РАССКАЗЫ

НАКАЗАНИЕ

 

Человек учится всю жизнь и умирает дураком. Довольствуясь простейшим уровнем развития – попить, поесть, поспать – заурядная особь рода человеческого не делает и шагу вперёд, чтобы достигнуть чего-то большего. А для чего прилагать усилия, ведь на начальном “уровне” дано все необходимое? Только на некоторых персонажах система сбивается, и игрок остается без обязательного инвентаря и орудия защиты. Система сбилась на мне.

Когда я решился на первое дело, мне было шестнадцать. Молодой, обиженный жизнью, заклёванный сверстниками, живущий в вечной очереди, куда надо вставать, даже чтобы утопиться, я стремился стать выше их. И ждать сил моих не было.

Самые беззащитные создания на земле – это старики и дети. Я считал себя сильнее и тех, и других, но в силу оценки шансов на куш, детей я решил не трогать.

В первом подъезде моего дома жила одна бабулька. Не сильно добрая, не сильно злая. Такая… обычная. Только внуки у неё были мажорные. Как я полагал, благодаря пенсии этой самой бабульки. А куда девают деньги некоторые пенсионеры? Тратят на внуков и детей. А эти внуки потом козыряют в школах в новомодных кроссовках и хвалятся лейблами на джинсах. Фу!

Я шёл за этой бабулькой от самой почты. Знал, что пойдёт она по безлюдной аллее. Она всегда там, глупая, ходит. Ходила. Можно сказать, дышал ей в затылок, но был уверен, что она меня не видела. Возможно, слышала. Не суть. Если я просто выдерну сумку из её слабых рук и убегу, она, старая, успеет разглядеть подслеповатыми глазами, кто же её, бедолагу, ограбил. Это не входило в мои планы. С такими мыслями я поднял с земли не внушительных размеров палку, подошёл к бабульке вплотную и, не прилагая больших усилий, нанёс удар по седой голове. Я не ожидал, что из её головы пойдёт кровь. Старушка начала оседать на землю, кряхтя. Я в ошеломлении не мог сдвинуться с места. Что это такое? Почему? Поднял онемевшую руку и увидел на конце палки вбитый гвоздь, незамеченный мной ранее. Пока я приходил в себя, старушка уже затихла и смотрела стеклянными глазами в небо. Я вытер палку рукавом, швырнул её подальше в кусты, схватил сумку и дал дёру. Бежал я долго. Остановился на окраине нашего небольшого городка, осмотрелся и упал на траву возле какого-то дерева. Моё сердце бешено колотилось, словно о землю, отбивая ритм. В голове стучало – убийца! Я судорожно мотал головой, закусив губы до крови. Нет, нет, нет. Я не хотел, нет! Проснулся я под утро. Там же, где заснул. Перевернувшись на спину, открыл слепленные сном веки, и глаза обожгло лучами яркого солнца. В левой руке я по-прежнему сжимал сумку старушки. В правой – была зажата горсть земли.

Достав из её сумки то, ради чего всё это случилось, я привалился спиной к дереву и пересчитал купюры. Девять тысяч пятьсот тридцать рублей. А старушка, видимо, ветераном была.

Я упорно выкидывал эти мысли из своей головы. Таких денег я никогда в руках не держал. Я плакал и смеялся. Смеялся и плакал. Что-то надорвалось в душе и упало в тёмную бездну.

Вторая …эмм… жертва как-то сама приплыла в мои, жадные до наживы, руки. Это была миловидная женщина лет семидесяти примерно с такой же пенсией, как у первой. Да, я жаждал денег. Жаждал стать одним из тех, кого ненавидел. Я не видел тогда другого способа. Вообще ничего не видел.

Всё случилось быстро. Мне везло. Я просто зажал старушке полубеззубый рот платком, пропитанным хлороформом. Обошлось без потерь. Ну, если не считать пенсии, которую я с удовольствием потратил на следующий день.

Безнаказанность вскружила мне голову. Я стал искать адреналин, экстрим. Вытаскивал бумажники в транспорте, в тёмных подъездах, грабил трудяг-таксистов и одиноких пешеходов. Мне хотелось всё больше риска, тонкой игры.

