РАССКАЗЫ
ПЛОХОЙ ОТЕЦ
Стрелки часов перевалили за полночь.
На пороге «Кабачка» появился старик. Сергей – бармен со стажем – прямо сказать, давно не встречал людей пожилого возраста в ночных заведениях.
Пошатываясь, старик подошёл к барной стойке. Вскарабкался на табурет и устремил свой мутный взгляд на Сергея.
- Чего желаете? – улыбнулся Сергей, и подумал: «А не пошёл бы ты домой, старый кусок дерьма». Он не любил стариков. Сергей не хотел признаться самому себе, что на самом деле он боится старости. Боится стать вот такой же развалиной, что сидит сейчас перед ним.
Сергей хорошо знал: это пока старик молчит, а тяпнет рюмку, вторую, и начнётся. В общем, выпьет на рубль, а мозги засрёт на тысячу.
- Сынок, у тебя есть дети?
«Началось».
- Нет, – ответил Сергей и налил рюмку «Гжелки».
- И у меня теперь тоже нет. – Старик развёл руками. Сергей подал мужчине рюмку. Тот махом влил её в себя.
- Ты не думай, деньги у меня есть. Я заплачу.
- Тогда, может быть, что-нибудь экзотическое?
- Нет, ты мне водочки подливай. Что мужику надо? Водки стопка да баба поласковей. С бабами у меня теперь, конечно, только платоническая любовь. – Старик издал какой-то звук, похожий на крик доисторической птицы. – Ты мне подливай так, чтобы смочить горло. Ты же всё равно никуда не спешишь?
«Ты попал прямо в точку, старый пердун. Куда мне спешить? А что я теряю? Всё равно лучшей компании нет. Давай, грузи меня, старик. Ты нашёл сегодня свободные уши».
Старик выпил вторую предложенную ему рюмку.
- Вот так всё и бывает. Любишь их, души в них ни чаешь. А в ответ что? Да ни черта… Сплошные упреки и требования. Ты, сынок, не смотри на меня так. Да мы все – я имею в виду стариков – мы все говорим, что, мол, мы были другими. Ваше поколение никудышнее. Наши старики говорили так же и нам. А мы говорим вам. А вы… Да, да, сынок, и ты будешь говорить так же. И знаешь, что я раньше думал: «Куда уж там – были вы другими. Точно такими же вы были». Вот что я, сынок, в твоём возрасте думал. Годочки шли. Я моложе не становился. И моё восприятие окружающего мира кардинально менялось.
«Во старый загнул! Восприятие окружающего… Тьфу ты! Такую хрень и на трезвую голову не выговоришь».
- Были, конечно, и в наше время молодые люди, портящие жизнь окружающим. Но чем я становился старше… старее… да так будет вернее. Так вот, чем я становился старее, тем больше понимал: отморозки теперь скорее закономерность, чем исключение из правил. Да-а, ни тебе уважения…
- Ты был пионером, сынок? – как-то вдруг спросил старик.
- …
Не дождавшись ответа, он решил оставить пионерскую тему.
- Было у меня два сына и одна дочка. Хе-хе-хе. Как в сказке. Только на этом сказка и заканчивается. А начинается, сынок, страшная быль. – Старик взял в руку пустую рюмку, посмотрел в неё и поставил на место. Сергей наполнил рюмку. В данный момент его беспокоило, как он будет выбивать деньги с этого старого козла за выпитое. Рюмку он налил, а вот отдавать её посетителю не спешил.
- Послушай, папаша, если у тебя нет денег, то лучше иди засирай мозги своей бабке.
Старик добродушно улыбнулся, похоже, он даже и не обратил внимания на дерзкий тон парня. Он молча достал из заднего кармана брюк бумажник и положил его на лакированную стойку. Молодой наглец и не думал отдавать рюмку. Весь вид его говорил: «Ну и что ты мне тут тычешь своим кошельком. Я тебе сейчас три достану. Но ни в одном из них ни шиша». Старик открыл портмоне и достал из него пять купюр по тысяче. Бармен улыбнулся и поставил перед дорогим уже гостем не только стопку, но и всю бутылку «Гжелки». «Вот теперь я готов тебя слушать, дедушка».
Старик выпил и, будто и не было никакой заминки, продолжил рассказ:
- Санька родился первым. Мне было двадцать тогда. Я виноват, что все так вышло. – Мужчина улыбнулся. – Я имею в виду не то, что он родился. Хотя, конечно, и в этом я тоже виноват.
Сергей подумал, что что-то пропустил в рассказе старика. Потому что ни черта не понял. Да и хрен с ним. Пускай лопочет.
- Двадцать лет! Я тогда не очень понимал, зачем женился, а тут ребёнок… Мне хотелось кричать вместе с ним по ночам. Мне хотелось орать благим матом, что я и сам ещё ребёнок. Со временем всё наладилось. Он рос, я взрослел. Ему было года четыре, когда мы начали замечать за нашим малышом приступы агрессии и жестокости. Лет в семь Санька убил соседскую собаку. Он заколотил её до смерти молотком. Это я виноват. – Мужчина замотал седой головой. Посмотрел на рюмку: она была уже налита. Выпил. У старика по щекам текли слёзы.
