НОША ГОСПОДНЯ
КНИГА ПЯТАЯ
(Книга первая – №№(9-10, 11-12 за 2015г.
Книга вторая – №№1-2 за 2016г.
Книга третья – №№3-4 за 2016г.
Книга четвёртая – №№5-6 за 2016г.)
ТРЕНАЖЁР
Дор Корий сидел посреди огромного зала, окружённый тысячами своих соратников.
Он прекрасно осознавал, что находился в данный момент вовсе не на планете Собраний, и своим задом ощущал уютное тёплое кресло, которое вовсе не было материализовано в зале Слушаний Большого галактического Совета, а находилось в его доме, на планете Трёх Ветров.
Каждый присутствующий в зале был самым, что ни на есть, настоящим лаянцем и, Дор Корий знал каждого из них не только в лицо, но и лично.
Он знал также, что каждая лаянская задница присутствовала в зале Слушаний виртуально и ощущала в тот момент кресла или диваны, которые находились на родной для каждого планете за сотни, а иногда и за десятки тысяч световых лет от планеты Собраний.
Давно прошли времена, когда лаянцам нужно было тащить свои тела на эту далеко не приятную планету в самом центре Галактики, у подножия Созидателя.
Мучения закончились, как только Созидатель открыл лаянцам матричный код Вселенной, который позволил всем Воплотителям идей Творца собираться на слушания, не покидая родного дома.
Это было приятно, и Дор Корий мысленно поблагодарил за это Созидателя.
Однако иллюзия присутствия была настолько полной, что тело предпочитало принять его за реальность. Оно приняло гордую, и даже слегка надменную осанку, и не позволяло себе лишний раз повертеть головой или поёрзать задом по мягкой поверхности кресла.
Тем для слушаний было две.
Одна касалась воплощения последней идеи Созидателя по созданию изолированных миров. С ней всё было более или менее ясно.
Созидатель последовательно демонстрировал свою безграничность, но в тоже время Всевышним ему было определено совершенно ограниченное место для воплощения своих замыслов – галактика Млечный Путь.
Пришло время и творение галактики, которое подчинялось одним и тем же законам, наскучило Созидателю. Ибо хотя количество установленных им законов и перевалило за миллиард, но они были одинаковы для каждой точки галактики и для всех её обитателей. В результате получались похожие друг на друга миры со схожими обитателями и повторяющимися судьбами.
Так Родителю галактики пришла идея о создании изолированных миров, в которых действовали бы различные законы, и расцветало бы невообразимое количество не похожих друг на друга миров и судеб.
Собственно, обсуждение этого вопроса было простой формальностью. Созидатель всё продумал и просчитал, а в обязанности лаянцев, с самого начала их воплощения, входило претворение замыслов Созидателя на материальном уровне. Их раса была галактическими инженерами-строителями и претворяла в жизнь самые сумасбродные идеи Отца своего.
Однако вопрос подлежал голосованию, пусть и формальному.
Другая тема также была не нова.
Она поднималась время от времени, давая возможность комитету по надзору за равными возможностями цивилизаций на эволюционном пути показать свой профессионализм и бдительность.
Для себя Корий давно решил, что деятельность комитета приносит, конечно, свои плоды, она нужна и необходима галактическому сообществу, но только не в той форме, в которой эта деятельность осуществлялась.
Сколько времени отняли их надуманные проблемы у Дора Кория, сколько копий было сломано, было известно одному Созидателю. Но вопрос по-прежнему не решался, и это ранило сенатора в самое сердце. Не мудрено, ведь он с молоком матери впитал идею о равенстве и братстве всех галактических существ перед лицом Отца Небесного.
Прозвучали фанфары.
О-о! Сколько раз Дор Корий слышал эти божественные звуки, и всякий раз тело содрогалось от осознания величия Созидателя и тех задач, которые он ставил перед Воплотителями.
Лёгкая дрожь пробежала от самой макушки Дора Кория к его ступням.
* * *
Дорога была то прямой, как стрела, то виляла между холмами и сопками, как под пьяным извозчиком на бестолковой лошади. И ни одной машины. Ни одной! Ни одного человека, который сжалился бы надо мной и предоставил бы крохотную толику кабинки какого-нибудь своего драндулета в моё распоряжение, для того, чтобы укрыть от дождя и мокрого снега. Да не кого-нибудь, а самого Властелина мира!
Да и откуда было взяться автомобилям? Дорога-то была железной, и только гигантские составы проносились мимо на огромной скорости, издавая протяжные гудки при виде одинокого путника, чапающего по рельсам. Так я и шёл и шутил над самим собой.
Солнца не было видно из-за туч, но потому, как быстро стало смеркаться, я понял, что там, за облаками, светило покидает пределы этого мира, чтобы завалиться спать где- нибудь за невидимым горизонтом.
Ноги механически переступали с одной шпалы на другую. Они уже гудели и ныли оттого, что их эксплуатировали с утра до вечера уже почти два месяца подряд. Да, вот так день за днем, а прошло уже два месяца моих странствий.
Вначале моего путешествия удобная, как казалось в мирской жизни, обувь истёрла за два первых дня скитаний кожу на пятках до дыр. Потом, после того, как их хозяин отлеживался в течение трёх дней на лесной поляне, прикладывая через каждые полчаса к кровоточащим ранам кашицу из разжёванного подорожника, приключилась новая напасть. Во время одного из привалов я, сам того не ведая, случайно перекрыл своей ляжкой маленькую незаметную дырочку в земле-матушке, которая, как оказалось, являлась входом в обитель земляных ос.
В обычной жизни осы привычно курсировали туда-сюда. Одни покидали через это треклятое отверстие свой дом и устремлялись в наш мир творить свои добрые или злые (кто знает?) осьи дела. Другие, отработав трудовую повинность, возвращались в свою берлогу, где обретали покой и отдых.
Моя усталая ляжка нарушила мерный ритм осиной жизни и заставила ос изрядно поволноваться.
Вернувшиеся с работы домой осы всем своим видом показывали мне, что надо бы убраться с этого места, но я, вместо того, чтобы внять их мольбам, сорвал кустик тысячелистника и начал отмахиваться от назойливых насекомых.
В то же время, запертые внутри собратья, томимые желанием вырваться на свободу, предприняли действия, единственно возможные в их бедственном положении: сгрудившись у закрытого выхода, они всей толпой ринулись вперёд и разом вонзили в меня свои железные челюсти.
Я подскочил как ошпаренный и с усердием начал тереть ляжку.
Впечатление было такое, что в мою ногу одновременно вонзились три или четыре шприца, и невидимая рука выдавила из них разом всё содержимое, коим, по моему мнению, была, как минимум, царская водка, то бишь, смесь концентрированной азотной и соляной кислоты.
Такая смесь способна растворять золото, и у меня возникло ощущение, что и нога тоже растворяется.
Через десять минут мне пришлось снять штаны. Нога так распухла, что я испугался, что брюки лопнут по швам.
С досадой я посмотрел на полосатых тварей, которые, как ни в чём не бывало, продолжили своё бестолковое существование, заключающееся в том, чтобы влетать в нору и вылетать из неё.
К невыносимой боли добавилось ощущение сильного жжения. Именно в тот момент я подумал, что будь у меня с собой дар лаянцев, я тотчас бы соорудил маленькую термоядерную бомбочку и с удовольствием швырнул бы её в осиное гнездо.
От такой мысли мне стало смешно, я мешком свалился на землю и принялся ржать, как игривая лошадь. При падении мои глаза, однако, мгновенно провели рекогносцировку местности, и тело, наученное горьким опытом, шмякнулось оземь примерно в метре от злополучного гнезда.
Идти было можно, но тяжело. Я хромал целую неделю и проделывал примерно по семь километров в день. Однако разочарования не было, ибо я никуда не торопился, и даже не знал куда иду, а главное – зачем.
Правдами-неправдами за два месяца я преодолел тысячу вёрст.
В мечтах каждого человека бомжатская жизнь бывает притягательной и имеет некий романтический оттенок. На деле же она являет собой сплошные мытарства.
Мой благородный желудок корчился от лесной малины и сыроежек без соли, которыми я непрестанно потчевал его. Ему не повезло с хозяином, который не умел просить милостыню. Добрых же людей, которые по собственной инициативе пустили бы на ночлег, накормили, напоили бы Властелина его от пуза да в придачу попарили б в баньке, мне встречалось совсем мало, а если быть точным – не встречалось вовсе.
Иногда кто-то, по доброте душевной, не давал умереть с голоду. Кто-то пускал, когда небеса разверзались проливным дождём, на ночлег в сараюшку или старую баньку, которую не сносили, берегли, видимо, именно для таких случаев. А один мужик даже презентовал мыло, точнее обмылок, и порекомендовал сполоснуться в обмельчалой речушке, петляющей в километре от деревни.
Да! Свет не без добрых людей! Но чтобы удача синекурно коснулась меня своим крылом и свалила бы на меня все блага земной цивилизации: и кров, и приличная еда, и горячая банька – такого, да не даст мне соврать Созидатель, не было.
Люди теперь стали жить в достатке. Как-то незаметно появилось чего терять. И именно теперь, когда любая семья или отдельно проживающий гражданин без ущерба своему существованию может один раз в жизни покормить бездомного бродягу, именно теперь, когда у людей появилось много барахла, именно теперь, когда масса еды остаётся несъеденной – вот именно теперь люди и не хотят рисковать и не пускают в свой дом личностей бомжеватого вида, с заросшей физиономией и припахивающих романтикой незнакомых краёв, а заодно и потом.
Да, бывает, особенно в сказках, что лягушка превращается в царевну, но в моём случае Властелин мира превратился в обыкновенного небритого, нечесаного, оборванного, мокрого – одним словом, нелицеприятного бомжа.
Что ж, это был мой рок. Тот самый крест. Сам же этого и хотел.
Хорошо хоть хватило упорства не заявлять людям, что я есть Властелин мира, наречённый сыном Божьим. А то не сосчитать бы ударов колом по голове.
Смеркалось. Дождь, сговорившись с мокрым снегом, решил вымочить меня не только снаружи, но, казалось, и изнутри тоже. Нестерпимо хотелось есть. Клетки в кончиках пальцев на руках и ногах собирались отойти в мир иной, а потому посинели.
Я едва сдерживался от того, чтобы обрушить на голову Созидателя мешок с проклятиями.
Созидатель, зная всё и обо всех, видимо, испугался этого и пошёл мне навстречу.
Из-за поворота неожиданно выплыл какой-то сиротливый населённый пункт. Совсем небольшой. А – и всего-то один дом! Присмотревшись, я узнал в этом поселении форпост железнодорожной обслуги, который возводили в те незапамятные времена, когда нужно было постукивать молоточком по рельсам и по звуку определять, нет ли в них трещин. Из города работничков каждый день в такую глухомань возить не будешь, поэтому построили лачугу в чистом поле и сослали туда работяг на поселение.
Те, первые работяги, уже давно почили в бозе. Их место, наверное, заняли их дети, которым в наш век уже не надо наматывать десятки километров пешком, нещадно лупцуя металлическим молотком на длинной деревянной ручке опостылевшие рельсы. Хотя в этом захолустье жизнь их слаще от этого не стала бы.
Подойдя вплотную к полусгнившему штакетнику, я увидел разбросанный по двору посеревший от времени хлам, сквозь который пробивалась то здесь, то там полузасохшая чахлая лебеда.
В быстро сгущающихся сумерках мне удалось кое-как различить, что хлам являл из себя какое-то тряпьё, вёдра без дна и разноколиберные бутылки.
Свет в окнах не горел, но меня это не огорчило. Если дом и не жилой, то я всё равно смогу укрыться в нём от мерзостей погоды, которые уже достали моё бедное тело и промочили насквозь многострадальную одежду.
«Если внутри сохранилась хотя бы полуразрушенная печка, то я проведу сегодняшнюю ночь, как король», – подумал я и с грустью добавил вслух: – Нет, не как король, а как Властелин!
Калитка была не закрыта, а была просто привалена к штакетнику.
