НОША ГОСПОДНЯ

Фантастическая повесть

 

КНИГА ТРЕТЬЯ

 

ДЫРА

 

(Книга первая – №№9-10, 11-12 за 2015г.  Книга вторая – №№1-2 за 2016г.)

 

Я долго бродил по улицам родного города в поисках будущей резиденции для Властелина мира. Не день, не неделю, а, может быть, целый месяц.

Воображение работало на полную мощь и рисовало картины восьмого, девятого и последующих чудес света, по сравнению с которыми все ранее возведённые архитектурные произведения – чудеса человечества – казались бы старыми обветшалыми недоделками.

В редкие моменты осознанности мне открывалась правда.

Ведь вовсе не величественные апартаменты заботили меня. Мой мозг просто хотел отдохнуть и занимался необременительным для него делом – игрой в кубики. Он очень устал. Устал скрипеть извилинами, как перегруженный автомобиль скрипит своей трансмиссией. Устал думать не о том, о чём хочется, а о том, о чём думать необходимо. Устал входить в состояние, при котором руки и ноги превращаются в ледышки, а голова – в раскалённый докрасна камень. Устал! Устал!

«Какому идиоту пришло в голову возвысить обыкновенного Константина Матвеева до Властелина мира,  -  вопрошал мозг. – Сколько сил пришлось затратить, играя эту роль. А сколько энергии отняла борьба с Пожирателями планет?

Нет! Быть обыкновенным человеком, строить несбыточные планы, конструировать здания, которым никогда не суждено будет воплотиться в мраморе, просто мечтать о том, о сём, и никому ничем не быть обязанным, не нести на своём горбу непомерно тяжёлую ношу – вот истинное счастье».

Однако дуализм – неотъемлемое свойство ума. Другая его частичка тут же выуживала из информационного поля Земли всякую непотребность и, как бы дразня первую, цитировала её.

«Взялся за гуж – не говори, что не дюж. Любишь кататься – люби и саночки возить. Назвался груздем – полезай в кузов», – ничего не поделаешь: закон равновесия положительных и отрицательных энергий существует, и его никто не отменял.

В конце концов, немного отдохнув, ум сдался и принял существующее положение вещей таким, какое оно есть.

Властелин так Властелин. Нужно же кому-то играть и эту роль.

 

В одно прекрасное зимнее утро, после возвращения из мира грёз, я понял, что мне не нужны дворцы и свита, охрана и лакеи. Мне не нужны были даже армия и аппарат принуждения – ничего, что считают необходимым, без чего не мыслят своего существования обычные лжевластелинчики – президенты, короли и прочая шошь-ерошь.

Я был настолько велик и силён, что мог позволить себе существавать как самый заурядный и обыкновенный человек.

С того дня весь мир узнал, что моё поместье является отныне и резиденцией Властелина планеты Земля.

Я не устраивал приёмов, не проводил пресс-конференций, не давал званых обедов и не встречался ни с президентами, ни с председателями, ни с королями. Все законы и указы доводились до них постаринке – через средства массовой информации.

Справедливости ради следует отметить, что охрана у моего поместья всё-таки была. Высказанное вслух желание, незримо присутствуя в эфире, надёжно охраняло меня. Никто из посторонних или праздношатающихся не мог приблизиться ближе, чем на десять километров к моему родовому гнезду, независимо от причин, побудивших его к этому поступку. Чтобы мне не грозила опасность вне очерченной десятикилометровой зоны, было высказано желание, заставляющее всех тех, кто замыслил против меня недобрый акт, тут же расстаться с нехорошими мыслями, по крайней мере, на период моего пребывания в опасной близости.

Так, защищённый, как мне казалось, со всех сторон от любых неожиданностей я начал менять мир.

 

Наступило двадцать первое декабря. С того момента, как я вместе с Тамарой Ивановной и Домбровским получил Великие полномочия, прошло два года.

Многое изменилось за это время.

На земле воцарился мир.

Исчезли армии, питающее их смертоносное оружие, а вместе с ними и войны. Правительствам всех стран, однако, разрешено было иметь полицию для внутреннего употребления из расчёта один полицейский на три тысячи человек.

В своих улучшениях я не стал опускаться до бытового уровня и не расправился со всеми видами преступности, как планировал вначале. Пусть люди решают сами хотя бы некоторые из своих проблем. Мною не были изменены границы государств, даже ни один правитель не покинул своего насиженного трона. Единственное, что я позволил себе, так это уничтожить раз и навсегда систему титулов и званий, давно набившую оскомину простому люду. Отныне все, пребывающие во власти, от первого лица государства до самого низшего звена самоуправления именовались одинаково – жизнеустроители.

Каждый из жизнеустроителей служил в своём ранге. Первое лицо государства именовалось  Жизнеустроителем первого ранга. И так далее, вниз по нисходящей. Система рангов давала простолюдину ясное представление о том, сколько нахлебников сидит на его шее. А название должности – «жизнеустроитель» – напоминало властьпридержащим об их прямых обязанностях: заботиться об устройстве жизни своих сограждан.

И вот эта моя реформа возымела успех.

Жизнеустроителям  сразу стало как-то совестно летать на персональных самолётах, ездить на бронированных автомобилях, всюду таскать с собой вооружённую до зубов охрану или даже обыкновенных телохранителей, а так же воровать, вымогать и брать взятки. Не даром говорят: как корабль назовёшь, так он и поплывёт.

Многое произошло во второй год моего правления.

 

Однажды, когда я просто гулял по своему родному городу, мы встретились.

Рита пыталась втиснуться в переполненный автобус.

Повинуясь моему приказу, который я отдал шёпотом, чтобы не привлекать внимания прохожих, она оставила бесплодные попытки уехать от своей судьбы. Чудодейственная сила заставила Риту  вспомнить всё то, что ей пришлось в своё время забыть.

Когда наши взгляды случайно встретились, она широко раскрыла глаза, выражающие крайнюю степень  удивления и восхищения. Ни слова не говоря, Рита подбежала ко мне и бросилась на шею. Её руки нежно обнимали меня, будто я был и не мужчиной вовсе, а нежнейшей фарфоровой вазой, красивой и бесценной.

Слова сбежали от нас. Мы держали друг друга в объятиях до тех пор, пока люди, стоящие на остановке, не начали обращать на нас внимание: посмеиваться и осуждающе шушукаться.

- Пойдём ко мне? – не то предложил, не то спросил я.

- Да, мой Властелин, – пропела она.

- Постой! А откуда ты знаешь, что я … – ум не мог сформулировать фразу, – ну, что я Властелин. Меня никто не знает в лицо.

- Теперь все будут знать, что ты мой Властелин, мой Царь, мой Бог. Я хочу поделиться этим со всем светом, – музыка ниспадала с её уст.

Я снял шапку и вытер выступившие на лысеющей макушке капельки пота.

Мы направились ко мне пешком, через лес, держа друг друга за руки и переполняясь энергией, которая начинала бурлить и клокотать в нас, совсем, как это было позапрошлой осенью.

Она не смогла найти в себе силы покинуть меня, а я не смог отпустить её.

Через девять месяцев у нас родился сын, и с тех пор моя усадьба стала иметь полное право называться родовым гнездом.

 

Мир быстро претерпевал изменения, причём в лучшую сторону.

Люди – странные существа – начали жить без войн и конфликтов, так, будто тех никогда и не было на Земле.

Я не переставал удивляться: почему они не сделали этого раньше, без моего вмешательства. Чудны дела твои, Господи!

Однако больше всего меня заботили не канувшие в лету войны, а состояние экосистемы на нашей планете, которая балансировала на грани жизни и смерти.

О причинах такого положения вещей я догадался сам, но не был уверен в своей догадке на все сто, и поэтому мне пришлось прибегнуть к проверенному способу и задействовать все ресурсы своего измученного мозга.

Я вновь испытал мучительный холод в руках, ногах и животе, а так же нестерпимый жар в голове, но в результате лишь получил подтверждение в правильности своих выводов.

Виной всему были не отсталые технологии, не чрезмерные выбросы в атмосферу двуокиси углерода и прочей бяки, а банальное перенаселение планеты. Самые примитивные расчёты, которые под силу произвести любому второгоднику из первого класса, подтверждали это.

Если среднестатистический человек запихивает за одни сутки во входное отверстие своего организма один килограмм еды и примерно столько же источает, то семь миллиардов человек за один день съедают и выдают… Ого! А за год …

Цифры ошеломляли. К этому надо добавить, что каждый из семи миллиардов стремится жить в отдельных, забитых до самой крыши барахлом, хоромах, иметь автомобиль… А лучше два или три! И яхту размером с «Титаник» и много-много ещё всяких ненужных и нужных вещей, без которых, по большому счёту, тоже вполне можно обойтись.

Всемирный Совет Жизнеустроителей первого ранга, который являл конгломерат покинувшей этот мир Организации Объединённых Наций и обыкновенного парламента, получил от меня предписание, согласно которому он должен был разработать и претворить в жизнь меры, обеспечивающие сокращение населения планеты до одного миллиарда человек. На такой радикальный шаг, равного которому в истории человечества не бывало, был отпущен весьма короткий срок – двести лет.

Каждый житель планеты был лишён права иметь в личном пользовании автомобиль, а так же любое другое средство передвижения, которое приводилось бы в действие при помощи тепловых источников энергии. Это был настоящий подарок  природе и нашей матушке – Земле.

Я вынужден был пойти на такой шаг, так как всегда помнил дурацкий вопрос, который невпопад задал лаянцам Домбровский:  что такое нефть? И мне навсегда врезался в память их ответ: нефть – это кровь Земли.

Конечно, большинство взрослых людей возопили от такого моего решения, но кого я буду спрашивать. Да и сами потом спасибо скажут.

Между делом я освободил от страданий несметное количество всякой живности, запретив показывать её в цирках, всякого рода передвижных зоопарках, а так же уличных представлениях.

Отныне зверей и птиц можно было увидеть только в зоопарках, которые по своему статусу и устройству не уступали Берлинскому, либо в специально созданных общепланетарных заповедниках. Последние, как следовало из моего указа, должны были занимать не менее десяти процентов от всей территории суши.

 

* * *

Я стоял на поверхности чёрной планеты, которая одиноко парила в межзвёздном пространстве.  Она была сиротой. У неё не было ни братьев, ни сестёр, ни отца, ни матери – каких-нибудь захудалых светил, вокруг которых так хорошо можно было бы кружиться, подставляя свои бока их тёплым лучам.

Да и размером Бог явно обидел эту планетку. Она была совсем крохотной: не более десяти километров в поперечнике. На ней не было ни растительности, ни гор, ни морей.

Идеально круглый чёрный шар мог бы показаться совершенно никчемным, похожим скорее на ошибку природы, нежели на космическое тело, если бы не титаническое сооружение, одиноко стоящее на поверхности планеты. Оно напоминало пирамиду, закрученную в спираль. Из-за отсутствия светила я видел только первые сто или двести этажей этой пирамиды. Сколько этажей скрывала космическая темнота, можно было  только предполагать.

Строение состояло из чёрных и белых кубиков, которые располагались в пирамиде без всякой системы. Иногда казалось, что целые этажи состояли из кубиков одного цвета, но, приглядевшись внимательно, можно было понять, что это всего лишь обман зрения.

Меня никак не покидало чувство,   что кубиков белого цвета гораздо меньше, чем кубиков чёрных. Это не давало мне покоя, тревожило и тяготило меня. Мне почему-то нестерпимо хотелось восстановить равновесие и справедливость. Только понимание того, что я нахожусь не у себя дома, а на совершенно незнакомой планете, удерживало меня от решительных действий.

Внезапно я вспомнил, что ношу титул Властелина миров, и осознал своё приоритетное право на вмешательство в чужую жизнь.

Без раздумий я принялся исправлять допущенный кем-то перекос. Чёрные кубики покидали насиженные места. Я, что есть силы, отшвыривал их подальше от пирамиды. Тело не знало усталости, и гора чёрных кубов увеличивалась и росла.

Остановившись на мгновение, я окинул взглядом пирамиду и поразился тому факту, что чёрные кубики по-прежнему находились на своих местах, а белых становилось всё меньше и меньше.

Вдруг раздался громоподобный треск.

Тело пирамиды сотрясалось и начало разваливаться на моих глазах. Я не знал, куда бежать.

Страх и ужас раздирали меня. Паралич пригвоздил моё тело к самому опасному месту. Руки и ноги не шевелились, а кубики низринулись на меня с космических высот.

Мне стало невыносимо больно, и мой сон, мгновенно развалившись на кусочки, уступил своё место яви.

 

Я потёр глаза и сразу сообразил, что это было сновидение.

«Чёртовы мысли! Не дают покоя ни днём, ни ночью», – подумал я.

Сын безмятежно посапывал в своей кроватке. Рита полулежала, подперев голову рукой, и с нежностью смотрела на меня.

- Ты так мычал во сне, что я проснулась, – сказала она и погладила мои волосы рукой.

- Опять снился сон на производственную тему, – словно оправдываясь, пробормотал я.

- Пора тебе в отпуск. Надо отдохнуть от дел государевых, а то, неровен час, крыша съедет, и останемся мы без Властелина, – Рита тихонько засмеялась, боясь разбудить малыша.

- Властелины отдыхают только на небесах, – сказал я грустно и сделал робкую попытку встать с кровати. Однако Рита обхватила меня рукой за то место, где у девушек находится талия, и привлекла к себе.

Я не мог сопротивляться и попытался задушить её в своих объятиях. Она  не оказала сопротивления и сразу сдалась на милость Властелина.

«Хорошая штука – жизнь», – подумал я спустя час, когда звонкий крик малыша возвестил о пробуждении ещё одного человека на этой планете и вывел меня из состояния устало-сладостной дремоты.

 

В тот день я взял отгул. Должность Властелина имела свои плюсы: не надо было писать никаких заявлений, убеждать начальство в том, что законный выходной нужен тебе именно сегодня, испытывать   угрызения совести оттого, что подвёл родную контору, бросив её на произвол судьбы на пару дней.

Мы втроём путешествовали по лесу и наслаждались его ароматами. Шутливые разговорчики несколько отвлекали от невесёлых дум, но не настолько, чтобы ум совершенно перестал генерировать тревожные мысли.

А тревога моя вытекала из предчувствия, а предчувствие – из опыта: что-то всё складывалось уж слишком хорошо, чтобы продолжаться долго.

Если я прав, и закон равновесия энергий существует, если количество сотворённого  положительного потенциала рождает одновременно равное количество потенциала отрицательного – жди беды. Она не за горами.

Жизнь – зебра. Творишь добро, возделываешь светлую полосу, а где-то в астрале твои деяния уже создают предпосылки для утверждения тёмных сил. И это происходит не потому, что я или кто-то другой  плохой конструктор, нет, просто так устроена Вселенная. Каждое явление в ней опирается на свою противоположность. «Да» существует, только если существует «нет».

Мне очень хотелось бы убедиться в обратном. Я мечтал о том, чтобы кто-то указал мне на язык (пусть древний или исчезнувший), где имелось бы только слово «да» и не было бы слова «нет». Я бы опрометью бросился творить благие дела, и им не было бы числа. К сожалению, даже надежды на это  не было. Здоровье в конечном итоге порождает  боль, а боль – выздоровление. Солнечный день – это только прелюдия к тёмной ночи, а птичий гомон – к тишине.

Много раз я ставил себя на место Творца и в мыслях своих пытался создать мир, в котором бы не было противоречий. И всякий раз получалась такая вот туфта.

Ничего не поделаешь. Законы нашей Вселенной не изменить. Хочешь мира – готовься к войне, творишь благо – молись за тех, кому оно принесёт смерть.

 

Профессия журналиста сродни профессии сыскаря. Нужно иметь нюх. Нужно поступиться кое-какими нравственными принципами: научиться давать взятки, не лгать так лукавить, притворяться, нагло пролезать во все щели, вербовать осведомителей и приучить свою совесть не мучиться от этого всего.

Однако у этих двух профессий есть и различия. Главное из них состоит в том, что в момент беды, которые происходят с каким-либо живым существом, сыщик опрометью бросается на помощь, а журналист сначала достаёт фотоаппарат, делает снимки в различных ракурсах, затем на всех парусах несётся в редакцию. И лишь по пути, крича «Караул!»,  призывает на помощь.