Я придумывал всё новые и новые ограбления, рисуя свой определённый почерк. Плел паутину от одного магазина к другому, от ломбарда к заправке.

 

Мне пришлось уехать из своего города, ибо стрелки вот-вот должны были сойтись на мне.

Своё восемнадцатилетие я отмечал в Питере. Знаете, это восхитительный город. Белые ночи. Я был когда-то романтиком.

Там я познакомился с ней. Сказал, что приехал учиться. Она верила. Бедная. Я доводил её до ручки своей ревностью.

Ради неё я грабил всё больше и чаще. Дарил ей драгоценности, а она удивлялась, откуда у меня столько денег, не догадываясь о том, каким путём они попадали мне в руки. Когда мне надоели пресные кражи, коими они для меня стали по мере того как росло их количество, я снова стал играть с судьбой. Всё изощрённее и тоньше. И меня не могли поймать. А знаете почему? Да потому что менты остались уровнем ниже. Как в компьютерной игре. Мой персонаж достиг следующего по счету уровня. С низшего меня было не достать.

 

Человек умирает дураком. Потому что всё, что ему казалось важным, на самом деле не стоит и ломаного гроша. Всё, за что он боролся – пыль. Я имею право так говорить. Я вообще имею право только говорить и думать. Я зэк. Но не потому что менты поднялись на уровень выше, а потому что я спустился обратно – на их уровень. Потому что та, которую я люблю, меня теперь ненавидит. Потому что, чёрт побери, меня угораздило влюбиться во внучку убиенной мной старушки. Возникает вопрос – кого в конечном итоге я ограбил?

 

Когда я выйду, наверняка буду сед, но уже сейчас меня съедают мысли – что я буду делать?

Я устал так жить. Воровать, грабить, обманывать и скрываться, переезжать и снова по цепочке, сначала. Замкнутый круг.

Но ведь по-другому я не умею.

 

 

КОНФЕТЫ

 

Тишина. Абсолютная тишина. Пусть утверждают, что абсолюта в данном определении быть не может по сути, но субстанция вокруг была максимально приближена к невозможному с точки зрения здравого смысла.

Виски, словно сдавленные в мощных тисках, пульсировали бурной взбешенной кровью. Первый шаг по окружности влево, заставляющий оживать пространство, дался мне с обнадеживающей лёгкостью, и с радостью. Я сделал ещё один шаг, не так уверенно, но всё же тверже касаясь обнажённой ступнёй прогретой лучами летнего солнца земли. Сердце вспыхнуло неизведанными доселе искрами, воспламеняя через вены все тело, кажущееся таким непомерно тяжёлым. Из глаз брызнули непозволительные сантименты, затопляя панораму вокруг. О, как я мечтал об этом шаге долгими ночами. Свежая трава задорно щекотала мои ноги, обретшие чувствительность, в десятки раз превышающую нормальную. Я улыбался той улыбкой, которая вечно играет на безобидных лицах блаженных. Наверно, со стороны, я и производил такое впечатление. Хотя, с какой стороны не посмотри, здесь был только я. Я и она – тишина.

Тем не менее я шёл по прохладной траве, неизвестно как сохранившей свою живость при таком зное, которого я, собственно, не чувствовал. Не ощущая ни ветра, ни полыхающего, словно в двух метрах от меня, жаркого солнца, не слыша пения птиц, которое просто обязано было присутствовать в таком месте как это, я делал шаг за шагом, сорвавшись, наконец, на бег. Я раскинул в стороны руки, пытаясь поймать воздух раскрытыми ладонями, и кричал от восторга. Спотыкался, но не позволял себе останавливаться, чтобы не прервать этого чудесного полёта, ловил тополиный пух, легко проплывающий мимо, и подбрасывал его над головой, заставляя планировать дальше.

Меня не останавливал страх, который исчез в мгновение ока; дикая вибрация дыхания, которое словно ударялось о невидимые тонкие нити, играя мой любимый мотив. Я не слышал его. Не слышал ничего. Только чувствовал. Всё моё существо ощущало тепло земли уставшими от застоя ногами, перебирая пальцами горячий песок.