Я зашёл во двор, но не успел сделать и пару шагов, как из-под дома выскочила какая-то мелкая тварь и начала пронзительно тявкать, прыгая при этом вокруг меня, как сумасшедшая, и норовя ухватить за штанину.
По звонкому тявканью я понял, что эта тварь – собака, хотя и по размеру, и по окрасу в сумерках её можно было принять за кого угодно, хоть за ежа.
Я, как опытный собачник, сделал обманный манёвр, нагнулся, делая вид, что поднимаю с земли камень, но злобная мелочь, видимо, не знала, что в таких случаях собакам положено пускаться наутёк, и, изловчившись, тяпнула-таки меня за ногу.
Только я собрался обезвредить проклятого гремлина каким-нибудь дрыном, как парадная дверь лачуги открылась, и спокойный мужской голос произнёс:
- Шмотя! На место!
Полуёж мгновенно перестал тявкать, исчез под домом и через секунду оттуда донеслось только тихое, но злобное рычание.
Я посмотрел в дверной проём и увидел силуэт человека.
- Здрасьте! – пробормотал я, растирая рукой ногу.
- Здравствуй, здравствуй, зомби! – спокойно ответил силуэт.
Такое приветствие озадачило меня, и я, было, подумал, что попал в вагон для некурящих, но нотки спокойствия в голосе владельца ранчо, а также усилившийся дождь заставили меня отбросить дурные мысли.
- Пустите переночевать, – как можно более жалобно пропел я и, спохватившись, добавил, – ради Христа.
Ха! Ха! Ха! – заржал мужик, как сивый мерин, – Ради Христа не пущу!
Тело моё содрогнулось от предчувствия, что эту ночь ему придётся провести на улице, а потом завибрировало на высокой частоте от осознания того факта, что эта ночь будет для него последней.
- Чего ж мне тебя, марионетка, в дом ради Христа пускать. Христос ведь не мокнет! Ты мокнешь! – и он снова омерзительно заржал. – Вот ради тебя и пущу.
Не успел он посторониться, как тело моё оказалось в доме.
К моему удивлению, убогая с виду лачуга внутри представляла собой весьма приличные апартаменты.
Во-первых, под потолком светился абажур, и не какой-нибудь старый, выцветший и запылённый, а вполне чистый, и даже не поблекший от времени.
Окна наглухо были закрыты изнутри ставнями, сделанными из свеженькой, как мне показалось, крашеной фанеры. Это объясняло отсутствие света в окнах.
Сам дом внутри был поделён на две, а может быть, и на три части, и этот факт обрадовал меня, ибо сулил возможность поиметь в эту ночь отдельный номер.
При входе стояла русская печь, посреди комнаты – стол, на котором в трёхлитровой банке стояли ветки клёна с красными, жёлтыми и зелёными листьями.
Я, как опытный ботаник, сразу отметил, что листья были хоть и яркими, но сухими, возможно, разглажены утюгом, а в банке не было ни капли воды.
В углу стояли нары, на которых зиждилась аккуратно заправленная постель, один угол покрывала которой был, тем не менее, отогнут и оголял отнюдь не занюханную серую простыню и два ватных матраца с вполне четкими различимыми полосками.
На полу не валялось какого-либо мусора, но зато стояли три свежевыкрашенных табуретки. Стены были голыми: без обоев, картин или фотографий, как это было принято в деревенских домах.
Я обернулся на звук захлопнувшейся двери и увидел своего благодетеля. Это был мужик, чёрт его знает каких лет, лицо его было спрятано под пушистыми усами и пышной бородой. Борода не свешивалась вниз, подчиняясь закону всемирного тяготения, а торчала чуть вперёд, градусов этак под тридцать.
По сравнению со мной, это был великан, ростом никак не менее двух метров. Великан был одет в джинсы, рубашку и стёганную безрукавку, с понтистыми карманчиками на груди и по бокам, один из которых, с застёжкой, явно предназначался для сотового телефона.
- Садись, кукла, – сказал он, взял табуретку и вместо того, чтобы предложить её мне, отодвинул её к окну, подальше от меня. То же проделал другими табуретками.
- Спа… Спасибо! – растерянно заикнулся я.
- Па… Пожалуйста! – передразнил он меня, затем схватил своими огромными ручищами мои плечи, подвёл к дивану, усадил на него, снял с меня промокшую насквозь куртку, футболку и легонько шлёпнул ладонью мне по лбу.
Тело моё почему-то потеряло равновесие, и я упал на спину.
Хозяин, не мешкая, снял с меня мокасины, затем стащил штаны, бросил всё это на пол и сказал:
- Отдохни тут немного, а я пока тебе, бродяга безвольная, чайку согрею.
С этими словами благодетель вышел в соседнюю комнату, а моё тело так и осталось лежать поперёк постели.
Лишившись ненавистной сырой и холодной одежды, я ощутил вдруг, что в доме было тепло, и тепло это исходило от печки.
Мысли шарахнулись в сторону прошлой жизни. Я вспомнил столицу мира, которая осталась без владыки, Риту и своего, наверное, уже подросшего сынишку, свой дом, который я зачем-то покинул, и вкус чёрного хлеба из ближайшего магазина.
Это были последние мысли. Душа покинула тело и унеслась блуждать по миру грёз, оставив голодное и холодное вместилище на попечение Создателя, который во сне был обязан позаботиться о нём: подлечить, напитать божественной энергией и вернуть растраченные за время странствий силы.
* * *
Дор Корий намеренно пропускал мимо ушей всю показательную болтовню, которую устроили его коллеги по первому вопросу. Участвовать в ней было ниже его достоинства.
Он, конечно же, боготворил Созидателя, как и все лаянцы, но тратить энергию на пустые формальности не желал. Вместо этого он предался воспоминаниям. Перед его взором пронеслись события недельной давности, когда он, член высшего клана лаянцев, отрок наизнатнейшего рода галактических инженеров, едва не наделал глупостей и в одночасье не распростился со всеми своими чинами и привилегиями.
Пирамида, в которой располагался «Повелитель», сильно смахивала на пирамиду Хеопса, но только раз в пять крупнее, да и материал, из которого она была воздвигнута, отнюдь не напоминал первобытный песчаник.
Тело пирамиды было сотворено из матового, с металлическим оттенком, кристалита, не имеющего на своей поверхности ни швов, ни стыков, ни каких-либо других видимых глазу соединений.
Можно было подумать, что её прямо здесь отлили из этого сверхпрочного материала, потом аккуратно удалили облой, а затем не менее аккуратно обработали мягкой замшей с алмазной пастой или, на худой конец, пастой ГОИ.
Это монументальное сооружение обладало душой. По сути своей оно являлось трансформатором хронального поля.
Здесь, на планете Трёх Ветров, находилась «первичная обмотка» трансформатора, а за тысячи парсеков отсюда, на крохотном голубом шарике с чудным названием «Земля» располагались три сотни пирамид, которые были сделаны из обыкновенного камня и являли собой «вторичную обмотку» трансформатора, или, попросту говоря, принимающую, пассивную его часть.
В целом все части этого сооружения как находящиеся здесь, на планете Трёх Ветров, так и воздвигнутые в незапамятные времена на планете Земля представляли собой один супер-гипер-мега-гига-компьютер, вплетённый в галактическую часть Вселенской Матрицы.
Работа всего этого инженерно-божественного чуда зиждилась на законе триад, который гласил: «Любое явление имеет место только в том случае, если в данной точке и в данное время действуют минимум три фактора – три силы».
Силы эти условно именовались положительной, отрицательной и нейтральной, или созидающей, разрушающей и результирующей. Но не в названии дело.
Главное состояло в том, что всё существующее в этом мире являлось результатом действия минимум трёх факторов, или сил.
И действительно! Вот самое обычное дело – камень, несущийся с горы.
В этом явлении должно быть задействовано минимум три фактора – камень, гора и сила притяжения. Исчезнет камень, и мы не увидим камня, несущегося с горы.
Мы не увидим этого и в том случае, если исчезнет гора. Камень останется стоять в чистом поле, и для того, чтобы сдвинуться с места, ему придётся попросить кого-либо придать ему ускорение.
А если вдруг исчезнет сила притяжения, то камень будет лежать на склоне горы, но не сдвинется с места.
Красивейшая картина мироздания – восход солнца – тоже имеет свою триаду: солнце, планета и всемирное тяготение. Исчезнет хотя бы одна составляющая – исчезнет восход.
Трансформатор хронального поля служил как раз для того, чтобы создавать триады, изменять их, а следовательно, создавать и изменять явления на планете Земля.
Вокруг пирамиды, как бы не напрягал зрение сторонний наблюдатель, невозможно было заметить охрану, камеры слежения, заграждения из колючей проволоки или хотя бы банальный деревянный забор.
Вокруг была только пустыня. Только монотонно дующий всегда в одном направлении ветер, который на протяжении миллионов лет усердно перемещал мелкий колючий песок из одной точки пустыни в другую.
Слова «охрана» и «безопасность», применительно к внутренним землям, на которых обитали лаянцы, почти не употреблялись при общении.
Никому и в голову не могло прийти, чтобы зайти или залезть туда, куда тебя не просят. Не говоря уж о том, чтобы взять что-то из одного места и отнести в другое, не имея для этого достаточных полномочий
Именно поэтому Дору Корию удалось незаметно пробраться в пирамиду – просто некому было замечать.
Кроме того, инженер знал, что уже в течение трёх лет никто не пользуется «Повелителем», так как создан он был специально для взаимодействия с планетой Земля, которая проходила в настоящий момент испытание на эволюционную зрелость и, как следствие, любое вмешательство в дела земные строго-настрого воспрещалось.
По хитроумным наклонным ходам Дор Корий добрался до комнаты, где был установлен «Повелитель». Не мешкая, он уселся в мягкое, почти воздушное кресло, стоящее посреди помещения, и возложил правую руку на плоское зеркало, которое парило рядом с креслом.
Кончики пухлых пальцев как будто укололи маленькие иголочки – это «Повелитель» проверил сидящего в кресле лаянца: способен ли тот работать на уникальном оборудовании.
Мгновение спустя со всех поверхностей, которые образовывали четырёхмерную двадцатипятиугольную комнату, начал струиться яркий, и казалось, густой и липкий свет.
Дор Корий сосредоточился и собрался взять под контроль свой мыслительный процесс. Иначе нельзя. Мысли должны быть чёткими и прозрачными, ибо любая неточность могла вызвать совершенно непредвиденные изменения в том мире, с которым «Повелитель» соединял в данный момент разум лаянца.
Первое, что решил сделать Дор Корий, это посмотреть на Властелина планеты Земля.
Ему очень многое хотелось сказать этому землянину, но он не смел сделать этого, ибо шло испытание на эволюционную зрелость, а точнее, экзамен держал именно этот землянин, по имени Константин Матвеев.
Вступить с ним в контакт – означало нарушить чистоту эксперимента, а, следовательно, один из незыблемых законов галактики, законов, установленных самим Созидателем.
Густой и липкий свет медленно превращался в трёхмерную картину. И вот уже на фоне буйной ярко-красной, жёлтой и зелёной флоры завиднелась насыпь, на которой лежали поперечные бруски. На брусках, в свою очередь, крепились металлические рельсы, которые начинались где-то за горизонтом и уходили куда-то за горизонт.
Дор Корий знал, что это был один из допотопнейших видов магистралей, встречающихся в галактике – железная дорога.
По насыпи шкандыбал какой-то скорчившийся от холода человечек. Это и был Константин Матвеев, Властелин планеты.
Дор Корий с большим трудом удержался от того, чтобы не вступить с ним в контакт, так как не просчитал ещё алгоритм минимально необходимого воздействия, при котором Властелину открылось бы то, о чём он хотел ему поведать.
Рука Воплотителя медленно соскользнула с блестящей поверхности. Видение исчезло, и Дор Корий спешно покинул величественное сооружение.
* * *
Пробуждение было сладостным и одновременно тяжёлым.
Сладостным – оттого, что я впервые за много-много дней и ночей выспался, как человек, и набрался сил. Тяжесть же чувствовалась во всём теле, которое ныло, гудело, болело, дрожало и чесалось то тут, то там. Да! Не лёгок был путь, который я проделал в своём скитании.
