Татьяна ПЕРЦЕВА

  

* * *

А всего-то нужно – по стеночке, до окна,

это очень просто, хватает пяти шагов

до стены, я чувствую там, за окном, весна,

только врач запретил вставать, не то разойдётся шов.

 

А всего лишь шрамом отделалась, он сказал,

полежи пока, как на кошке всё заживёт,

был бы я у тебя в родне, таких бы тебе прописал…

удивляюсь, конечно, но ангелам и дуракам везёт.

 

Он хороший, лечит, командует всем открыть рот,

строгий, чуточку пахнет папиным табаком,

осторожно щупает пульс, осматривает живот,

заявляя, что к лету отпустит и никаких «потом».

 

Медсестра приходит, штативы – наперевес,

и опять нет вен – всё ближе ко мне потолок,

а вот если сегодня умер, то где же завтра воскрес?

Тихо плачет соседка Оля – хочет брелок.

 

Получается быстро, я бы ей наплела,

старых капельниц много, так что хватит на всех,

только врач запретил вставать, но я до стены дошла,

помню, нянечка нас пугала – это как смертный грех.

 

Мне увидеть срочно: ну, где же эта весна,

может там, за окном, мой папа давно стоит,

а всего-то нужно – по стеночке, до окна,

дядя врач, не ругайтесь, сегодня шов не болит…

 

Я очнусь очень быстро на мягком большом берегу,

будет петь океан, будут пальмы, солнце, песок,

и как будто надо остаться, но, Боже, я не могу –

обещала Димке из третьей тоже сплести брелок.

 

* * *

Услышать звук падения стакана,

увидеть как вода течёт из крана,

почувствовать себя немного странно,

стакана нет – всё так непостоянно.

 

Зима-сиделка чуть подслеповата,

и не заметит как карман халата

отпорется по шву, белеет вата

на костных жабрах ледяного ската.

 

Сокровища кленовых листьев сада

укроет вата, разве виновата

зима-сиделка, что карман халата

теперь дырявый, может, так и надо.

 

(И описание её ничуть не странно,

зима, весна, – всё так непостоянно).

 

А дома шумно воду пьёт из крана

конечно, не стакан – его замена,

и осени болезненная рана

бесследно исчезает постепенно.

 

* * *

Странные люди ходят наоборот,

они улыбаются даже тому, чего давно нет,

странные люди не знают обычных забот,

они рвутся ввысь, в любимый до смальты цвет.

 

Странные песни рождает их рыбий рот,

беззвучными брызгами носит их по волнам

бескрайнего моря, и одинокий грот

пишет о них с пометкой – для милых дам.

 

Странные мысли приходят к ним по ночам:

к тем, кто здесь был, находится, будет потом,

переверни часы и увидишь сам,

кто возникает из ночи над серым мостом.

 

Слишком горбат ему Крымский – это в Москве,

в Питере Троицкий мост ненавидит он,

в Париже на Новом тихо картавит: “Фе”,

в Венеции – мост Риальто, но поражён

 

он был лишь одним творением странных людей -

пойдите на серый мост – там нет никогда теней.