Так вот, бесспорно, нужно было иметь определённый талант, чтобы узнать-таки, когда Властелин празднует свой день рождения. А как выследить его жену, не имея возможности самому проникнуть в десятикилометровую запретную зону, и всё-таки ухитриться преподнести ей пять огромных корзин с цветами – для передачи Властелину.

Такси, которое доставило Риту домой, было оплачено всё тем же журналистом. Среди бутонов роз в одной из корзин виднелась небольшая открытка,  на обратной стороне которой была начертана всего одна фраза: «От журналистской братии с наилучшими пожеланиями и искренними поздравлениями!»

Такой акт внимания заставил меня улыбнуться и восхититься профессиональным мастерством неизвестного журналюги.

Однако цветы, хоть и не были отправлены немедля в силосную яму, не произвели на меня никакого впечатления. Собственно, это были и не цветы вовсе, а трупы цветов.

Странно, но люди редко дарят друг другу прекраснейшее творение Создателя – цветок – в первозданном, живом виде. Они сначала умертвляют его, отделяя стебель от корня и матушки-Земли, а потом предлагают труп растения в качестве подарка по тому или иному поводу. При этом принимающая сторона, согласно ритуалу, должна понюхать трупик растения, затем блаженно закатить глаза и пробормотать что-нибудь нечленораздельное.

Странные мы существа. Никому ведь не придёт в голову познакомить молодого человека с юной красавицей, предварительно зарезав её. А с цветами мы поступаем именно так.

Когда-то человечество учредило праздник, длящийся всего лишь одно мгновение, и нарекло его Новым годом. Одни – сообщества встречают его в ночь с тридцать первого декабря на первое января, другие в день весеннего или осеннего равноденствия, третьи в середине лета – кому как нравится.

На самом деле это всего-навсего удобная точка отсчёта для производства летоисчисления, и ничего более. Праздником этот день сделало больное человеческое воображение да неистребимое желание рода людского повеселиться по любому поводу.  С таким же успехом можно было учредить праздник прямого угла или устроить карнавал по поводу неистребимого числа «Пи». Всё одно!

Но существует  настоящий, истинный Новый год, и у каждого человека он свой. Это день рождения. И важен не только день, но и час, и минута, и даже секунда, когда твоё тело впервые материализовалось в этом мире. Важна та точка бесконечной орбиты Земли, вращающейся вокруг Солнца, в которой твоё существо явилось этому миру. Миллиарды звёзд и планет создали в тот момент неповторимый рисунок мироздания, подобного которому не было и уже никогда не будет во всей истории Вселенной.

Миг рождения. С него начинается  первый год жизни. Ровно через триста шестьдесят пять дней наступит Новый, второй год  жизни, и это не обязательно будет первое января.

В этот день не надо рубить и украшать, подобно язычникам, хвойные деревья. Не надо напиваться до бесчувствия, не надо отплясывать так, чтобы у соседей снизу сыпалась штукатурка с потолка.  Обозреть пройденный путь, сидя в безмолвии, гораздо полезнее любых возлияний. Затем необходимо воздать хвалу Вседержителю за то, что он позволил дожить до Нового, для тебя, года.

Так я и поступил, если не считать скромного семейного ужина с любимой женщиной и маленьким сынишкой.

 

* * *

Не знаю, случайно  ли лаянцы появились в моём доме  именно в первую ночь Нового для меня года, или эта встреча была вызвана чрезвычайными обстоятельствами, и правила приличия прекратили своё существование во Вселенной вплоть до особого распоряжения. Мне не известна лаянская логика, и я не постиг моральных устоев великой цивилизации. Тем не менее, они возвратились, хотя именно в этот день я их  не ждал.

В ту ночь мне не спалось. Думы различных калибров, мечты о счастливом будущем нашей планеты, а также тревожные опасения роились в моей голове.

Рита сладко посапывала, лёжа на моей руке. Сквозь полупрозрачные занавески виднелся чёрный силуэт леса.

Мои глаза зафиксировались на нём, поэтому не сразу отреагировали на возникшее в комнате мерцание, а когда спохватились наконец, то микроскопические искорки уже начали складываться в ту самую знакомую и памятную мне картину.

Мгновением раньше я почувствовал онемение в теле. Попытка шевельнуть хоть чем-нибудь не увенчалась успехом. Присутствовало осознание того, что друзья-лаянцы решили проведать меня. Вместе с тем волнение, если не сказать – страх, всё более и более овладевали мною. Я отчётливо помнил, что лаянцы обещали не возвращаться до срока, до которого оставалось ещё почти пять лет. Значит, что-то пошло не так? Подумалось, что, может быть, я виноват в чём-то, может  быть,  мои действия привели к чему-то такому, что потребовало вмешательства галактических инженеров-строителей. Но через мгновение мысли уже не мучили меня. Наступило состояние полной осознанности, когда моя сущность способна была впитывать слова лаянцев, как губка воду.

Толстяки, как и прежде, парили на своём старом диванчике в дюйме от пола. Ни их опухшие веки, ни носы-картошки, ни двойные подбородки, ни тоги – одежды лаянских инженеров, совершенно не изменились за два с небольшим  года. На их лысых головах не появилось за это время ни одного волоска.

Когда Толстяки подняли веки, они, как и прежде, превратились в Мудрецов. Бездонные, полные осознанности глаза говорили о высочайшем полёте великомудрой лаянской цивилизации.

- Созидатель да не оставит тебя, – изрекли все три лаянских тела одновременно.

- Здрасьте! – хотел выкрикнуть я в ответ, но всепоглощающая осознанность отвергла это желание и просто приняла приветствие лаянцев.

- Мы здесь, чтобы говорить. Ты – чтобы слушать и запоминать.

Величайший из Величайших, Отец нашей Галактики – Созидатель – направил нас к тебе до срока. Направил, чтобы предостеречь. Направил, чтобы предупредить.

Закон, установленный Созидателем, гласит: каждый объект галактики, проходящий испытание на эволюционную зрелость, должен быть изолирован от любых внешних влияний на всё время испытания. Это нужно для чистоты эксперимента.

Испытание объекта требует максимальной отдачи сил и энергии или, иначе говоря, полного освоения дополнительно полученного потенциала. На время испытания объект как бы помещается в стерильные условия. Ничто внешнее не должно препятствовать внутренней трансформации.

Когда женщина вынашивает ребёнка, внешнее не должно вмешиваться в этот процесс.

Лаянская цивилизация призвана обеспечивать стерильные условия для  таких объектов.

- А как же Пожиратели планет? Почему вы не оградили нас от них? – мелькнул и тут же растворился в пучине осознанности вопрос.

Лаянцы как будто уловили искорку моей мысли, а, может быть, так совпало, и они именно в этот момент хотели пролить свет на историю с Пожирателями планет.

- Это явление входило в обязательную программу испытаний. Оно было инициировано нами. Если бы вы не выдержали этот экзамен, то мы не стали бы препятствовать Пожирателям планет, и от Земли сейчас вряд ли бы что осталось.

Осознание беспристрастно зафиксировало зарождающийся внутри моего существа гнев. Он появился сначала в виде маленькой негодующей точки, потом достиг размеров беснующейся сферы, которая уже не могла более помещаться в моём теле и вот-вот готова была разорвать сдерживающие её силы и вырваться наружу. Внутри всё разрастающегося негодования возник план: взять лежащий возле кровати тапочек и запустить им в лаянцев.

«Это гнев!» – безразлично констатировал сторонний наблюдатель, которым в тот момент являлся я сам.

«Это тривиальный гнев!» – снова повторил он, наблюдая, как бесноватая энергия безуспешно пытается вырваться наружу.

Гнев понял, что его раскусили, расшифровали и ни при каких обстоятельствах ему не дадут завладеть человеческим существом, именуемым Константином Матвеевым. Поэтому он предпочёл не растрачивать понапрасну имеющиеся в его распоряжении запасы энергии, снова уменьшился до размеров точки, которая незаметно растворилась в моём существе.

- Однако сейчас вашей планете угрожает реальная опасность извне. И если бы это были Пожиратели планет, то мы с легкостью остановили бы их и перенаправили в другую историческую нишу. Но это – Пожиратели времени и пространства.

Отец наш – Созидатель сотворил Галактику, установил в ней свои законы. Он является Богом для всего сущего в созданном им мире. Многие его проявления не поддаются нашему пониманию, но и сам он, являясь лишь маленькой частичкой мироздания, не всегда может осознать суть явлений, исходящих из недр Непостижимого – того, кто сотворил Всё.

Откуда в нашей Галактике появились Пожиратели времени и пространства не знает даже Созидатель. Даже Он не может постигнуть их сути.

Любое явление, которое можно наблюдать, можно понять и объяснить. Можно экстраполировать будущее и найти возможность противостояния нежелательным воздействиям    извне. В этом нет ничего особенного, ибо борьба за выживание – лишь один из способов существования материи. Так было, например, когда Пожиратели планет соприкоснулись с человеческой расой.

Ты видел их, понял их суть, быстро разобрался в происходящем и спрогнозировал будущее, в котором роду человеческому была уготована участь победителя. У тебя была информация, на основании которой ты предпринял определённые действия.

Пожиратели же времени  и пространства никак не проявляют себя в нашем мире.  Их нельзя увидеть или услышать, нельзя измерить, почувствовать, представить. Нет никакой информации, кроме той, что они пожирают время и пространство, некогда сотворённые Созидателем и, безусловно, принадлежащие нашей Галактике. Материя, которая является концентратом пространства и времени, также бесследно исчезает при соприкосновении с Пожирателями.

На вашей планете Пожиратели времени и пространства известны как Чёрные дыры. Их предсказание до недавнего времени было сугубо теоретическим, но современная астрономия Земли недавно сумела зафиксировать два таких объекта в глубинах космоса.

Пожиратели появляются в нашем мире в виде точки, которая в то же мгновение начинает поглощать пространство и время. Они не останавливаются ни на секунду и постоянно растут в размерах. Увидеть их невозможно, и мы определяем их местоположение только по потокам движущейся к ним энергии нашего мира.

Существуют Чёрные дыры, которые поглотили за всё время существования более миллиона звёзд вместе с планетами, которые вращались вокруг них.

Имеется некоторая вероятность того, что наша Галактика будет уничтожена этим непознанным явлением прежде, чем пройдёт весь эволюционный путь, предначертанный ей Созидателем.

Испытание, выпавшее на долю вашей планеты, может так и не закончиться.

Лаянцы замолчали, и мне показалось, что они печально вздохнули.

– Дело в том, что всего в двух парсеках от вашей солнечной системы образовалась Чёрная дыра. Пока это только точка, но она уже поглощает пространство и время. Скоро она достигнет в размерах воздушного шара, которым на вашей планете играют в игру под названием «футбол», и тогда вы начнёте ощущать мощь её гравитации.

Ни мы, ни Созидатель не можем помочь вам и не можем, согласно установленным законам, прекратить испытание. Вы должны смириться с этим. Но у вас остаётся неотъемлемое право -  побороться за свою жизнь. Попробовать.

В сложившихся обстоятельствах мы, конечно, предоставим в распоряжение землян все свои знания и всю свою силу, которые вам могут понадобиться в предстоящей борьбе за жизнь. А могут и не понадобиться. Никто не знает.

Ты можешь вызвать нас в любое время. Для этого необходимо просто высказать желание вслух.

Да пребудет с тобой Созидатель!

 

Сынишка за всё время разговора с лаянцами ни разу не пошевелился в своей кроватке. Рита ни разу не перевернулась с боку на бок, хотя обычно проделывала это раз по сто за ночь. Моё тело приобрело способность двигаться, осознанность улетучилась, как утренний туман, а ум вступил во владение существом, именующим себя Константином Матвеевым.

Первым делом он подумал о том, что всё плохо, очень плохо. Потом в его недрах родилась мысль: жить нам осталось совсем немного и, следовательно, прожить этот последний отрезок времени нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые мгновения, чтобы не жёг позор за мелкое подленькое существование. Попросту говоря, остаток дней нужно прожить с размахом, с помпой, на широкую ногу.

Появление лаянцев означало, что настал конец изнурительной и нудной работе по улучшению мира, и пришло время поиграть в свои божественные игры, какими бы бесшабашными они не были.

Пока ум генерировал свои провокационные мысли, лаянцы растаяли в темноте, и последняя искорка-звёздочка напоследок ярко сверкнула где-то у изголовья кровати моего сынишки.

Несмотря на то, что тело моё неподвижно лежало на спине, а глаза  бесстрастно пялились в тёмный потолок, внутренне я бурно негодовал. Все фибры моей души отчаянно вибрировали, источая жгучую ненависть к лаянцам и их небесному отцу – Созидателю.

Ум не мог вместить в себя, как же можно бросить целую планету со всей обитающей на ней живностью и семью миллиардами человек на произвол судьбы, на верную погибель, ехидно пожелав при этом лишь более-менее удачно побороться за свою жизнь! Если нельзя справиться с Чёрной дырой, то можно переселить людей на какую-нибудь другую планету, да при этом ещё прихватить с собой каждой твари по паре.

Воображение рисовало постыдные картины:  океанский лайнер проплывал мимо терпящей бедствие шлюпки с измученными людьми на борту, умирающими под палящими лучами солнца без воды и еды. Капитан судна, во всём белом, стоял вместе с пассажирами и командой, высыпавшими на палубу, держался одной рукой за поручень, а другой – приветливо махал умирающим и желал им успешно бороться за свою жизнь.

Картина вызывала омерзение и стыд за обесчестивших своё честное имя лаянцев.

Негодование росло, словно пена у закипевшего молока. Мозг усиленно работал над тем, как бы насолить лаянцам, да так, чтобы они запомнили этот урок на всю жизнь. Но на ум ничего не шло, кроме понимания той простой истины, что мы ещё дети, а они уже взрослые.

Успокоился я только к вечеру следующего дня. Мне стало предельно ясно, что к непомерно тяжёлой ноше, которую я уже тащил на своём горбу, добавилась ещё одна, да такая, что была уж совсем неподъёмной. Как бы не напрягалось моё существо, ему не перепрыгнуть через установленные Созидателем законы. Если уж творец Галактики пребывает в растерянности, то мне, человечишке по имени Костя Матвеев, остаётся лишь лечь на спину, подобно паучку, поджать ручки,  ножки и засохнуть.

 

* * *

- Здравствуйте, Константин! –  приветствовала меня Тамара Ивановна, когда я отворил  калитку. Звук отъезжающего автомобиля говорил о том, что она не забыла дорогу к моему дому, и такси доставило её точно по адресу.

- Здрасьте, тетя Тома! – высунулась с крыльца озорная физиономия Домбровского, подставив свой чуб под весеннюю капель – порождение активно тающего на крыше снега.

- Здра-а-авствуй, Витенька! – улыбка Тамары Ивановны расползлась от уха до уха. – Как же я по тебе соскучилась, сынок.

- Прошу в дом, – я взял из рук гостьи сумку, и та, ковыляя, преодолев пару ступенек, забралась на крыльцо, отставила в сторону клюку, подошла к Домбровскому и обняла его нежно-нежно, как может обнять только родная мать. Блаженный взгляд её в тот момент был устремлён в синее весеннее небо и излучал полнейшее счастье.

Да, мои друзья снова были со мной. Но обо всём по порядку.

Тёща моя – мать Риты, добрейшей души женщина, с превеликим удовольствием приняла в своём доме родную дочь и горячо любимого внука. В этом, понятно, не было ничего удивительного.

Ей давно наскучило прозябать в одиночестве на ста квадратных метрах своей четырёхкомнатной квартиры. Квартиру ещё в наши застойные времена их семье, а уж если быть предельно честным – её мужу, выделило государство за его непомерно большой вклад в дело укрепления обороноспособности нашей страны.

Муж Зинаиды Михайловны – так зовут мою тёщу – не дожил до рождения внука – умер в расцвете сил прямо на производстве. За это государство наградило его ещё одним, десятым по счёту орденом, разумеется, посмертно.