Сначала на Белый свет взглянул один мой глаз, спустя пару минут – другой. В ушах стояла абсолютная тишина. Ум всё ещё спал и вовсе не собирался анализировать увиденное.
Даже когда дверь открылась и на пороге показался мужик, с бородой, мои глаза равнодушно взирали на него, а ум просто фиксировал: «Мужик!»
Мужик почему-то замер на секунду, посмотрел на потолок и снова вышел на улицу. Видимо, забыл что-то.
Ум мой наконец активизировался и принялся восстанавливать события, предшествующие моему появлению в этом раю.
Первое, что он вспомнил, был мешок с проклятиями, который я собирался обрушить на голову Созидателя. Дрожь пробежала по телу от осознания своей неправоты. Стараясь поскорее загладить свою вину пред Вседержителем нашей Галактики, я начал творить молитву во искупление греховных помыслов, которая называлась: «Что в голову твою взбредёт».
Звучала она примерно так:
«Отче! Спасибо за тепло! Заранее спасибо за корку хлеба, которую, возможно мне здесь преподнесут, за свет, за возможность обсохнуть, за вздох, который я сейчас совершаю, за постель в которой я валяюсь, за воспоминания, которые дают мне силы идти, за всё, Господи! За всё!»
Дверь снова открылась, великан протиснулся в неё и снова очутился в комнате. Он подошёл и заглянул мне в глаза.
- Проснулся, ленивец? – с издевкой спросил он и добавил: – Только отъявленные лентяи могут спать почти двое суток подряд.
Ого! Вздремнул!
- Я не ленивец, – прохрипел я, – а просто очень усталый человек. По крайней мере, был им до сегодняшнего утра. Или дня?
- Утра! Да ладно, не обижайся. Лучше вставай, умывайся и садись завтракать.
При слове «завтрак» тело, несмотря на свою помятость и болезненность, соскочило с постели, подбежало к умывальнику. Я наскоро умыл лицо, просто плеснув на него пол-ладошки воды, и в одно мгновение тело очутилось за столом.
Завтрак был не хитрый. Хлеб, солёный огурец и молоко.
Несмотря на голод, невзирая даже на то, что рука уже потянулась к хлебу, я недовольно пробурчал:
- Солёный огурец с молоком! Оригинально!
- Что не нравится? – мужик вытянул шею и повернул свою голову, чтобы заглянуть мне в глаза.
- А не нравится мне то, что если съешь солёный огурец с молоком, то обдр… из туалета вылезать не будешь.
- Тут ты прав, не будешь. Туалета-то тутачки нету. Вместо него – лесок, – чёрные глаза хозяина искрились смехом, – а что касаемо огурца с молоком, то не ешь всё, что на столе стоит. Пред тобой выбор. Всегда выбор. Либо хлеб с огурцом, либо хлеб с молоком. И то, и другое очень вкусно.
Я понял, что вожделенный стол, накрытый яствами, стол, о котором моя плоть каждодневно, да не по разу, мечтала, на протяжении уже двух месяцев, и сегодня оказался обыкновенным миражом и растаял, как только я уселся за него. Но делать было нечего. Я мысленно пожурил Созидателя за то, что он пожалел своему Сыну, коим сам же меня и нарёк, хотя бы плошку обыкновенной манной кашки.
Я принялся уничтожать харч.
Хлеб оказался чёрствым, а молоко скисшим. Однако и то, и другое довольно быстро нашло свою кончину. Невзирая на опасность расслабления, рука механически занесла в рот и огурец.
- Ну как Костя, насытился? – равнодушно спросил хозяин.
Я удивлённо возвёл брови к небу.
- Мы что, знакомы? Что-то я не припомню, чтобы…
- Ну-у, кто ж не знает всемогущего Властелина, Константина Матвеева?
- Думаю, что никто из жителей планеты Земля не узнает меня в такой бороде, – я с опаской посмотрел на человека, чьё присутствие начало внушать мне опасения. – А вы-то сами кто?
- Кто-кто? – задумчивое лицо возвело очи к небу и ответило на свой же собственный вопрос. – Сам не знаю, кто. Иногда ощущаю себя Богом, иногда – человеком, а иногда – мошкой-однодневкой. Но у меня есть имя – Николай. И фамилия тоже есть – Громов. Так можешь и звать меня – Николай Громов.
- И всё же, как вы узнали моё имя?
- По правде сказать, я Просветлённый и знаю всё, что касаемо этого мира, да и многое из того, что касаемо мира высшего.
«Сумасшедший, – подумал я. – Надо бы делать ноги».
- Да нет! Не сумасшедший. Что тут удивительного? Каждый день на Земле присутствуют тысячи Будд. На сегодня их число составляет семь тысяч триста одиннадцать человек, по одному на каждый миллион зомбированных сограждан. И это только просветлённых первой ступени.
- Помню, вы и меня называли «зомби», когда я только появился у вас; чем это мы, простые сограждане Вашей Светлости не угодили, – во мне начала закипать злоба на человека, который дал мне кров и еду.
- Называть вещи своими именами – моё кредо. Стол я зову столом, ложку – ложкой, а зомби он зомби и есть. Что тут удивительного?
Ощущение того, что передо мной сидит спятивший от одиночества бомж, ширилось и разрасталось. Однако мимо меня не мог проскользнуть тот факт, что на моё мысленное заключение о его сумасшествии, он тут же ответил, что я не прав. Это настораживало и пугало, так как означало, что он умеет читать чужие мысли. Находиться в компании с таким человеком было не очень-то приятно.
Как бы в подтверждение моих слов Николай сказал:
- Только тогда неприятно, когда мысли грязные, а ангелу безгрешному в моей компании очень даже комфортно.
«О влип!» – подумал я и тут же испугался своей мысли, вернее того, что она уже стала известна постороннему мужику.
- Да не стесняйся ты своей глупости. Тебя ведь лаянцы во властелины произвели только по причине того, что ты самый средний из всех землян, то есть самый посредственный, примитивненький. Прими этот факт как данность, не стесняйся этого, тогда и глупых мыслей в голове будет меньше проноситься.
Слова Николая произвели на меня впечатление, сопоставимое с разорвавшейся рядом бомбой. Ему было всё известно не только обо мне, но и лаянцах, будь они неладны. По всей видимости, это был действительно Просветлённый.
«Ну и Коля! Ну и бомж?» – выскользнула из головы мысль. Я попытался её поймать и засунуть обратно в свои несдержанные извилины, но было поздно. Коля уже заулыбался.
Я, преодолевая стыд за свою посредственность и несдержанность, набрался смелости и, чтобы расставить все точки над «i», задал последний и решающий вопрос:
- Николай! Если вы действительно Просветлённый, то что вы делаете на этом заброшенном полустанке, в этом убогом жилище? Почему не несёте миру истину, как Будда или Христос? Какова цель вашего существования?
- Зачем тебе или мне цель? Я просто свободен, а ты зомби, и у тебя не может быть цели. Будда в бытность свою пытался показать вам, что вы зомби, и что из этого получилось? Да ничего, всё впустую. Наставили храмов и статуй, а про суть давно забыли. Христос тоже самое хотел донести до людей. Он жизнь за это отдал! А где прок? Церквей понастроили, крестиков понавешали, но за две тысячи лет так ни одного Христа и не родилось, потому как зомби – зомби и есть. А суть сразу же утеряли – без сути же легче! Так с какой целью мне свою энергию на вас, на посредственность, тратить? Всё равно коту под хвост пойдёт.
Я не желал сразу же во всём соглашаться с новоявленным Буддой и молвил:
- Ну а если и так, всё равно не понятно, зачем вам жить в этой глуши, а не где-нибудь на Канарах? Не хотите нас уму-разуму учить – не надо. Но себя-то ублажить – грех разве?
- А вот тут Костя, что бы я не говорил, не понять тебе, усредненному! Хотя суть сформулировать могу. Главное не то, где жить, не то сколько жить, с кем жить, а как жить. Но в слове «как» не количество заключено, а качество. Но не то качество, о котором ты сейчас подумал, не комфорт или иллюзия нужности, а качество сознания твоего.
- Философия что ли?
- Ну, пусть так, если тебе так понятней. Так и выходит, что чем ближе оно, это качество, приближается к качеству сознания Всевышнего, тем лучше для всех, и для тебя, и для Бога.
Меня разобрало. Раньше, сидя у себя на ранчо, я допускал, что есть они – просветлённые люди. О них слагались легенды, которые я читал. Будда, Кабир, возможно, Христос – всё это было понятно и объяснимо, но когда я воочию встретил Просветлённого, разум мой уперся, он отказывался верить увиденному. Я негодовал.
Злость закипала и шипела:
- Ну хорошо, я зомби, и я средний, но, как не крути, я для мира сделал больше, чем вы, Николай. Сидите, понимаешь, на заброшенном полустанке, все для вас «зомби», цели у вас нет, а что вы сделали для мира? Может быть, вы избавили мир от вонючих автомобилей? Может быть, вы избавили животных от страданий? Или, может быть, вы спасли мир от вторжения неизвестного разума? А с «чёрной дырой», не вы ли разделались силой своей мысли? Так какого чёрта вы тут делаете? Сидите, выпестовываете своё сознание, а мир делают за вас другие, такие вот… средние посредственности? – я выдохнул в пространство всё своё негодование и все свои сомнения.
- Не кипятись, Костя! Свыкнись с мыслью, что ты – лишь инструмент в чьих-то руках. Посуди сам: Властелином тебя назначили лаянцы. Принудили, взяв за шиворот, ты и не пикнул… «властелин»… Так?
- Так, – понуро подтвердил я.
- Но ведь они не альтруисты, а исполняют волю Созидателя. Так?
- Допускаю, – осторожно процедил я, немного поразмыслив.
- Значит и ты инструмент его воли. Так?
- Конечно! – ответил я, не раздумывая.
- Так, значит, ты инструмент? – моментально ехидно спросила просветлённая морда.
Я опешил. Уж больно мне не хотелось быть инструментом, разве что в руках Созидателя. Но сумбур в голове продолжался недолго:
- Да, я инструмент, но я инструмент в руках самого Созидателя, творца нашей галактики и Господа нашего. И я горжусь этим.
- Гордись, гордись! Но ты неправильно расставил приоритеты. Во-первых, ты не являешься исполнителем воли Творца галактики, а всего лишь лаянцев, одной из миллионов рас, призванных воплощать замыслы Созидателя. Во-вторых, всё, что связано с твоими заслугами перед Созидателем: будь то победа над чёрной дырой или наречение тебя сыном Божьим – лишь бутафория, выгодная твоему эго, да ещё и Созидателю. На самом деле это всё блеф, ты марионетка, которой управляют чужие руки.
Я насупился, дыхание моё от негодования превратилось в храп, и гортанный голос, вылезший откуда-то изнутри, произнёс металлическим тембром:
- А сам-то ты, Громов, что, не инструмент в руках Созидателя? Может быть, не Он тебя создал, вскормил и взлелеял? Может быть, это всё ты сделал сам? – на секунду мне стало страшно, что я назвал Просветлённого на «ты», да ещё и по фамилии, но злоба, клокочущая у меня внутри, быстро локализовала чувство вины.
- Нет! Не инструмент! – Громов олицетворял само спокойствие. – Просветлённые всех галактик – свободные существа, не имеющие кармы, то есть энергетического долга перед Создателем, и не обременённые какими-либо обязательствами перед кем-либо.
- Ты хочешь сказать, что тебя создал не Созидатель, а Вседержитель? Тебя создал сам Господь Бог? – мурашки побежали по моей коже.
- Нет, я рождён здесь, и Созидатель – отец мой, но я имею право стать свободным даже и от Него самого. Теперь я знаю всё, что знает Он, и имею собственный опыт, который является моим достоянием и не передаётся никому, даже Созидателю.
- Ты хочешь сказать, что ты выше Его? – я чуть не проглотил собственный язык.
- У меня нет такого разделения – выше, ниже – всё имеет одинаковые права на существование.
- Но… Но как ты заслужил это? – я вдруг понял, что это ключевой вопрос в нашем разговоре.
