ВОЗНЕСЕНИЕ ЭРИКА МАК’ЭВАНА

 

КАК Я ВИЖУ АМЕРИКУ

 

Рассекая воздух, он мчался по пригородной трассе со скоростью сто двадцать миль в час. Позади громыхали сирены трёх полицейских машин, выдававших предельные обороты, чтобы не отставать от жёлтого «Феррари». Чертовски дорогого и дьявольски быстрого. За рулём гепарда, в мире машин, сидел Эрик Мак’Эван, уличный пёс в мире людей. Мужчина тридцати семи лет, с густой и грязной чёрной бородой, ловко цепляющей каждую скатывающуюся крошку хот-дога, который методично пережёвывал своими чёрно-жёлтыми зубами Эрик. Венцом творения его лица был переломанный нос, пересекаемый двумя уродливыми шрамами. На нём был роскошный официальный костюм известного бренда, о котором Эрик никогда не слышал.

Он пах дохлыми кошками, перегаром и стухшими яйцами. Время от времени Эрик отпускал руль, чтобы пригубить бутылку виски с соседнего сидения. К ужасу встречного потока, машину начинало мотать по дороге, подобно маятнику, который набирает амплитуду. Сигналя, встречные водители срывались в поля за обочины, сшибали пасущихся овец, с грохотом врезались в коров и дрожащими пальцами отбарабанивали на смартфонах 911. Эрик тем временем возвращал руль в свои руки, высовывал голову в окно, скаля им вслед свои редкие зубы.

В какой-то момент он понял, что над ним кружит вертолёт, и навязчивой мухой врывается в его и без того раскалывающуюся от похмелья голову. Эрик, ни секунды не сомневаясь, достал из бардачка пистолет и сделал два выстрела по полицейскому вертолёту. Обе пули просвистели мимо. Стрелок в вертолёте открыл огонь из автоматической винтовки «М4» по «Феррари». Очередь раскрошила заднее стекло и оставила семь дыр на крыше автомобиля. Осколки стекла сделали несколько порезов на затылке Эрика. Он оглянулся на преследующие его полицейские машины, отдал честь полисменам и резким движением босой ноги вдавил педаль тормоза в пол. Машину развернуло и занесло левым крылом к преследователям.

- Ох, мать… (так это звучало бы по-русски) – последние слова Эрика Мак’Эвана перед столкновением, которое превратило его тело в мягкую тряпичную куклу, распластавшуюся в неестественной позе по смятому салону «Феррари».

Ни один из полицейских не погиб.

 

Эрик пошёл в школу позже остальных детей. Его родители были убеждёнными хиппи и жили в лесу. Но раз в месяц исправно выезжали в город, чтобы получить ежемесячное пособие, либо для участия в какой-нибудь забастовке. Им нравилась сама идея быть против. Они доводили себя до отчаянного положения безработных и бездомных родителей, чтобы как можно ярче оформить свой протест против безжалостного режима «Дядюшки Сэма». И это нравилось другим маргиналам, что придавало родителям Эрика новые силы для борьбы. Надо сказать, что пособие платили исправно и без задержек.

Эрик впитывал всё, что происходило вокруг него: пьянство, аскетизм, дым марихуаны, цитаты многих почитаемых в общине духовных и политических лидеров, которые, к счастью, были давно мертвы и не могли об этом знать. Когда Эрику исполнилось девять лет, некая Мэри Мак’Ги, женщина пятидесяти пяти лет, убеждённаяконсерватор, страдающая бесплодием и посвятившая свою жизнь чужим детям в органах опеки, пришла в общину в сопровождении трёх представителей полиции. Мэри забрала Эрика и некого БрайанаО’Брайна в приют. Она забрала только детей с ирландскими фамилиями. Община была недовольна, но к ночи привезли марихуану, и все успокоились.

В девять лет Эрик переехал из леса в Канзас-Сити. Поначалу ему нравилось в приюте. Никогда он ещё не испытывал к себе такого пристального внимания. Но, когда лесной парень наскучил представителям закона и детям, Эрику они тоже наскучили. И остались только правила. Дважды он сбегал, но оба раза его находила и возвращала полиция, чему в душе он был очень рад, ведь ребёнку жизнь на улице не сахар. Но Эрик возвращался обратно не сам, а через борьбу, не сдавшийся и не побеждённый. В приюте он снова мог есть четыре раза в день горячую еду и спать в мягкой постели.