Зинаида Михайловна всегда считала раннюю весну чрезвычайно коварным временем года и очень боялась того, что её дочь, не будучи искушённой в воспитании детей, может по недосмотру, ненароком простудить малое дитя и тем самым подвергнуть опасности самоё продолжение её рода.

На природе дуют ветры. Из-под пола веет влажный воздух. Кошки бегают туда-сюда, вынуждая людей постоянно открывать-закрывать наружную дверь – сквозняк!

Всё это тревожило Зинаиду Михайловну, и она не раз предлагала нам с Ритой переехать к ней хотя, мне казалось порой, что если бы полезная площадь нашего родового поместья была  чуточку больше, она с удовольствием переселилась бы к нам сама.

 

Вы когда-нибудь видели, как падает человек с десятого этажа? Это зрелище подкупает своей нелогичностью. Приговорённый к смерти, тот, кому осталось жить-то всего несколько мгновений, вместо того, чтобы смириться и устремиться камнем вниз, оставив поскорее позади затянувшийся ужас, барахтается, машет руками и кричит.

Он кричит, призывая на помощь, потому что надеется спастись или просто верит в то, что произойдёт чудо: невидимый крючок подцепит его за штанину и приостановит эту ужасную увертюру к смерти.

Таковы все живые существа. Все дрыгают ножками до последнего мгновения. Все на что-то надеются. Собственно, мгновение потому и называется последним, что до него ещё существует надежда. Я не был исключением.

Когда, проснувшись ранним утром, я смотрел на Риту, на нашего сынишку, на кошек, которые так любят спать  рядом с нами, мне становилось страшно за их жизни.

Мыслеформы вселенской катастрофы одна за другой возникали в моей голове. Чёрная дыра умертвляла близких мне существ особо жестокими способами, отягощая своё злодеяние невиданной извращённостью и кровожадностью.

Осознание того факта, что скорая кончина неизбежна, как день Страшного суда, не только не подавляла волю к жизни, но наоборот, придавало силы и возбуждало желание провести последнее и, может быть, единственно настоящее сражение в моей жизни с полной отдачей сил и  нанесением возможно большего урона неприятелю.

Я знал, что моё скромное жилище скоро станет похоже на центр управления полётами. Список аппаратуры, необходимый мне для сношения с внешним миром, уже зрел в моей голове.

Передо мной стояла дилемма: либо переехать в президентский дворец, а Риту с малышом оставить здесь и обречь их на тяжёлое существование, обусловленное отсутствием мужского начала в доме, либо отправить любимых домочадцев к тёще, а существующее родовое гнездо превратить в штаб людского сопротивления засилью Чёрных дыр во Вселенной.

О том, чтобы сделать свою жену помощником и соратником не могло быть и речи, ибо трудно представить себе горе матери, которая ведает о скорой кончине своего сына.

Никто, кроме жизнеустроителей первого ранга,  не должен был знать о предстоящей кончине. По крайней мере, до тех пор, пока действие Чёрной дыры не станет ощущаться. Груз, свалившийся на меня, казался неподъёмным. Хотелось, чтобы рядом со мной находился хоть кто-то, кто бы мог помочь или поддержать морально. А кого можно выбрать из семи миллиардов человек? Только того, кто  с первого дня был со мной у истоков испытания накануне еще неведомой тогда назревающей трагедии.

Так родилась идея вызвать на подмогу Тамару Ивановну и Домбровского.

Память вернулась к ним по моему велению. Вместе с ней в их сознание был внедрён приказ: немедленно прибыть ко мне. Как и в первый раз никому  из родственников, знакомых или друзей Тамары Ивановны и Домбровского даже в голову не пришло спросить – куда это они направляются, а когда мой дом принял долгожданных гостей, то про них во всём мире уже не вспоминала ни одна живая душа.

 

* * *

- Вот такие дела, – закончил я свой рассказ о той беде, которая постигла нашу планету и о визите наших друзей лаянцев.

Тамара Ивановна тяжело вздохнула и изрекла:

- Так ведь мы, однако, помочь-то чем сможем? Сила-то наша теперь у вас, Константин. Да и знания наши с вашими не сравнить. Хотя и они не пригодятся, однако, коль скоро даже Созидатель не знает, как с этими дырами совладать.

- Но вы говорите, что нам нужно делать, мы всё и сделаем, – Домбровский, как мне показалось, значительно повзрослел за последние два года. – С Пожирателями планет вы же ловко расправились. Как знать, может быть, и на этот раз повезёт.

- Да делать-то особо ничего и не надо. Потому, что я понятия не имею, что нужно предпринять в данной ситуации. Да и сама ситуация ещё никак не наступила. Завтра  здесь установят прямую связь со всеми жизнеустроителями первого ранга и со Всемирным Советом Жизнеустроителей. Вот тогда и начнём «тыкаться» все вместе, как слепые котята. Повторим подвиг трёхсот спартанцев, которые знали, что всем им придёт хана, но оружия не сложили и погибли стоя, с чувством выполненного долга.

- А где, Константин, вы собираетесь аппаратуру-то размещать. Тут у вас и места-то нет, – Тамара Ивановна с удивлением оглядела комнату, как будто видела её впервые в жизни.

- Отсталый вы человек, Тамара Ивановна, -  я улыбнулся, давая понять, что это шутка. – Сейчас двадцать первый век на дворе. Телевизор перенесём на кухню, а на его месте аппаратуру и установим. Плазменную панель повесим на стену, а пульт управления – вместо телевизора.

- Куда уж нам уж, – обиженно сказала Тамара Ивановна, – я с сотовым телефоном-то разобраться до сих пор не могу, а тут такое. Связь со всеми государствами.

Трезвая мысль, как известно, не может прийти в трезвую голову, а Домбровский, хоть и повзрослел, но от юношеской привычки расслабляться при помощи спиртного так и не смог отказаться.

– Не завалялось ли у вас, Константин, где-нибудь под кроватью бутылочки красного сухого вина, из тех, что мы пили в первую нашу встречу?

Я был и сам не прочь затуманить рассудок,  хоть на время забыть обо всём происходящем и избавиться от навязчивых мыслей, тем более, что разговор о спасении Земли и войне с Чёрными дырами не нашёл продолжения и как-то тихо сошёл на нет.

- Того вина предоставить вам не могу, потому что не помню уже ни его названия, ни как выглядит бутылка, а вот   ящичек коллекционного, лет восьмидесяти от роду – это мне по силам.

Я встал, прошёл на кухню, порылся в картонной коробке, в которой на первый взгляд не могло быть ничего, кроме прошлогодней картошки, и, словно маг, выудил оттуда четыре бутылки заморского раритета.

Стол сервировался быстро, будто бы сам собой. Старые знакомые – хрустальные фужеры со щербинками на краях – с удовольствием вспомнили молодость нашего общения и горделиво предоставили свои чрева для знакомства с невиданным напитком.

Когда процедура наполнения бокалов была закончена, я взял слово и по праву главы планеты произнёс тост. Тост получился куцым и вялым. Что-то не срослось в моих извилинах, а может быть, это просто был не мой день.

Тем не менее, слово было сказано, а вино было выпито.

Положенный мне по статусу Властелина Земли напиток удивил и разочаровал. Старьё есть старьё. Рубиновая жижа, вопреки ожиданиям, имела вкус обыкновенного уксуса. Давно канула в лету приятная былая терпкость, умер естественной смертью содержащийся в вине хмель – необратимые химические реакции сделали своё дело.

Домбровский и Тамара Ивановна, однако, не поняли этого или не показали виду.

Я поспешил исправить свою ошибку и вновь поскрёб по сусекам. На наше счастье, там оказалась бутылка первоклассного ямайского рома, которая и спасла положение.

Мы с Домбровским приговорили её за час, а Тамаре Ивановне пришёлся по вкусу розовый уксус, и она не переставала нахваливать его.

- Витя! А почему ты до сих пор не в армии? – задал я Домбровскому праздный вопрос.

- Так не взяли. Оказалось, что после укуса динозавра я бегать с полной выкладкой не могу. Мышцы на ноге не восстановились, а заросли соединительной тканью. Когда долго бегу, нога быстро устаёт, и я начинаю хромать.

- Повезло тебе, – ласково проворковала Тамара Ивановна, но спохватилась и добавила, – что в армию не взяли.

- Повезло! – согласился Домбровский. – Благодаря этому я дело своё открыл. Диагностику заболеваний практикую. Лечить не могу. Ни черта в этом не смыслю, а вот диагноз ставлю всегда правильный. Ко мне со всей области люди едут. Бывает, у дома очередь стоит. А недавно даже с Архангельска мужик приезжал. Рак у него. Недолго бедолаге осталось.

- А ты что же, Витя, вот так, однако, всем правду и говоришь? – доброе сердце Тамары Ивановны испытывало жалость к незнакомому человеку. – Люди ж разные бывают. Кто послабее и руки на себя может наложить.

- Нет, конечно. По людям смотрю. Кто, как мне кажется, действительно истину желает знать – правды достоин, а у кого страх в вопросе ощущаю – в того надежду вселяю.

Разговоры на медицинскую тему, особенно за столом, меня никогда не воодушевляли.

Во-первых, они заставляли задумываться о бренности всего сущего, а во-вторых, невольно проецировали медицинскую тематику на собственный организм, и те болячки, которые в суетной жизни отходили на второй план, начинали токать и пульсировать.

- А расскажите-ка мне, кто, сколько выиграл в ту, загаданную нами лотерею? Мне что-то вспомнилось, – так я ловко перевёл разговор в другую колею.

- У меня тыщщ сорок получилось, – с гордостью похвалился Домбровский.

- А у меня и десяти не вышло, – уныло констатировала Тамара Ивановна.

- Ну, не беда. Теперь вы больше не будете думать о деньгах, – обнадёжил я своих друзей. – Друзья Властелина, благодаря которым он и стал тем, кем является, достойны безбедной жизни. По крайней мере, до тех пор, пока нас не слопает эта позорная Дыра.

Упоминание о дыре вырвалось непроизвольно и тут же испортило настроение всем.

Но цены не было Тамаре Ивановне! Мудрая женщина! Она быстро сообразила, что добрая встреча старых друзей может быть испорчена одним единственным неосторожно произнесённым словом, и, исправляя мою ошибку, скоропалительно попросила:

- Константин! Мы так давно не слушали ваших песен. Спойте нам что-нибудь.

Слегка окосевший Домбровский присоединился к её просьбе.

Я не заставил себя упрашивать, снял со стены гитару и с чувством предварил песню словами:

- Посвящается моей первой жене.

Рука нежно тронула струны. Голосовые связки, прочищенные ямайским ромом, издали весьма приятные звуки.

 

Я не могу показать тебе, как летит стрела

И не могу объяснить, что творится на Солнце

Я не знаю, как идут у жены президента дела

И зачем нам на крыше нужно слуховое оконце

 

Но нужна ли тебе жизнь другая

Ведь я одеваю тебя и кормлю

И в холод тебя согреваю

Всё, что есть, я тебе отдаю

 

И, может быть, не подарю

Дорогого тебе бриллианта

И картину не напишу

Просто нет у меня такого таланта

 

Но нужна ли тебе жизнь другая

Ведь я одеваю тебя и кормлю

И в холод тебя согреваю

Всё, что есть, я тебе отдаю

 

И уж точно, что нет за границей родни

И сбежать за бугор нам не светит

И не станут родными Парижа огни

И не будут похожи на них наши дети

 

Но нужна ли тебе жизнь другая

Ведь я одеваю тебя и кормлю

И в холод тебя согреваю

Хоть совсем я тебя не люблю

 

- Вот те раз! – сказала Тамара Ивановна, когда я закончил. Её, как и многих других из тех, кто слушал песню, смутила и немного расстроила концовка. – Вы что же, Константин, никогда не любили свою жену?

- Любил. Но лишь плотской любовью, – сказал я, и моё настроение испортилось окончательно и бесповоротно.

 

Установка систем спутниковой связи с Жизнеустроителями первого ранга – представителями всех двухсот сорока шести стран – продлилась неделю. Это доставило мне и моим друзьям немало хлопот: мужской части троицы пришлось ночевать на мансарде, а Тамара Ивановна по-прежнему гнездилась на кухне, ухищряясь расположиться среди множества  электронных блоков и катушек с кабелями и проводами.

Расчёт мой был весьма прост. Я собирался расправиться с Чёрной дырой точно так же, как и с Пожирателями планет. Те пожирали материю, а эти – пространство и время. Одного поля ягоды. Мне казалось, что если внутрь Чёрной бестии вогнать космический зонд с десятком тонн антивещества, то ненасытная утроба может не выдержать гигантского количества энергии, выделившегося при взрыве, и лопнуть, разорваться на мелкие кусочки.

Правда, существовала опасность, что каждый из десятков тысяч образовавшихся мелких осколков образует новую Чёрную дыру, и вместо одной ненасытной сущности во вселенной их появится тьма тьмущая.

Но в нашем положении выбирать не приходилось. Лучше претворить в жизнь план, заранее обречённый на провал, чем сидеть, сложа руки, и ждать, когда гравитационные силы начнут раздирать Землю-матушку на куски, а заодно и нас грешных.

Но, кроме опасности возникновения множества Чёрных дыр, существовали и чисто технические трудности.

Во-первых, как зашвырнуть космический зонд на расстояние равное шести с половиной световым годам? Это вряд ли было под силу нашей цивилизации.

Во-вторых, меня одолевало сильное сомнение в том, что человечество способно создать установку, способную транспортировать несколько тонн антивещества на такое расстояние. Затраты энергии при транспортировке огромны, такими, какими не обладает ни один ядерный реактор в мире.

В- третьих, даже если бы удалось избежать вышеизложенных трудностей, то время вояжа космического зонда к Чёрной дыре на два-три порядка превысило бы время её роста и начала воздействия Чёрной дыры на Землю.

Но всё это были только мои собственные домыслы, а вердикт моему проекту могли вынести только специалисты – инженеры, учёные, экономисты и прочий цвет технократической элиты. Для этого я и должен был говорить с Всемирным Советом Жизнеустроителей.

 

* * *

Сеанс связи прошёл образцово. Каждый Жизнеустроитель первого ранга, как мне показалось, проникся перспективой грозящей нам скорой кончины, и я вправе был рассчитывать на то, что каждый из них приложит максимум усилий к тому, чтобы этого не случилось.

На сбор информации, о возможности запуска к Чёрной дыре космического зонда с антивеществом на борту, я отвёл Совету всего-навсего десять дней. А так как других мыслей о возможных способах расправы с грядущей угрозой в моей голове не наблюдалось,  то я решил не тратить энергию понапрасну и попросту пожить эти десять дней вместе со своими друзьями.

К слову сказать, я ввёл гриф «Гиперсекрет» – высочайшую степень секретности, существующую в мире – на всю информацию, касающуюся Чёрной дыры.

Но моей мечте о десяти днях спокойной и беззаботной жизни не суждено было воплотиться в реальность. Этому способствовали несколько факторов, главные из которых исходили из внутренних сущностей моих друзей.

Вместо того, чтобы спокойно предаваться сладостному безделью (лопать ложками икру и пить редчайшие на Земле вина), и Домбровский, и Тамара Ивановна вдруг воспылали одержимостью к борьбе за спасение человечества от происков Чёрной дыры и не давали мне покоя целыми днями, а иногда и ночами.

Одно их предложение соперничало по своей беспросветной глупости с другим и напоминало рассуждения неандертальца о возможности спасения мира от вселенской катастрофы при помощи каменного топора и сучковатой палки. Уровень интеллекта и знаний мой и моих друзей явно не тянул на уровень, необходимый для решения каких-либо проблем космического масштаба.

В конце концов, мне надоело выслушивать бредовые идеи своих коллег, и я бросил их на произвол судьбы в недрах своей усадьбы, а сам удалился к любимой жене, любимой тёще и горячо любимому сыну. До сеанса связи с Всемирным Советом Жизнеустроителей оставалось четыре дня.

 

* * *

Эта сингулярность была всего-навсего  порождением великой, могущественной и бесконечно старой цивилизации Багнгов. Но, несмотря на это, имела имя. И существо это звали Малютка Кл.

Вернее, её даже нельзя было назвать существом. Она представляла, скорее, какое-то намерение жителей одной Вселенной,  внедрённое в границы другой Вселенной, конечно, не без помощи всяких там технических штучек.