Просветлённый замялся. Было видно, что этот вопрос ему не по нутру:
- Как, как? Так получилось.
- Но всё же?
- Ладно! Врать не буду, расскажу всё по порядку.
До восемнадцати лет я был таким, как ты. Хотя, что я говорю. Я не спасал Галактику, не был Наречённым Сыном Созидателя, а был… Я был вором! Да, да! Не удивляйся, обычным вором. Тыбзил у людишек бумажники по карманам, пил вино, спал со шлюхами и периодически посещал ментовку. Что было, то было! Куда деваться?
Просветлённый на минуту замолк, взял со стола маленькую солонку и начал её пропускать между пальцами. Солонка то исчезала, то появлялась вновь. Я понял, что это – удалые трюки из далёкой молодости, необходимые для повседневного шлифования воровского мастерства. Зрелище впечатляло, но я, желая поскорее узнать тайну, как стать Просветлённым, прервал его упражнения:
- И что?
- Что-что? Однажды в кабаке пасли меня, суки легавые, и я хотел смыться от них через окно. Только собрался, а тут недомерок в штатском, на которого я и подумать-то не мог, что он мусор, взял дубовый стул и как шмякнет меня по голове. Тут я и просветлел. Через год череп зарос, из тюрьмы вышел, а просветление, вот, осталось.
Я не мог не добить просветлённого недобитка:
- Так ты его, просветления, не заслужил? Оно тебе на голову свалилось!
- А что я сделаю, – виновато ответил Николай, – однажды просветлевшему обратно дороги нет. Это как, например, если научился ездить на велосипеде, так не разучишься никогда. Или плавать. А вообще-то, наверное, всё-таким заслужил, раз Всевышний простил мне долги мои, и кармический хвост у меня отвалился.
Видно было, что вспоминать этот период жизни Николаю Громову было не очень-то приятно.
- Но как такое возможно? Просветлеть от удара стулом по голове.
- Теперь-то я знаю, что это очень просто, хотя и маловероятно, – Николай почесал за ухом.
- И как? Если это не секрет? – душа моя сжалась в комочек, а тело зажмурило глаза от предвкушения проникнуть в тайну, которую на протяжении всего существования человечества мечтали узнать миллионы.
- Вот тут, – Николай ткнул указательным пальцем себе между бровями, – расположен третий глаз, инструмент, при помощи которого каждый человек может открыть дверь в Верхние Миры. Там волшебно, прекрасно и спокойно. Там нас ждут, но только не в том виде, в котором большинство из людей пребывает сегодня. В Верхних Мирах нет места таким человеческим качествам, как жадность, зависть и ненависть, и если они проникнут туда, Миры могут заболеть и даже погибнуть. Поэтому Миры ждут пополнения только из среды просветлённых, которые полностью контролируют свои действия и эмоции, и не обладают вышеперечисленными пороками. «Достойных» отфильтровывают от «недостойных» при помощи энергетического фильтра, который находится в «третьем глазе». Если фильтр убрать, то человек становится Просветлённым, и автоматически получает возможность проникать в Верхние Миры. Вот так, Константин Матвеев. Всё очень просто.
- Постойте-постойте! – мой зад нервно заёрзал по табурету. – Вы хотите сказать, что если мне треснуть табуреткой по башке, то я могу просветлеть?
- Я ж просветлел. Но всё дело в том, что фильтр этот имеет размер всего одну тысячную ангстрема, и в то же время он не материален. Для того, чтобы его разрушить, нужно направить энергетический поток, причём, прямо на него. С технической точки зрения это невозможно.
- Тогда при чём тут дубовый стул? – я почувствовал, как тайна стремительно удаляется от меня, не желая открыться.
- Стул ни при чём. Просто, когда недомерок целил им мне в голову, он неосознанно послал мощный энергетический импульс, который совершенно случайно был кратен размеру фильтра, и попал точно в него. Вероятность такого случая равна одной десятитриллионной, и за всё время существования галактики таких совпадений было только два. А по башкам били как раз триллионы раз. А, может, и больше – толк невелик, как видишь.
- А почему у вас отвалился кармический хвост. Это что, тоже случайность?
- Я сказал, что Созидатель простил мне грехи мои, но это аллегория. На самом деле это вторая степень предохранения, установленная Верхними мирами. В случае непредвиденного просветления, грязная энергия проникнет в Верхние миры, а она несёт в себе всю информацию о том негативе, который имеется у современного человека. Чтобы не подхватить какую-нибудь заразу, они поставили ещё одну ступень предохранения. Поэтому, в случае несанкционированного просветления, долг автоматически прощается и человек становится невинным агнцем.
- Тогда непонятно, почему Верхние Миры не уберут фильтры у всех нас и не впустят нас к себе, если, как вы говорите, все при этом станут ангелами?
- Да потому, зомби, – сказал Громов зловещим шёпотом, – что ангелом-то ты станешь, а опыта, который ты должен приобрести в течение миллионов жизней, у тебя не будет. А, кроме того, существует непреложный вселенский закон, который гласит: всё зарабатывается только трудом великим, а всё, взятое в долг, необходимо вернуть. Поэтому живи, работай над собой, и, если повезёт, через пару миллионов жизней, глядишь, и просветлеешь.
- Так долго я ждать не могу. Тресни-ка меня, Николай Громов, промеж глаз, вдруг просветлею, – остроумно, как мне думалось, пошутил я.
Просветлённый повернулся ко мне, подошёл, посмотрел прямо в глаза и что есть силы звезданул мне кулаком меж бровей.
Сколько времени прошло до того момента, как я очнулся, известно одному Созидателю. Но когда силуэт ненавистного просветлённого стал проявляться из темноты, я попытался сжать пальцы правой руки в кулак, чтобы превратить мясистый нос этого ублюдка в свиной пятак.
- Что, отошёл? – Николай наклонился надо мной и нежно погладил мой кулак, а затем крепко прижал его к полу. – Что ж ты? Зачем просил?
- Ты что, мразь, шуток не понимаешь? – я попытался вытащить кулак у него из-под ладони. – Совсем крыша съехала?
Давние подозрения, что у Николы не всё в порядке с чердаком, начали расти и крепнуть. Клешни у приближенного к Богу были металлические, и мне никак не удавалось освободиться от навалившейся тяжести. Может, это было и к лучшему, а то ненароком взял бы грех на душу и прибил бы Просветлённого.
- Успокойся, властелинчик! – нежно бормотал Никола. – Здесь моя территория и моя власть. Ну что нужно сделать, чтобы ты успокоился?
Я негодовал. Я решил показать ужасно негостеприимному хозяину, что ему не удалось сломить моё эго. А сделать это можно было лишь одним единственным способом: нужно было пошутить, несмотря на своё отчаянное положение, и показать всему миру, что русские не сдаются.
- Что нужно, говоришь? – тело глубоко вздохнуло и выстрелило внезапно. – А врежь-ка мне ещё раз, чтоб я вырубился и не смог видеть твою отвратительную харю.
Через мгновение искры брызнули из глаз, и я услышал не то гудок тепловоза, проползавшего мимо, не то пение ангелов, после чего кромешная тьма обволокла мой разум.
* * *
Незадолго до описываемых событий Дор Корий вновь привычно вписался в кресло Повелителя. Теперь алгоритм созрел, и он ясно понимал, что и как ему надо сделать. На мгновение его рука неуверенно зависла над зеркальной плоскостью. Неуверенность в правильности совершаемого им поступка завладела телом Воплотителя. Да и как этому было не случиться?
С самого рождения каждому лаянцу вдалбливали в голову тот непреложный факт, что жизнь лаянской цивилизации, да и самой Галактики, возможна только в том случае, когда каждый индивидуум будет строго выполнять возложенные на него функции. Никогда, ни при каких обстоятельствах, он не посмеет допустить вольнодумства и самовольно предпринять что-либо без согласования со старшими по чину или без одобрения Совета.
Однако дух бунтарства, присущий Дору Корию от рождения, нет-нет, да и давал о себе знать.
Инакомыслие, как таковое, хоть и было несвойственно лаянской цивилизации, но периодически посещало наиболее одарённых соплеменников Дора Кория. Однако каждого, кто допускал несогласованные действия, могущие хоть в какой-то, пусть даже в самой микроскопической степени повлиять на судьбу Галактики, ждало покаяние. И это не зависело от желания или нежелания индивидуума. Какая-то неведомая сила заставляла каждого провинившегося немедленно покаяться в содеянном.
Ходили даже легенды, будто некогда основатели лаянской цивилизации, достигнув зрелости и присягая на верность Созидателю, из самых благих побуждений – во исполнение воли Родителя галактики – будто бы изменили генетический код лаянцев. После этого каждый член общества, преступивший закон или параграф устава, уже испытывал неудержимую, генетическую потребность сознаться в содеянном.
Это вовсе не означало отсутствия свободы или какой-то там демократии. Ни в коей мере. Каждый мог городить всё, что ему вздумается, высказывать самые бредовые идеи, предлагать самые сумасбродные планы, но во всеуслышание, и без какой-нибудь самодеятельности.
Таких всегда внимательно выслушивали и пытались отыскать в их галлюцинациях рациональное зерно. При наличии оного, зерно пестовали, взращивали и вскармливали, заставляя служить конкретную фантазию сумасшедшего гражданина на благо Созидателя – Творца Галактики.
Если же зерно не обнаруживалось, то вольнодумца загружали работой так, что думать о чём-то другом он просто уже не мог.
Ходили слухи о том, что некто начал было претворять собственные фантазии в жизнь и не раскаялся при этом. По всей видимости, ген покаяния не прижился в его теле. Так этого проходимца принудили предстать пред очами Верховного Управителя Совета. Его видели входящим в зал Решений, но никто не видел его выходящим из этого зала, да и вообще никто и никогда не видел его среди живых.
И это пугало Дора Кория.
Рука дрожала над зеркальной поверхностью панели управления.
Сколько прошло времени с того момента, как Дор Корий водрузил своё тело в кресло Повелителя, было известно одному Созидателю.
Рука сенатора затекла и, казалось, уже не смогла бы ни при каких обстоятельствах опуститься на зеркальную поверхность пульта управления.
Но мысль, которая управляет всеми разумными существами, явившись Дору Корию в золотом обличье, придала ему силу и решимость.
«Земля проходит испытание, и только сейчас, только сейчас там есть единственный человек, который может положить конец творящемуся произволу. Когда закончится испытание, Властелин планеты Земля Константин Матвеев будет лишён своих полномочий, и уже более никто и никогда не сможет освободить тела землян от ярма подопытных кроликов. Только Он, и только Сейчас! Потом лаянцы найдут для своих опытов другую планету, но на это уйдут тысячелетия, а за это время законы галактики, возможно, станут боле гуманными», – так подумал Дор Корий, и рука его решительно опустилась на зеркальную поверхность.
Комната исчезла. Стены растворились в розовом тумане. Невозможно было разглядеть даже руку, лежащую на пульте управления.
Сознанию Дора Кория вновь явилось видение.
По железнодорожной насыпи бредёт уставший человек.
Слева, на горизонте, видна небольшая деревенька.
Если Властелин планеты Земля повернёт голову и увидит её, то изнеможённое тело устремится туда, в надежде найти там кров и еду.
Путь Властелина изменится, и никогда он не встретится с просветлённым землянином Николаем Громовым, а тот, в свою очередь, никогда не откроет ему великую тайну лаянцев.
Впереди, всего-то шагах в десяти, начинается лесополоса, которая скроет от глаз Константина Матвеева ненужную, ой как ненужную сейчас деревню; и тогда, через какие-то десять часов, он войдёт в дом к Николаю Громову, который поведает ему о многом, и тогда появится возможность изменить существующее положение вещей.
Голова Властелина медленно начинает поворачиваться влево.
Дор Корий создаёт чёткий мыслеобраз и отдаёт мысленный приказ Повелителю. Триада была составлена безукоризненно. И случилось Явление.
Над правым ухом усталого странника зажужжала запоздалая осенняя не то пчела, не то муха.
Константин удивился и повернул голову вправо, но увидел только носящийся перед его носом размытый силуэт насекомого. Властелин выругался матом и попытался отмахнуться от назойливого невидимого насекомого. Его ноги продолжали свой нелёгкий путь.
