«ИЖЕВСКИЙ ВАРИАНТ»

Как мы выпускали журнал клуба молодых специалистов

 

«Поезду виднее, куда меня доставить», – с этой мыслью я вошла в вагон пассажирского состава из Свердловска (Екатеринбург) до Ижевска, абсолютно не имея понятия о местонахождении Удмуртии и её столицы. В Ижевск меня распределили в числе ещё пяти однокурсников после окончания факультета журналистики Уральского университета (ныне Уральский федеральный университет). Колеса стучали, мы ехали – ехали и приехали, все с чемоданами и сумками потянулись к выходу.

– Подскажите, где искать улицу Красногеройскую? – Молодой человек задавал этот вопрос каждому, но в общей вагонной толкучке на него никто не отвечал и даже не реагировал.

– Я здесь впервые, пока не знаю, – объяснила я.

Он обрадовался:

– Тогда давайте вместе спрашивать, так легче.

Лёва (так звали выпускника СИНХа – Свердловского института народного хозяйства) тоже был с вещами, поэтому для начала мы нашли камеру хранения, сдали его и мой чемоданы, а потом занялись поиском улиц. Он в Ижевск прибыл второй раз, – сначала, распределенный в Алнашское райпо Удмуртского райпотребсоюза, понял, что без знания удмуртского языка работать там не сможет, его перераспределили в головную контору, которую он и искал. Мне же нужен был Дом печати на Воткинском шоссе, 10-й километр, где размещалась редакция «Удмуртской правды».

Мы уже шли на остановку трамвая, чтобы доехать до центра, так как именно там находился, очевидно, единственный известный людям киоск «Горсправки». Получив заветные бумажки с адресами, общим рекомендованным маршрутом троллейбуса №1, доехали сначала до ближайшего объекта назначения, улицы Красногеройской, нашли «Удмуртпотребсоюз» и прежде, чем приступить к трудовым отношениям с работодателем, решили пообедать. Два человека подряд отправили нас в столовую мединститута, так что первые впечатления от знакомства с Ижевском были благоприятными, благодаря недорогим ценам и быстрому обслуживанию в этом вузе.

Пути-дороги с Левой у нас на этом временно разошлись; поработав в Завьяловском райпо, он спустя несколько лет вернулся в родную Свердловскую область, но было приятно, что, устроившись в тот день, он позвонил в «Удмуртскую правду», сообщил для меня новости.

На уже знакомом мне троллейбусном маршруте я ехала в Дом печати. Город закончился. С одной стороны дороги – лес, с другой – производственные территории. В троллейбусе было пусто, когда он оказался на конечной. Водитель в ответ на мой вопрос про Дом печати махнул рукой вперед. Шла вдоль забора, слушая пение птиц, с трудом представляя, что иду, куда надо. За время учебы в вузе и ежегодных производственных практик мне довелось побывать во многих редакциях, как правило, они находились в центре города, вблизи партийных и госучреждений власти. А здесь явная окраина, короче, ижевский вариант…

Ориентир на высокое белое здание оказался правильным, осталось подняться в приемную на третий этаж, найти секретаря Лилю Штину, так она представилась по телефону, попасть к редактору Валерию Николаевичу Алексееву.

Наверное, эпопея моего трудоустройства в эту главную тогда русскоязычную республиканскую газету, растянувшаяся на две недели, достойна отдельного рассказа, здесь же ограничусь небольшим пояснением. До моего приезда никто из пяти распределенных в «Удмуртскую правду» специалистов работать в ней не стал. Моих однокурсниц Ларису Ревину и Любу Поленок я нашла в этом же здании на седьмом этаже в «Комсомольце Удмуртии», Ирина Масленникова попала в редакцию детских и юношеских программ на радио (ГТРК «Удмуртия), Сергей Щепочкин не приехал вообще, написал письмо, что решил жениться и жить в Сочи. Поскольку за год до нашего выпуска «Удмуртская правда» вообще отказалась принимать выпускников из уральской школы журналистики, прежде чем взять билет на поезд, я звонила из деканата и интересовалась, всё ли в порядке, есть ли место. Секретарь передала мой вопрос Алексееву, тот ответил, что никого не звал, если обком приглашает, пусть у них голова болит. Из деканата позвонили в сектор печати Удмуртского обкома. Заявку на выпускников с журфака там подтвердили.

Первым человеком, с кем в день приезда я познакомилась в редакции «УП», был ответсек (ответственный секретарь) Володя Козлов. Секретариат располагался рядом с приемной, напротив лестницы.

– Жди, – сказал он, – не факт, что возьмет, но по кадрам только он решает.

