ОБРЕТШИМ НЕБЕСА, — ЗЕМНОЙ ПОКЛОН
ДОРОГА
С порога гляжу на дорогу —
И жаждут простора глаза!
С моею судьбою во многом
Сравнима ее полоса:
Спадает в низины отлого,
Восходит с горы в небеса!
Гляжу и гляжу одиноко
Сквозь дали, как будто бы сам
Прощаюсь с собой у порога:
Пред поздней дорогою к Богу,
Пред ранней звездою высокой.
И слышу уже, как до срока
Шаги мои присные строго
Кукушка считает в лесах…
* * *
Над пшеницей, над горушкой
На языческих ветрах,
Как солонка — на горбушке,
Запустелый древний храм
Под невидимым покровом.
Свод отверзнув небесам,
Слушает он Божье Слово —
Свет, глаза слепящий нам.
И спешу я через поле,
К братьям, к вам, Борис и Глеб,
За евангельскою солью —
Без которой пресен хлеб.
ПРЕД МОГИЛОЙ ПУШКИНА
Просветлел небосвод на востоке,
Истончилась луна над жнивьем.
У горы, пред могилой высокой
Постою — между ночью и днем.
В этот час сокровенный, эфирный,
Схожий с тонкой реальностью сна,
В чутком сердце — по-ангельски мирно
Совмещаются времена.
И тогда сердцу слышится — где-то
В горной рощице стук посошка
И смиренная поступь поэта,
И ее вольный отзвук в веках.
И парят над стернею осенней,
И зовут в ночедневной тиши
Светлокрылые строфы — к спасенью,
А не к грешной свободе души.
БЕРЕЗЫ
Отъярились осенние грозы,
И забрезжились в ясной дали,
Столь привычные взору, березы —
Златокрылые светы земли.
Замахали призывно ветвями,
Листвяным опереньем искрясь,
Прикровенно являя пред нами
Немирскую свою ипостась.
И, быть может, во дни увяданья,
Их нетленного вида страшась,
Просветлеет, стяжав покаянье,
Многогрешная чья-то душа.
ПОСЛЕ ГРОЗЫ
Глубокосветна, воздушна река.
Свеж и погож влажный лес.
Вдаль по-над Русью плывут облака —
Дольние думы небес.
Пусть же и мысли моих земляков,
Смеркшие в блеске стихий,
Будут — как солнечный сонм облаков —
И высоки, и тихи.
НА БРАНЬ ПОСЛЕДНЮЮ…
Преосвященнейшему Константину,
епископу Тихвинскому
Золотилось небо спелой рожью,
А в полях синели васильки.
Шел монах сумняшеся ничтоже
Вековой тропой, и кулики
Щебетали в долах васильковых
Под ржаною вязью облаков.
И лучилась к полю Куликову
Тропка летописною строкой.
Шел чернец строкой незавершенной,
Посох предержа в руце своей,
Мимо новорусских вавилонов,
Мимо стойких дедовых церквей.
А издалека, сквозь птичье пенье,
Сквозь халдейский ропот городов,
Доносился грозный гул сраженья:
Гром гранат, глухой, как стук щитов,
Посвист пуль, звучащий, словно эхо
Впившихся в простор ордынских стрел,
Лязг пропятых танковых доспехов,
Трубный гуд страстных монастырей.
Шел монах без устали и страха
На армагеддонское жнивье…
И служило посохом монаху
Пересвета древнее копье.
ДВА ПУТИ
Одну дорогу вьюгой замело,
Другой — покоя нет, не повезло:
Слепила взоры чернотой земли,
Заезженной водой из колеи.
Та, что под снегом, вдоль лесного бора,
Вела к полусожженному собору.
А черная, размежной полосой,
Отъединяя поле от лесов,
Вела в село, по улице петляла…
Но было у дорог одно начало,
Один исток — под богатырским дубом,
Летящим, будто облако над срубом,
Над темным и пустым без дров двором,
Над светлым одиноким стариком,
Глядящим в вечность и в свое окно —
На дуб, что посадил давным-давно…
* * *
…безродный лепет
князь великий Дмитрий
не разобрал бы в той жестокой сече…
Ю.Шестаков «Засадный полк»
Взбранила поле речевое
Иноязычных рыков рать.
И силы нет стихи слагать…
Лишь слово древнее, живое —
Потомкам русичей под стать.
Его реченье вечевое
Созвучно рокоту реки.
А за чертой береговою —
Как прежде — вражии полки.
И говор чуждый то и дело
Сечет,
течет издалека,
И помутнела, побледнела
Река родного языка.
Но вновь,
сплоченные молитвой,
Как древнерусские войска,
Стремятся буквы вдаль листка…
И полнокровная строка —
Сродни Непрядве после битвы.
* * *
Земной поклон соборным судьбам вашим —
Апокрифам смирения и битв,
Изографы холмов и хлебных пашен,
Российские слагатели молитв,
Заветным книгам в пыльных переплетах,
И звездной пыли в буквицах ветвей,
И с колокольни дерзкому полету,
И устремленью кроткому церквей,
И деду, ввысь вздымающему плугом
Родную землю, тихому коню,
Коньковой кровле — вышним долгим лугом
Умчавшей в Вечность древнюю родню.
Всем вам, родимым — ратникам, крестьянам
Святой Руси, светящей из икон,
На ниве мирной и на поле бранном
Обретшим небеса, — земной поклон.