Внезапно земля под моими ногами качнулась. Я остановился, как обожжённый, перед невидимой преградой и, не опуская рук, посмотрел вниз. Там ничего не было. Я застыл, не веря своим глазам. Под моими ногами зияла пустота. Зависнув на пару секунд в ставшем почему-то ледяным воздухе, я сорвался в сравнимое только с кораблекрушением невыносимо долгое падение.

 

- Ненавижу!!! – кричал я на всю палату, руша то, до чего мог дотянуться. Задыхаясь от нестерпимой злости на весь мир и хватаясь за неуловимый воздух, я стонал сквозь сжатые зубы. Сон, который говорил о невозможности того, что вполне привычно для других, снился мне раз за разом.

Яростно стуча кулаками по неподвижным ногам, я рыдал, выплёвывая в пространство все ругательства, какие только знал. Ноги не отзывались ни на удары крепких рук, ни на проклятья, сыпавшиеся с завидным постоянством.

Меня трясло. На лбу выступили холодные капли пота. Я бессильно уронил руки на колени и, отвернувшись к окну, зарыдал. Беззвучно, вздрагивая. Как обиженный, брошенный кем-то ребенок. Не было границ моей боли, обиде, которая сжирала меня день за днём, ненависти и беспомощности.

 

Шелестя тонкими ножками по больничному кафельному полу, в мою палату почти бесшумно вошла девочка. Ей было лет пять. Она смотрела на меня большими зелёными глазами невероятной глубины, а в маленьких ручках прижимала к груди горстку конфет, блестевших в серебряных фантиках.

С минуту она смотрела на меня молча, потом неуверенно подошла и, протянув хрупкие ручонки с конфетами, прошептала:

 - Дяденька, не плачь. Вот… – она подтолкнула мне конфеты, – когда я плачу, мне мама дает их, и я сразу успокаиваюсь.

 

Я замер. Моя память вскрыла болезненные раны, еще не успевшие затянуться. Эта девочка смотрела на меня сейчас так же, как та. Та, которая вмиг разрушила мой устоявшийся мирок, появившись словно из ниоткуда перед моей машиной на дороге, укрытой уже покрывалом сумерек. Среагировал я моментально, но уберёг в итоге только девочку, образ которой был для меня отныне почти кошмаром. Жена в результате аварии погибла, а сам я был прикован теперь к постели и инвалидной коляске – мои ноги стали бесчувственны.

 

- Убирайся! – крикнул вдруг я и ударил по ручонкам девочки снизу. Легко, но так, что конфеты разлетелись фейерверком вверх и осыпались на пол.

Маленькое создание попятилось назад и через мгновение, хлопнув дверью, исчезло.

Я закрыл глаза и, всё ещё дрожа от нервного срыва, провалился в сон.

 

Когда я очнулся, вокруг снова стояла тишина. Только какая-то другая. Не пустая, как раньше. Она была чем-то наполнена. Что-то жило в этой тишине, что-то тянуло к себе.

Я вспомнил про маленькую девочку… Каштановые кудряшки, прикрывающие низенький лоб, бровки домиком. А была ли она? Не приснилась ли?

Кинув взгляд на пол, я убедился в том, что всё-таки она здесь была. На чистом белом полу тут и там валялись конфеты, рассеивая вокруг разноцветные искорки от серебряных фантиков. Мне вдруг нестерпимо захотелось попробовать хотя бы одну, развернув таящую неизвестный вкус детской радости обёртку…

Я сделал над собой усилие и попытался дотянуться до одной из ближайших конфет рукой, но она лишь дерзко подмигнула мне фантиком в свете больничной лампы. Распаляясь всё больше и больше, я уже забыл, что слишком сильно перегнулся, что в нижней части туловища у меня совершенно не было опоры. Моей единственной целью было сейчас – добыть конфету. Любым способом. Ещё одна попытка, и моё грузное тело шумно падает на тот самый кафельный пол, распластавшись на островке так манящих к себе конфет.

- Чёрт! – выругался я, хватаясь за ушибленный палец на ноге. – Чёрт, как больно. – По моим неподвижным до этой минуты конечностям словно прошёл электрический ток, напоминая нервным окончаниям, что они всё-таки живы. И я ещё не понял до конца, что произошло, но боль казалась мне уже чем-то иным, чем просто болью.