В этом новом, чужеродном, совершенно уродливом и бестолково организованном измерении, живущем по совершенно чуждым и несуразным законам, было нечто, без чего Великие Багнги никак не могли обойтись.

Их цивилизация уже прошла свой долгий путь. По законам Мира, одинаковым для всех вселенных, она должна была вот-вот угаснуть навсегда. Её время давно прошло.

В мире Багнгов не было галактик, звёзд или планет. Багнги и всё, что ими было создано, существовали во Вселенной, которая представляла собою бесконечный тороид, состоящий из струящихся потоков  диковинных энергий. Но это было давным-давно. Тогда тороид светился ярче всех солнц этого занюханного мира. Бог наделил его, казалось бы, неисчерпаемым потенциалом. И Багнги использовали этот потенциал на полную катушку.

Триллионы поколений Багнгов создали цивилизацию, настолько изобретательную и мудрую, что, казалось, невозможно было кому–то ещё во всём обозримом мироздании достичь подобных высот.

Но время шло. Тороид тускнел, и сейчас вместо сверкающего некогда гигантского бублика он напоминал скорее издыхающую лампу дневного света, едва мерцающую в окружающей её кромешной тьме.

Однако Багнги не собирались сдаваться. Да, потенциал их мира иссяк, но процесс божественного творения шёл постоянно, и, следовательно, одновременно с миром Багнгов существовали  совсем молодые, полные энергии миры. Там-то Багнги и решили красть недостающий потенциал.

Малютка Кл знала историю своего появления на свет. Она являла собой концентрированную волю своих хозяев, внедрённую в чужеродную Вселенную при помощи разных технических хитростей, на которые цивилизация Багнгов была великим мастером. Катастрофический недостаток энергии не позволял Багнгам проводить массированную экспансию параллельных миров, и тогда они нашли решение, при котором в молодую вселенную внедрялись только элементарные частицы, подобные тем, из которых этот мир состоял.

Малютка Кл появилась на свет, подобно другим своим братьям и сёстрам, одиноко пасущимся в этой вселенной, размётанными в виде самого обычного атома водорода. Этот атом отличался от других разве что тем, что был связан невидимой энергетической нитью с миром Багнгов, да наделён двумя неистребимыми качествами, отсутствующими у других атомов водорода.

Всепоглощающая жадность  и Абсолютный голод – вот что являло собой это порождение Багнгов – эта сингулярность под именем Малютка Кл.

С первых мгновений своей жизни она жадно глотала излучения искрящихся звёзд. Силой Великой воли, данной ей от рождения, притягивала космическую пыль. Не упускала ни единого проносящегося мимо космического тела, будь то мелкий камешек, заблудившийся в бескрайних просторах вселенной, или солидная комета, легкомысленно проигнорировавшая только что народившуюся крошку–сингулярность.

Малышке Кл всё было мало. Голод и жадность обуревали её. Она с вожделением облизывалась в своих мыслях, глядя на ближайшую жёлтую звезду с аппетитно кружащимися вокруг неё планетами-закусками. Часто мечтала она о том светлом времени, когда эта звезда попадёт в поле её тяготения. Но для этого необходимо было расти. Питаться и расти. Снова питаться и снова расти.

По космическим меркам ждать оставалось совсем недолго. И когда наступит долгожданный миг и жёлтое солнце – первая в её жизни звезда – исчезнет в утробе Малютки Кл, наступит её совершеннолетие, и возликуют уже все сингулярности, пасущиеся в этой вселенной, и тогда, возможно, виновница торжества получит новое имя.

До этого момента энергетическая ниточка, связывающая Чёрную дыру с миром Багнгов, бездействовала, давая возможность Малютке Кл набраться  в весе и уже только потом заработать на полную мощь, поставляя в умирающий мир жизненно необходимый потенциал.

И никого – ни Багнгов, ни Малютку Кл не интересовал тот факт, что имя светила, которому суждено было стать первой жертвой новоявленной Чёрной дыры – Солнце.

 

* * *

Тамара Ивановна и Домбровский сидели в углу комнаты тихо, как мышки, и боялись пошевелиться. Таким торжественным и важным казался им исторический сеанс связи Властелина с Всемирным Советом Жизнеустроителей, на котором элита   человечества должна была либо стать подмогой и опорой своему Властелину, либо сознаться в собственном бессилии и бросить его на произвол судьбы.

Сообразуясь с законом всеобщей пакости, произошло, конечно, второе.

Вердикт был недвусмысленным и не оставлял никаких надежд на возможность закончить жизнь естественной смертью, то есть умереть в возрасте лет восьмидесяти-девяноста в собственной постели.

Более того, самые точные приборы, имеющиеся в распоряжении жителей Земли, сумели обнаружить то место в космосе, откуда исходила предсказанная лаянцами угроза, и даже зарегистрировали микроскопические возмущения гравитационного поля планеты.

Получалось, что до финишной черты оставалось совсем немного.

 

Тамара Ивановна не выдержала и заплакала навзрыд.

- Господи! Да что же это такое творится! – запричитала она. – За что же им такое тяжкое будущее грядёт.

Домбровский тоже скуксился, из его глаз ручьём полились слёзы, и он, вспомнив о своём, каким-то скорее внутриутробным голосом заскулил:

- Оле-е-е-нька! Оле-е-е-нька!

Можно было даже подумать, что мои друзья были достаточно мужественными людьми. В столь жестокий час они переживали совсем не за себя, а за своих детей, внуков и любимых.

Я немного осерчал на них за то, что своими слезами они усугубили трагизм и без того безрадостного момента, и в голове моей возникла сварливая мысль:

«Посмотрим, кого вы будете поминать в тот миг, когда гравитация Чёрной дыры будет разрывать на части именно вас».

Но на словах, наоборот, ободрил их:

- Ладно! От судьбы не уйдёшь. Смерть не видать пока. Мы живы, здоровы, родня наша тоже, чего же раньше времени нюни распускать.

- Так ведь недолго осталось! Всех погубит «дырища» распроклятая, – не унималась Тамара Ивановна.

- Сколько осталось, столько осталось! – я был непреклонен и не выказал ни толики жалости. – Наше дело оставшиеся дни прожить не в слезах, а в борьбе, и не давать волю дурным мыслям, не создавать поганый мыслеобраз.

- Как не создавать, – ещё пуще разрыдалась Тамара Ивановна, – не себя – детей и внуков жалко!

- А мне – Оленьку! – в тон ей хныкал расклеившийся Домбровский.

- Что же вы не плакали раньше? Ведь знали, что они всё равно рано или поздно последуют в мир иной вслед за вами.

Эта мысль отвлекла моих друзей от преждевременных поминок по своей родне и поток слёз начал резко иссыхать.

 

* * *

Первосвет вошёл в тронный зал вместе с Наместником Тьмы.

Это был моложавый мужчина лет тридцати, блондин, с красивой ершистой причёской на голове, орлиным носом, выдающим принадлежность своего хозяина, скорее всего, к французской нации,  тонкими, изящными губами и волевым подбородком, с ямочкой посредине. Ослепительно белые одежды, напоминающие римскую тогу, не могли скрыть мускулистого накачанного тела, покрытого к тому же красивым южным загаром.

Наместника Тьмы трудно было разглядеть, так как он весь был закутан в чёрный балахон с надвинутым на глаза капюшоном, что делало его похожим на средневекового инквизитора. Однако каждый, кто взглянул бы на него, мог безошибочно угадать в Наместнике Тьмы человека старого и немощного, ибо такое его состояние, подобно запаху, исходило и распространялось вокруг.

Другие семь жрецов были уже в сборе и молчаливо дожидались главенствующих.

Зал, в котором встретились  девять хранителей, повелителей, наставников, а может быть, управделами планеты Земля, походил скорее на увеличенную раз в сто кабину пилотируемого космического аппарата. А должен бы, наверное, походить  на какие-нибудь    княжеские, королевские или президентские апартаменты, которые гораздо больше подходили бы для такого значимого собрания.

Вдоль стен овального помещения располагались полки с фолиантами в толстых кожаных переплётах, потрескавшихся от времени. Рядом с ними на других полках расположились уже  видеокассеты и лазерные диски. Чуть поодаль располагался шкаф с причудливыми разноцветными шарами разной величины. Шары покоились на плоских подставках, сделанных из какого-то металла, сильно смахивающего на золото, а сами при этом  ассоциировались с обычным цветным, хоть и слегка подсвеченным, стеклом.

Рядом со шкафом на ажурных хрустальных ножках, напоминающих по форме незаконченную пятиконечную звезду, покоилась невероятных размеров столешница, на которой  был установлен мощный компьютер.

Такую игрушку, явно из разряда «супер», можно увидеть разве что в засекреченных военных казематах, да и то вряд ли.

На экране монитора то там, то сям вспыхивали разноцветные звёздочки. Казалось, они возопили к людям: «Включите! Включите!»

На фоне такого дива стойка с  самым заурядным телевизором, парочкой дивидюшников, доисторическим «видиком»,  более или менее современным музыкальным центром и старинным катушечным магнитофоном выглядела анахронизмом.

На этом ум обычного человека непременно бы тормознулся. Всё остальное, стоящее вдоль стен оборудование, все приборы, астрономические инструменты, да, может быть, и самые обычные, пусть и фантастического вида, декорации не вызвали бы у здравомыслящего землянина никакой реакции. Их землянину просто не с чем было бы сравнить. Такого в его повседневной жизни не только увидеть – представить невозможно.

Потолок, венчающий этот странный, по всем меркам, зал, походил на перевёрнутую мыльницу и был испещрён какими-то надписями, которые вряд ли под силу было прочитать кому-либо из жителей планеты: уж слишком витиеватыми выглядели неизвестные знаки для рационального рассудка землян.

Впрочем, эти знаки могли быть вовсе не буквами, а какими-либо цифрами или уравнениями, а может быть, и таблицами? Кто знает.

Посередине зала стояли два пустующих роскошных кресла, обитых материалом, напоминающим то ли войлок, то ли свалянный из ворсинок кокосового ореха – одно белого, а другое чёрного цвета.

Напротив располагались семь кресел, в которых уже сидели  жрецы Белого  Света. Кресла были сделаны из того же материала, но окрашены в классические цвета радуги.

Каждый из семи жрецов  носил одеяния, соответствующие одному из цветов, и занимал соответствующее цвету его одежды кресло.

Когда Первосвет и Наместник Тьмы заняли свои места, каждый из семи жрецов приветствовал их, поочередно вставая и прикладывая правую руку к сердцу.

- Краснодар приветствует Вас, Первозванные!- произнёс человек в красном плаще. По его огромному росту, телосложению,  чертам лица и чёрному, как смоль, вьющемуся чубу можно было  предположить, что в его жилах течёт кровь  донских казаков.

Если к тому же немного напрячь воображение: мысленно напялить на него мундир, сбоку привесить шашку, накинуть винтовку наперевес, вложить нагайку в руки, и всю эту красоту усадить на гнедого жеребца, то сходство с казачьим эталоном было бы полное.

- Оранже приветствует Вас, Первозванные!

Жрец в оранжевой тунике был китайцем. Невысокий рост, раскосые глаза, подобострастный и хитрый взгляд – нет, он точно не был японцем. Глаза японцев выражают либо любовь, либо уважение, либо непоколебимость. Да, это был китаец.

- Солнцесвет приветствует Вас, Первозванные!

Африканец носил жёлтые одежды. Его чёрная кожа блестела, будто была намазана оливковым маслом. Несмотря на свою молодость, ни телосложением, ни ростом он вовсе не напоминал секс-символ африканского континента. Особенно бросались в глаза причёска в стиле а-ля «битлз» и цвет волос – каштановый. Можно было подумать, что в столь юном возрасте этот человек уже знаком с воздействием хны.

- Зеленодар приветствует Вас, Первозванные! – изрёк старичок-боровичок  в зелёном халате, под которым угадывались другие одежды, подобно луковой шелухе, окутывающие его тело. Редкие, седые, свисающие до плеч волосы, такие же редкие и седые усы с бородой, рост метр с кепкой и посох в правой руке невольно наталкивали на сравнение со сказочным персонажем.

- Лазурь-хан приветствует Вас, Первозванные!

Для чего лондонский денди в безупречно сидящем смокинге из голубой парчи, накрахмаленной белоснежной манишке и белых шёлковых перчатках прибавил к своему имени приставку «хан», оставалось только догадываться.

Он явно был европейцем и всем своим обликом скорее напоминал президента Франклина, нежели гражданина Монголии.

- Синедым приветствует Вас, Первозванные! – проскрипел йогин в синей чалме и синей, отливающей перламутром набедренной повязке. По его поджарому, если не сказать иссохшему, телу в медицинских научных учреждениях студентам можно было бы изучать строение человеческого скелета. Глаза йогина, тем не менее, не выказывали никакого волнения по этому поводу и были спокойными и бездонными, как Марианская впадина.

- Фиол приветствует Вас, Первозванные! – сказал, словно отрапортовал, краснокожий индеец. Трудно было более точно определить его историческую нишу. Он мог быть ацтеком, майя или североамериканским индейцем. Одежда, в которую он был одет, не проливала на этот вопрос ни лучика света. Потёртые, давно вышедшие из моды, но кое-где ещё сохранившие свою первоначальную фиолетовую окраску джинсы «вранглер» и новенькая фиолетовая футболка китайского производства стоимостью в один доллар не давали возможности строить какие-либо предположения на этот счёт.

После приветствия все девять человек, сидящих в зале, с минуту сидели молча, полуприкрыв глаза. В этот момент они медитировали, а возможно, молились.

- Да прибудет с нами дух Созидателя!

- Заверяю вас, что причины, по которым мы с Наместником тьмы прервали ваш заслуженный отдых, весьма и весьма уважительны, – Первосвет обвёл взглядом аудиторию, одновременно сжал правую руку в кулак и осторожно ударил им по подлокотнику кресла. – Много тысячелетий наш Орден выполнял возложенную на него миссию – хранить и лелеять человеческую расу до того момента, как она будет готова сдать экзамен на зрелость и перейти на новый уровень бытия, где ей уже не понадобятся опекуны. Два года назад экзамен начался. С тех пор мы в отставке, мы ушли на покой, нам предоставлен бессрочный отпуск. Нам запрещено вмешиваться в дела людские и уготована роль наблюдателей. Экзамен, как вы знаете, должен проходить  в стерильных условиях, но сегодня под угрозой не только святая святых – чистота процесса, но сама жизнь на этой планете. Поэтому мы здесь.

Тут Первосвет повернул голову в сторону Наместника Тьмы, как бы передавая ему слово.

- Грядёт апокалипсис. Грядёт Армагеддон. Близок конец Света, – начал Наместник.   – Чёрная дыра поселилась в зоне причинного воздействия нашей звезды – Солнца. Это не оставляет нам никакого шанса. Дни наши сочтены. Всех засосёт проклятая бестия, и сроку нам отпущено немного: я думаю, года два пройдёт  до того момента, как мы ощутим на себе первые гравитационные возмущения.

Десятки тысяч лет наш Орден посвятил взращиванию человечества. Но, к сожалению, на своём эволюционном пути люди сделали только первый шаг. Они не знают ещё о возможностях путешествий в параллельные миры и другие измерения. Им не удастся исчезнуть из зоны поглощения, а мы не в силах нарушить вселенские законы и помочь им. Я представляю здесь Властителя Тьмы. И он настоятельно просил напомнить, что Чёрные дыры не являются порождением Тьмы, которой он повелевает, Тьмы созидательной, Тьмы, несущей максимальный потенциал, Тьмы, из которой в конечном итоге изливается свет. Они, скорее всего, являются порождением Тьмы Абсолютной, Тьмы Нетворящей, Тьмы Вечной. И ещё! Я воспользуюсь Правом, предоставленным мне Властителем Тьмы, я не покину Землю и останусь с людьми до конца.

Наместник Тьмы замолк и склонил голову.