В первый раз Эрик подрался в десять лет из-за индейской девочки по имени Кими. Её нельзя было назвать красавицей. Полная фигура, редкие чёрные волосы, маленькие глазки, ястребиный нос и тонкая линия губ. Но Эрику казалось, что Кими нравится Дэну, а Дэн считал, что Кими без ума от Эрика. Про причины той драки и Дэн, и Эрик умолчали. Кими была действительно так себе. Из этой истории Мак’Эван уяснил для себя одно: ему нравится драться. Он тут же подумал, что мать с отцом сильно бы рассердились, если бы узнали, что он ввязался в драку, и тоже на них рассердился. Больше он старался их не вспоминать.

В шестнадцать лет Эрик окончательно бросил школу и сбежал из приюта. Подрабатывал на лодочной станции, подметал в супермаркетах и, наконец, скопил денег на аренду паршивого трейлера в захолустном кемпинге. Ночевать под крышей своего отжившего прицепа было приятнее, чем с бродягами на заброшенном складе.

Не бог весть, что за жизнь, но так он и прожил до двадцати семи лет. В двадцать семь Эрик вдруг понял, что Америка к нему несправедлива, и в ту же минуту записал себя в коммунисты. О них знал немного, но был уверен, что они сражаются против США, и помнил что-то о том, что нищие и богатые должны жить одинаково. А раз Эрик уже был нищ, он был полон мужества жить и как богатый, и как бедный.

Когда тебе нечего терять, то всё что остаётся – это приобретать. Первым приобретением Эрика стал плакат с изображением Дарвина, но он был убеждён, что это никто иной, как сам Карл Маркс, чьи идеи он теперь олицетворяет. Вторым приобретением стал пистолет, который он украл у спящего хозяина лодочной станции. Третьим – стала группа никогда не трезвеющих маргиналов, которые плохо понимали, что происходит, но им нравилось, как Эрик говорит:

- Разве мы не достойны лучшего?! – вопрошал Эрик у семи покачивающихся маргиналов.

- Неет! – отозвались бродяги.

- Да! – возразил Эрик.

- Даа! – подхватили бродяги.

- Мы покажем им, кто мы, и покажем им, кто они! Они говорят, что нам нельзя, что мы не можем, но это, братцы, не так! – расходился изрядно окосевший от выпивки Эрик.

- В точку! – подхватывали маргиналы.

- Настанет день, и мы возьмёмся за оружие, друзья, за Маркса, за Ганди, за… – Эрик бы и дальше разбрызгивал слюну на свою благодарную публику, но вдруг его ягодицы свело от разряда электрического тока. Никто из революционеров не заметил прокравшихся в комнату полицейских. Эрика продолжало трясти на грязном полу. И, к своему неудовольствию, он обгадился. Следующие семь лет Мак’Эван провёл в тюрьме за кражуогнестрельного оружия и его хранение без лицензии. В тюрьме Эрик много читал. Точнее, медленно и долго.

Выйдя из тюрьмы, он был абсолютно убеждён, что государство Америки ненавидит бедных и нищих духом. А про нищих духом он читал в библии и знал совершенно точно, что они блаженны, а раз так, то, стало быть, Америка попирает как законы божьи, так и самого бога. И он не остался бездействовать. Эрик начал проповедовать среди бездомных и религиозных общин. Он понимал далеко не всё, что доносит до публики, но научился подмечать, на что особенно реагирует аудитория.

Религиозные лидеры из малых паств, главари банд и некоторые политические активисты быстро смекнули, что Эрика можно использовать в своих целях. Хоть он и был до ужаса неопрятен, возмутимо пьян, но люди его слушали. Странным образом он выглядел достаточно убедительно. Каждый видел в нём что-то своё. Кто-то блаженного мессию, кто-то угнетённого жителя Соединённых Штатов, некоторые считали его убеждённым коммунистом, который непременно перекрасит белый дом в красный цвет. Мексиканцы видели в нём ElGrandoEnrike (Великий Энрике), который сражается за права цветных меньшинств.