Лёжа на полу и сотрясаясь от сумасшедшего смеха, я разворачивал третью конфету и с удовольствием уплетая, клялся себе найти девочку, появление которой представлялось мне теперь настоящим чудом.

 

 

БЕГ

 

По осенней покрытой жёлтой листвой тропе, поднимая шорохи и будоража воздух, бежит молодой человек. Его кроссовки терзают покрывающие кое-где тропу мёртвые ветки, скудно залепленные, как пластырем, влажной землёй. Из-под подошв раздаются ритмичные разнозвучные скрипы первого морозного инея ранних холодов. Небо над человеком становится всё светлее, приближая конец его любимого утреннего одиночества. Громкие удары сердца, казалось, не успевают друг за другом, сбиваясь с ритма. Тяжёлое дыхание вырывается изо рта заметными клубами пара, что говорит о немалой продолжительности привычной тренировки.

Молодой человек начинает постепенно сбавлять темп и уже внимательнее рассматривает окружающее. По правую руку промелькнула до оскомины приевшаяся аллея, которая когда-то так покорила молодое неискушённое воображение.

Богдан повернул голову в сторону уединённого закутка парка и уверенно пробежал мимо, выбирая новый маршрут. Взглянув краем глаза на часы, удовлетворённо моргнул ресницами – в запасе целых двадцать минут. За это время он успеет обежать аллею, и день начнёт своё бурное течение по ранее установленному расписанию.

Бежать по асфальтовой дорожке, какой бы ровной она ни была, не так приятно. В немного уставшие ноги отдаются стуки сердечной мышцы, а пятки сразу начинают гудеть. Но разве что-то могло стать Богдану помехой? Тем более, что осталось всего десять минут. Но дорога, наперекор его ожиданиям, кажется слишком длинной. Молодой человек ускорил бег. Перспектива опоздать на работу первый раз за три года его не устраивала, тем более, что день сегодня особенный – его судьба должна сделать поворот, за которым жизнь предстанет в более радужном свете. Новый проект должен достаться только ему – Богдан самый прогрессирующий работник, самый ответственный и, в некоторых случаях, педантичный. Этот проект откроет перед ним массу новых возможностей, горизонт расширится, и на него хлынут потоки заказов, а, следовательно, денег.

Вот уже и конец асфальтовой дорожки, впереди уже замаячили верхушки новостроек. Воодушевившись, Богдан сбавил темп – как всегда в предчувствии финиша. Но… как будто споткнулся, не успев даже осознать, что произошло. Наступил на свой же развязавшийся шнурок и через миг уже распластался на земле, а ещё через мгновение не смог встать и застонал от досады на свою невнимательность. Ногу от ушиба свела судорога, сковав мышцы и дразня их уколами боли. Он выругался, сидя на асфальте, и прижал ногу к груди, пытаясь одновременно вытянуть её, как это обычно и делают. Ничего не получалось. Активные действия в данной ситуации оказались безрезультатны.

Ожидание облегчения затягивалось, короткие секунды проглатывали время, а попытки подняться с земли и снова побежать ни к чему не приводили. От обиды и злобы он прикусил нижнюю губу и утолил нервный срыв каплей солёной влаги.

Вечность кончилась через несколько минут. Молодой человек осторожно поднялся, ступая сначала только на пальцы, потом на часть ступни, и только после этого решился перенести вес тела на повреждённую ногу. Ещё минут пять Богдан шёл, пытаясь ускорить шаг. Ясное небо уже приветствовало его среди серых многоэтажек лучами солнца.

 

 

- Не мог другой день для опоздания выбрать? – вместо приветствия бросил ему в лицо начальник отдела. – Проект отдан Неструеву.

Богдан ошеломлённо замер, пытаясь осмыслить услышанное. Нет, так не должно быть. Молодой человек упрямо не хотел верить сказанному и отрицательно качал головой, не принимая случившегося факта.

- Постойте, Сергей Леонидович. Почему? – Нагнал он удаляющегося начальника.

Тот обернулся, остановившись, и спокойно, уверенно произнёс:

- Заказчик проекта не захотел ждать. Я всячески старался уговорить его не торопиться, объясняя, что ты никогда не опаздываешь и у тебя наверняка веская причина. Но он был непреклонен, и мы просто вынуждены были отдать проект другому.

