«СУНДУК ГЕРДА» и другие загадки

К 115-летию со дня рождения Кузебая Герда

 

Заметки о потерянных рукописях и неосуществлённых замыслах удмуртских писателей

 

Сюжет о «сундуке», в котором будто бы хранились рукописи и книги Кузебая Герда, уже давно на слуху. Появились публикации, будто бы этот сундук откуда-то куда-то в начале 1950-х годов на телеге перевозил Аркадий Клабуков. Слухам этим я никогда не верил. А.Н. Клабуков был уже пуганым человеком, и он, как огня, боялся всего, что касалось Герда, ибо сам он чудом избежал репрессии в 1930-е годы: был объявлен «мелкобуржуазным писателем», как сын раскулаченного отца снят с работы в Удмуртском научно-исследовательском институте. Поэтому поспешил поменять даже своё знаменитое литературное имя Аркаш Багай на Аркадия Клабукова. Так или иначе, слух о сундуке был, а следы его исчезли.

Но вот года два назад сюжет с сундуком снова получил продолжение. Один из родственников Герда позвонил в Национальный краеведческий музей и сообщил, что «сундук Герда» с разными рукописями и письмами хранится у него, и он готов передать всё в музей. Но многое, что связано с Гердом, всегда бывает окутано мистикой: то его видели в 1942 году в Ижевске при переводе из одной тюрьмы в другую, то вдруг появляется в Германии монография по лингвистике под фамилией GerdVotjak. Одним словом, родственник, сообщивший о сундуке, вскоре перестал выходить на связь и отвечать на звонки, а сотрудница, с которой общался родственник Герда, Женя Сундукова, теперь теряется в догадках, что это было?

Трудно судить, что имеется в этом сундуке, если он всё же есть. Но догадываюсь, что в первую очередь там могут быть письма Кузебая Герда Очко Санко (он же – Александр Эрик, он же Александр Наговицын), или наоборот, письма Очко Санко Герду, потому что этот родственник – по линии Розы Кувшиновой (племянницы Герда), а Роза Кувшинова незадолго перед уходом из жизни говорила мне, что письма Герда Очко Санко передали ей из архива КГБ в начале 1990-х годов. Об этом же имеется и письменный источник. «Его (Герда – А.Ш.) 102 письма и несколько фотографий переданы (из архива КГБ – А.Ш.) дочери младшего брата Кузьмы Павловича Розе Андреевне Кувшиновой» (подстрочный перевод) (Н.С. Кузнецов. Шимесс пеймытысь. Ижевск: «Странник». 1992. – С. 88,).

По версии Ф. К. Ермакова, который принимал участие в процессе реабилитации Герда в 1958 году и которому тогда были доступны тома по делу К.Герда (их, по сведениям Н.С. Кузнецова. – 9 томов, последний том – обвинительнй акт), многие рукописи Герда пропали. Некоторые из них могли быть ещё до ареста припрятаны самим Гердом, другие могли пропасть после ареста. Среди утерянных рукописей Ф.К. Ермаков называет «Удмуртская загадка», «Удмуртский орнамент», «Удмуртские танцы», «Малмыжские песни», «Алнашские песни», роман «По жизни». (Писатели и литературоведы Удмуртии. Биобиблиографический справочник – сост. А.Н. Уваров. – Ижевск: Ассоциация «Научная книга», 2006. – С. 38). Но и 102 письма – это серьёзное эпистолярное наследие, в котором могут быть ценные сведения из литературной жизни 1920-х годов, а могут быть и сами художественные произведения.

В 1920-е годы писатели вели оживлённую переписку между собой, и связующим звеном между ними часто оказывался К. Герд. Письма, сохранившиеся в основном в материалах по делу «СОФИН» и в отрывках опубликованные в книгах Н.С. Кузнецова «Шимес пеймытысь» и «Из мрака…», а также находящиеся в разных частных архивах, являются сегодня ценными источниками при изучении литературного процесса того времени.