Эрик унаследовал главные черты своих родителей: непоколебимость в своей решимости быть против и непоколебимость в своей решимости требовать ежемесячное пособие и тарелку горячего супа в благотворительной столовой.

Весть об Эрике расползлась на весь Канзас, была подхвачена деревенщиной из Техаса, унесена в Мексику и пересекла страну до самых северных границ. Борцы за царство божье на земле, коммунисты, мексиканцы, деревенщины и маргиналы – все ждали призыва к действию. Все ждали плана Эрика. Но его так и не было.

Около девяти утра Эрик вышел из своего трейлера по малой нужде. Вокруг уже собралась большая толпа. Но так как он ещё не протрезвел от выпитого ночью дешёвого бренди, Эрик совершенно не обратил внимания на вожделевших своего мессию людей. У всех на глазах он приспустил дырявые трусы до самых колен, и помочился на забор, чем вызвал у толпы восторг и возбуждённый шёпот. Каждый восхищался чем-то своим. Когда Эрик закончил обильное орошение участка, он заметил окруживших его людей. Его челюсть слегка отвисла, а глаза пристально вглядывались в окружавших его людей. Где-то в толпе Эрик разглядел портрет Дарвина, и тут же его охватила небывалая гордость. Он быстрособрал всё своё достоинство, приподнял трусы до уровня пупка и обратился к толпе:

- Друзья! Во имя Господа, Карла Маркса, Нельсона Манделы и Ганди бей их всех! Нищие блаженны, а богатые, как верблюжье ухо, нам не братья! – шепелявил проникновенным басом Эрик. А подогретой толпе только это и было нужно. Он расправил плечи, поднял подбородок и вместе со всем своим достоинством вернулся в трейлер, чтобы отыметь двухсотфунтовую христианку Клэр.

- Клэр, дорогая, завещаю тебе трейлер, всё, что в нём находится. И аренду. – Эрик поцеловал её в жирный лоб, надел серый плащ на голое тело, достал из под-дивана двуствольное ружьё и направился сквозь толпу, которая расступалась перед ним, как море перед Моисеем.

- Что нам делать, Эрик? – спросил писклявый голос.

- В своих сердцах, имея крепкую веру и свободный дух, делайте, что должно, – многозначно бросил Эрик и направился дальше. Толпа быстро разбилась на лагеря и разбрелась по Канзас-Сити.

За Эриком увязались трое молчаливых бездомных, но он был не против. Всё равно нужно было кому-то рассказать о ненависти Америки к богу и нищим. И так воодушевившись своими высказываниями, Эрик повёл свою гвардию на окраину города, где особняком стояли два богатых дома.

- Сейчас мы начнём захватывать Америку… – с горящими глазами почти прошептал Эрик.

- Ооо… – отозвались бездомные.

- И начнём мы с тех двух богатых домов. Я возьму тот, что побольше и с жёлтой машиной, а вы тот, что поменьше и без машины. Я ведь с ружьём, а потому и большой дом я захвачу легче. В то время, как втроём, но без ружья второй дом будет вам по силам.

- Мудрый вождь! – высказался первый бездомный.

- Блаженный пастор! – высказался второй бездомный.

- ElGrandoEnrike! – восторгался третий то ли смуглый, то ли грязный бездомный.

Бездомным удалось захватить дом без всякого труда. Дело в том, что в нём проживала умалишённая старушка миссис Гилберт, которая приняла их за каких-то своих родственников, и тут же бросилась хлопотать о том, чтобы всех накормить.

- Вот как нас народ встречает!

- Божий человек миссис Гилберт!

- Bien!

- А вот и курочка подоспела, – ласково проговорила бабуля и погладила бездомных по волосам.

Когда бизнесмен Харви увидел на своём пороге Эрика, одетого в плащ на голое тело и в рваные трусы, сквозь которые без труда можно было увидеть явную эрекцию, он не на шутку перепугался. Харви бросился к лестнице, что вела на второй этаж, где он хранил «Кольт» своего деда, который принимал участие в освобождении Франции в 1944 году. Но марафон Харви закончился быстрее, чем он того ожидал. Эрик нажал сразу оба спусковых крючка, и пули прошли через левый бок бизнесмена навылет.

