«ПРОСТИТЕ ЗА ЗЛЫЕ СТИХИ…»

Армия

Мы мылись горьким потом
И мокли до кальсон.
Измученная рота,
Учебный батальон.
Противогаз без клапана.
Дорога, пыль, песок.
Который раз нас заполночь
Бросали в марш-бросок.
Полгода в общей сложности.
Не выспавшихся всласть,
Направили по должности
Всех в строевую часть.
Мечтая о наградах —
А почему бы нет, —
Мы плавали в нарядах
По молодости лет.
Кулак нам командира
Напомнил, кто здесь прав,
И выбил из мундира
Заученный устав.
А заодно фантазии,
Что командир — пример.
Служил, как я же, в связи
Наш взводный офицер.
И честь ему не свята,
С утра уже хмельной.
Шарахались ребята
Руки его дурной.
Он бил в лицо нас, тупо,
Угрюмо, но не зло.
И, если целы зубы,
Считай, что повезло.
Читал моральный кодекс,
Устав ВЛКСМ.
И доходило вроде
И «чуркам» даже тем.
В дежурство иль «под взводом»,
Грозились отомстить.
Я с ним служил полгода,
Но не могу простить.
Всё так же, видно, служит,
А службу презирал.
Глядишь, еще и будет
В отставке — генерал.

Марш коммунистических колонн

Хрустят под подошвою кости,
Шагаем по трупам во мгле.
Мы нынче незваные гости
На этой несчастной земле.

Упавшего не поднимаем,
Калеке ломаем костыль.
Шагаем, шагаем, шагаем
И месим кровавую пыль.

Идут и идут миллионы,
Уносится вдаль горизонт.
Унылые наши колонны
Всё рвутся куда-то вперед.

Вперед и вперед до заката,
Дороге не видно конца.
И звон колокольный набата
Не трогает наши сердца.

* * *
Мы потерянное поколенье,
Поколенье холодной войны,
Шестидесятых года рожденья,
Поколенье подъездной шпаны.

Мы спились, растерялись во времени,
Заметались среди берегов
И остались без роду и племени,
Без друзей, без идей и врагов.

Мы преступность, мы биржа, изгои,
Опоздавшие на паровоз,
Динозавры эпохи застоя,
Мы уйдем, превратимся в навоз.

Мы уйдем, удобряя вам почву,
И утешимся ролью своей.
Мы уйдем потихонечку, ночью,
Не пугая сынов, дочерей.

* * *
У меня сорок первый размер сапогов,
Тех кирзовых, солдатского кроя.
Мы в мишень попадаем за двести шагов
В полный рост или только по пояс.

Нас учили всему: как держать автомат,
Рыть траншеи, забросить гранату.
И сегодня для бывших когда-то солдат
Вновь готовят землянку с накатом.

Я, безбожник, иконе в углу поклонюсь,
Чтобы пули все мимо летели.
Эх, Россия, Россия, избитая Русь,
Может, хватит кровавой купели?

Депрессия

Над моим окопом
Пронеслась шрапнель.
Обливаясь потом,
Кутаюсь в шинель.
Только не сегодня,
Только не теперь —
Автомат негодный
И не счесть потерь.
Жизнь моя такая:
Всё война, всё бой.
До сих пор не знаю —
Мертв или живой?
Выкопал траншею —
Спрятаться от зла,
Сыплется на шею
Стылая земля.
Ни к чему и почести —
Сильным тот удел.
Мне же выжить хочется
В этот артобстрел.

Матери

Вчера листал фотоальбом.
Передо мной как на экране:
Мать что-то гладит утюгом
И я, сидящий на диване.

Зеленый фикус у стены
И старенькая радиола.
Вдруг чувство горькое вины
Меня, как жалом, укололо.

Из окон льется летний свет
На мать, такую молодую.
И в первый раз за столько лет
Я пожалел ее, седую.

Бойня

И снова предсмертная дрожь.
В глазах отпечатала стужа,
Как в тело врывается нож,
И кафель окрасился лужей
Рубиново-красной, парной…
Цепочкой с утра до заката
Скотину ведут на убой
Под звуки охрипшего мата.
Обыденность смерти, крови,
Обыденность горького пота,
И, как ты ее ни зови,
Работа, она есть работа.
К которой настолько привык,
Что только в ответ усмехнешься,
Когда вырывается бык
Из тесного, скользкого бокса.