Так, один из первых удмуртских просветителей И. Михеев в письме Герду в 1925 году сообщает о намерениях написать две пьесы «из эпохи христианизации «Сариван Васьлоич» (Царь Иван Васильевич – А.Ш.) и пугачёвщины». Фигура царя Ивана Васильевича особо интересовала первых удмуртских писателей: в его эпоху удмурты были присоединены к Русскому государству. Этот поворотный момент в истории удмуртов интересовал и Ивана Яковлева, и Кедра Митрея и др. Также образ Пугачёва, в отряды которого массами вливались удмурты, постоянно волновал удмуртских писателей. Ещё до романа М. Коновалова «Гаян», посвящённого теме крестьянского восстания, Пугачёв упоминается и в стихах К. Герда, и в исторической прозе И. Яковлева и М. Ильина. Поэтому сегодня был бы чрезвычайно интересен взгляд И. Михеева на фигуру и царя-завоевателя, и царя-самозванца, если бы эти пьесы были написаны и сохранены.

Адресованному Очко Санко в письме К. Герда обнаружено одно из лучших стихотворений К. Герда «Кылбурчилы» (Поэту).

 

Поэт!

Если написанные тобой стихи

Никто не понимает.

И если тебя самого

Все издавна тузят (преследуют), -

Вырви своё горячее сердце,

Прибей его гвоздём

В тёмную ночь на полевые ворота:

Пусть горит день и ночь…

Пусть светит и утром и вечером.

Видя огонь, из темноты

Выйдет какой-нибудь заблудившийся прохожий…

Неужели и тогда не будут понимать

Тебя, поэт?

(Подстрочный перевод)

 

По образцу этого стихотворения К. Герд предлагает своему адресату написать стихи под названием «Коммунисту». Возможно, что задание своего учителя А. Эрик выполнил, но стихотворение пропало.

Основная часть переписки К. Герда с зарубежными учёными и писателями опубликована. (Из переписки Кузебая Герда с зарубежными деятелями науки и культуры / материалы подготовил А. Г. Шкляев // Вестник Удмуртского университета. — 1995. — № 5. — С. 115-124; .Шкляев, А. Г. Письма Герда и Герду // Кузебай Герд и удмуртская культура : сб. ст. / АН СССР, УрО УИИЯЛ ; отв. ред. А. Г. Шкляев. — Ижевск, 1990. — С. 149-157).

В поисках выхода на связь с финскими писателями и учёными, первым делом К. Герд написал письмо М. Иотуни, получил от неё ответ. Но письма эти и с той, и с другой стороны не обнаружены (Н.С. Кузнецов. Шимесс пеймытысь. Ижевск: «Странник». 1992. – С. 19).

Для исследователей литературы было бы чрезвычайно важно эпистолярное наследие всего окружения К. Герда. В своих показаниях во время следствия Т. Борисов сообщал, что в 1913 году через профессора Шахматова он написал письмо Юрьё Вихману на сугубо филологические темы и через Шахматова же получил ответ. Эти письма пока нигде не обнаружены.

К. Герд в своих показаниях пишет, что Т. Борисов уже в начале 1920-х гг. воспринимался как национальный герой, и о нём Д. Майоровым была написана пьеса «Трокай агай» (Там же. С. 50), следы которой теперь тоже потеряны.

В письме Очко Санко другой начинающий писатель, сподвижник К. Герда И. Курбатов, репрессированный в одной связке с Гердом по «Делу «СОФИНА», сообщал, что пишет поэму «Етӥн сяськаос» (Цветы льна), переводит роман Ф. Пшеничного «Гибель Вужгурта», а также произведения Матэ Залки, являвшегося как советский венгерский писатель знаковым именем для удмуртских писателей. Куда пропали все эти рукописи – неизвестно. Игнатий Курбатов после возвращения из ссылки, оказался в г. Мичуринске, потом работал в «Тамбовской правде». В письме тому же Очко Санко от 9 апреля 1930 года он писал:

«Всё как дым,

Всё как сон.

Пролетит, промелькнёт,

И забудется.

Имел ли ввиду И. Курбатов свою жизнь, свои произведения или происходившие тогда распри между писателями?

К. Герд пишет также в своих показаниях об оставшихся неопубликованных рукописях переводов финских поэтов из известного «Сборника финляндской литературы» (1919). Пишет, что ему особенно нравились стихи Рунеберга, Топелиуса, Иотуни, под влиянием которых он написал свои собственные стихи.

Пропавшие документы, рукописи и неосуществлённые творческие замыслы – это особая тема при изучении литературного процесса 1920-50-х годов. Даже не найденные из них, но упомянутые где-то, дают нам сведения, свидетельствующие о направлении творческих и идейных поисков в литературе, естественное течение которой искусственно прерывалось.