Пока я ждала, он еще два-три раза заходил в приемную, сказал про прибывших ранее девчонок, устроившихся в молодежке, спросил про вещи. – Они на вокзале, – я выразила даже готовность отбыть обратно в Свердловск, если в редакции мне напишут открепление.

– Да ты не горячись, газета серьезная, после работы в ней становятся ветеранами союзного значения, просто так с улицы в штат не попадешь, считается за честь, если опубликовали…

Но о пенсии тогда, конечно, не думалось, а то, что В.Н. Алексеев предпочитал выпускников журфака МГУ, был придирчиво строг в отношении уральцев, он сам бросил в разговоре со мной, подчеркнув, что мест в редакции, к сожалению, нет.

Меня это заявление не смутило, я напомнила о своем предварительном звонке, о заверении, что все в порядке, исходящем от обкома партии, протянула документы и попросила написать отказ, чтобы я смогла перераспределиться. Сами выпускники могли искать себе работу, только имея на руках бумагу о свободном распределении, а меня направляли именно в «УП». Изучив диплом, характеристику, оценки, Алексеев заявил, что мне найдут работу в многотиражках «Ижстали» или «Ижмаша».

– Пройдете их школу, потом посмотрим.

Пришлось возразить, мол, подобную школу могу пройти на заводах Свердловска, лучше мне туда и вернуться, там муж. Мужу оставался еще год учебы до окончания горного института.

– Некогда мне с тобой возиться, поехали, пока переночуешь у Никитина.

Внизу его ждала «Волга». Первую ночь в Ижевске я провела на диване в семье у секретаря Союза журналистов Удмуртии Василия Никитьевича Никитина. На следующий день история повторилась, с той только разницей, что вечером редакционная машина увезла меня на квартиру к завотделом информации и спорта Виталию Афанасьевичу Корепанову.

– А я сразу сказал, давай ее ко мне, пока то да се. Места хватит.

Журналистская семья Корепановых мне очень понравилась, и хотя курящих людей я не очень чествовала, но Виталий Афанасьевич и его жена Эльза Алексеевна Борисова, известный радиожурналист, были настолько интересными и душевными, открытыми и гостеприимными, что с ходу влюбляли в себя собеседников, и те им готовы были поведать любые тайны.

Тем не менее, ночевать третью и последующие ночи у кого-то на квартирах в роли бедной родственницы мне не хотелось, как и снова болтаться по редакции без дела, без задания, отвлекать людей. Пришлось в качестве арбитра в общении с главным редактором, который, как мне казалось, просто тянул время, призвать на помощь сектор печати обкома партии. Поехала в еще одно белое здание Ижевска, в обком, точнее, реском партии (ныне здание Госсовета УР), зашла, сразу последовал окрик:

– Девушка, в брюках нельзя.

– У меня вещи на вокзале.

– Не положено.

– Как мне тогда попасть на восьмой этаж?

– Звоните.

Клавдия Николаевна Дзюина тоном, не терпящим возражений, по телефону отчеканила:

– Заявку мы делали, Вы от всех специалистов отказались, как это понимать? Принимайте ее на работу, у вас места есть.

И отправила меня снова к Алексееву, который, как член бюро обкома КПСС, не мог далее играть со мной в «кошки-мышки».

– Только чтоб в материалах без ленточек-бантиков и охов-ахов, сам буду смотреть, – он протянул мне ключ от отдела пропаганды, возглавляемого Любовью Ивановной Катковой, его замом, которая в то время была на больничном.

Валерия Николаевна Лоншакова, заведующая отделом культуры, подруга Катковой, доброжелательная, приветливая, обаятельная, провела меня по всем кабинетам, представила, рассказала подробно, кто за что отвечает. Два этажа с комнатами по два-три-пять человек, телетайп, библиотека, картотека писем. По возрасту большинству за сорок. Есть выпускники Москвы, Свердловска, Казани. Самым юным по возрасту оказался курьер. Таня Синицина, позднее Печникова, пришла работать чуть раньше меня и до сих пор в газете, как Галина Анищенко, Александр Кирилин. Последний называет себя сегодня дедушкой удмуртской журналистики.

Сложно было обойтись в репортажах с линеек в честь первого сентября без пресловутых бантиков и ленточек, но я помнила наказ Алексеева. Надо отдать нему должное, читал газету он внимательно, правил, но если в материале после правки менялся смысл, и корреспондент ему указывал на это, то правка отменялась.