- Он сидел в колонии для несовершеннолетних, когда у нас родились Алёнушка и Стасик. Саньке было шестнадцать. Надеяться на него нам не приходилось. Ну, я в смысле – в старости воды подать…
Сколько он нам крови попортил… С рождением Алёнушки и Стасика появилась надежда встретить старость спокойно.
Они росли милыми, спокойными детьми. Будто сам Господь Бог, посмотрев на наши страдания с Санькой, решил облегчить нам жизнь. Они ходили в один класс. А как учились…
* * *
Девочка и мальчик лет тринадцати выбежали из калитки, чуть не сбив мужчину. Мальчишка поправил сумку, соскочившую с плеча. Что-то было в его движениях знакомое. Он напомнил Саньке его самого в детстве. «Да это мой братишка! И… сестрёнка!? Красавица». Когда Саньку посадили, мать беременная была. Так им сейчас лет по пятнадцать. Они скрылись за углом «Булочной».
Он пихнул калитку и ступил на бетонную дорожку. Всё, как и раньше. Ничего не изменилось. Саша пошёл по дорожке. Проходя мимо дома, он остановился у окна и заглянул на кухню. Мать сидела за столом и читала. Она стала совсем седой.
- Здравствуй, мама. – Он остановился в дверях. За пятнадцать лет, проведённых в местах не столь отдалённых, он отвык от этих сопливых встреч и расставаний. Сашка старался деликатно отклониться от поцелуев матери.
- Как я ждала тебя, сынок!
Вечером вернулся отец. Они некоторое время стояли друг напротив друга. Будто присматриваясь. Никто из них не хотел подойти и обнять первым. Всё-таки отцовское сердце не выдержало, и Илья подошел к блудному сыну.
Сели за стол, выпили. Начался неспешный разговор о том, о сём. Мать не отходила от сына ни на шаг.
- Тамара, поди, глянь, чем двойняшки заняты. Мы с сыном поговорим.
Когда жена вышла, Илья продолжил:
- Ну, сынок, чем заниматься собираешься?
- Не знаю, батя. Поживём – увидим.
- Ты, это, в институт, что ли, пошёл бы. А то без профессии тяжело сейчас.
- Вот они, мои институты да университеты. – Сашка расстегнул рубашку и показал отцу разрисованную грудь. – Я думаю, мне на всю жизнь хватит.
В кухню вошла Алёна. Сашкин рот искривила ухмылка.
- Ты смотри, какая у меня сестрёнка. Красавица. Пойди ко мне, Алёнушка.
Девчушка застенчиво улыбнулась и подошла к старшему брату.
- Садись, посиди с братишкой. – Саня похлопал по своей коленке. Алёна не сразу, но всё-таки присела.
Отец что-то говорил о пользе учёбы, но Саша не слушал его. Он обнял сестренку за талию. Как от неё пахло! Первый и последний раз девушка у него была пятнадцать лет назад. Перед тем как он проломил башку этому придурку. Собственно говоря, именно из-за неё он и сделал это. Это была девушка того слабака. Два года на «малолетке», да и остальные тринадцать в ИТК, женщин Сашке заменяли журналы с голыми сиськами и… тьфу. Вспоминать тошно.
Сашка потянулся за стаканом и будто невзначай положил правую ладонь на грудь Алёны. Она задрожала всем телом. Он почувствовал это, разгоряченный спиртным, повернулся к ней и шепнул что-то на ухо. У девочки щёки побагровели от стыда. Она подскочила и выбежала на улицу.
- Куда ты, егоза? – ничего не понимая, спохватился отец. Не увидел тогда он и взгляда старшего сына, а то бы враз сообразил, что произошло.
- Да ну её. Ты вот скажи мне, сынок, почему ты не спрашиваешь, как мы тут с матерью жили.
- Батя, а что вам сделается? Вы что тут, баланду лопаете или на вшивой шконке спите? Нет, батя, вы вон что трескаете – колбасы да сыры, да и спишь ты на двуспальной кровати в обнимку с бабой.
- Ты кого это бабой называешь? Ты мать бабой называешь?
- Ну а кто она? Не мужик же? Ладно, батя, не кипятись, да и меня не заводи.
- Ты хотя бы там понял, что ты натворил? У тебя много времени было подумать обо всем этом.
- А чего тут думать? Ну, убил и убил. Сделанного не воротишь. Я за это отсидел, даже больше, чем надо.
- Отсидел ты больше положенного только из-за своей глупости. Бегать меньше надо было. Но ты хотя бы задумывался, сколько судеб ты сломал одним махом…
- Замолчи, отец!
- …парнишка тот мог бы полюбить и иметь детей. Ты тоже…
- Я сказал: замолчи!
- …мать, я, родители того паренька. Все…
- Заткнись, козёл. – Парень вскочил и…
- Он избил меня тогда. Очень сильно избил, – старик замолчал и посмотрел на рюмку. Взял её дрожащей рукой и выпил.