«Жаль, что я выгнал свою поганую жену, ведь обычно она открывала дверь… наверняка один из её любовников теперь дом получит…» – это было последнее, о чём подумал Харви. Эрик закопал тело в саду, переврал какую-то молитву и водрузил портрет Дарвина над самой дверью. Дом был по-настоящему хорош. Картины на стенах, телевизоры последних моделей, кожаные кресла и дорогие ковры. Эрик переступил босыми ногами лужицу крови и воодушевлённо зашагал к высокому двустворчатому холодильнику. О, как чудесно открывались его дверцы в сопровождении классической музыки и яркого белого света.

«Поем, и к товарищам», – подумал, переполняемый решимостью Эрик. Но этому не суждено было случиться. После холодильника Эрик обнаружил роскошный бар.

Его бездомные товарищи 5-й день жили у миссис Гилберт, и их восстание против Америки им очень нравилось. Пожилая дама тоже была рада своим гостям.

Канзас-Сити охватили беспорядки.

- Судный день близок, покайтесь! – кричал чёрный пастор Эглесио, бросая бутылку с зажигательной смесью в телефонную будку.

- Эрнесто возвестил, глупцы, покайтесь!

Мексиканцы захватили аргентинское посольство и вели огонь по полиции:

- VivoElGrandoEnrike!

Коммунисты захватили аптечный склад и раздавали перепуганным прохожим все попавшиеся под руку медикаменты, но обязательно со словами:

- От товарища Эрика!

Надо сказать, что морфин не убывал.

Обнаружилась даже община гомосексуалистов, которые поддерживали Эрика, но совершенно мирно. Они распивали мартини в гостях у Тэда. У него была очень милая квартира.

Маргиналы, которые, по их собственному мнению, являли собой волю Эрика, не смогли создать организованные группы, и поэтому просто портили жизнь людям, которые их окружали. Переворачивали на дорогах мусорные баки, публично испражнялись и разбивали стёкла, славя имя своего лидера.

Полиция негодовала, армия недоумевала.

- Чёрт подери, да кто же такой этот Эрик? Новый Кастро, мессия, русский шпион?

- Нет сомнений, сенатор, это русские. Они хорошо запутали следы, но это их почерк.

- Объявляйте военное положение.

- Хорошо, сенатор.

Беспорядки длились четыре дня. Всё это время Эрик провёл между баром и холодильником, совершенно не подозревая о том, что его имя не сходит с уст телеведущих, и уже, по меньшей мере, семь человек выдали себя за того самого Эрика, а двое за того самого Энрике. Бездомные тоже об этом ничего не знали, так как миссис Гилберт целыми днями смотрела кулинарные шоу, а они не хотели тревожить милую старушку.

У Эрика пылало горло, руки тряслись, а свет резал глаза. В доме кончилась выпивка. Обнаружив себя совершенно голым, он нашёл на втором этаже дома роскошный гардероб, в котором были официальные костюмы из самых дорогих коллекций. Костюм свисал с Эрика, как кожа с шарпея, но его этосовершенно не заботило, ему была необходима выпивка. Покачиваясь, он вышел во двор, сел в незапертый жёлтый «Феррари» и завёл его кнопкой под  рулём. Эрик был ещё пьян, но похмелье уже прокралось в его тело и сдавило голову своими назойливыми позывами. Это обстоятельство не позволило ему заметить следы минувших погромов в Канзас-Сити. Обстановка вокруг казалась ему воплощением собственного похмелья, и он совершенно не удивлялся дымящимся остовам машин, разбитым стёклам, следам от пуль, мусору на дорогах и засохшей крови.

Эрик Мак’Эван протаранил витрину алкогольной лавки. Внутри никого не было. Обычно магазин в это время был уже открыт, но его хозяин погиб два дня назад с именем Эрика на губах.

Эрик помочился посреди магазина, обильно оросив штаны и босые ноги, взял с полки несколько бутылок виски, обыскал ящики под кассой, прихватил 317 долларов и револьвер. Сел в жёлтый «Феррари» и умчался на хайвэй.

Восстания охватили всю страну, и даже часть Мексики, но сильнее всего пострадал Канзас-Сити. Имя Эрика Мак’Эвана надолго осталось в сердцах мятежных духом, в памяти власть имущих и в чьих-то опустошённых кошельках.