Помолчав немного, высокий дородный мужчина пожал плечами и, развернувшись, пошёл дальше.

Богдан пошёл к своему рабочему месту, где упал в кресло и, прикрыв лицо руками, оцепенел. В его голове, как жужжащие пчёлы, не приходя в порядок, роились мысли. Встряхнувшись, молодой человек поднял голову и увидел перед собой друга и коллегу.

- Да не убивайся ты так, – совершенно спокойно, без сочувствия в голосе, сказал Руслан. – Скоро стартует новый проект. Уж к его-то распределению ты не опоздаешь, – весело подмигнул он и, похлопав по плечу расстроенного Богдана, повернулся, чтобы уйти, но обернулся и, как бы невзначай, обронил: – Кстати, Неструев завтра в Прагу летит по поводу проекта. А ты высоты боишься. Видишь, какой плюс – не нужно будет мучиться в самолёте.

Богдан тихо простонал от досады и потёр неуспокоившуюся лодыжку, которая на любое резкое движение отзывалась жжением и покалыванием.

В этот день молодой человек никак не мог сосредоточиться и по своему обыкновению целиком отдаться работе. Рассеянность и невесть откуда взявшееся утомление раздражало его всё больше. Когда рабочий день приблизился к концу, Богдан бросил всё и, поспешно собравшись, вылетел из офиса, оставив коллег в недоумении по поводу своего нарушенного обыкновения оставаться внеурочно. Он выскочил на улицу и вдохнул пряный запах влажной осени, обнявшей его вечерним морозцем, как родного.

Богдан медленно двинулся в нужную сторону. Благо, что идти было совсем недолго. Не оборачиваясь на обращавших на него внимание девушек, не замечая проезжавших мимо автомашин, он прятал руки в карманах и зябко кутал шею в приподнятый воротник пальто. Начинало темнеть. Повреждённая нога всё больше напоминала о себе. Так что, когда Богдан добрался до дома, на его лице уже можно было заметить следы боли от напряжения.

 

 

Устроившись с чашкой горячего кофе на диване, молодой человек прикрыл глаза и откинул голову на подушку. Его нога опухла, но беспокоиться об этом он не находил нужным. Все его переживания сводились к рабочим проблемам, впрочем, как и обычно, они заслоняли все иные.

Поставив на маленький стеклянный столик недопитый кофе, Богдан всё же забылся в полусне. Встряхнул его настойчивый телефонный звонок. Как будто на том конце провода точно знали, что хозяин дома.

- Алло, – ещё не вполне вернувшись в себя протянул молодой человек, хлебнув остывший кофе и поставив чашку на место.

- Богдан, – затараторил в трубке Руслан, – что я тебе скажу сейчас. Ты в рубашке родился, ты знаешь об этом?

- Чего? – не до конца воспринимая говорившего, переспросил, повернувшись на бок и натягивая на больную ногу плед, Богдан.

- У нас в офисе пожар…

Молчание…

- Ты меня слышишь? – немного тревожно вскрикнула трубка.

- Слышу, – хрипло ответил Богдан, – только не понимаю ничего…

- Чего непонятного-то? – тяжко вздохнули в трубке. – Прямо сейчас у нас в офисе бушует пожар, понимаешь? Слушай, если бы ты, как всегда, остался на работе, ты бы полыхал сейчас вместе со всеми своими бумажками…

Богдан судорожно сглотнул. Многовато потрясений для одного дня.

Выяснив некоторые подробности, молодой человек устало посмотрел на ноющую от боли лодыжку и натянул плед по самые уши.

Проспав неспокойным сном всю ночь, Богдан обнаружил к утру, что опухоль, вопреки всем его ожиданиям, не спала. Радовало уж то, что не стала больше, но энтузиазма это не прибавило. Набрав номер своего друга, он услышал вместо бурного приветствия сдержанное:

- Да, – и сразу забеспокоился.

- У меня тут такое дело, – начал, было, Богдан, но Руслан бесцеремонно его перебил…

- Неструев погиб. Самолёт разбился.

Молодой человек выронил трубку, не в силах найти подходящих слов. Его будто остекленевшие глаза смотрели в пустоту…