До сих пор не найден ни один номер газеты «Кам тулкым» (Камская волна) под редакцией К. Яковлева, архив ВУАРП (Всеудмуртской ассоциации революционных писателей), ликвидированной в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» от 1932 года. Под репрессии попадали не только сами писатели, но и их произведения, письма, документы. После ареста писателей их книги запирались в сейфы спецхранов или просто уничтожались.

Даже в 1951 году, 1 августа, после ареста сподвижника К. Герда Александра Эрика, были сожжены его рукописи переводов очерков В.Г. Короленко, рукопись романа «Кужым» (Сила) из 321 страниц, рукопись черновика очерка «Калыклэн депутатэз» (Депутат народа), рукопись рассказа «Лыкты одно ик» (Приди обязательно), рукопись работы из 232 страниц «На чужбине» (Н.С. Кузнецов выдвигает версию, что повесть могла быть на тему пребывания Эрика в плену у фашистов). Рукописи следователями МГБ были сожжены, поскольку, по их мнению, не могли быть вещественными доказательствами в деле арестованного. Лишь рукопись пьесы «Улон куашка» (Жизнь рушится), по настойчивой просьбе Эрика, была передана брату Фёдору Никифоровичу (Там же, с. 265) и пока что также не найдена.

Исчезла изданная повесть «Колоншур». К. Яковлева. До обнародования его свидетельских показаний во время допросов не было известно также, что он является соавтором книги «Удмурт кылъя учебник» П. Горохова и брошюры о коллективизации, изданной под фамилией П. Баграшова (Там же. С. 116). П. Горохов и П. Баграшов заранее объяснили К. Яковлеву, что при упоминании его имени в числе авторов книга однозначно не выйдет из-за его сложившейся политической репутации, поскольку в годы учёбы он входил в эсеровский кружок. Кстати, подобная же история повторилась и при работе М. В. Горбушина над изданием учебника по удмуртской литературе для педучилищ в 1945 и 1948 годах. Судя по воспоминаниям автора, книга была написана по конспектам лекций Кедра Митрея в Удмуртском пединституте, но М.В. Горбушин об этом умолчал ради спасения рукописи. (Хотя здесь могли быть у него и другие мотивы).

Письма и заявления удмуртских писателей для нас имеют такую же ценность, как и письма В.Г. Короленко наркому просвещения А.В. Луначарскому, или открытое письмо Ф. Раскольникова Сталину или Письмо Сталину граховского агронома П.Н. Деськова. Свидетельские показания, собственноручно написанные К. Гердом и пока в отрывках опубликованные в книге «Из мрака…», могут рассматриваться как талантливое произведение в жанре исповеди и включаться в хрестоматии по литературе и публицистике.

В творческом наследии некоторых писателей остались и записные книжки. Записную книжку Кедра Митрея мне лично удалось посмотреть в архиве сына писателя Геннадия Дмитриевича. В ней аккуратно и точно зафиксированы маршруты передвижения Кедра Митрея по тюрьмам и ссыльным местам. В книге «Из мрака…» опубликованы отрывки из записной книжки Г. Медведева, изъятой при его аресте. Судя по приведённым отрывкам, она даёт ценные картины быта писателя и писательских взаимоотношений начала 1930-х годов.

В следственном деле Н.С. Кузнецовым обнаружен также акростих по начальным буквам которого можно прочесть «Вае мыным Гердэз» (Дайте мне Герда). Его автор студент УГПИ (Удмуртский педагогический институт) А. Костылев также был арестован в 1930-е годы и осуждён на 10 лет.

Поиск материалов из творческого наследия писателей продолжается. К сожалению, проблема репрессий и полное восстановление справедливости по отношению к людям, попавшим под нож той эпохи, не стала в полной мере государственной заботой и остаётся лишь политической картой в тех ситуациях, когда властным структурам требуется разоблачительный материал. Так было при Н.С, Хрущёве, когда ему для своего политического восхождения надо было скомпрометировать Сталина, так было при Б.Н. Ельцине, когда ему надо было привлечь на свою сторону широкий круг обиженных советской властью людей и назвать своих вчерашних коллег по партии «коммуно-фашистами».

Но правда во всей своей полноте должна победить!