Городу Г.

Окунула ночь свои ладошки
В сонный город — город-водоем.
Город, озабоченный картошкой,
Город, озабоченный жильем.

Небо в ярких звездочках-заплатах
Проколол случайно лунный рог.
Здесь живут на нищую зарплату,
На ночь запираясь на замок.

Ветер-дворник подметает улицу.
И, сорвав в календаре листок,
Съев на ужин бройлерную курицу,
Спит провинциальный городок.

* * *
Я нырну в спасительницу-ночь.
Спрячусь за глухую занавеску.
Ты одна сумеешь мне помочь,
Самая желанная невеста.
Ты мой ангел, ты моя любовь,
Муки ада, радость обещанья.
Мягко опускаешь свой покров,
Защищая сном из состраданья.
Я с тобой иной наедине:
Жалкий, беззащитный и открытый.
Я с тобой в придуманной стране,
С детства почему-то позабытой.
Где мальчишки прыгают с плота
В радужные солнечные блики.
Где царят покой и доброта.
Пахнет небом, спелой земляникой.

Душе

Ты меня по ночам не тревожь,
Что не так всё, как ты бы хотела.
Ну, продался за ломаный грош.
Не тебя продавал я, а тело.

Пусть работают мышцы спины.
Пусть работают ноги и руки.
Для того они нам и даны,
А не то онемеют от скуки.

Но тебя сберегу до конца.
Без тебя — словно нищий с сумою.
Без тебя — как заряд без свинца.
Без тебя я немногого стою.

* * *
Стервенеешь от строчек лихих,
Пропитанных ядом, как кобра.
Простите за злые стихи,
Должна быть поэзия доброй.
Светла, как безоблачный день.
Тепла, как крестьянские печи.
Проста, как березовый пень.
Бесхитростна, как перепечи.

Что нами движет, разум или чувства?
Когда так хочется хотя бы просто жить.
Быть мотыльком под лампою искусства,
Увидеть свет и крылья опалить.

Лето

Неправда, что кончилось лето!
Оно убежало на юг.
И прячется в Африке где-то
От стужи рассерженных вьюг.

А с первой проталиной марта
Оно прилетит на грачах.
Со старой, изношенной картой,
С большим рюкзаком на плечах.
И скажет: «Ну, здравствуйте, братцы.
Встречайте, сажайте за стол.
Мне так надоело скитаться
По джунглям Заиров, Ангол».

И солнышку крикнет лукаво:
«Держи свой потерянный ключ».
И бросит на землю горячий,
Запрятанный осенью луч.

* * *
— Ах, какие все суки и сволочи, —
Матерился поддатый мужик,
Добираясь домой среди полночи,
Принимая кусты за нужник.
Всё ругался, чего-то доказывал
И, в кармане звеня серебром,
От получки пропитой показывал
Мелочь, нашу, с двуглавым орлом.
— Допил нынче, ребята, я до края.
Ждут с зарплатой детишки, жена…
Всё светила в обочину мокрую
Равнодушная к пьяным луна.
Виноватый, до края накачанный —
Всё едино, была или нет
Та смешная зарплата растрачена
На кабацкий шикарный обед, —
Доплелся до заплеванной лестницы.
И твердил на расспросы жены:
— Как-нибудь проживем в этом месяце,
Лишь бы не было только войны.

Огород

Застыло небо, плавится дорога,
Чепцу переходили куры вброд.
— Прогневали мы чем-то нынче Бога, —
Ворчала мать, спеша на огород.

И я прошу: «Ну, ради нашей дружбы,
Дождя, — шепчу, — хоть капельку дождя».
Хотя, имея стаж метеослужбы,
Просить мне неприлично и нельзя.

Окучник в зубы и вперед, на грядки,
Покуда не отвалится рука.
На солнышке со мной играют в прятки
Личинки колорадского жука.

Глотая пыль, прожарив солнцем плечи
И угощая кровью мошкару,
Тащусь на остановку в душный вечер,
Обматерив погоду и жару.

А дома, остограммившись с устатку,
С улыбкой вспоминаю о зиме
И как когда-то замерзал в палатке
В бескрайней и тревожной Колыме.