Один, два, три – шаги с каждым мгновением приближали Властелина к лесополосе.
Муха никак не хотела исчезать.
Четыре, пять, шесть… Человек нагнулся, сорвал растущий между шпал кустик полыни и принялся размахивать им перед своей физиономией.
…вемь, восемь, девять… Спасительный лес совсем близок.
Десять. Дор Корий убрал руку с пульта управления. Многогранная комната приняла свой обычный вид.
Через несколько минут Дора Кория уже не было в пирамиде.
Тело его тряслось от страха, ожидания расправы со стороны соплеменников и возможного небытия, но душа пела и ликовала. Он всё-таки сделал это.
* * *
Наконец наступил момент, когда сознание вернулось ко мне. Я не стал сразу открывать глаза. Тело моё медленно, опираясь на руки, приняло вертикальное положение, ноги же безвольно и отчужденно лежали на полу. Одна рука попыталась нащупать табурет. Убить бывшего ворюгу, а ныне бандита с большой дороги, сумасшедшего дебошира и бомжатскую морду, именующую себя просветлённым, было теперь делом чести и всей моей жизни.
Табуретки под рукой не оказалось. Тогда я медленно приоткрыл глаза и увидел пред собой ладонь ненавистного супостата. Я не успел впиться в неё зубами, так как она ласково легла мне на лоб.
Нежное тепло струилось из неё и мгновенно пропитало всё моё тело. Нирвана и умиротворение завладели мною. Желание убить Николашку куда-то исчезло, будто и не было его вовсе. Вместо него пришла любовь к нему и понимание того, что он намного выше меня по уровню развития и его действия не могут измеряться мерками обыкновенного среднего недоумка, такого, как я.
- Ну что? Остыл? – вкрадчиво спросил нежным голосом Николай.
- Угу, – ответил я без всякой злобы и иронии, – а что это было?
- Ничего особенного. Ты просил, я выполнил твою просьбу. Вот и всё, – Николай убрал руку со лба.
- Всё? А зачем было выполнять мою просьбу, – словно в полусне продолжал допытываться я, – я же пошутил.
- Так устроен мир. Я просветлённый и доверяю Существованию полностью. Ты часть Существования, и, если ты попросил меня дать тебе в глаз, я не смог отказать. Так же я не мог отказать тебе, когда ты попросился в мой дом.
В тот же миг во мне очнулось ехидство и потребовало слова.
- А если я прикажу тебе сейчас биться мордой об печку, ты выполнишь это? – тихим голосом уверенного в себе человека спросил я.
- Нет, – таким же тихим голосом ответил Николай и пояснил, – никому, никогда и ни в какой форме Существование не может отдать распоряжение о нанесении вреда самому себе, а если оно захочет нанести мне вред, то сделает это через кого угодно, только не моими собственными руками. Я же приму это безропотно.
- Иными словами, – воодушевилось моё возродившееся из пепла эго, – если я сейчас возьму тебя за шкварник и буду бить твоей просветлённой головой об печь, то ты воспримешь это как наказанье божье и рыпаться не будешь? Так?
Мои глаза смотрели прямо в лицо Просветлённого. Тот немного сник и тихо ответил:
- Так.
Отвратительная моя часть возрадовалась до предела. В такт ей вторил мой бортовой компьютер – ум. Он начал рисовать одну за другой картины невиданной кровавой расправы над Николаем Громовым.
Сначала его лицо превращалось бы в кровавое месиво, в котором с трудом угадывались черты, некогда принадлежавшие Просветлённому. Затем лоб его покрылся бы гигантскими шишками, похожими на рога. Затем Громов заорал бы, как недорезанная свинья, корчась на полу с переломанными руками и ногами. Затем…
Мгновенная вспышка осознания прервала этот парад бессмысленной жестокости. Сущность, отделившись от тела, смотрела на него со стороны и с укором изрекла: «Посмотрите пожалуйста! И это Властелин мира, Божество планеты Земля, Сыне Божий, наречённый таковым самим Созидателем. Позор!!!»
Затем она снова шмыгнула в тело, и пунцовая краска залила мои щёки.
- Прости меня, Николай Громов, – вымолвили мои уста сами по себе, и голова склонилась до колен.
- Да ладно, чего уж там, – Просветлённый улыбнулся загадочной улыбкой и добавил: – А я уж думал, ты меня и впрямь пятаком об печь.
Мы оба заржали, как лошади, и звуки эти слышны были, должно быть, в вагонах громыхавшего мимо поезда.
* * *
Виртуальный зал слушаний гудел, как растревоженный улей.
Шутка ли – тысячелетняя история беспрекословного подчинения лаянцев установленным законам и требованиям иерархии прервалась. Произошло несанкционированное вмешательство в процесс эволюционного развития планеты Земля. Поговаривали, что это проделки Дора Кория. Что будто бы он самолично воспользовался Повелителем и произвёл воздействие, направленное на самого Властелина планеты. Кто выдвинул предположение, что таким поступком Дор Корий протестовал против использования планеты Земля в программе воспитания и обучения лаянских инженеров.
Имя сенатора не сходило с уст его коллег. Разумно было бы найти Дора Кория и расспросить обо всём его самого, но сенатора нигде не было видно, и он не откликался на вызовы даже высокопоставленных иерархов.
Никто не мог или не хотел произнести то, что было у всех на уме, но что явилось логическим завершением совершённого ослушником поступка. Но слухи есть слухи, и они просачивались и отлагались в сознании каждого Воплотителя. Поговаривали, что Дора Кория дизинтегрировали. И что самое страшное, такому же воздействию подверглись все его потомки – все девятнадцать детей, сорок пять внуков и правнуков. Лаянская цивилизация должна исключить подобные проявления в будущем.
Наконец заседание началось. Верховный управитель нажал на кнопку, и в зале раздался завораживающий звук фанфар.
К удивлению собравшихся, он не стал затрагивать проблему ослушания и причинения возможного ущерба всей лаянской цивилизации. Он просто довёл до воплотителей информацию о том, что комитет по надзору за равными возможностями цивилизаций на эволюционном пути совместно с Большим галактическим Советом лаянской цивилизации приступил к рассмотрению вопроса о снятии с планеты Земля статуса тренинг-зоны. Зона, как известно, до начала испытания на эволюционную зрелость использовалась для проверки качества подготовки лаянских инженеров, претендующих на звание Воплотителей идей Творца.
Кроме этого, в повестке дня стояли ещё несколько вопросов, касающихся административного устройства изолированных миров.
Все собравшиеся понимали, что это просто уловка Верховного. Он, конечно же, знал, что слух о содеянном уже разнёсся по галактике, и знал также, что отсутствие на заседании Дора Кория будет всеми истолковано правильно.
Однако внезапная активизация работы комитета по надзору за равными возможностями удивила членов собрания, и даже внушила надежду на возможность снисхождения в отношении Дора Кория и членов его семьи.
Верховный не подтвердил и не опровергнул слухи, касаемые Дора Кория и его родственников. Постепенно все всё узнают, сделают выводы и постепенно забудут о случившемся до той поры, пока у кого-то не возникнет желание нарушить установившийся порядок вещей. Вот тогда незримый призрак Дора Кория и напомнит о себе.
* * *
Дружеские посиделки Властелина и Просветлённого продлились до глубокой ночи.
На сей раз на столе не было солёных огурцов с молоком, а кроме хлеба, появилась весьма неплохая колбаска домашнего изготовления, бутылочка красного сухого вина, сыр, сотворённый из козьего молока, яблоки, груши, виноград, а на полу, подле лаза в подпол, стояли приговорённые к уничтожению домашние заготовки: грибы, закуски, томатный сок.
Я подумал, что грибы и прочая хрень плохо сочетаются с прекрасным вином.
Николай уловил нить моих мыслей и сказал:
- Это на завтра. Но если хочешь, то пожалуйста.
Скажи, Николай, – перевёл я разговор в другое русло, – а почему, как только я преступил порог твоего дома, ты обозвал меня «зомби», «марионеткой» и ещё только как не называл? Чем я заслужил твою немилость?
Громов погрустнел, положил на стол надкусанный ломтик хлеба, подумал немного, отодвинул его в сторону подальше от себя, посмотрел на меня своими бездонными глазами и сказал:
- Это не твоя беда, а общая, всего рода людского. Только не знаю, надо ли тебе всё знать. Знаю точно, что легче тебе от этого знания не станет, а вот тяжелее будет, причём в тысячу раз.
Теперь уже у меня не полез кусок в горло. Я отложил свой бутерброд с колбасой, подумал немного и тоже отодвинул его подальше от себя, собрал в кулак всю свою энергию, уставил свой взгляд прямо меж бровей Просветлённого и прошипел:
- Пусть будет хуже и в миллион раз, но я всё-таки Властелин и должен знать всё, что касается нашей жизни, нашей планеты, в конце концов. Так что выкладывай! Не томи!
Николай смотрел на меня, как заботливая мать смотрит на неразумное дитя, прикидывал, осилю ли я столь тяжёлую ношу иль нет. Что он увидел во мне? Что подсказала ему его интуиция? Я же маской на своей физиономии пытался внушить Просветлённому, что ему не удастся утаить тайну вселенскую от меня – Властелина планеты Земля.
«Тьфу! Глупость какая! Властелин хренов! Сижу в этой дыре, денег нет, власть и ту дома оставил, хлебом побираюсь, а туда же – Властелин!»
- Ладно. Никому бы не сказал, да кабы и сказал, так не понял бы никто, да и не поверил бы. Это уж точно. Но ты другое дело. Ты хоть и формальный, но царь, Властелин, то есть.
Я благодарно склонил голову. Слово царь почему-то показалось мне более звучным и подходящим к моему сану, чем моё нынешнее звание Властелина планеты. Проклятое эго.
Николай меж тем продолжал:
-Ты, наверное, догадался, что лаянская цивилизация по возрасту чуть моложе самого Созидателя, Господа нашего?
Я согласно кивнул головой.
- Так вот! Чуть меньше миллиона лет тому назад в галактике начали случаться катастрофы вселенского масштаба одна за другой. Сверхновые вспыхивали, как новогодние огни. Туманности не желали исполнять своё предназначение. Чёрная энергия противилась творению жизни. Господь, кстати сказать, не такой уж большой выдумщик. Одни и те же явления происходят и во Вселенной, и в Галактике, и на нашей планете, да и на других тоже, только масштаб у этих явлений разный.
- Я знаю об этом, – поторопил я Просветлённого, желая поскорее узнать суть.
- Например, рождение и смерть. Они одинаково присутствуют во всём проявленном мироздании, – он будто не слышал меня. – На нашей планете тоже постоянно что-то взрывается, тонет, гибнут люди по чьей-то вине. Причина всего этого была хорошо известна лаянцам, как известна и нам, людям. Это – человеческий фактор. Кто-то где-то не доучился и не допетрил, не правильно рассчитал, не предусмотрел, соединил не те провода, не доглядел. И вот – ба-бах, труд десятков тысяч соплеменников вместе с сотней человеческих жизней идёт ко дну. В масштабах галактики в небытие уходят тысячи солнц со всем населением, крутящихся вокруг них планет.
На Земле в ряде случаев для предотвращения просчётов применяют компьютерное моделирование, макетирование, анализ и тому подобное, но иногда опыты ставят на животных, и даже на людях. Опыты на животных ставят в основном медики, на людях – военные. С точки зрения человеческой морали иногда это оправдано. Посуди сам: трудно представить себе, чтобы врача-хирурга обучали профессии при помощи ноутбука. Только практика на живых организмах позволит ему приобрести необходимую квалификацию.
Николай умолк, склонил голову, поскрёб ногтем по столу и продолжил:
- Хотя человечнее было бы, если бы врачи практиковались на врачах. Зная, что сами могут стать объектом опытов, к другим бы имели гораздо большее сочувствие и сострадание. Но люди – существа полудикие, и редко кто из ставящих опыты на живых организмах сострадает вместе с ними хотя бы в душе, особенно, если работа ведётся над созданием смертоносного оружия.
