А ЗА ОКНОМ ТОТАЛЬНАЯ СВОБОДА
Мы едем в Крым
Расписание летнее. Поезд «Казань – Симферополь»
Нам подали лишь в полночь на пятый посадочный путь.
Вверх и вниз по глухим переходам протопав,
Мы в плацкартном расселись, вникаем в дорожную суть.
Проводница сложила в пакет проездные билеты,
За окном, удаляясь, поплыл привокзальный узор.
Мы с тобою сегодня отправились в крымское лето,
В несравненную Ялту, Ливадию и, конечно, Мисхор.
И теперь стук колёс, сквозняки, туалет и еда.
Больше суток глубинной России города, полустанки.
И Алатырь, и Пенза, и забытая богом Тавда.
Белгород, пограничье, документы, часовая стоянка.
В полночь – Харьков, и это, как не крути, – заграница.
Вновь таможня, досмотр, украинское время…
В страшном сне это только и может присниться:
Наши братья-славяне не братья – крапивное семя.
По вагону менялы рубли поменяют на гривны;
На коротких стоянках – вам пиво и местные дыни…
Разговор завожу я с соседом вполне эксклюзивный:
«Сколько пить на двоих, если это креплёные вина?»
Позади Запорожье и степи с пожухлой травою.
Вот и море безлюдное, серое слева и справа.
Только сорок минут нам пути до степного Джанкоя,
Только красным бойцам Перекопа – вечная Слава!
Тополя южной флоры вздымались, как встречные тосты,
Нерабочего тамбура двери и полки багажные хлопали.
Нас встречает теплом многолюдный вокзал Симферополя.
Здравствуй, Таврия, мы твои долгожданные гости!
* * *
Розы на блузке по синему полю,
Синь непростительно синих глаз.
В «Золотой гильдии» в маленьком холле,
Как ты красива здесь и сейчас.
Всё позабыв, «Приглашение» комкая,
Вижу тебя в отраженьи зеркал.
Блёстки в причёске, талия тонкая,
Бёдер изгиб – я тебя не узнал.
Я полюбил тебя нежную, разную,
Чувств не скрывая, у всех на виду.
Пусть для тебя каждый день будет праздником
В Новом, таком долгожданном году.
* * *
Откинувшись на подголовник,
На час пораньше, не в 16:30
Уехала… Лишь цвёл шиповник,
И равнодушные белели лица.
Опять сомнений и тоски букет.
Ушла. Ни слова. Я виновник?
- Её с тобою рядом нет, -
Царапнул душу мне шиповник.
Но время всё быльём заносит,
Лет через сто, попробуй вспомни,
Как целовались, как колосья
Тянулись к солнцу, цвёл шиповник.
* * *
Надоела рифма любовник – шиповник,
Розово-алый, красный по краю,
Лучше на кухне, взяв в руки половник,
Супу налью, посижу, похлебаю.
Ты из грудинки его сотворила,
Свежей капусты, картофеля, лука,
Пассеровала коренья, вложила
Лавр благородный и зелени штуку.
Суп улещает, как старая сводня,
Мыслью простою труд твой итожит:
«Если не съем чашку супа сегодня,
Значит напрасно день мною прожит».
Мысль не нова и лукава немного.
Ты присела напротив, подол теребя.
Поедание супа – это как перед Богом,
Это способ сказать, что люблю я тебя.
Неклассические розы Ижевска
«Как хороши, как свежи были розы…»
Мятлев
По Куренной за угольным споро шагая обозом,
Глядя в спину и ниже мимо идущей молодке.
Кровь взыграла «Как хороши, как свежи были розы…»
Тому лет двести минуло в окраине-слободке.
Поднимаясь с плотины на Гору по левому взвозу,
Глядя в спину и ниже мимо идущей красотке.
Сердцу тесно «Как хороши, как свежи были розы…»
Тому лет сто назад в нагорном околотке.
Идя по Узенькому, где пасутся на привязи козы,
Глядя в спину и ниже мимо идущей соседке.
Глаза слепят «Как хороши, как свежи были розы…»
Тому лет пятьдесят назад, – там я, весна, беседка.
Во 2-ой городской, в забытьё погружаясь наркоза,
Глядя в спину и ниже рядом стоящей сестричке…
Сон бредовый «Как хороши, как свежи были розы…»
Притворно-благонравны как… ещё б разок… «клубнички…»
Р.S.:
Открываю глаза, вновь июнь, голубые стрекозы,
Нет ни мимо, ни рядом совсем ни единой души.
Я вздыхаю: «Как хороши, как свежи были розы…»
И прошу: Ты прости меня, Господи, но как хороши…
Куренная – ныне ул. Красная
Узенький – пер. южнее пер. Широкого, ныне застроен
Жаркое лето 2010 года
Жары глухая одурь от полудня
Уж так достанет, что вдруг захочется.
Мороза и свежести зимних будней,
Снега, метелей и одиночества.
Отчаянно возжаждав перемены,
На Вы иду, российские поэты,
Хочу читать о снегопадах летом –
Открыл страницу – снегу по колено…
И снег летит, заметает савраску,
Санный след и лесную опушку.
Стынет Дарья во сне у Некрасова,
«Кони стали… Нет мочи…» у Пушкина.
Снег летит, стирая горизонты,
Укрыта равнина бела и легка.
Снег первозимья в стихах Бальмонта,
В стихах Ахматовой, Пастернака.
Снег летит, и в Рязани далёкой
Он белой берёзке, Есенину друг.
В богемных снегах Северянина, Блока
Тонет Невский проспект и весь Петербург.
Снег летит, и «идут снеги косые»,
Заметая пустые самооценки.
Будем ли мы, если будет Россия!?
Как знать, но будет-таки Евтушенко…
Р.S.:
Всё суета сует, томленье духа,
Август. За окном плюс тридцать пять.
Виртуальный снег, и в горле сухо,
Пивка б реального на грудь принять.
Глянул вспять, «гроза в начале мая»
У Тютчева. Снегов в помине нет…
Я мокрую черёмуху ломаю,
К твоим коленям пролагаю след.
* * *
По телику «Сегодня», «Вести», «Время» -
Смотрю я всё подряд который год
На кухне. И, как та ещё богема,
Сижу, пью чай, а за окном метёт.
А за окном тотальная свобода,
И наш застой сменился бардаком.
И мы идём вперёд, не зная брода,
И журавли жалеют о былом.
И снег, и ночь, и сон твой без ответа
Привиделся и «так встревожить мог».
Ну что же! Встань, поставь свою кассету,
И в ней «в посёлке у девчат переполох».
Пусть стучится в окно к нам метель,
Этим стуком неясным разбужены.
Убери ж ты, как прежде, постель
В своё давнее девичье кружево.
И поверь, что не всё отошло за моря,
А зима нам не то ещё выкинет…
И зовут, и зовут нас «ленты в якорях»,
Грусть безбрежная песни Зыкиной.