- Вы – избранные! – вновь взял слово  Первосвет. -  Вам, как никому, понятно, что грядущее неотвратимо. В галактике нет силы, способной противостоять Неведомому. Но мы знаем также, что будущее не предопределено. Никто не скажет, что будет завтра или через год. Следовательно, наша задача состоит в том, чтобы максимально отдалить гибель человечества или хотя бы отдельных его индивидов, способных впоследствии продолжить род людской. Да пребудет с вами мудрость Создателя.

Первосвет простёр руку в сторону Краснодара. Тот встал, как школьник, поправил рукой свой непослушный чуб и сказал:

- Нет силы, способной остановить надвигающуюся катастрофу. Я  принимаю судьбу людей, как свою собственную, и остаюсь с ними до конца.

- Нет спасения! Я отрекаюсь от человечества, и в тот момент, когда изменение гравитационного поля нарушит поверхностное натяжение земной коры, когда раскалённая магма вырвется на поверхность планеты, сжигая всё и вся, я перейду в тот мир, откуда пришёл. До тех пор я с вами, – это уже был «китаец», он плюхнулся в кресло, подпёр висок пятернёй и закрыл глаза. Из-под редких ресниц дождём заструились  слёзы.

По всему было видно, что такое решение далось ему нелегко, и будь его воля, он бы жизни не пожалел, чтобы спасти тех, кому было посвящено всё его существование.

- Нет спасения! Я остаюсь, – негр в жёлтом гордо поднял голову, хотя гордиться здесь явно было нечем.

- Я пригожусь ещё на своей зелёной планете, – старичок–боровичок скривил гримасу, которую можно было принять, как за безобразную улыбку, так и за выражение глубокой скорби.

- Мы так просто сбрасываем со счетов Властелина этой планеты – Константина Матвеева? Сейчас не до великих секретов. Даже, если о нас узнают все жители Земли, от этого ничего не изменится, – Синедым попробовал увернуться от прямого ответа. – Может быть, его следовало пригласить на наше собрание?

Послышался лёгкий смешок и недовольный ропот.

Индеец тут же взял на вооружение уловку йогина:

- Я слышал, что статистика наблюдений за Чёрными дырами наконец сформирована Созидателем.  И при этом косвенно определено одно свойство Чёрных дыр. Так ли это, Первозванные?

- Да, это так, – сдержанно произнёс Первосвет.

Наместник тьмы,  без особой охоты, пояснил:

- Чёрные дыры поглощают всё, что попадает в зону их причинного воздействия, начиная от фотонов света до звёздных систем. Однако с некоторой долей вероятности можно предположить, что элементарные частицы, космическая пыль, астероиды и даже планетные системы не являются целью порождения Тьмы Абсолютной. Им нужны только звёзды. Именно за ними идёт охота.  А звёзды, как известно, служат проводником потенциала от Созидателя  к низшим мирам.  Потенциал – вот цель Чёрных дыр.

- Солнце, к несчастью, является самой ближайшей звездой к вновь образовавшейся сингулярности. Все устремления Чёрной дыры направлены теперь на него, – с грустью в голосе добавил Первосвет.

- Но ведь тогда напрашивается одно единственное решение, которое позволит дать человечеству хоть какой-то шанс. Появляется возможность на мгновение отдалить гибель расы, – почти выкрикнул Краснодар.

- Хорошо, что ты произнёс эти слова за меня, жрец, – Наместник Тьмы, с благодарностью, едва заметно склонил голову в сторону Краснодара. – Мы собрались здесь не для того, чтобы расписаться в собственном бессилии. Мы должны принять решение:  будем ли мы просить Созидателя о том, чтобы он прервал нить Луча Творения в направлении Солнца и погасил наше светило.

В зале воцарилась гробовая тишина.

- Но ведь это смерть для всей планетарной системы! – выкрикнул Зеленодар, первым нарушив молчание.

- И что будет с теми мирами, на которые перенацелится Чёрная дыра? – задумчиво произнёс Фиол, со страхом думая о судьбе мира, из которого он явился на Землю?

Наместник Тьмы поднял вверх правую руку, призывая жрецов к спокойствию:

- Это единственный путь, который может дать человечеству отсрочку. Есть надежда на спасение, и мы не можем ею пренебрегать.

Первосвет не остался в стороне и пояснил:

- Светило не угаснет сразу, оно будет светить ещё тысячи лет, постепенно теряя свою яркость. Когда начнётся оледенение планеты, часть человечества сможет создать подземные города. Чем сильнее будет остывать Земля, тем глубже придётся зарываться. Но это шанс! Сингулярность может быть дезориентирована. Если она перестанет воспринимать Солнце как источник потенциала,  то появится  вероятность, что Чёрная дыра переключит своё внимание на другую, ближайшую к ней звёзду, а  расстояние до неё составляет не два парсека, как до Земли, а тридцать пять. Для того чтобы захватить новую жертву в свою гравитационную ловушку, малютке-сингулярности придётся подрасти, а для этого многие годы ей придётся питаться космической пылью. Вот это уже не малая отсрочка для человечества. Это шанс!

- Понятно. Но ведь Солнце не утратит свой потенциал сразу. Да, он будет угасать, но он же будет оставаться в системе, значит, он останется неким соблазном, ориентиром для дыры! Как быть уверенным в том, что этот остаточный потенциал всё-таки не привлечёт внимание Чёрной бестии? – обратился к Первозванным Лазурь-хан.

Наместник Тьмы подумал мгновение и молвил:

- Разве будет рыбак ловить ту рыбу, которая уже плавает кверху брюхом?

- Ну, мы не знаем, чего он там будет ловить, но у нас вариантов нет!- подвёл итог Первосвет. – Нет других путей. Мы можем только уповать. Но что мы должны, так это принять решение. Вместе. Да пребудет с вами мудрость Созидателя!

В зале вновь воцарилась тишина.

- Быть по сему!

- Быть!

- Нет другого пути!

- Да упокоится Светило!

- Смерть Солнца во имя жизни людской расы? Я говорю да!

- Да!

- Возможно, нам посчастливится!

Семеро жрецов Белого Света одобрили предложение Первозванных.

- Сегодня мы будем просить Созидателя. Да простит нас источник жизни! – подвёл итог Первосвет.

 

* * *

- Они что там, с ума посходили? – выкрикнул я в сердцах и резко вскочил с кровати. Сон как рукой сняло.

Тамара Ивановна услышала мой вскрик, бросила шеборшать посудой и заглянула в комнату.

- Костя! Вам что, дурной сон приснился? – по-матерински участливо спросила она.

Домбровский, разбуженный моим криком, с недоумением таращил на меня из-под одеяла один глаз. Второй – по-прежнему спал.

Что случилось? – он открыл второй глаз, который так же, как и первый, тупо уставился на меня. – Что, последний день настал?

Я почувствовал в словах Домбровского страх, мне стало смешно, и я улыбнулся.

- Да так, ничего! Просто глупый сон приснился, – я решил не волновать своих друзей, которые, судя по реакции Домбровского, и так находились в напряжении и ожидали конца Света со дня на день.

- Ну, слава Богу! А то я уж подумала, не стряслось ли, однако, чего, – Тамара Ивановна исчезла за дверью  и вновь принялась бренчать мисками.

Я снова шмякнулся в кровать, бросил мимолётный взгляд на Домбровского, увидел, как его глаза отгородились от этого мира светонепроницаемыми шторками, и принялся размышлять.

Дело пахло керосином.

До сегодняшнего утра я и понятия не имел о существовании каких-то жрецов, которые управляли миром.  И не удивительно. Ведь когда на Землю обрушилось лаянское испытание,  я, волею судьбы, просто занял их место, а они ушли, исчезли из нашей жизни.

Это можно было объяснить: наши пути не пересекались. Когда миром правили они, я был обыкновенным человеком, причём самым средненьким. Когда я стал Властелином, жрецы отправились на пенсию, чтобы, сидя в райских садах, наблюдать за ходом испытаний, которые обрушились на наши головы.

Программа, которую я создал – желание, высказанное вслух, – неутомимо охраняла меня от всяческих коллизий; и в тот момент, когда жрецы собрались на своём вече, она безошибочно вычислила их и подключила к моему сознанию.

После незримого присутствия в овальном зале на собрании наипервейших особ у меня создалось впечатление, что я стал участником клоунады балаганного представления – настолько несерьёзным показалось мне отношение тех, кому доверено присматривать за человечеством, к возникшей угрозе.

Я понимал, что Дыра – это реальность. Дыра – это угроза нашему существованию. Но перспектива жить с угасающим светилом меня не прельщала уже тем, что моему малышу и моей любимой жене остаток дней придётся прозябать глубоко под землёй, не видеть синего неба, лёгких белых облаков и прекрасных грозовых туч, исторгающих из своих напитанных тел стрелы молний и грохот тысячи орудий. Им не придется вдыхать запах зелёного весеннего леса и морской воды – ничего, что питает нашу любовь к окружающему миру и делает нашу жизнь незабываемо приятной.

До обеда я был сам не свой. Я бесцельно шатался по дому, мешая Домбровскому и Тамаре Ивановне заниматься хозяйственными делами. То я протаптывал тропинки на грядках в тающем снегу, словно стараясь приблизить наступление весны. То даже пытался поработать лопатой, но каждый раз ловил себя на мысли о том, что подсознательно все мои действия были продиктованы одним – страхом ожидания момента, когда родное светило начнёт меркнуть.

За обедом я не выдержал и рассказал обо всём своим друзьям. Их настроение, которое начало было идти на подъём, стремительно рухнуло вниз. Казалось, они полностью уверовали в неотвратимость скорого конца, и каждый из них мысленно начал шить для себя погребальный саван.

Однако букашки семенят ножками и трепещут крылышками до самого конца. То же и человек. Надежда умирает вместе с ним.

- Костя! – сказала Тамара Ивановна загробным голосом. – Вы же над всеми нами, над всем миром Властелин. И у людей нет никакой защиты, однако, кроме Вас. Так не сидите сложа руки! Сделайте что-нибудь, Христа ради!

Это была уже не просьба, а требование – первая ласточка грядущего мирового беспорядка, когда уже жители всей планеты выступят с аналогичными требованиями. И мне придётся либо успокоить их, приглушив  их рассудок, либо повиниться перед ними и взойти на Голгофу. Меня не устраивало ни то, ни другое. Но мой ум попытался увести меня от ответственности и всё-таки заставил мой речевой аппарат проблеять омерзительным голоском:

-  Я бы рад действовать, но, видит Бог, не знаю, что я могу сделать в этой ситуации.

- Вы же говорили, Константин, что лаянцы обещали вам помочь в любую минуту, по первому вашему требованию, – подал голос Домбровский.

- Говорил, и что?

- Ну и попросите их, чтобы они устроили вам встречу с Созидателем. Разнюхаете, что и как. Может, что-то прояснится.  Всё одно лучше, чем на огороде грядки топтать.

- Правильно, Витенька! Молодец! Умница!

Тамара Ивановна подошла к Домбровскому, по-матерински обняла его, чмокнула в макушку, потом повернулась ко мне, упёрла руки в бока, приняв воинственную позу, и бросила в мою сторону:

- Вот кого надо во Властелины-то произвести, однако.

Гнев, беспробудно спящий где-то глубоко внутри моей личности, краем уха уловил эти слова, встрепенулся, сбросил с себя сон, в мгновение ока вырос до невероятных размеров и полностью завладел мною.

Робкая попытка стать на мгновение осознанным, увидеть гнев со стороны и тем самым лишить его силы, не увенчалась успехом.

- А не превратить ли вас в лягушку, дорогая Тамара Ивановна?  - я ощерил зубы, недвусмысленно давая понять, что именно в этой шутке содержится неимоверно большой процент правды.

Но Тамара Ивановна не сдавалась:

- Хоть в жабу превратите, всё одно недолго осталось! Да и в жабу, однако, легче превратить, чем с проклятой Дырой воевать!

Я на мгновение представил, что стало бы сейчас со мной, имей Тамара Ивановна мою силу и власть над людьми – прыгал бы по полу на четырёх лапках и громко квакал.

Гнев тут же испугался  наплывшего видения и от греха подальше спрятался в своих апартаментах.

- Молодцы!   Убедили! Принимаю ваше предложение как руководство к действию! – я улыбнулся самой миролюбивой улыбкой, на какую только был способен.

- Витенька хороший мальчик, но наш Властелин – Вы, Костя, и другого у нас не будет. Так что Вы не обижайтесь на мои слова. Ладно? – сменила гнев на милость Тамара Ивановна.

 

* * *

Весна давно оставила позади своё детство,  отрочество и юность. Развиваясь по вселенским законам, она достигла зрелого возраста, да и тот уже подходил к концу.

Деревья, ещё недавно посыпающие обильно своими серёжками дорогу перед домом, уже зазеленели во всю, а тёмные ели начали удлинять свои веточки светло-зелёными, иногда почти голубыми побегами.

Встречи с лаянцами стали для меня делом уже почти привычным, но в то же время – глубоко интимным. Я не хотел встречаться с ними в присутствии кого бы то ни было. Поэтому я оставил своих друзей на произвол судьбы и ранним утром ринулся навстречу неизвестности. Солнце ещё не встало, но сумеречным, всё разрастающимся светом уже возвестило о своём приближении. Вот так, буднично, натянув резиновые сапоги, набросив куртку с капюшоном, осторожно, стараясь не шуметь, Властелин покинул свой любимый дом.

Во всём диапазоне частот, который воспринимали мои уши, стоял птичий гомон и щебет. Соловьи высвистывали свои классические трели. Пичуги чирикали на все голоса. Кукушка расстраивала стройный птичий хор своим монотонным и нудным речитативом.  Чёрные вороны где-то на верхушках деревьев воспитывали своё потомство и курлыкали непривычно красивыми голосами.

Всю эту неповторимую музыку природы нарушал доносящийся со стороны моего дома лай собак, которые были возмущены тем, что я не взял их с собой. Да ещё добавлялся ультразвуковой фальцет  комаров, кружащих вокруг меня  призрачным шаром.

Вешние воды оставили в лесу свой мокрый след большими лужами и маленькими озёрцами, поэтому, чтобы  добраться до места назначения, мне пришлось иногда перепрыгивать с кочки на кочку и искать обходные пути.

Наконец заветная поляна, окружённая по периметру старыми и мудрыми берёзами да елями, предстала моему взору.

Пенёк, на котором я имел обыкновение сидеть, пока собачки носились вокруг, как угорелые, стоял на своём привычном месте – посередине поляны. Диаметр его составлял больше метра. Оставалось только догадываться: кто и зачем спилил некогда стоящую здесь красавицу ель, а главное – как ему удалось укорячить отсюда этакую махину?

Я огляделся, потом прислушался и успокоился – представителей людского рода поблизости не было ни видно,  ни слышно.

Пень оказался мокрым. Брезентовые рукавицы, которые я на всякий случай таскал в кармане, сыграли роль спасительной прокладки между пнём и моими ягодицами.

Однако усидеть на месте оказалось совсем непросто. Комариный эскорт, сопровождающий меня всю дорогу, увидев во мне целую гору вкусной и калорийной еды,  тут же свистнул на подмогу своих собратьев со всех окрестных лесов. Те, будто воспользовавшись нуль-переходом, тут же материализовались в непосредственной близости от меня.

Пришлось попросить веточек у ивы, растущей на свою беду на краю поляны подле небольшого ручья.

С таким оружием комариное войско справиться не могло. Лишь отдельные отчаянные его представители, прорвавшиеся через непреодолимый заслон, находили свою погибель между огромной наковальней, коей служило моё лицо, и всесокрушающим молотом в виде моей руки.

Я высказал желание о немедленной встрече с лаянцами.

Они, видимо, следили за кровопролитным сражением между мною и комариной ордой, переживали за меня и чувствовали, что силы неравны и рано или поздно Фортуна отвернётся от Константина Матвеева. Наверное, поэтому, не мешкая, они воплотились в нашем мире.

Впервые я увидел лаянцев не в темноте собственного дома, а в лучах восходящего солнца, которое успело за это время не только стремительно выскочить из-за горизонта, но и приподняться над ним, позолотить верхушки деревьев и пробить некоторыми своими лучами дырки в, казалось, непроницаемом тёмном лесу.

На сей раз, к моему удивлению, они предстали передо мной не в виде синюшных полупрозрачных привидений, а вполне реальными существами, которых несведущий человек вполне мог принять за своих собратьев.