Начался учебный год, и в системе политического и экономического образования пришлось идти на заводы, освещать, чем конкретный год партучебы отличался от предыдущего. На второй странице давались рубрики «В партийных организациях», «В первичках» и т.д. Их вели Борис Иванович Климантов и завотделом партжизни Василий Гурьянович Увин. Там же печатались материалы производственной тематики. Школьная жизнь, дошкольное образование, рецензии на спектакли шли на третьей полосе, на четвертой – спорт, короткие информашки, погода, фельетоны (был такой жанр), все актуальное (новости, хроника надоев, посевов, уборок по районам) шло на первую страницу. Сам Валерий Николаевич умело писал передовые статьи с нужными цитатами, которые помогали партийным лидерам в проведении политинформаций и собраний. Мне доверяли сочинять передовую разве что в честь первого сентября. Зато подписи под фото приходилось делать систематически. Михаил Егоров, Антон Шнайдер и Александр Леднев приносили фото, говорили фамилии героев, а все остальное надо было узнать и написать. Поэтому, когда на задании мы были в связке с фотокором, сразу записывала много подробностей про героев, ведь иногда секретариат ставил к материалам фото с коллективами производственных процессов, надо было знать, что к чему.

Ежедневные планерки и редакционные задания, поездки по районам и городам Удмуртии, а гоняют в редакциях всегда молодых, оставляли нам с подругами для общения и изучения Ижевска только вечера. С Ларисой Ревиной мы тогда жили в одной комнате гостиницы обкома партии, кроме маленького буфета там не было условий для приготовления еды. Ужинать ходили в общежитие техникума советской торговли, где обосновалась Люба Поленок. С трамвая надо было подняться в гору. Осенний и зимний порывистый ветер пронизывал насквозь, скорее бы в тепло, но по пути на остановке мы покупали у бабушек картошку, грибы, или заходили в магазин за хлебом, селедкой, чаем. Жарили на студенческой кухне опята, ели мороженую калину, добытую Ревиной, обсуждали редакционные новости, делились впечатлениями. Не раз как объяснение чего-то нелогичного и общепринятого у нас звучала фраза:

– Ижевский вариант!

Это и по поводу Дома печати на 10 километре Воткинского шоссе (как шутили, в 30-ти километрах от Воткинска), поисков Домов-Дворцов культуры где-то в глубине дворов, а не на центральных улицах (ДК «Строитель», ДК завода Ленина). Ревину очень умилили пеликаны на фонтане в Детском парке в Можге. Вечерние тусовочные посиделки помогали нам и жить и выживать в восьмидесятые. Ни у кого из нас в Удмуртии не было поддержки, знакомых, друзей, близких людей. Мы не входили в состав местной богемной публики, хотя благодаря участию артистов театра кукол в молодежных и детских программах радио, ходили туда на спектакли, смотрели премьеры и в других театрах, не пропускали знаковые мероприятия. Не знаю, кому первому в голову пришла мысль записывать ход наших встреч, именно с этого и началось издание рукописного журнала «Ижевский вариант». Правда, Иришка Масленникова не была бы Масленниковой, если б не отличилась и тут. Материалы она приносила отпечатанными на машинке, их можно было сразу вклеивать в журнал, но сначала она их нам читала красивым голосом диктора, а мы падали на кровати от смеха.

– Дай микрофон!

– Не дам.

– Тогда сало нарежь.

– Еще эфир идет.

– Дай я всего два раза тявкну.

– Больше не налью…

И т.д. в таком духе на нескольких страницах про «тяжелую» жизнь радийщиков.

Было ли в журнале что-то про политику? Нам ее хватало на работе, партия еще не была распущена, журналистские материалы всегда должны были быть идеологически выверенными, а наш журнал был той отдушиной, которая заменяла неустроенность быта, заполняла досуг. То есть мы придумали свою изюминку или, как сейчас модно говорить, фишку, чтобы не сойти с ума. Например, не раз среди ночи нас с Ларисой будили администраторы гостиницы под предлогом, что им надо «налить воду в чайник». Они бесцеремонно врывались в комнату и осматривали ее, нет ли посторонних, хотя пройти на третий этаж, минуя строгую вахту, было практически нереально. Поэтому гостиница в нашем журнале всегда обозначалась как террариум.

Поскольку редакция оплачивала гостиницу несвоевременно, мы часто сидели без денег, потратив зарплаты на закрытие выписанных счетов. Потом Лариса перешла жить в общежитие монтажного техникума. Стол, кровать, голые стены. Она даже сковороду, тарелки оставила мне. Однажды, когда мы пришли к ней, подруга разглаживала листья канадского клена утюгом, а затем развешивала их по комнате.

