Авторы/Парамонов Владимир

«Ах, нынче все… добры ко мне, и вовсе без причин…»

К 60-летию со дня рождения

 

«Первого февраля 2001 года на пятьдесят шестом году жизни скоропостижно скончался единственный в нашем городе член Союза писателей РФ, яркая творческая личность, добрый и веселый человек Владимир Васильевич Парамонов.

Владимир Парамонов, с детства тяготевший к перу, предпочел писательскую стезю всем остальным и закончил филологический факультет Глазовского пединститута. Он работал корреспондентом в газетах “Радиотехнолог”, “Воткинские вести”, “Вега”. Из-под пера В.Парамонова выходили событийные материалы, рассказы и очерки о людях. А по глубине стихов — лирических, детских, гражданских, философских, о смысле нашей жизни и судьбе страны — вряд ли может с ним сравниться кто-либо из местных авторов. Не случайно в течение нескольких лет Владимир Васильевич возглавлял литературное объединение г. Воткинска.

В.В.Парамонов издал четыре поэтических сборника: “Беспокойство”, “Прямая”, “До востребования”, “Невольники свободы”, а также перевел с удмуртского сборник стихов Гая Сабитова. Произведения его печатались в городских и республиканских газетах, в журналах “Луч”, “Север”, “Юность”. Стихов поэта, упорно работавшего над собой, хватит на издание нескольких книг. У него было много задумок и планов, осуществить которые помешала смерть».

Воткинские вести. 2001. № 15. 3 февраля

 

  

НАДЕЖДА

 

Сквозь чуткие посты сторожевые,

Сквозь крепости убежищ и квартир,

Как линии магнитно-силовые,

Невидимо пронизывая мир,

Надежда врет…

 

И в этом наше счастье,

Тогда как без надежды — хоть в петлю.

Так в самый лютый шторм не распрощаться

С мечтой о верной суше кораблю.

 

Она среди вертящихся обломков

И визгов смертоносного свинца

Проводит нас почти до самой кромки

И будет врать до самого конца.

 

Кругом — кранты, хоть замолись до грыжи,

Хоть камни от бессилия гложи…

И вечно занят Бог — он не услышит,

И вечно лгут слова — одежда лжи.

 

Когда уже и враг трубит успехи,

И кровь красна на проблесках травы,

Сквозь грязных туч заплаты и прорехи

Зияют нам высоты синевы.

 

Когда не властна ни одна бумага,

Когда Последний Шанс — и тот издох,

Она всё с нами, эта ложь во благо,

И ты ей верь:

быть может, это —

Бог?

 

ОТКРЫТИЕ

 

Как (нежно-чистым будучи листом)

Печалятся и радуются дети,

И я был прост в неведенье о том,

Что где-то вовсе рядышком на свете

 

И у меня есть добрые друзья,

Которым нет отраднее и краше

И бесподобней зрелища, чем я —

В тужу или в отчаяние

Впавший…

 

Черт знает с кем общаюсь и дружу,

Чьи руки жму впросте, на всякий случай:

Чем туже мне

И чем сильней тужу,

Тем на душе у них благополучней…

 

Читатель бывший авантюрных книг,

Вот я узнал: не врут и эти книги,

Хотя не мог представить и на миг

Себя унылой жертвою интриги.

 

Но вот и мне пришла такая «честь» —

Хоть новой жертвой ставь меня в романы,

Где каждому веселью в жизни есть

Шакалы, мародеры, интриганы.

 

И значит, мне судьба благоволит,

Иллюзии леча напрасным душем, —

То золотые горы посулит,

То плюнет в размечтавшуюся душу,

 

Чтоб вспомнил или заново познал

Восторг выздоровления от хвори.

Не для того ли щука в синем море,

Чтобы карась безмозглый

не дремал?

 

НА ФОНЕ ЛАЮЩЕЙ БОЛОНКИ

 

Болонка (зверя нет вреднее)

Всё порывается отчаянно

Порвать мне брюки

Тем усерднее,

Чем ближе зов ее хозяина.

 

Кудрявый ком отпрыгнет, бросится —

Весь лютой злобы воплощение,

Уж так старается,

Так просится —

Так склочно ищет

Приключения…

 

Но и в общенье с мелкой дрянью

Чему-то можно поучиться:

Глянь, что за подлое старанье —

Остервененьем

Отличиться!

 

Сей эпизод типичен тем уже,

Что средь собачьего убожества

Сегодня каждый

Рвет свой хлебушек

Не как хотел бы,

А как можется.

Явление вполне нормальное.

Ну а с собачьей точки зрения,

Чем лаешь профессиональнее,

Тем выше будет

Поощрение…

 

Милы мне, жизнь, твои художества

И новые твои традиции —

Собачья жизнь,

Собачьи должности,

Собачьи страсти

И амбиции.

 

* * *

Ах, нынче все — собаки, птицы, вещи —

Добры ко мне, и вовсе без причин

Я осенен улыбчивостью женщин

И скрытым одобрением мужчин.

 

Как будто бы Господь мне тайно платит

За то, что перед тем я был в тоске.

И даже снег не холоден — и гладит

Меня прохладной лапой по щеке.

 

И мне от теплых ласк не уклониться,

И я, седой, как девочку впотьмах,

Целую снег в пушистые ресницы,

И тает мир снежинкой на губах.

 

СЧАСТЬЕ

 

Где-то там,

За лучезарной далью,

Вспыхнет вешний день,

И в этом дне

Я корплю над первою деталью

В юной и беспамятной стране.

А потом — суров и озабочен —

Выполнивший заданный урок,

Подходил,

Всё как бы между прочим,

На нее взглянуть еще разок.

Ах, работа!

Праздничное дело!

Сколько

Ты мне праздников дала!

И душа цвела,

Смеялась, пела

И всё новых праздников ждала.