Кожа лаянцев при дневном свете казалась того же цвета, что и у любого европейца, только чуть более бледной.

Синие в ночной темени  халаты,  в лучах солнца источали  пурпурный цвет. Они были расшиты мелкими, неописуемой красоты самоцветами, а может быть, и драгоценными камешками, отдельные группы которых образовывали на поверхности халатов фигуры, сильно смахивающие на пантакли. Полы халатов утопали в мокрой траве.

Диванчик, на котором обычно восседали три Мудреца, видимо, сдали в лаянскую комиссионку. Теперь их тела утопали в роскошных креслах, сделанных из тончайшей серебристой кожи неведомых галактических зверюшек, хотя, вполне может быть, искусственной.

Мудрецы открыли глаза.

- Да пребудет с тобой мудрость Созидателя, Властелин планеты Земля! Мы слушаем тебя.

Я на мгновение растерялся, не зная, как сформулировать свою просьбу, но собравшись с мыслями, произнёс тихим просящим голоском:

- Я хочу… Я требую встречи с Созидателем … У меня к нему дело.

Лаянцы не стали медлить с ответом:

- Созидатель предвидел твоё желание и заранее уполномочил нас донести до тебя ответ. Встрече быть. Где и когда произойдёт эта встреча ведомо только Ему. Ты должен быть готов к этому в любое мгновение. Что-нибудь ещё?

- Нет! Это всё. Спасибо  вам за то, что явились ко мне.

- Да удостоишься ты имени Победитель! – лаянцы без лишних церемоний растворились в окружающем пространстве.

«Это скорее к Домбровскому. Он же Виктор, Победитель, то есть», – подумал я, и лёгкая зависть к молодому дарованию обволокла меня с ног до головы.

Мысли о том, что Домбровскому и тут повезло, не покидали меня до самого дома. И действительно, мало того, что этот дар от природы свалился на него, так и именем его нарекли таким, которое мне ещё только заслужить надо, и то, если повезёт.

Ум, как мог, успокаивал меня. Он принёс поток замечаний, суть которых сводилась к тому, что и я не обделён:  Властелин мира, как-никак. Куда там Домбровскому до меня с его мелким талантишкой! Но разум – антипод ума – чётко разделил:  у Домбровского дар, хочешь – используй, а хочешь – нет. А у меня-то обязанность, работа, ответственность, наконец!

Собаки учуяли меня за версту, и обеспокоенные предчувствием того, что их утренняя прогулка накрылась медным тазом, подняли невероятный шум, состоящий из лая, рычания,  подвывания и скулежа, сопровождаемых неистовой вознёй – имитацией свирепой драки.

Мои друзья уже встали, сотворили все необходимые утренние процедуры, но завтракать ещё не садились, стоически дожидаясь меня, но меня это мало волновало, ибо все помыслы мои были направлены сейчас только на одно – на предстоящую встречу с Созидателем.

 

Так прошёл день, за ним второй. Всё это время я ожидал.

Дела не делались, всё валилось из рук. Мозг работал в форсированном режиме.

С одной стороны, эта встреча была желанной, и я жаждал, чтобы она произошла как можно быстрее, с другой – я всё ещё не имел понятия, о чём буду говорить с Созидателем, о чём буду просить Его.

И хоть я, томимый ожиданием, за истекшие дни не ударил палец о палец, к вечеру на меня навалилась такая усталость, какая возникает обычно после разгрузки двух-трёх вагонов с цементом, я мог сравнивать, имел такой жизненный опыт.

После ужина, который и ужином-то назвать можно было с большой натяжкой, так как в рот не лезло почти ничего из того, что было на столе, я бросил своих друзей и без объяснения причин завалился спать. Сон пришёл сразу. Удивительный и прекрасный, он унёс меня туда, куда я так стремился, туда, где жила, как мне казалось, последняя надежда обречённого человечества.

 

* * *

Я осознавал, что сплю. Тело моё расслабленно распласталось на постели. Одеяло было откинуто в сторону. Кончики пальцев на руках и ногах слегка подрагивали. Из носопырки доносилось едва слышное сипение.

Муха, будь она неладна, с наслаждением путешествовала по моей суверенной территории.

Моё тело спало. Но то, что всегда ощущалось как «Я», бодрствовало. Оно видело и слышало, удивлялось и размышляло.

Вот Тамара Ивановна на кухне моет посуду, а Домбровский на улице, за воротами, втихаря потягивает дамскую, тоненькую, как спичка, сигарету. Пристрастился, деревенщина, к курению и ведь зачем-то скрывает от нас. Собаки в вольере от безделья тискают друг друга. Солнце устало клонится к горизонту, а с востока медленно тянутся серебристые облака, неся с собой жару и сушь.

Пожелание очутиться рядом с женой и сынишкой сбылось незамедлительно. Рита принимала ванну, а сынишка ползал по бабушке, сидящей в кресле перед телевизором, кусал её, тормошил и при этом восторженно верещал.

Вдруг неведомая сила схватила меня, словно в тиски, хоть и совсем не больно, и стремительно набирая скорость, потащила вверх. Через секунду я видел родной город с высоты птичьего полёта. Ещё через мгновение я уже видел всю Землю целиком, вместе с выглядывающей из-за неё луной и Солнцем.

Скорость увеличивалась стремительно, но физических ощущений не было никаких.

Вот уже и звёзды несутся навстречу – одна, вторая… Вскоре их невозможно было сосчитать. Мало того, что число их неизмеримо возросло, но, вдобавок ко всему, все они вытянулись в миллиарды ярких светящихся линий, которые начинались в одной бесконечности и стремительно убегали в другую.

Это видение существовало не долго. Вскоре всё затмил хаос, ничего невозможно было разобрать. Что-то начиналось и умирало, что-то исчезало, ещё не появившись, а кто-то призывал меня к себе всё настойчивей и категоричней.

Вдруг всё исчезло разом.

Вместо невообразимой неразберихи возник пейзаж.

Я, или что там от меня осталось, завис  метрах в ста от поверхности какой-то планеты, которая отдалённо напоминала Землю. Она представляла собой удивительно ровную поверхность без каких-либо холмов и впадин, покрытую очень яркой зелёной растительностью.

Вдалеке виднелись купола, напоминающие огромные надувные сооружения. Они имели форму полусферы. Две – совершенно красного, а три – абсолютно белого цвета.

Небо было точь-в-точь таким, как и на Земле.

Но что-то в этом пейзаже настораживало. Что-то совсем не походило на родную мне планету. Наконец до меня дошло – линия горизонта! Она была или очень далеко, или её не было вовсе. Поверхность планеты была совсем плоской.

В голову пришла глупая мысль о том, что, возможно, это как раз то место, которое покоится на трёх китах.

Неведомая сила осторожно повлекла меня вниз, к тверди.

Тело беспрепятственно проникло сквозь густую крону неведомых деревьев и опустилось на идеально подстриженный подлесок.

Когда ноги коснулись земли, я взглянул на них и ахнул – красивейшее необычное трико обволакивало и подчёркивало и придавало им безупречные формы.

Я перевёл взгляд на туловище. Оно было облачено в нечто подобное.

Мой разум стушевался, ведь я хорошо помнил, что ложился спать раздетым, в одних трусах. Кто и когда обрядил меня в необычное одеяние, осталось для меня загадкой.

Поняв, что эту загадку мне разрешить не по силам, я принялся осматриваться по сторонам. Стволы деревьев были на удивление ровными, почти цилиндрическими. Кроны их скрывали голубое небо, чуть ли не полностью, однако под кронами было не так темно, как в наших среднерусских чащобах. Свет струился отовсюду.

Обернувшись вокруг, я заметил красивую белую скамейку, которая стояла под одним из деревьев. На скамейке сидел человек. Он улыбался приветливой улыбкой и манил меня пальцем.

Я зачарованно пошёл к нему.

Это был обыкновенный человек, в таком же одеянии, как и я. Лицо обыкновенного русского парня, лет тридцати, было растянуто в широкой улыбке. Он жестом пригласил меня сесть.

Я примостился рядом, вполоборота к нему и, не найдя ничего лучшего, спросил:

- Здравствуйте! А вы кто?

- А ты кого здесь ожидал увидеть? – делая акцент на слове «ты», спросил он, не переставая улыбаться.

- Никого не ожидал, – растерялся я, – я спал и мне снится этот сон.

- Твоё тело и сейчас спит за сотни тысяч световых лет отсюда, а ты, твоя сущность – здесь, перед тем, встречи с коим ты искал. Я слушаю тебя.

- Так это не сон? А вы – Созидатель? – я растерялся ещё более.

- Слушай, парень, не томи. Врубайся поскорее. Меня дела ждут! – улыбка исчезла с лица человека.

Такой оборот дела – человек, говорящий по-русски чуть ли не на блатном жаргоне, незнакомая планета, и, главное, моя неподготовленность к этому событию – сбили меня с толку. Мне стоило больших трудов, чтобы понять, что всё это реальность, и собраться с мыслями.

- Уважаемый Созидатель, – начал я, как прилежный ученик, – всё дело в том, что в окрестности нашей солнечной системы возникла Чёрная дыра и …

- Слушай, Константин! – перебил меня человек, который явно не вписывался в образ Бога. – Во-первых, не верти головой. Это всё вокруг это всего лишь бутафория, декорации, которые я создал специально для этого случая. Они немного похожи на твой мир и поэтому не должны шокировать тебя.

Во- вторых, я знаю про все Чёрные дыры, которые пожирают созданное мною. Но я к этому привык, тем более, что ничего не могу с этим поделать. Примерно сотая часть, созданных мною творений исчезает бесследно и навсегда. Эта печальная участь постигла уже миллиарды миров. Но и в вашем мире вы собираете не весь урожай. Часть его гибнет безвозвратно от существующих вредителей. Даже созданные вами машины не все умирают естественной смертью,  многие попадают в аварии или ломаются. Всегда есть издержки. Я не творил подобных законов, но, возможно, их создал Непостижимый, тот, кто сотворил саму жизнь. Да, вас ожидает печальная участь, но это всего лишь частный случай.

- Но я же должен спасти нашу планету, наше солнце, людей, наконец, и для этого мне нужна ваша помощь!

Мне показалось, что я перебил Созидателя, но он, похоже, никак не отреагировал на эту бестактность.

- Я слушаю тебя, Константин!

- Я, собственно, не знаю с чего начать, но знаю точно, что я самый обыкновенный человек, а чтобы победить, я должен стать почти богом. Сделайте меня просветлённым. Самому мне для этого могут понадобиться  миллионы жизней, а время не ждёт.

- На Земле достаточно просветлённых людей. И что? Одним больше, одним меньше.

- Да, но они не несут ответственности за жизнь людской расы, а я всё-таки Властелин.

- Ты просто видишь мир как скопище частностей, а он един! Когда ты станешь просветлённым, ты поймёшь это, осознаешь единство жизни и смерти, бренность всего сущего. И  вот тогда-то тебе, наконец, станет решительно всё равно, кто победит в неравной схватке, Чёрная дыра или ты.  Если хочешь сражаться, оставайся таким, какой ты есть.

Я молчал, пытаясь осмыслить услышанное.

- И ещё одно! Есть закон, согласно которому просветленным ты сможешь стать, но только благодаря  работе над собой, собственному труду. Или же ты будешь дожидаться окончания эволюционного процесса, который тоже приведёт тебя к тому же результату, но за более длительный срок. Этот закон создал не я, и я не могу его отменить.

Вот, значит, так? Ход в разговоре снова перешёл ко мне! И что было в этом толку? Ну, вот я послушался совета Домбровского и встретился с Творцом нашей Галактики, а итог? Конечно, экспромтом встретился, на авось, а вдруг Он что-нибудь подскажет, чем-нибудь поможет. Ага, помог…

Я понял уже, что эта акция была моей ошибкой. Нельзя было тревожить высшие силы, не имея чёткой формулировки вопроса, главного вопроса, ответ на который помог бы решить все проблемы.

Тут же память извлекла из своих тайников изречение: «Правильно поставленный вопрос уже содержит в себе ответ».

Да, именно так.

Мысли лихорадочно сменяли одна другую. Пауза слишком затянулась. Я понимал, что нельзя так злоупотреблять вниманием Бога.

Вдруг пришло понимание: если вопрос уже содержит в себе ответ, то это означает одно – я сам должен найти решение. Это приговор мне и только мне!  А вот для реализации спасительного решения можно обратиться за помощью к соседям, армии или Богу, к кому угодно.

- Извините меня. Я был не готов к этой встрече, – тихим голосом вымолвил я, разглядывая при этом почву под ногами.

- Неужели ты думаешь, что я не знал этого? Всё же я встретился с тобой в надежде, что ты поймёшь это. Если бы ты не понял этого, то я бы не стал тебе подсказывать. Таковы условия. Не забывай, что Земля проходит испытание независимо от того, есть поблизости Чёрная дыра или нет.

- Да! Да! Я осознал. Разрешите идти? – по-военному спросил я.

- Иди! И не забывай, что всё в твоих руках. Ты должен найти решение, а я, если что, подсоблю.

Неведомая сила подхватила меня, осторожно вознесла на стометровую высоту, дала возможность  долю секунды полюбоваться искусственным ландшафтом и со сверхсветовой скоростью отправила меня в обратный путь.

 

Я проснулся в своём собственном доме, в своей собственной кровати в восемь часов утра. Солнце уже давно встало. Мои друзья тоже. Я открыл глаза и всё вспомнил. Да! Это был не сон. Я действительно удостоился Божественной аудиенции.

Воспоминания заполонили моё сознание. Эго ликовало: надо же, его хозяина принял сам Господь. Мало того,  что удостоил вниманием, ещё создал специально для него целую планету, сам предстал  в человеческом  обличье, хотя наперёд знал, что визит пустым будет, а всё же принял.

Постепенно переживания минувшей ночи отступили на второй план, а на их место пришли тоска, растерянность и печаль.

«Кто я такой? Что возомнил из себя? Всех моих заслуг только и всего, что самым средним оказался. Даже путёвого вопроса не смог задать Созидателю», – корил я сам себя.

Всё вернулось в ту же самую точку, откуда и началось. И опять над моей головой завис дамоклов меч. Да и над семью миллиардами голов моих сопланетников – тоже.

Полная безнадёга.

Я поднялся с постели, в чём был, вышел на улицу, добрёл до душа, ополоснулся и только потом заметил, что Тамары Ивановны и Домбровского нет ни дома, ни на улице.

Я зашёл в дом, и тут мои проснувшиеся глаза увидели лежащий на столе клочок бумаги, на котором Домбровскими каракулями мне сообщалось, что мои друзья утряслись в город на рынок и будут, скорее всего, к обеду.

Рядом с запиской стояла тарелка с весенним салатом. Зелёный лучок, укропчик, редиска и щавель, приправленные сметанкой, издавали неповторимый аромат. Рядом в малюсенькой пиалке лежали три ягодки «виктории» – первый признак урожая этого года.

Негативные эмоции по поводу своей слабости и никчемности не помешали, однако, смять всё это с превеликим удовольствием, запив холодненьким самодельным кваском, на который Тамара Ивановна была большая мастерица.

Я чувствовал предрасположенность к безделью, но сложившиеся обстоятельства – отсутствие дома моих друзей – вынудили меня использовать свободное время с толком и попытаться решить набившую оскомину проблему.

Приняв горизонтальное положение, я высказал желание, согласно которому мой мозг вновь должен был задействовать все  свои резервы и дать мне ответ на вопрос, как победить Чёрную дыру.

Ввиду важности решаемой проблемы я набрался решимости и определил время нахождения в запредельном состоянии не одну минуту, как было ранее, а целых полторы.

Я знал, что могу погибнуть, если организм не справится и не поставит мозгу необходимое количество энергии, но это меня не страшило.

В конечном итоге вскоре нам предстояло погибнуть всем, и моя смерть сегодня была бы просто избавлением от предстоящих мук. Конечно, стыдно было умереть трусом, сбежавшим с поля боя, но… гибель не была моей целью.

Руки и ноги начали холодеть, как и раньше. Чуть ниже пупка образовалась и стремительно нарастала ледяная глыба. Это мозг отбирал энергию у тела, чтобы решить поставленную перед ним задачу.