Стороннему наблюдателю речь Николая Громова могла бы показаться мудрой, в чём-то даже душещипательной, но я всё это прекрасно знал, много об этом думал и сделал многое для облегчения страданий всякой живности, включая людей. Правда, работы в этом направлении предстояло ещё немерено.
Тут мои мысли унеслись в мой город – столицу мира, в мой дом, к Рите, любимому сынишке, к силе, дарованной мне лаянцами и валяющейся сиротливо на покрытых пылью полках где–нибудь в чулане. Я вспомнил о моих собаках и кошках. Мне стало так жаль себя, сидящего с этим сумасбродным Просветлённым в его старой лачуге. Мне, обладающим титулом Властелина планеты, но не имеющим возможности хоть на мгновение очутиться у себя дома – в уголках глаз невольно выступили скупые властелиновы слёзы.
Голос Николая доносился как будто бы издалека. Он повествовал и пытался вбить в мои ничего невоспринимающие мозги легенду о том, как лаянцы поняли, что обучать божественных специалистов – строителей галактики, можно только на живом материале. Что только тогда можно познать цену ошибки, когда результатом её станет гибель или страдания миллионов разумных существ, разрушение их уклада жизни, вымирание целых видов флоры и фауны, или пусть даже смерть целой планеты.
Николай вдруг, ни с того ни с сего, громко хлопнул в ладоши.
Мои мечты разом испарились, как капля воды испаряется, коснувшись раскалённой плиты.
Громов улыбнулся и громко крикнул:
- Проснись, зомби!
Его окрик окончательно вернул меня в существующую реальность.
- Да, я… Простите, Николай! Вдруг вспомнился дом, жена, – я густо покраснел.
- Быть собой надо двадцать четыре часа в сутки, а иначе погрязнешь в механичности, а это удел марионеток, а не царей.
Он налил себе глоток вина и выпил его, явно наслаждаясь творимым действом, затем продолжил как ни в чём не бывало:
– Для целей проведения обучения необходимо было выбрать планету. Ею по воле злого рока оказалась Земля. Одна во всей галактике. Одна из множества миллиардов. Беззащитная и обречённая.
- Получается, что лаянцы уподобились фашистам, ставящим в концлагерях опыты на живых людях? – гневно выпалил я.
- Не совсем. Те изверги творили беззаконие, чтобы завладеть всем миром, а лаянцы жертвовали одной клеткой организма ради процветания всей галактики. Это скорее похоже на то, как больной добровольно сдаёт каплю крови на анализ, чтобы ему было назначено правильное лечение и чтобы результатом этого стало идеальное здоровье.
- Вот именно! Добровольно! – заёрзал я на стуле. – А нас кто спрашивал?!
- Ты не правильно понял принцип добровольности. Больной сдаёт кровь добровольно, но ту самую каплю крови никто не спрашивает, хочет она того или нет. А ведь она часть живого организма и, следовательно, тоже живая. После проведённых анализов ей будет плохо: она умрёт, но организм останется процветать, и, что главное, жить.
- Ни-знай-ни-знааай! – нараспев протянул я. – А как же декларации о том, что не только индивидуум живёт для общества, но и общество существует для отдельного индивидуума?
- Декларации – есть желаемое, суть – идеал, а на деле они выполняются? – Николай посмотрел на меня как бы сверху вниз, и я инстинктивно съёжился. – Нет! Нет и никогда!
Мне стало тоскливо, и Просветлённый, почувствовав это, попытался приободрить меня:
- Если бы ты знал, сколько копий было сломано до того, как решение было принято. Достаточно сказать, что на принятие его ушло, по земным меркам, примерно сто тысяч лет.
- Но как? Как они это делают? И что они делают?
- На одной из планет галактики стоит гигантская пирамида, которая является первичной обмоткой трансформатора хронального поля, – Громов посмотрел на меня из подлобья и сказал: – Не напрягай особо свои извилины, первое такое устройство появится на Земле только лет через пятьсот. Хотя вторичная его обмотка уже существует на нашей планете в виде целой сети пирамид, которые принимают исходящий сигнал и воздействуют на матрицу планеты, изменяя её.
Я удивлённо поднял брови:
- Уж не пирамида ли это Хеопса?
- И она тоже. А кроме неё, ещё три сотни больших и малых пирамид, разбросанных по всему свету.
- Но она же сделана из простого камня, как же может она … .
- Пирамида может быть сделана хоть из сушёного коровьего дерьма. Материал имеет значение только для первичной обмотки. Для земных пирамид важна лишь форма и расположение относительно сторон света. Внутри пирамид нет никаких устройств или механизмов, – Просветлённый допил оставшуюся в бокале каплю вина, со смаком размазал её языком по нёбу и продолжил, – Они работают на принципах магии. Кому, как не тебе знать: для того, чтобы исполнялись твои желания, и пирамид-то никаких не нужно. Но это только на Земле. Исполнение желаний в галактическом масштабе без них невозможно. Однако, друг мой, темнеет ныне рано, а тебе надо ещё за водичкой на ключ сбегать да дровишек наколоть. Так что, за дело!
* * *
На внеплановом заседании Большого галактического Совета рассматривался вопрос о том, стоит ли прекращать испытание на эволюционную зрелость планеты Земля в связи с вмешательством одного из сенаторов в естественный ход эксперимента.
Выступающих набралось более сотни. Были проведены расчёты возможных последствий, но ни один из них не мог с вероятностью «единица» предсказать действия наречённого Сыном Божьим Властелина планеты Земля, Константина Матвеева после его встречи с Просветлённым – Николаем Громовым.
Поступили предложения стереть память Матвееву об общении с Просветлённым, после чего заставить его продолжить скитания по белу свету, вывести его из дальнейшего участия в испытании, приковав к постели болезнью, вообще лишить его жизни ради сохранения чистоты эксперимента, и даже прервать эксперимент и оставить Землю на прежней эволюционной ступени.
Всем выступающим было понятно, что галактическими законами лаянцам запрещено было касаться жизни просветлённых, и поэтому все их предложения касались только воздействия на Властелина планеты.
Однако Верховный подвёл итоги состоявшейся полемики неожиданным предположением: возможно, что поступками Дора Кория руководил сам Созидатель и тогда, какие бы действия не предприняли лаянцы, они будут направлены вразрез воле Господа. Особенно смущал тот факт, что воздействие было произведено не просто на Властелина планеты, а на человека, наречённого Сыном Божьим самим Созидателем. И ещё более странным было то, что Созидатель не вмешался в действия сенатора.
Такой поворот дела озадачил присутствующих, а некоторых из них заставил почувствовать себя виноватыми за распространение нелепых слухов.
* * *
Проснулся я оттого, что кто-то чем-то шебуршал. Один мой глаз с неохотой открылся. Второму показалось нетактично дремать одному, и он тоже разверз свои веки.
Звуки, похожие на работу ручной мясорубки, доносились из-за занавески. Интуиция подсказала мне, что на завтрак будет что-то мясное, и уголки сознания, ответственные за пищеварение, возрадовались.
Я тихо встал, не желая прерывать своим пробуждением магический процесс сотворения, заправил постель, и, когда носик умывальника предательски звякнул, услышал голос Николая:
- Доброе утро, господин Властелин! Сегодня я сотворю для Вас изысканный завтрак.
- Спасибо, но я могу обойтись и солёным огурцом со стаканом молока, – не замедлил съязвить я.
- Как скажешь. Ты Существование, а если Существование требует молока с огурцом, я не могу перечить. – И мясорубка угрожающе затихла.
- Нет! Нет! Я пошутил! С удовольствием удостоверюсь в ваших кулинарных талантах.
- То-то! – Громов громко заржал, и мне ничего не оставалось, как присоединиться к нему.
Бог вразумил Николая подать к столу настоящий бифштекс с жареной картошкой и яичницей. Я чуть не заплакал от счастья! Наконец-то – поесть настоящей, привычной мне еды! И от грустных воспоминаний о доме, который именовался теперь резиденцией, о жене, которую теперь можно было назвать брошенкой. А сын-беспризорник, отец которого был некогда самым могущественным человеком Земли, а теперь скатился на уровень бомжа, плачущего при виде самого обыкновенного бифштекса? Расплачешься тут…
Отошли на задний план лаянцы с их испытаниями на эволюционную зрелость, пирамиды и, даже Созидатель не удостоился благодарственного упоминания при виде столь притягательного и давно забытого яства.
Несмотря на царское угощение, электрофорная машина внутри меня перестала крутиться, энергия иссякла, мир стал мне неинтересен, халупа просветлённого вызывала у меня приступ тошноты, моё нынешнее положение толкало к суициду. Но ноги мои хотели идти, идти и идти, причём по направлению к дому.
Я отпросился у Николая погулять, пообещав вымыть посуду после прогулки.
Он без слов понял моё состояние и возражать не стал.
Выйдя во двор, я топнул ногой на шавку, норовящую тяпнуть меня за ногу, поднялся на насыпь, встал между рельсами, с зелёной-зелёной тоской посмотрел в ту сторону, откуда пришёл, туда, где ждали меня дом, родные и даже никчемная, казалось бы, живность.
Желание порешить себя исчезло примерно через час. Электрофорная машина завертелась снова, и жизнь медленно начала пульсировать в обычном своём ритме.
Побродив некоторое время, я вернулся. Зайдя в дом, я решил не тратить время попусту и, сбросив куртёшку, сразу спросил Николая:
- А что если разрушить все пирамиды? Над нами перестанут глумиться?
Громов, не дождавшись меня, решил убрать со стола, вымыть посуду и как раз заканчивал этот не очень-то приятный, но необходимый процесс. Он не торопился ответить мне, протёр полотенцем последнюю тарелку, аккуратно положил её в сушилку и знаком пригласил меня сесть.
Когда мы сели друг против друга, он заговорил:
- Ты не слушаешь! Пирамиды тут ни при чём. Точнее сказать, ни при чём тело пирамид. Это магия. Разрушишь тело – останется сформированная за тысячелетия сущность, или душа, как тебе больше нравится. И функцию свою они будут выполнять вне зависимости оттого, есть ли у них форма или нет. Это первое.
Во-вторых, всё это не так уж плохо. Галактические инженеры учатся. Как и на Земле, они делают и защищают дипломные проекты. Цель этих проектов – созидание. Каждый дипломник должен создать некий живой организм: будь то насекомое или растение, который органично впишется в существующую земную фауну или флору.
Уверяю тебя, что сегодняшнее многообразие живности на нашей прекрасной планете – это заслуга лаянцев. Всего несколько тысячелетий назад животный и растительный мир был намного скуднее. Каждая птаха, каждое растение – это дипломный проект одного из лаянцев, претендента на звание инженера – строителя галактики. И только когда творение его не нарушает существующую на Земле гармонию, и даже наоборот, делает природу более гармоничной, ему даётся право воплощать в жизнь замыслы Созидателя.
- А ядовитые пауки и скорпионы тоже их рук дело? – съязвил я.
- Конечно. А ты что хотел, чтобы вокруг нас резвились только райские птички?
- Да, было бы неплохо, кабы не было комаров, мух и прочей кровососущей братии, – сказал я, с силой шлёпнув себя по щеке, куда только что приземлился взявшийся невесть откуда комар.
- Не будет насекомых, – не будет райских птичек, – Николай изрёк прописную истину, – это и есть гармония.
- Ну а если что-то не получится? Что тогда?
- Ничего особенного. Если творение не гармонирует с существующим миром, оно вымирает, а тот, кто его создал, направляется на дополнительное обучение, после чего получает очередной шанс.
- И это всё благодаря пирамидам? – я с недоверием посмотрел на Николая.
- Да, они воздействуют на матрицу планеты.
- А как же живность появлялась на Земле миллионы лет назад, до того, как появились пирамиды? – не сдавался я.
- Необходимая популяция доставлялась сюда космическими экспедициями. Кстати сказать, именно потому, что на нашей планете проверяется качество дипломных работ, она является одним из прекраснейших уголков не только галактики, но и всей вселенной.
- Но ведь бывают ошибки, или точнее сказать некачественные проекты?
- Да бывают, хотя, пожалуй, и не так много, – Николай почесал затылок.
