и души чуть-чуть слабее,
Чтобы не слышать, как в поле

ищут зерно ковыли

Мама в хлеву пахучем
Корову травой кормила -
Чабрец на зелёной круче
Не знает ила.

Старый Сурхай за оградой

землю костями греет.
Кладкой речного камня

сакля глядится в Койсу.
Это твое Макондо

в чреве у времени зреет,
Чтобы кормить тобою

времени пыль и тоску.

Посохом были тропы
И колыбелью горы,
Ты не услышишь ропот,
Камни укроют поле.

 

Публикацию подготовил Александр ВЕПРЁВ