Голова налилась жаром и истекала потом. Мысли сделались необычайно тяжёлыми, но и невероятно подвижными.

Несколько секунд мозг производил настройку и за это время прогнал через память всю заложенную в нём информацию. Он искал, за что зацепиться.

И вот наконец в моём сознании возник устойчивый образ. Это был прыгун. Спортсмен. Человек, прыгающий через рейку.

Вот он успешно взял первую высоту, вторую, третью, но четвёртая высота никак не хочет покоряться ему. Он тренируется месяц, год, десять лет -  высота  не сдаётся.

Измученный человек стареет, ему уже пора на заслуженный отдых, и высота так и остаётся непокорённой.

Видение возникло в моём сознании раз, потом начало повторяться с самого начала,  затем снова и снова.

Прошла примерно минута, но я так и не смог постичь смысла увиденной картинки.

«Что это значит?» – иссохшими губами прошептал я.

Но перед глазами стояло всё то же действие. Прыгун и высота.

Я понял, что не получу ответа на поставленный вопрос. По всей вероятности,  мой мозг, мой ум сами не знали, о чём идёт речь и откуда взялась навязчивая картинка. Бедолаги! Ведь мозги мои принадлежали мне – среднему человеку и сами, как следствие, были средними. Чего с них взять?!

Полторы минуты истекло, и я не иссяк, не погиб. Более того, я даже не ощущал предсмертного состояния. Видимо, возмужал за истекшее время.

Голова быстро остывала, а руки, ноги и низ живота впитывали в себя освободившуюся энергию. Люто хотелось есть.

Как только я вновь приобрёл способность шевелиться, тело моё поползло к холодильнику и смело с полок все продукты, которые можно было съесть не разогревая. Оно на глазах крепло и возвращалось к жизни. Стакан горячего крепкого чая окончательно поставил меня на ноги.

Теперь захотелось осмыслить полученную информацию, но я по опыту знал, что это совершенно бесполезная затея.

Во-первых, мозгам нужен отдых. После таких сеансов ни о чём не хочется думать, и как бы я себя не принуждал к этому, ничего путного уставший разум тебе не выдаст.

Во-вторых, информация должна улежаться, утрамбоваться, перебродить, как квасок Тамары Ивановны, и только потом её можно будет осторожно дегустировать, прихлёбывать, потреблять и переварить.

Я плюнул на всё, вызвал такси и умчался в город к своей любимой жене и любимому сыну.

 

* * *

Полгода пролетело в праздности и безделье.

За это время я пришёл к выводу, что непорядочно было бы заставлять Тамару Ивановну и Домбровского проводить остаток дней своих рядом с неудачником-Властелином, а не в кругу своих любимых, родственников и друзей. Я отпустил их с миром, а чтобы ожидание скорой кончины не отравляло им остаток дней, мне пришлось стереть им все воспоминания о том, что они здесь услышали и увидели.

Часто, очень часто возвращался я в своих мыслях к той картинке, которую выдал мне мой мозг, работающий в режиме форсажа. И однажды, может быть, мне показалось, что я нашёл расшифровку этого видения, но что-то мелькнуло…

Прыгун, покоряющий высоту за высотой, вдруг достигает своего предела, экстремума, выше которого его уже нет как личности достигающей. Он исчерпал себя! Там, за гранью, он лично – уже никто. А вот уже другие, те будут покорять неподвластную ему высоту. Кто-то все равно будет её покорять – диалектика. Жизненный опыт.

В наимудрейшем русском языке эта целая философская концепция формулируется одной единственной фразой – «Выше головы не прыгнешь!»

Я понял, что мне нечего со своим средним умишком пытаться решить задачи непосильные и неподъёмные. Ведь не создал же я периодическую систему. Даже смысл готового уже эйнштейновского уравнения мне не понятен. Куда уж мне там до борьбы с Чёрными дырами! Жрецы Белого Света нашли хоть какой-то выход, когда приняли решение прервать Луч Творения, поставляющий нашему Солнцу необходимый для существования потенциал.

Я хандрил. Я болел. Я постоянно хотел умереть.

За эти полгода я всего два или три раза выходил на связь со Всемирным Советом Жизнеустроителей, да и то только для того, чтобы узнать, не придумали ли земные учёные какого-нибудь супероружия для борьбы с Чёрной напастью. Но тщетно. Планетой я больше не руководил. Не властвовал и не повелевал. Я сдался. Я пил вино и смотрел телевизор. Я спал, ел, ползал до туалета, и снова пил и смотрел телевизор.

Самое страшное – я не стремился к общению даже со своими близкими – женой и сыном.

Известие о том, что летающие на геостационарной орбите спутники начали испытывать какое-то возмущение и изменять свои траектории, меня не шокировало, не тронуло и не удивило. Я знал причину этого явления. А что толку?

Даже тогда, когда охраняющая меня программа вновь подключила меня к жрецам в  момент связи по какому-то дивному устройству с самим Созидателем, я и не подумал оторваться от своей постели. Провались!

И даже когда Созидатель внял просьбе жрецов – меня это не взбудоражило.

Вышли из строя навигационные системы всего мира – да, плевать…

Исчезли пятна на Солнце – что поделаешь? Уж точно не Константину Матвееву лезть в эти дела.

Я пил вино и смотрел телевизор.

Даже отечественная телечернуха вызывала во мне больше интереса, чем вся эта круговерть вокруг Чёрной дыры.

 

Я лежал и, как мне казалось, ни о чём не думал. Бутылка дешёвого, но такого родного портвейна, полупустая, стояла на полу рядом с кроватью.

На экране телевизора уголовники в камере замыслили опустить своего коллегу. Они  навалились на него всем кагалом и начали стягивать с него штаны. Телевизионный секс-символ моей Родины извивался и визжал, не желая отдаваться без любви.

«Братва! Это же беспредел!» – орал он благим матом.

В моём сердце что-то ёкнуло, то ли от жалости к бедолаге, то ли от отвращения к омерзительной сцене и её создателям.

Я нащупал пульт и приговорил телевизор к молчанию.

Рука привычно нащупала бутылку и поднесла её ко рту. Однако вино не пролилось плавно, как обычно, внутрь, а вдруг встало комком поперёк горла. Я закашлялся, забрызгав постель розовым пойлом. Но вместо того, чтобы испустить трёхэтажный мат, уместный для данного случая, я ощутил какой-то разгорающийся огонёк осознанности, которая уже давно, как мне казалось, забыла дорогу к моему существу.

Эта осознанность позволила мне увидеть мысли, которые генерировал в данный момент мой проспиртованный мозг. Даже не мысли, а мысль. И даже не мысль, а одно единственное «СЛОВО» крутилось в кулуарах моего сознания, беспрерывно меняя направление своего движения, его логику, даже шрифты, которыми оно как будто бы было написано, и еще чего-то крутилось, сам я не понимал, чего.

«БЕСПРЕДЕЛ» – вот это слово.

Оно и вызывало во мне странные ощущения. Оно вертелось на языке, готовое сорваться с уст, и я не стал удерживать его.

«БЕСПРЕДЕЛ! БЕСПРЕДЕЛ!» – шептали мои губы.

Тут мысли мои переключились на забрызганную портвейном постель и на вызывающую отвращение бутылку. Бутылка, с водворённой на место пробкой, мгновенно полетела в мусорный бак, ударилась там о сестрицу, и обе они разбились, прекратив своё существование в этом воплощении. По дому мгновенно  распространился  отвратительный запах ароматизаторов.

«ПРЕДЕЛ-БЕСПРЕДЕЛ» – вновь обратился ум к зацепившей какие-то струнки души фразе.

 

Я вышел на улицу, уселся прямо на увядшую сырую траву и принялся размышлять.

На первый взгляд всё было понятно. Понятие «беспредел» ассоциировалось со словом «предел», и мой ум, много размышлявший последнее время о бедолаге-прыгуне, сопоставил слово «предел» с предельной высотой, которая не покорилась неудачнику-спортсмену. Пока ничего нового, ничего особенного. Но логика – неотъемлемая часть мужского образа мыслей. Мне было ясно, что и у меня есть предел, выше которого я не могу прыгнуть. Ну что тут обидного? И всё же, что-то будоражило меня и возбуждало. Что-то вошло в резонанс с моим существом.

Я попытался отстраниться от мыслей и сосредоточиться на ощущениях.

Через минуту стало ясно, что именно «БЕСПРЕДЕЛ» вызвал во мне такую реакцию.

«БЕСПРЕДЕЛ» – это нечто, нечто такое, что выше «ПРЕДЕЛА», что находится где-то… Ну, где-то за гранью его. На этом мой интеллектуальный прорыв хоть и  утих, но затаился.

 

Вечерело. Поднялся сильный ветер. Так ни до чего и не додумавшись, а только намочив и пристудив задницу, я зашёл в дом. Было темно, и я включил на кухне свет.

В этот момент ветер где-то подхватил не слишком натянутые провода, по всей видимости, один провод задел за другой, на мгновение свет стал значительно ярче, а затем лампочка с треском погасла.

Мне бы двинуться, пройти пару шагов, взять другую лампочку и вкрутить её вместо сгоревшей. Ну хотя бы для того, чтоб не наступить в темноте на мяукающих под ногами голодных кошек, но я стоял как вкопанный.

Вот ОНО! Вот, что такое «БЕСПРЕДЕЛ»! Это то, что… что ещё выше самого  «ПРЕДЕЛА».

Мозаика моих мыслей сложилась вдруг в единую и стройную картину, объясняющую самую главную вещь в моей жизни – как уничтожить Чёрную дыру.

Я упал на колени, вознёс руки к небу. Я рыдал целый час и возносил хвалу Непостижимому,  за то, что он позволил постичь. Потом Созидателю – за то, что он обличил меня властью. Потом – горе-кинематографистам – за то, что они сняли эту позорную чернуху. Потом ветру – за то, что он подул вовремя… Ну и, разумеется, себе – за то, что я есть.

Я решил не тревожить более своих великомудрых покровителей – лаянцев.

«Пусть занимаются своими инженерными делами», – подумал я и высказал вслух желание о немедленной встрече с Созидателем.

Моё желание увенчалась успехом. Ночью неведомая сила вновь унесла меня за сотни тысяч световых лет к галактическому центру, имя которому – Созидатель.

На сей раз Он ожидал меня, плавая на обычной трёхместной лодчонке, которая скользила по бескрайним океанским просторам.

Однако такой идеально ровной поверхности, на которой отсутствовала даже рябь, в земных условиях не встретить. Неба не было видно, так как оно было затянуто туманом, только что поднявшимся  от воды.

Человек, сидящий на вёслах, был одет в тельняшку и чёрные шорты. После того, как неведомая сила пронесла меня сквозь слой тумана и аккуратно усадила на корму, я осмотрел своё тело и увидел, что одет точно так же, как и Господь. Это польстило моему эго.

- Здравствуйте, Отец! – робко приветствовал я Созидателя и, не будучи уверенным в правильности обращения, уточнил: – Можно я буду Вас так называть?

Человек улыбнулся, обнажив белые и ровные зубы, и сказал:

- Нужно! Я и есть Отец!

Какая-то муха укусила меня, и мне захотелось немного поёрничать, показать Всемогущему, что у меня есть чувство юмора.

- А кто же тогда Непостижимый? – спросил я и затаил дыхание.

- Он – мой Отец, – спокойно ответил Созидатель, – и твой дед. Всё в этом мире построено по принципу подобия.

Такая постановка вопроса настолько озадачила меня, что я забыл, для чего прибыл сюда, за сотни тысяч световых лет от дома.

- Надеюсь, в этот раз ты потревожил меня не зря? – вопрос вывел меня из состояния задумчивости.

- Вы, Отец, наверное,  всё наперёд знаете? – спросил я.

- Конечно, знаю. Но, общаясь в редкие мгновения со своими детьми, я всегда снисхожу до их уровня, – он улыбнулся и добавил: – Вы-то до моего уровня подняться не можете. Поэтому давай не будем нарушать традицию. Рассказывай! До чего ты там додумался?

- Всё оказывается очень просто! Всему есть предел. Если на обычную электрическую лампочку подать напряжение в два раза большее, чем то, на которое она рассчитана, то лампочка сгорит, то есть перестанет существовать. Ракета может выдержать только определённое ускорение, а космонавт – перегрузку. Дамба – только определённый напор воды. И так во всём! Следовательно, Чёрная дыра – тоже, поглощая чей-то потенциал, сама по себе рассчитана на какое-то его определённое количество. Иными словами, в единицу времени сингулярность может поглотить лишь ограниченное количество потенциала или его производных – пространства, времени и материи. У неё есть предел! Должен быть!

Тут я перевёл дух. Замолчал.

- И? – нетерпеливо спросил Созидатель.

- И… И, если в сторону Чёрной дыры направить Луч Творения, несущий в себе единовременно громадный потенциал, то Чёрная бестия подавится им, поперхнётся, в её нутре перемкнёт и разрушится всё, что только там есть. Она банально исдохнет, сгинет навсегда. Надо не избегать её воздействия, не ограничивать её прожорливость, а запихать в её глотку одновременно в сто, в тысячу раз больше, чем она может проглотить! Вот суть!

Я воззрился на Созидателя, с трепетом ожидая вердикта.

Господь не торопился с ответом. Он опустил вёсла, засунул руку в карман и вытащил оттуда набитую табаком трубку. Из другого кармана он извлёк специальную зажигалку и стал раскуривать трубку.

- Вы курите!? – невольно вырвалось у меня.

- А ты думал,  я могу что-то подсунуть своим детям, не попробовав предварительно сам? – он засмеялся.  – Ну, если это тебя так шокирует, воспринимай это как сценический образ. И не забывай, что в этой галактике всё создал я. И табак – тоже.

Непроизвольно, как мне показалось, рука Созидателя потянулась к затылку, совсем по-нашему привычно поскребла-потёрла его, и он добавил:

- Хотя! Если честно, табак я подсмотрел у соседа, в Крабовидной туманности. А вот где ты-то нахватался таких слов: «Луч Творения», «потенциал»? Подсматривал за жрецами? – Созидатель  прищурил один глаз и с улыбкой взглянул на меня.

- У них! Конечно, где же ещё-то, – я скромно потупил взгляд и стал рассматривать левое весло. Не найдя там ничего особенного – весло как весло – я спросил  у Отца, что, возможно, я опять свалял дурака и потревожил его зря?

- Я давно наблюдаю за Чёрными дырами, с того самого момента, как первая из них, та, что поглотила на этот миг миллионы звёзд вместе со всем, что я сотворил и взрастил вокруг них, появилась в моей Галактике. Я не знал, как им противодействовать, и только триста миллионов лет назад мне пришла та же мысль, что и тебе сейчас. Ты молодец!

Моё эго готово было выпрыгнуть из меня и порхать, порхать, порхать… Ещё бы!!! Мне, такому среднему, в голову пришла та же мысль, что и Богу, Создателю нашей Галактики. Каково?

- И что? –  затаив дыхание, прошептал я.

- И ничего. Когда появилась первая дыра, я ещё не знал этого, а сейчас, когда их расплодилось великое множество, моего потенциала просто-напросто не хватит, чтобы погасить разгоревшийся пожар, – Созидатель опустил глаза и добавил: – Дни мои сочтены.

Он взглянул на меня, увидел, что я вот-вот расплачусь, засмеялся и сказал бодро и весело, внезапно преобразившись:

- Но тебе нечего бояться, если Землю не поглотит Чёрная дыра, то она успеет десять раз состариться прежде, чем это произойдёт.

- Но речь не идёт обо всех «дырах» во Вселенной, а только об одной, совсем крохотной, только что зародившейся, которую умертвить с вашими возможностями, Отец, наверняка совсем не сложно.

- Сложно. Очень сложно, сынок, – Созидатель тяжело вздохнул. – Всё дело в том, что я за всю свою жизнь никого не умертвил, даже не ударил, а только созидал, созидал, созидал и при этом любил. Безграничная любовь лежит в моей основе.

Недоумение и гнев потихоньку начали протискиваться в узкую щель, вылезая из своей берлоги. Мгновение, и они начали овладевать мною.