Когда у каждого началась собственная семейная жизнь, появились другие заботы, наши пути-дороги все равно постоянно пересекались, общее прошлое объединяло и сплачивало. С запретом деятельности КПСС распалась стройная идеологическая система, это привело к разрушению и единого информационного пространства. Появились различные издания, коммерческие, рекламные, развлекательные. Они растащили между собой прежние большие тиражи республиканских изданий. Отдав знания, годы работе в «Удмуртской правде», мы не стали ветеранами союзного значения, как бывшие ее сотрудники. Судьба газеты висела на волоске после путча ГКЧП. Верховный Совет республики учредил свою газету «Известия УР». Часть коллектива перешла работать туда. «Комсомолец Удмуртии» переименовали в «Курьер», а потом закрыли вообще. Чтобы получить квартиру, Лариса Ревина объявляла голодовку в здании Верховного Совета, мы ей очень сочувствовали, били в колокола, чтоб привлечь внимание общественности и повлиять на ситуацию.

Мне пришлось очень постараться, чтобы разгрести многолетние завалы и найти в подтверждение своих слов тот «Ижевский вариант», что выпускался Клубом молодых специалистов в середине 80-х годов. Девочки, уезжая из Ижевска, передали мне его на хранение. Лариса Ревина живет сейчас в Москве (иногда в Питере), Люба Поленок (Диденко) – в Краснодарском крае, первой покинула Ижевск Ирина Масленникова (Кедрова), ее уже нет на белом свете, а голос в передачах и публикации в газетах остались. Помнится, как Иришка веселила нас, рассказывая про запись интервью со стюардессой у нее дома, якобы, как на летном поле. Только роль шума двигателя самолета выполнял холодильник. Когда холодильник умолкал, надо было делать паузу. Да, как могли, так и писали, отражали время своей молодости, когда еще все полны планов и надежд, идей, и все препятствия кажутся преодолимыми.

Страна была другой, политика была другой, само собой разумеющимся было написание материалов от имени рабочих и колхозников, которые поддерживали принимаемые властью решения. Большие тиражи изданий быстро делали людей известными, газетам верили, по публикациям тут же принимались меры. Про то, что человек должен был есть, пить, одеваться, иметь крышу над головой, досуг, хобби, вспоминалось в последнюю очередь.

– Напишите, что спектакль плохой, что артисты играют вызывающе и ориентированы на воспитание низменных инстинктов, – просили порой искусствоведы газетчиков перед премьерой, чтобы, прочитав подобное, публика массово начала покупать билеты.

В магазинах было пусто. Родители присылали мне картошку в почтовых ящиках из Свердловской области. Но зато была поездка с редакцией по маршруту выходного дня в Казань и Ульяновск, путевка в ноябре от Союза журналистов в Одессу, а у Л. Ревиной – в Москву на фестиваль молодежи и студентов. Собрания, заседания, учебы есть и сейчас, вопросы профессионального роста остаются актуальными и поныне.

Наш Клуб молодых специалистов постепенно разрастался; конечно, в числе первых в него вступил Лева Обыденнов, с кем мы вышли из поезда в Ижевске, Сергей Чирцев, актер театра кукол, журналист не по образованию, а по духу, способностям, приятели по профессиональному цеху, те, кто прибывал в Ижевск с визитом, с кем сводила судьба. Каждый писал заявление о мотивах решения, а мы на этом заявлении писали комментарии.

Например, «принять с испытательным сроком», «очень рекомендую», «я за взаимопонимание». А вот наши заголовки тех лет: «Вперед», «Собеседник у микрофона» (В честь славного юбилея), «Однажды вечером…» (О самих себе), «Заметки корреспондента», «Можгинские контрасты», «Работа в радость», «Эскиз для души». Поскольку газет всегда хватало, заголовки вырезались и из них.

Ирина Масленникова вышла замуж за Юрия Филипповича Кедрова, сына знаменитого удмуртского поэта-фронтовика, после работы на Гостелерадио он стал первым заместителем председателя Верховного Совета УР, у них родилась дочка Катя. Семья переехала жить в Санкт-Петербург. Люба Поленок стала Диденко и вместе с мужем переехала жить в Краснодарский край, у нее взрослая дочка Полина. Она очень хлебосольно угощала членов делегации из Удмуртии на фестивалях прессы «Вся Россия», демонстрируя кубанское гостеприимство. Лариса Ревина поработала после молодежки в АИФе, в «Колесе обозрения», а потом переехала жить в Екатеринбург. Писала в газету газовиков «Трасса», всегда возглавляла оргкомитеты по проведению встреч однокурсников. Теперь много путешествует, живет в Москве (Санкт-Петербурге). У нее сын Стас.

Моя работа в «Удмуртской правде» завершилась в декабре 2013 года. Освоено книгоиздательское дело, пожалуй, надо подумать, а не выпустить ли «Ижевский вариант» за 1984-85 годы небольшим тиражом как память о Клубе молодых специалистов?