GENIUS LOCI

Первая книга стихов Влада Шихова — «Тени» — вышла в Ижевске в 2000 году.
Это событие утвердило в сознании неширокого круга читателей факт, что с нами рядом появился поэт, который пишет «настоящие» стихи. Они ошеломляют и запоминаются, а ошеломлять и запоминаться — свойства подлинной поэзии, совершенно определенно отличающие ее от версификации и графомании.
В «Тенях» В.Шихов поразил необычным ракурсом видения мира, которое не назовешь иначе, как «поэтическое». Поэтическое мировидение предполагает особую способность творческой личности ощущать себя сразу внутри нескольких измерений. Отзвуки, мотивы, просодия «Теней» пришли прежде всего из измерения мировой культуры и органично вписались в эмпирическое, посюстороннее существование лирического героя. В.Шихов сумел передать «присутствие отсутствующих» на языке «высокого козноязычья», что позволяет судить о нем как о сильном поэте с большим голосовым диапазоном.
Энергия и мощь этого диапазона действительно очень скоро проявили себя, так как В.Шихов, помимо безусловного дара, обладает поразительной волей к творчеству.
Предлагаемый читателям журнала цикл «Et urbi et orbi» — специально выстроенная автором тематическая подборка из его новой большой поэтической книги, существующей пока под условно-рабочим заглавием «Тройня».
Название настоящего цикла обнажает не только тему, но и традицию, на которую ориентировано ее воплощение. Это тема современного города, то есть пространственно-временного локуса, где осуществляется (течет, протекает — см. мотив воды в цикле) жизнь человека, повседневно «истекающего кровью и потом» (см. мотив течения, иссякновенения) в эсхатологическом ужасе и «тоске вечных будней». Ведь только нам с вами кажется, что ничего не происходит… Поэты видят сквозь видимое и чувствуют «катастрофы в воздухе», потому и знают всё заранее.
Образ «плывущего города» отсылает нас к праобразам (архетипам) «петербургского» и «венецианского» текстов, отражаемых друг в друге, благодаря водно-зеркальной поверхности своих пространств, и отражающих, в свою очередь, вневременную модель города-мира, покоящегося на трех китах.
На основе этой модели В.Шихов создает «ижевский текст». Естественно, для заполнения готовой формы требуется новое мифологическое содержание, и поэт находит в пространстве промышленного, сравнительно молодого города элементы для мифотворчества. Главный из них — улица Пушкинская, которая, подобно Невскому проспекту в Петербурге, представляет «прямую линию», «горизонталь», «стрелу». Эта «стрела», осененная именем гения, размыкает роковой круг «дурной повторности» городского существования, построенной на неизбежном возвращении путешествующего человека «из жизни в смерть», хотя цель его путешествия была обратной…
Будто бы «случайное» попадание человека «в смерть» происходит постоянно. Так герой воспринимает свой визит к бабушке, «возвращаясь к себе» — в «ижевскую хрущобу» (трущобу, склеп), где для него уже всё приготовлено: и поминальная трапеза, и погребальная земля…
Подобное «возвращение» случается с ним ежедневно во сне, где отчетливее и яснее вырисовываются контуры тех, с кем герой повстречался днем и чей «завет» он исполняет в своем творчестве, возвещая нам «последние проклятия» и сообщая про «последний свет»…
«Городские тексты» — неизбежно «тексты смерти» — так уж повелось в культурной традиции. Город, по определению, — некрополь (букв. «город мертвых»). Но любой некрополь одновременно выполняет функцию акрополя — хранилища культурных ценностей.
«У нас нет своего Акрополя», — сказал в начале прошлого века О.Мандельштам про Россию в целом. Что по этому поводу можно сказать об отдельно взятой рабочей российской провинции?..
В поэтическом мире Влада Шихова скудное духовное пространство нашего существования, не имеющее под собой питательного многовекового культурного слоя, преобразуется в Акрополь. Усилиями поэта «ижевский текст» вписывается в универсальный «городской текст» мировой культуры.
Процесс преобразования осуществляется в слове и при помощи слова, которое в стихах Шихова всегда есть Имя, всегда есть Хлеб насущный. Оно, по слову Мандельштама, тот самый «орешек Акрополя, маленький кремль, крылатая крепость номинализма, оснащенная эллинским духом на неутомимую борьбу со стихией, небытием, отовсюду угрожающим нашей истории».
Запечатлевая мертвый «городской пейзаж» в слове, поэт тем самым «оживляет» его, защищая от тлена, энтропии, исчезновения.
«Genius loci» означает «гений места». Разумеется, это не имеет никакого отношения к «местному гению».