- А как же миллионы убитых в последней войне, Отец? Ты не мог или не хотел предотвратить этого? – спросил я и ужаснулся своей дерзости. Но Созидатель не обратил внимания на мой резкий тон и спокойно ответил:

- Я создал вас по образу и подобию своему, но чтобы стать такими, как я, вам надо пройти долгий эволюционный путь. И не я попустительствую войнам. Вы сами разжигаете их, сами же и заканчиваете. Но после каждой войны не ожесточение вырастает в вас, а любовь.

Придёт время, и вы забудете про войны, вообще про всё, что несёт страдания и смерть, и тогда сравняетесь со мной в величии, добродетели и славе, – он снова попытался раскурить погасшую уже в третий раз трубку и, раскурив, добавил: – А пока вы должны пройти этот путь. Альтернативы нет.

Я понял, что мы отвлеклись, ушли в сторону и попытался вернуть разговор в прежнее русло.

- Отец! Прошу вас попробовать! На коленях умоляю! – я попытался встать на колени на дно лодки и едва не опрокинул её, но лодка чудесным образом выпрямилась и, как ни в чём не бывало, продолжила свой дрейф.

- Почему я должен делать то, чего никогда не делал? И почему я должен сделать это в отношении Солнца? Есть миллионы миров, которые находятся в более печальном положении, нежели вы и, кстати сказать, более достойны жалости, чем воинственные земляне.  Ответь мне.

Я растерялся и уже готов был сдаться – попросту согласиться с Созидателем, но тут вдруг в глубине моей души что-то щёлкнуло, прорвался невидимый резервуар, я почувствовал незыблемую уверенность, убеждённость в своей правоте, силу, от которой просто так не отмахнёшься, и слова сами собой низринулись с моих уст.

- А ведь ты же лукавишь, Отец!  Не ты ли по просьбе жрецов прервал Луч Творения и практически обрёк Солнце на медленную смерть? А говоришь: никогда не убивал? – ответь мне, Отец!

Созидатель поднял на меня  полные бездонного спокойствия и мудрости глаза и ответил:

- Я творю миры, создавая их в своих мыслях и питая их своим потенциалом, своей энергией. Те миры, которые ещё не реализованы и только ждут своей очереди, чтобы появиться на свет, и те миры, которым никогда не суждено будет воплотиться, не вправе обижаться на меня и тем более осуждать. Не вправе. Ибо моё есть царствие, и воля – моя. Если бы я направил во чрево Солнца избыточный потенциал, и оно взорвалось бы, затмив собою сверхновую, я бы убил его. Но, когда я снимаю с кого-то своё намерение и прерываю Луч Творения, это не убийство, а акт моей божественной воли. Это всё равно, что перестать обращать внимание на что-то, на какого-то человека, например. Является ли это убийством? – Созидатель вопросительно посмотрел в мою сторону, одним своим взглядом обрекая меня на вынужденный ответ.

Но меня буквально распирала уверенность в том, что я всё равно достигну своей цели! Я даже не прилагал никаких усилий, а просто позволил своим последующим словам изливаться  из меня. Я себя не сдерживал.

- Когда-то же надо начинать, Отец! Нельзя же сидеть и безвозвратно дарить свою энергию, свой потенциал каким-то там Чёрным дырам, чтобы они преспокойненько плодились и размножались, а при этом в Твоей Галактике не имели возможности реализоваться тысячи новых миров. Ты похож на женщину, которая не хочет рожать, боясь потерять любовника и изменить течение своей жизни. Отец! Не ты ли создал мир, в котором вся жизнь – борьба? А сам предрекаешь себе скорую смерть, не желая побороться за свою жизнь даже с одной единственной малюхонькой Чёрной дырой. А, Отец?

- Ну, ладно, ладно! Уймись-ка. Разошёлся…тут… А, с другой стороны, почему бы и не попробовать? Да… Быть по-твоему, – внезапно сдался Созидатель. – Вижу в тебе Веру Великую и не могу устоять. Я вот что… Я направлю испепеляющий потенциал в жерло сингулярности, угрожающей вашему солнцу, но только при одном условии: ты, здесь и  сейчас, сию минуту, скажешь мне, почему я должен спасти именно ваш мир, а не какой-либо другой.

Я не медлил с ответом ни минуты, настолько я был уверен в себе. Тени сомнения не было в моём возгордившемся существе. Я ощущал себя Победителем. Я, я – Властелин!

- Кто-нибудь, когда-нибудь просил Тебя об этом? Хоть кто-то приходил к Тебе с готовым решением? А?

- Приходить-то приходили, но до этой встречи решение знал только я, и оно было моей сокровенной тайной. Теперь его нашёл и ты. Оно более не принадлежит мне и, чтобы не заронить в души моих созданий сомнения в моей любви к ним, я приму бой и начну его с той, что угрожает и лично тебе.

- Спасибо, ОТЕЦ!

- Я горжусь тобой, СЫН!

- И не забудь включить Луч Творения! – Тут уж я окончательно осмелел.

- Я уже сделал это. Сделал…

- Тогда я пойду?

- Иди!

- Прощай, ОТЕЦ!

- До свидания, Константин Матвеев. До свидания, СЫН!

 

* * *

Как только я продрал глаза, тут же бросился к монитору и вызвал на связь дежурного по Всемирному Совету Жизнеустроителей.

Ему была дана команда: в течение двух часов доставить данные из десяти крупнейших обсерваторий мира: произошли или нет какие-нибудь изменения в деятельности Солнца.

Эти два часа показались мне вечностью. Я не мог позавтракать: кусок не лез в горло. Пытался поиграть на гитаре – инструмент начал издавать такие звуки, что со стороны можно было подумать, что где-то режут собаку.  Старая, ни в чём не повинная гитара больно ударилась о стенку и взвизгнула на все лады, но я даже не заметил этого.

Тогда мне, естественно, пришло в голову, что надо бы глотнуть винца: время пролетит незаметнее. Пошарив по сусекам, я обнаружил только вакуум. Расстроившись окончательно, я включил телевизор.

Новости были в самом разгаре.

Журналюги с пеной у рта рассказывали об изменивших свои орбиты спутниках, страшных возмущениях в ионосфере, отсутствии связи с другими городами и о том, что Солнце резко прекратило свою активность. Наиболее ретивые из них зачем-то интервьюировали народ.

Народ негодовал: куда смотрит Властелин. Раздавались даже призывы свергнуть его к чёртовой матери. И только один сознательный гражданин выступил в мою поддержку и напомнил, что во времена нашествия пожирателей планет, Властелин тоже довольно долго искал решение, но всё же нашёл и победил проклятых захватчиков.

Я был бесконечно признателен этому человеку, моё признание  скупой мужской слезой скатилась  по щеке.

Сигнал, возвещающий о начале сеанса связи, прозвучал неожиданно громко.

Я вздрогнул и бросился к пульту управления. Нужная кнопка отыскалась с трудом.

- Ну? – рыкнул я в микрофон.

- Разрешите доложить Вам, Властелин? – это был дежурный по Совету.

- Ну? – словно зациклило меня.

- Все опрошенные обсерватории подтверждают, что солнечная активность возобновилась.

- Проследите, чтобы об этом передали все ведущие средства массовой информации в течение ближайшего часа.

- Так точ…

Я нажал кнопку «Отбой».

Сколько времени понадобится Созидателю, чтобы расправиться с Чёрной дырой, я не знал, да это и не имело значения. Зато я знал, что теперь могу вновь привести в своё родовое гнездо любимую жену и любимого сына.

 

* * *

Дно бассейна было выложено серебряными плитами. Покатые, как шезлонги, стенки его были сделаны из самоцветов, оттуда, поблёскивая, тянулись золотые горизонтальные поручни.

Искусственные волны не были большими и создавали на поверхности лишь крупную рябь, которая, однако, не позволяла хорошо рассмотреть тела людей, возлежащих на наклонных стенках бассейна и держащихся за золотые поручни.

Присмотревшись, можно было всё же различить цвета купальных костюмов у каждого из них, а различив цвета, нетрудно было сообразить, что в этом бассейне барахтались Первосвет, Наместник Тьмы и семь жрецов Белого Света.

Они беседовали, и беседа казалась непринуждённой.

- Сегодняшнюю встречу позволительно провести в неформальной обстановке, – начал Первосвет, – о причинах этого вам поведает Наместник Тьмы.

Старикашка, вцепившись в поручни, с удовольствием сделал несколько невнятных движений ногами и, наконец, воспользовался предоставленным ему словом.

- Сегодня Созидатель уведомил нас, что Луч Творения, соединяющий галактический центр и Солнце, восстановлен. Энергия вновь струится по нему, а это значит, что светило не угаснет.

- Как?

- Почему?

- Что случилось? – раздался разноголосый хор голосов.

- Случилось то, что Властелин планеты Земля Константин Матвеев удостоился аудиенции Созидателя и, видимо, просил Его об этом. Подробностей мы не знаем, но, сопоставив факты, можно предположить, что это именно так. Других версий просто и быть не может.

- Каковы же факты? Что в итоге? – не выдержал Лазурь-хан.

- С сегодняшнего дня мы все официально на пенсии, и нам запрещено вмешиваться в земные дела. Вот что «в итоге».

Возмущённый ропот и недовольный гул зависли под куполом, который закрывал бассейн от внешнего мира.

- Ну, об этом мы знали давно, ведь вы все находились в семилетнем отпуске, и только чрезвычайные обстоятельства заставили всех нас собраться вместе, – вставил своё слово Первосвет.

- Да! Но тогда мы были в резерве, а не в отставке! – почти выкрикнул Фиол.

На что Первосвет ответил ему, что любой путь кончается, и там, где он кончается, начинается новый.

Жрецы согласно закивали головами.

- А как же быть с сингулярностью? – спросил Краснодар.

- Судя по тому, что отныне нам запрещено вмешиваться в земные дела, Властелин урегулировал и эту проблему, – Наместник Тьмы таинственно улыбнулся, но никто не заметил его доброй улыбки.

- Я же говорил, что нужно было пригласить на наше собрание Властелина, – с гордостью сказал Синедым, – а теперь получите – в отставку!

- Это ещё не всё, – продолжил Наместник Тьмы.

Все замолкли, чувствуя по интонации Наместника, что сейчас услышат что-то сногсшибательное, и с интересом воззрились на Первосвета, ибо освещение особо важных  событий всегда являлось  его прерогативой.

- Тот, кто сотворил Галактику, наш Господь – Созидатель нарёк Константина Матвеева, Властелина планеты Земля, – Первосвет сделал паузу, и все услышали, как по поверхности  воды бегут волны, – своим СЫНОМ.

- Батюшки святы… – перекрестился Зеленодар.

- Второе пришествие… – восторженно прошептал Оранже.

- Значит и дыре этой амба! – радостно выкрикнул Краснодар!

- Хоть это и неофициальное собрание, но я прошу вас соблюдать регламент, этикет и не опускаться до сленга, – сделал замечание Первосвет, но не удержался и завопил во весь голос, – слава Господу нашему и Сыну Его.

- Слава! Слава! Слава!

Ещё долго звучали под куполом  восторженные крики жрецов.

 

* * *

Малютка Кл была вне себя от счастья, которое внезапно свалилось на неё.

Все сингулярности, пасущиеся в этой вселенной, знали о существовании невидимых лучей, которые питают энергией звёзды, но ни одна из них никогда за всю историю Багнгов не смогла ощутить их вкус.  Лучи несли первозданный, самый желанный Багнгами потенциал, но им всегда приходилось довольствоваться потенциалом вторичным – грубой материей звёзд.

Как только новая сингулярность прорубала дыру из мира Багнгов в мир звёзд, лучи непостижимым образом искривлялись и огибали народившуюся  злодейку за тысячи световых лет, продолжая питать при этом растущие звёзды.

И вот случилось так, что один из Лучей Творения, потеряв бдительность, отклонился и коснулся Малютки Кл.

О!!! Это был незабываемый миг.

Молоденькая сингулярность не упустила своего шанса. Она поймала этот лучик в энергетический капкан, по-своему обворожила и принялась высасывать из него живительную энергию – первородный потенциал.

Если бы хоть кто-нибудь мог ощутить вкус этой пищи! Во всём мироздании не существовало ничего подобного!

Малютка Кл начала быстро расти, эгоистично не отдавая ничего своим хозяевам.

Но энергии было в избытке, её поступало так много, а рост сингулярности был, к сожалению, ограничен определёнными  для Малютки законами, не подвластными Багнгам, что молодая сингулярность поспешила открыть (от греха подальше!) переходные клапаны, наполняя гигантские накопительные резервуары и радуя своих создателей.

Однако очень скоро стало происходить нечто странное: начало исчезать врождённое чувство неутолимого голода – движущая сила, мотивация всех устремлений. Малютка Кл  ощутила  дискомфорт. Это чувство было новым и неприятным.

Очень скоро голод исчез совсем. Произошло то, чего никогда не происходило ни с одной Чёрной дырой. Энергия  не доставляла уже былой радости. Малютка Кл разжала энергетический капкан и попыталась выплюнуть ставший ненавистным  Луч Творения. Но не тут то было! Энергетический поток вместо того, чтобы вырваться из смертельных тисков и радостно устремиться прочь, продолжал настырно проникать внутрь сингулярности, поставляя ей всё новые и новые гигантские порции некогда желанной пищи.

И тут Малютку Кл обуял ужас.

Неуправляемая энергия начала выжигать сингулярность изнутри.

Малютка Кл ощутила внутриутробное жжение и поняла, что наступает её конец.

Это начали плавиться предохранительные сооружения, предназначение которых состояло в том, чтобы беспрепятственно пропускать энергию в мир Багнгов и ни в коем случае не выпускать её оттуда. Разгоревшийся внутри пожар возвестил о том, что защитные сооружения пали.

Энергетический луч, так быстро превративший сингулярность из гигантского насоса в обыкновенную дырку между двумя измерениями, внезапно отцепился от Малютки Кл и стал обволакивать её невидимой сферой, внутри которой образовался энергетический вакуум. Теперь энергия из мира Багнгов через проделанную дыру улетучивалась в мир звёзд.

Это бала катастрофа. Это был конец Багнгов.

Еле тлеющий тороид – вселенная Багнгов – начал разваливаться на куски. Отдельные его области ещё мерцали, другие уже угасли и слились с окружающей  тьмой. Энергетические связи, поддерживающие тороид, разорвались из-за недостатка энергии, и гигантский бублик – мир Багнгов, и так-то державшийся на честном слове, начал агонизировать.

Багнги быстро сообразили, что миллиарды лет безнаказанного воровства энергетического потенциала подошли к концу, и попытались спасти то, что осталось, дабы хоть ненадолго продлить свою агонию. За одно мгновение исчезли все Чёрные дыры в нашей вселенной, за исключением Малютки Кл, которая умерла, не выдержав искушения едой. Её прекрасное обессиленное тело безмолвно парило в мирах звёзд, не подчиняясь уже командам, которые настойчиво поступали из вселенной Багнгов. Она напоминала теперь беспомощную дырочку в детском воздушном шарике, которая беспристрастно, как воздух, выпускала энергию из мира Багнгов обратно – в наш мир.

 

Акция по очищению галактики, а заодно и вселенной, от засилья Чёрных дыр заняла в итоге ни много, ни мало сто тысяч земных лет.

Но уже через три дня после её начала Чёрная дыра, появившаяся в окрестностях Солнца, потеряла к нему всяческий интерес и с наслаждением сосала отравленную энергетическую соску, любезно предоставленную ей Созидателем.

Население планеты ликовало. Все города, да что города – даже занюханные хутора, были увешаны восхвалениями в мою честь. И даже появились мои портреты?!

Для меня оставалось приятной загадкой: кто и где спёр мою фотографию или сделал снимки. Но я не собирался её разгадывать. Пусть!

Я подумывал о преждевременном уходе на пенсию, но по Земле упорно расползались слухи о том, что я являюсь одним из воплощений Христа и наречён СЫНОМ БОЖЬИМ.

Миллионы людей жаждали видеть меня и прикоснуться ко мне. Но я ещё не созрел для того, чтобы стать Господом, и пока отсиживался в своём доме – сегодня единственном месте на Земле, где на стене не висел портрет Константина Матвеева.