Авторы/Семакин Рудольф

ВСЁ ТАК СОШЛОСЬ…


БОГОРОДИЦА

 

Увы, но жизнь не выдается дважды…

Твой тёмный лик, издревле близкий нам,

Не утоляя, не смиряя жажды,

Здесь освещает Вифлеемский храм.

 

Скорбящая над праздною толпою

Паломников, туристов и зевак,

Являешь ты блаженство неземное,

Предстательство тому, кто благ и наг.

 

Пред светом Истины и Благодати

Заботы бренные туманят ум.

Обручника тебе явил Создатель,

Заботника младенцу твоему.

 

Как будто плод, что зрелость долу клонит,

Я, тяжелея в собственном бреду,

В Твои святые, кроткие ладони

Судьбу мою и жизнь мою кладу.

 

ОЖИДАНИЕ СПАСИТЕЛЯ В РИМЕ

 

Оратор головы морочил вздором,

Был римский люд самолюбив и пёстр.

Толпа гудела, покидая Форум,

Зажглась Звезда, и взор её был остр.

 

Плебс города хотел раздачи хлеба,

Хотел он зрелищ, равенства людей.

Раба пытали, и стенало небо,

Был эллин угнетен и иудей.

 

А на востоке римской ойкумены,

Там, в Иудее, брезжили огни

Пророчеств, что Спаситель непременно,

Родится в Вифлееме в эти дни.

 

Любовь и труд, святой ковчег завета -

Вот жизнь обетованных палестин.

Всё так сошлось – мрак ночи, столпы света,

Предсказанные «семьдесят седьмин*».

 

Святые таинства, Сын Божий, слухи,

«Не зная мужа…» и «да будет Мне…»

Благую весть и дар Святого духа

Святая дева приняла вполне.

 

Звезда, волхвы, да козни фарисеев,

Крещение, явление чудес…

Приезжий иудей среди плебеев

Шептал, что Бог был распят и воскрес.

 

…Начало христианства, страх, тревоги

Учеников Его, кажденья дым.

И цепенели в Пантеоне боги,

Испуганные шёпотом ночным.

 

* – Пророк Даниил предсказал приход Спасителя

через семьдесят седьмин, т. е. 490 лет

 

ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

 

Снежное кружево, вечер сочельника,

Первой звезды свет в морозном окне.

«Тайная вечеря» зимнего ельника

Скорбь и сомнения будят во мне.

 

Здесь всё в себе и таит, и содержится,

Чудо молитвы, земная любовь.

Плотские страсти, боль и доброе сердце,

Зависть и мщенье минувших веков.

 

Тайна и таинство непостижимые –

Трапеза Тела и Крови Христа.

Верой не праздно, душою ранимою,

Не убоишься Суда и Креста.

 

Тщусь я постигнуть всей сутью несмелою

Тайну блаженства, но шепчет левит:

«Что нет до Него Прокуратору дела,

А Первосвященник недобро молчит…»

 

Звон колокольный серебряный стелется,

Звезды толпятся у входа в вертеп.

Алчущим Правда по вере их делится,

Будет Вино им, и будет им Хлеб.

 

Жизнью своей и простой, и единственной

Каюсь, в чём грешен, и понимаю.

Нам в назидание явлена Истина –

Путь Его крестный – доля земная.

 

ГЕФСИМАНСКИЙ САД

 

Полуденное солнце, панорама.

В ней прозелень Масличного холма,

И отблеск купола святого Храма,

И отзвуки Давидова псалма.

 

Я избегаю выспреннего слога,

Всё потому, что по земле иду.

Сад предо мной – в нём Бог молился Богу

И странно был с собою не в ладу.

 

Ветхозаветный мир был прост и страшен,

Молил Он трижды, вознося персты.

«… Меня, Отец, пусть минет сия Чаша,

А впрочем нет, пусть будет так, как Ты…»

 

За Ним пришли, и поцелуй Иуды

Им указал Его, и власти тьма

Взяла Его. Над Ним глумились люди

Лукавого и праздного ума.

 

А Он всё знал о жизни предстоящей,

Был этим знаньем на кресте спасён.

- Был Промысел о Нем и был Закон,

Возникший прежде в купине горящей.

 

…Мне б только быть с собой во дни изгойства,

Ведь жизнь не выбирает времена.

Его любовь – есть истина. Она

Начало и конец мироустройства.

 

Когда в отеле мы сухое пили,

Размякли и не ведали пути…

Мне голос был: ты ближнего прости,

Как Он учил прощать тех, что грешили.

 

* * *

Памяти сына

 

Мне снится сын, видать помина просит,

Иль мы не люди? Просит – помянём…

Налей, подруга, золотая осень,

Стаканы всклянь, хоть проливным дождём.

 

Мы помянём тебя, мой сын, по-русски,

Мы выпьем и ещё полней нальём.

Рябины гроздь пусть будет нам закуской

И догорай-гори она огнём.

 

Пускай слеза – небесная водица –

Сейчас оплачет ранний твой уход,

И глубоко под землю просочится,

Мою печаль-заботу донесёт.

 

Тогда земля родимая, сырая

Тебе и будет пухом, мой сынок.

Знать далеко ещё идти до рая,

Я выпью за тебя на посошок.

 

И догорай-гори, моя рябина,

(винить судьбу-разлуку погожу).

А эту грусть – знак горького помина

На твой могильный холмик положу.