- Ну, если какое-то создание несовершенно, то оно само собой не приживается и отмирает, а что касаемо воздействия на людей, на общество, какие последствия вызывают допущенные ошибки для них. Наверное, все войны происходят из-за некачественных дипломных проектов?
- Войны не имеют к этому отношения. Они инструмент познания рода человеческого самих себя. Хотя отдельные их эпизоды являются следствием допущенных, зачастую ещё в довоенное время, просчётов.
- Например? – нетерпеливо спросил я.
- Хиросима и Нагасаки, – угрюмо ответил Громов, – этих бомбардировок не должно было быть. Они следствие недоработки некоторых аспектов проекта. Если быть точным, то Япония не должна была вступать в войну. Следствием ошибки явился Пирл Харбор, а отголоском Пирл Харбора – Хиросима и Нагасаки.
На некоторое время в доме воцарилась тишина. Я прервал её вопросом:
- А есть примеры ошибок, повлиявших на судьбы людей в мирное время?
- Карибский кризис, Чернобыль, разрушение небоскрёбов-близнецов в Нью-Йорке, наводнения и цунами, а так же более мелкие катаклизмы.
Снова минута молчания.
- Зато этих горе-дипломников отправили работать мусорщиками. Представляешь, что они могли натворить в галактике?! Что интересно, в виртуальных работах у этих парней было всё о-кей.
- Да! Задали вы мне, Николай Громов, задачку. Чувствую, кончилась моя спокойная бродячая жизнь.
- Кончилась, – подтвердил Просветлённый, – но если позволите Ваше царское Величество, я открою Вам ещё один секрет, который на Земле знают только просветлённые, а из простых смертных будешь знать только ты один. Он поможет тебе жить и работать более спокойно, более взвешенно, без заносчивости и амбиций, но нанесёт смертельный удар по твоему разбухшему эго, твоему самолюбию, принизит не только твою значимость, но и значимость всех людей на планете, от последнего недоумка до самых видных личностей, живущих во все времена.
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо слов из моих уст выпали лишь слабые гортанные звуки, настолько слова Просветлённого удивили и озадачили меня:
- Э-э-э! Да-а-а…! А-а-а…?
Громов улыбнулся самой серьёзной улыбкой, какую мне приходилось видеть за всю свою жизнь и спросил:
- Как ты думаешь, какое из существ стоит на вершине эволюционной лестницы?
- Конечно же, человек, – не раздумывая, выпалил я, – то есть человек осознанный, просветлённый, такой как Вы.
- А как ты можешь охарактеризовать просветлённых? И чем они отличаются от других живых существ этой планеты?
Меня насторожили слова «этой планеты» и «других живых существ», но я решил не давать воли воображению и прикинулся шлангом:
- Это люди, осознающие себя двадцать четыре часа в сутки.
- А что такое – осознавать себя круглые сутки?
Вопрос был с подвохом, но я продолжил диалог в стиле тупого бюргера:
- Контроль над мыслительным процессом, отсутствие механичности, умение чётко ставить перед собой определённые цели и достигать их.
- И всё же, чем ещё могут блеснуть просветлённые?
- Ну, наверное, передают знания простым смертным.
- Ты думаешь, я подрабатываю в сельской школе?
- Нет, но меня же Вы учите уму-разуму, – у меня на лбу выступила испарина, как некогда на экзамене в институте.
Николай встал, обошёл вокруг стола, подошёл ко мне и, опершись рукой на стол, сказал:
- Константин!
От такого обращения я съёжился, словно ожидая удара, осторожно повернул голову, посмотрел на Николая снизу вверх и с осторожностью произнёс:
- Чё?
- Запоминай! Главное отличие в возможностях. Нам подвластны все силы природы, включая космические, но никогда ни один просветлённый не использует их для достижения каких-либо целей по своему усмотрению, иначе говоря, мы есть резерв Созидателя. Он и только он может дать нам полномочия на вмешательство в дела кого бы то ни было. Понял?
Я послушно кивнул головой.
- Отсюда вытекает второе отличие: мы полностью доверяем Существованию. Мы просто идём по жизни и принимаем всё, что нам даётся на этом отрезке пути. Если бы сейчас пришёл мой смертный час, я не стал бы, в отличие от тебя, клянчить пощады и не попытался бы продлить всеми правдами и неправдами свою жизнь, а безропотно, без сожаления, принял бы это как данность.
Николай преобразился. Его голос стал похож на голос рассерженного Всевышнего, во всяком случае, как я себе его представляю.
- Но всё же мы воздействуем на существование, и притом отрицательным образом. Мы должны есть, и для этого мы вынуждены иногда брать жизни других живых существ без их согласия. Как сегодняшний бифштекс, понравился? – вдруг неожиданно сменил тему Просветлённый.
- Очень вкусно, спасибо! – ответил я, хотя не понял вопроса.
- Не все просветлённые едят мясо, но зато они едят укроп, зелёный лук, редиску, а их тоже приходится убивать. Кроме того, мы вдыхаем кислород, а выдыхаем углекислый газ. Какаем, наконец! И добавляем к семи миллионам тонн испражнений, которые каждый день вываливают на Землю-матушку твои соплеменники, свои килограммы.
Я был шокирован такими подробностями и, чтобы хоть как-то сгладить такую откровенность, произнёс:
- Все так! Закон природы. Никуда не денешься.
- Нет не все! – категорично возразил Громов, – вам уподоблены только просветлённые первой ступени. Но Земля принадлежит не нам, а принадлежит она просветлённым высшей ступени. Ради них она сотворена и является последним их пристанищем в проявленном мире. После того, как они заканчивают свой путь на Земле, никогда более не претерпевают они воплощения в грубых материальных мирах.
- Тогда выходит… – попытался я сказать о своей догадке, но Громов не дал мне слова.
- Тогда выходит, что вмешательство лаянцев в дела людские не более безнравственно, чем вмешательство людей в жизнь лабораторных крыс, ведь высшей целью существования планеты Земля не являются ни люди, ни крысы.
Я был опустошён. Моя энергия иссякла, и переваривать всё новую и новую информацию уже не хватало сил. Мне показалось, что если открою рот, то упаду замертво. И всё же я его открыл:
- А кто?
- Просветлённые высшей ступени. Те, кто не только осознан, но и имеет связь с космосом двадцать четыре часа в сутки. Те, у кого нет целей и кто не ищет путей для их достижения. Сама жизнь является целью. Те, кто не извергает из себя нечистоты, а созидает живительную субстанцию, так необходимую всему живущему на земле, кто не потребляет, а только даёт, и делает жизнь лучше. Те, кто предан Существованию и бессловестно жертвует собой во имя Него, даже ради никчемных, казалось бы, форм жизни. Те, кого мы видим каждый день, но не замечаем. Те, кто служат нам, как только Великий и Истинный владыка может служить своему народу, кто дарит прохладу в зной, тепло в мороз и является источником благосостояния. Те, кто является вершиной эволюции на Земле. Наконец те, которые живут и развиваются в соответствии с величественным геномом, превосходящим по числу генов человеческий геном в два раза.
К твоему сведению, у человека, равно как и у просветлённого первой ступени, жизнедеятельность обусловлена двадцатью восьмью тысячью генов, а тела просветлённых высшей ступени содержат пятьдесят шесть тысяч генов. Теперь включи свои заплесневелые извилины и скажи мне, кто они? Догадался, о ком идёт речь?
Я посмотрел на Николая выпученными от внутричерепного давления – следствием попавшего в мою голову обилия сказочной информации – глазами, попытался изобразить на лице маску сосредоточенной работы мысли, и когда понял, что ничего не получается, ляпнул наобум:
- Слоны?
Николай внимательно посмотрел на меня, как психотерапевт смотрит на своего пациента, символически сплюнул, махнул рукой и пренебрежительно процедил сквозь зубы:
- Сам ты «слоны»!
Он подошёл к кадке с водой, зачерпнул кружкой воды, но пить не стал, а вылил воду обратно, снова повернулся ко мне, улыбнулся и, как бы шутя, нараспев произнёс:
- От те-е! Послал же Бог Властелина!
Я не понял, то ли аудиенция окончена, то ли он решил добить меня ещё кое-чем, но на всякий случай не двинулся с места.
Николай пристально посмотрел на меня и жёстким, не терпящим возражения голосом сказал:
- А теперь тебе пора!
- Куда? – растерянно спросил я.
- Куда-куда? Домой, куда же ещё.
- Но я же ещё не прошёл и тысячи миль. И кроме встречи с тобой, по сути, ничего интересного и не встретил, – меня ошарашило предложение Просветлённого, – да и что мне делать дома-то?
- Всё, что тебе надо было получить в этом путешествии, ты уже получил. Теперь возвращайся и работай.
Такой поворот дел лишил меня возможности мыслить логически:
- И что мне теперь со всем этим делать? И кто эти просветлённые?
Николай хитро прищурил глаза, улыбнулся, почти захихикал и сказал:
- Ишь, чего захотел! Чтобы я ещё и поработал за тебя. Ты Властелин, тебе и решать, что делать, а у меня своих забот хватает. Так что, дорогуша, – в путь! А что касается просветлённых, то ещё до того, как прибудешь домой, встретишь их тысячи. Увидишь, передай от меня привет, нет – оставь дела государственные и устройся на работу садовником или кочегаром.
- Ладно! Завтра утром уйду, – обиделся я на то, что Просветлённый так бесцеремонно выставляет меня на улицу, несмотря на то, что на улице уже выпал первый снег, да при этом ещё и издевается надо мной, сомневаясь в моих способностях.
- Не завтра, сегодня! – строго, как отрезал, сказал Громов.
- Так уж смеркается, – пытался я выторговать хоть одну ночку, – куда я сейчас?
- Пройдёшь по железной дороге два километра, там станция, поезд через два часа, как раз успеешь, – Николай вынул из сковородки два бифштекса и положил их в старый, многоразовый перестиранный полиэтиленовый пакет. Туда же втиснулись два яйца и пригоршня уже остывшей картошки.
Я проскулил, как можно жалостливей:
- Спасибо за гостеприимство. Я сейчас уйду, только на станцию не пойду, пойду обратно, а то у меня денег-то нет ни копейки.
Николай отрезал четвертинку хлеба, запихал в другой пакет, сунул мне оба пакета в руки и с издевкой произнёс:
- Эх ты! А ещё царь! – затем открыл какой-то ящичек, достал оттуда несколько купюр, два раза пересчитал их, дал мне и произнёс: – этого должно хватить. Завтра будешь дома. Прощай!
Поезд пытался меня убаюкать серенадой постукивающих колёс. Тело моё и не прочь было спрятаться в мире грёз, измученное сильным переживанием последних часов, но ум не давал ему этого сделать, работая, как взбесившийся генератор, он генерировал, генерировал, генерировал нечёткие, неясные и расплывчатые мысли одну за другой.
Но всесильная ночь, с лёгкостью справлявшаяся с миллиардами таких хлюпиков, как я, и на этот раз сделала своё дело.
Однако сон не был крепким и периодически возвращал меня в реальность, особенно на железнодорожных стрелках, которые расшатывали вагон, как девятибалльный шторм расшатывает в море корабли. И, тем не менее, лейтмотив сна преследовал меня до самого пробуждения.
Сначала обрюзгшие лаянцы затащили меня на операционный стол, установленный на вершине пирамиды. Они привязали моё тело к столу ремнями, включили яркий свет, который ослепил меня, и я с ужасом понял, что это был хирургический стол.
Молодые – я это чувствовал – но тоже обрюзгшие лаяночки, ассистировавшие хирургам, судя по звуку, вынимали из пластмассовых контейнеров хирургические инструменты.
В голове родилась мысль, что мне предстоит держать ответ за всё человечество, и я, подобно Христу, искуплю все страдания, которые человечество испытало от недоучек-лаянцев.
В следующий момент моё сознание уже парило над пирамидой, и я увидел, как невдалеке от пирамиды возникли две ярчайшие вспышки, который вскоре превратились в чёрные грибовидные творения.
«Разве Хиросима и Нагасаки находятся в Египте?» – подумал я, и вслед за этим грибы от ядерных взрывов растворились, и вместо них появились миллионы слонов. Они занимали всё пространство, которое охватывал глаз: от основания пирамиды до горизонта.
Слоны толпились вокруг и толкали друг друга. Вдруг некоторые из них начали карабкаться на пирамиду. Вслед за первопроходцами на пирамиду ринулось всё стадо. Они всё ближе и ближе подбирались к вершине и наконец достигли её.
Их целью оказались лаянцы. Слоны топтали их, а те визжали, изворачивались, не удерживались на вершине и с криком падали вниз.
Я понял, что слоны спасли меня, и низко склонил перед ними голову.
* * *
После утреннего чая я внимательно осмотрел салон плацкартного вагона, но кроме мешочников, детей и стариков, никого, напоминающего просветлённого, не увидел. «Может быть, это дети», – подумал я, но, вспомнив характеристики просветлённых высшего уровня, данные мне Громовым, отбросил эту мысль. Тем паче, что детей в вагоне явно не насчитывалось тысячи. Когда я понял это, то уткнулся носом в стекло и обратил свой взор наружу, но там просветлённых тоже не наблюдалось – перед окном проплывали небольшие перелески, да засыпанные первым снегом поля.
Поезд уже протискивался меж построек промзоны, приближаясь к центру столицы мира. За всё время пути никого из просветлённых не то что встретить, заметить не удалось.
Я был явно расстроен. «Может быть, всё, что наговорил мне Громов, выдавая себя за просветлённого не более чем бредни душевнобольного, который волею судьбы умеет читать чужие мысли?» – спрашивал я сам себя. Такой вариант исключать было нельзя. Но уж слишком много знал Громов, чего не знал я и, следовательно, этого не могло быть в моих мыслях, и уж слишком гладко обо всём этом рассказывал. Да и сердце подсказывало, что все мои страхи не более, чем плод моего больного воображения.
Получалось, что по совету Громова мне нужно было идти в дворники или кочегары.
Вагон сильно тряхнуло на одной из многочисленных стрелок, и я, не удержавшись, слегка ударился затылком о перегородку. И, вроде бы, что с того? Но будто молния сверкнула, пронзила землю предо мной и высветила картину единства и гармонии мира, которая сводилась в общем и целом к одному из библейских афоризмов:
Всё суета, суета, суета,
суета, суета,
суета,
суета, суета,
суета, суета, суета.
И легко вдруг сделалось на сердце необычайно, от осознания суетной сущности мира, от понимания того, что никем и ничем не надо управлять, никого не надо строить и учить маршировать. Мир развивается сам по себе. Дирижёр не требуется. Броуновское движение лежит в основе красоты, гармонии и эволюции. Случайность – вот источник всего сущего. Если допустить, что это те так, то после смерти этой вселенной, следующая будет сильно смахивать на предыдущую. Так в чём смысл?
А Созидатель? Он созидает. Созидает среду для броуновского движения, творит его участников. Но ни в коей мере не управляет ими.
Стало смешно. Как я был горд тем, что дважды спасал планету от неминуемой смерти. И что? Что было бы, если б не спас? Ничего особенного: вместо одной цивилизации возникла бы другая, только и всего.
Стало смешно, что я на полном серьёзе собирался отомстить лаянцам за то, что они используют Землю в качестве тренажёра. И что? Пусть себе. Не будут использовать нас, будут других, а это лучше? Так постановила великая сила Броуновского движения, так нам ли это разрушать. Придёт время, всё изменится само собой.
Внутри меня появилась пустота, которая начала заполняться божественным спокойствием, радостью бытия и благодарностью за то, что базоны Хикса совершенно случайно соединились именно в таком порядке и создали меня и мир, в котором я живу. Благодарностью ни к кому. Ни к Богу, ни к Дъяволу, ни к небесам, ни к недрам. Спасибо всем. Или всему. И никому.
На перроне гремел оркестр. Кого-то встречали бравурными маршами. Оказалось, меня. Красная ковровая дорожка, атрибут культа личности, счастливые лица и слёзы радости горожан, особо счастливые и преданные маски на лицах чиновников – лишнее подтверждение тому, как не управляй, как не новаторствуй, – всё идёт своим чередом.
Что-то сломалось, хрустнуло внутри. Что-то освободилось и выпорхнуло наружу.
В полусне держал я дежурную речь, но сограждане не понимали этого и были счастливы возвращению Властелина. Спроси каждого из них: чем вам было хуже без него, – не ответят. Суета, суета, суета.
Громов шутник. Весь этот балаган – трогательная встреча обросшего и далеко не презентабельного человека – конечно же, дело рук Громова, я не сомневался.
Уйду! Уйду в садовники!
Дом. Жена. Сын у тёщи, чтобы не мешать обычному человеческому счастью, встрече мужчины и женщины. Безразличные кошки. Что-то вспомнившие собаки. Соитие. Ещё соитие. Ещё раз, но нет, это уже секс.
Расслабленное тело лежало в постели. Рука механически гладила хрупкую талию, а ум не переставал трудиться ни на минуту.
Вот она сила. Протяни руку и она снова твоя. Ты снова Властелин, творец, почти Бог. Ха-ха-ха! Бог? Пришёл в этот мир с голой задницей, а уйдёшь в бумажном костюме, что тоже равносильно голой заднице. Бог, едри-твою-налево!
Ночь. Мерное посапывание Риты. Я осторожно, чтобы не разбудить безвинное создание, выскальзываю из-под одеяла и облачаюсь в разбросанные по полу шмотки.
Дверь предательски скрипнула, но не столь сильно, чтобы вновь возбудить утомлённую самку.
Снег. Удивлённые собачьи морды, высовывающиеся из конуры.
Я снова взял её в свои руки. Сила, дарованная мне лаянцами, снова при мне.
Как сложен мир! Созидатели, лаянцы, просветлённые и непросветлённые. Сытые и голодные. Богатые и бедные. Кто я такой, чтобы мешать им всем в их беспорядочном хаотическом движении, именуемом жизнью. Я такая же молекула, как и они все, только возомнившая себя главной. Разве молекула может быть главной?
Руки, вознесённые к тёмному небу.
«Простите меня! Прости меня Созидатель! Простите меня все! Я знаю, что испытание не закончено, и впереди ещё не один год. Не один год до чего? Кто знает? Я больше не могу! Не могу и не хочу! Я отказываюсь от силы, дарованной мне лаянцами! Я более не Властелин! Я садовник!»
Ничего не произошло. По-прежнему валил снег. Только собаки спрятали свои морды в будках.
Тёплая постель. Проснувшаяся самка. Куда деваться от ласковых объятий изголодавшейся женщины?
Снова ночь. Ночь и мысли, не дающие провалиться в другой мир.
Получилось ли? Как проверить? Да очень просто.
А что, если не получилось?
Тогда пусть не будет никого и ничего. Справедливо ли это по отношению к другим?
Не знаю! Но никто ничего не успеет понять. Я устал. Я не могу больше тащить на себе такую ношу. Я выскажу желание. Оно уже сформировано.
«Пусть половина вещества на нашей планете превратится в антивещество!».
Осталось только прошептать.
Нет. Не могу! Опять становлюсь главной молекулой, которая желает влиять на других. Надо что-нибудь попроще.
«Пусть залают собаки и замяукают коты!».
Губы шепчут безвредное заклинание.
Ничего. Коты дрыхнут, похрапывая и дёргая лапами во сне, собаки, по всей видимости, тоже.
«Хочу, чтобы фонарик, стоящий на столе, превратился в бокал с вином!».
Фонарик стоял, вином не пахло. Спокойствие овладело разумом, и я провалился в бездну.
* * *
В зале собраний Большого галактического Совета стояла тишина. Никто не шептался друг с другом. Все были заняты одним и тем же делом: каждый из сенаторов изумлённо поглядывал на Дора Кория, появившегося словно из небытия.
Верховный материализовался в кресле председательствующего и сотворил ритуал открытия, после чего, не рассусоливая, скомандовал:
- Дор Корий, встаньте!
Телу экс-сенатора пришлось подняться во весь рост.
- Признаёте ли вы себя виновным в несанкционированном воздействии в отношении Властелина планеты Земля и именно в тот момент, когда все вмешательства в дела этой планеты были запрещены, так как она проходит испытание на эволюционную зрелость?
- Да!
- Считаете ли вы, что поступили правильно?
- Да! Я считаю, что высшие существа, коими мы являемся, должны проводить необходимые исследования только на самих себе и не вмешиваться в дела развивающихся цивилизаций.
Верховный управитель Совета выдержал паузу и заговорил:
- Управление Большого галактического Совета совместно с комитетом по надзору за равными возможностями цивилизаций на эволюционном пути пришли к этому же убеждению. Отныне и навсегда любые эксперименты, экзамены, а так же защиты дипломных проектов будут производиться на тех, кто нуждается в таких мероприятиях, то есть на самих себе.
Есть ли возражения у присутствующих здесь Воплотителей?
Зал ответил гробовым молчанием.
- Однако воздействие имело место. И специальная комиссия провела исследование: как оно отразилось на испытании на эволюционную зрелость планеты Земля. Нужно ли считать испытание несостоявшимся или можно продолжить его.
Верховный снова сделал паузу, а зал затаил дыхание. Такого прецедента не было за всю историю лаянской цивилизации.
- Комиссия пришла к выводу, что действия Дора Кория не нанесли вреда существующему положению вещей. Встреча Властелина планеты Земля с просветлённым первой ступени Николаем Громовым состоялась бы при любом стечении обстоятельств. Произведённое Дором Корием минимально необходимое воздействие никоим образом не повлияло на оценку готовности указанной планеты к переходу на новый уровень бытия. Это заключение подтверждено необходимыми расчётами. Вероятность ошибки в проведённых расчётах равна нулю.
Зал взорвался аплодисментами. Овации не утихали несколько минут и прекратились только после того, как Верховный поднял вверх правую руку.
- А теперь главное! – с пафосом сказал он. – Несколько часов назад, по Земному времени, Властелин планеты Земля Константин Матвеев сложил с себя полномочия, предоставленные ему на время проведения испытаний.
Верховный обвёл взглядом аудиторию, которая замерла в ожидании сенсации.
- Таким образом, самый средний человек планеты, участвующей в испытании на эволюционную зрелость, самостоятельно пришёл к решению о недопустимости необоснованного и непрофессионального вмешательства в божественное творение жизни.
Его действие, по моему мнению, явилось доказательством полного осознанного доверия к Существованию и позволяет считать испытание на эволюционную зрелость планеты Земля законченным.
Зал снова разразился овациями.
Верховный поднял руку.
- Планете Земля и всем её обитателям с этого момента дано право перейти на новую эволюционную ступень. Процедура перехода будет выполнена рабочей группой в ближайшее столетие. Есть ли у многоуважаемых Воплотителей вопросы или возражения?
Голос, усиленный незримой техникой, спросил:
- А каково отношение Созидателя к поступку Константина Матвеева? Продолжает ли он называть Константина Матвеева своим сыном, и если да, то какие полномочия останутся у бывшего Властелина в обычной жизни.
- Созидатель не проявляет эмоций. А наречённые его детьми остаются ими как при воплощении в низших мирах, так и в покоях Господа нашего. Пути Его неисповедимы, но с уверенностью могу сказать, что жизнь Сына Божьего будет направлена на прославление имени Созидателя, а его поступки всегда будут достойны высшей награды в Галактике – возможности называться Сыном Божьим.
Все, присутствующие в зале, встали.
Р.S.
Только спустя два года, совершенно случайно, я вычитал в одном из журналов, что деревья в своём геноме имеют пятьдесят шесть тысяч генов, а люди только двадцать восемь.
Их ли имел в виду Николай Громов? Ведь он рассказывал мне о просветлённых высшей ступени, иль нет, не знаю. Я тут же вышел из дома, окинул взором лес, состоящий из тысяч деревьев, подошёл к первому попавшемуся, поклонился ему и передал привет от просветлённого первой ступени Николая Громова.
Невесть откуда взявшийся порыв ветра слегка нагнул дерево в мою сторону, а его ветки, казалось, потянулись ко мне и пытались дотронуться до меня.
Я заплакал.