- Нет, я всё равно любил его. Это же мой сын. Мой первенец. В общем, я всегда был на его стороне. По правде сказать, – старик, будто боясь, что его услышит ещё кто-нибудь, кроме бармена, перешёл на шёпот, – тогда, ну когда он пристукнул этого мальчишку, я был полностью за своего парня. Таким паршивцам самое место в аду. И я думаю, если б не Санька его, то… он бы Саньку точно не пожалел. Хотя теперь и не знаю, что было бы лучше…
* * *
Алёна сидела за письменным столом и что-то писала. Она была настолько увлечена, что и не заметила, как в комнату вошли.
Стас остановился у неё за спиной и руками закрыл ей глаза. Она вздрогнула и напряглась.
- Угадай, кто?
Девочка даже вздохнула, когда услышала голос Стасика.
-У-уф. А я-то думала…
- Что ты думала? Привидение? – мальчишка залился смехом.
«Какой он ещё маленький. Правду говорят, что мальчишки отстают в развитии».
- Алён, пойдем в кино? «Универсальный солдат» с Ван Даммом. – Мальчишка посмотрел на сестру, зная, как она обожает этого актёра.
Восторженный визг чуть не оглушил паренька.
- Новый фильм?
- Да, и, говорят, он там так машется.
Немного успокоившись, Алёна сказала:
- Ну, подожди, уже поздно, и нас родители никуда не пустят!
- Я открою тебе один секрет, сестрёнка. У нас есть старший брат. А с ним нас хоть до утра отпустят.
- Нет, я не пойду.
- Чего вдруг?
- Не пойду и всё. – Алёна развернулась и снова села за стол.
- Ну, как знаешь.
И уже от двери Стас спросил:
- Так что мне передать Ван Дамму?
- Я боюсь его, – не оборачиваясь, сказала девочка.
- Кого? – не понял Стасик.
- Стас, когда он на меня смотрит, меня в дрожь бросает.
- Ты про Сашку что ли?
- Ты знаешь, что он у меня спросил в тот день, когда он избил папу? – Алёна повернулась к Стасу.
- ?
- Он меня спросил, хотела бы я увидеть голого мужчину…
Уже когда братья сидели в тёмном зале кинотеатра «Юность», Стас думал о том, что сказала ему Алёна. Он украдкой поглядывал на старшего брата.
«Он не мог такое спросить. Кто угодно, только не он. А если даже и спросил, то он просто пошутил. Он же старший брат! Нет, я не боюсь его. Я восхищаюсь им. Он научит меня быть сильным. Он рассказывал, как там поступают со слабаками. Только сильные выживают в этом мире. Мой брат сильный, и я стану таким же, как он».
- Вот этого я больше всего и боялся. Они вернулись поздно и оба пьяные. Пьяные! Понимаешь, ладно – Сашка. Но Стасу всего пятнадцать. Чего только он мне в тот вечер не наговорил. И что я слабак, и что таких, как я, на зоне опускают. Сашкино влияние… Мать всю ночь прорыдала. И за что ей такое? – Старик налил себе и выпил. Сергей сидел и смотрел на худощавого седого мужчину.
- Братья были всегда вместе. Алёнка старалась избегать их. Мне и в голову тогда не могло прийти, что… такое у меня в доме…
* * *
Он шёл по дорожке к дому. Сашка неизвестно где пропадал целыми днями, но двойняшки наверняка уже дома.
Проходя мимо окна спальни дочери, он краем глаза увидел какое-то движение. Подошёл ближе… Стон вырвался из горла. Илья бросился в дом. Когда он вбежал в комнату дочери, девочка сидела в углу закутанная в одеяло – она плакала. Над ней навис совершенно голый Саша.
- …и если ты кому скажешь…
- Что здесь происходит?
- О, батя, ты что так рано?
- Что…
Девочка зарыдала.
- Да вот учу младшую сестренку уму-разуму…
Парень подошёл к отцу.
- Не суйся в это, старик.
- Да я тебе… – Илья бросился на сына. Сильный удар отбросил его на пол к ногам дочери.
Мужчина поднялся сначала на колено, а затем и во весь рост. Голова кружилась, из носа шла кровь. Он посмотрел на удаляющегося парня. И это его сын!? То, что он поднял руку на отца… Но вот Алёнушку не надо было трогать.
Отец пошёл к себе. Взглянул на сейф. Ружье!? Нет, нет… Достал из-под кровати ящик с инструментами. После того как Сашка обнаружил пристрастие к молоткам, Илья держал ящик возле себя.
Он достал молоток и направился к Саше. Парень сидел на кухне, даже не удосужившись надеть штаны. Илья подошёл и встал напротив сына. Костяшки пальцев, сжимавших ручку молотка за спиной, побелели от напряжения.
- Скажи мне, подонок, – дрожащим голосом проговорил отец, – неужели у тебя ничего святого не осталось? Она же твоя сестра! – И он не смог сдержать слёз.
- Брат сестру прижал к кресту… – Наглая ухмылка скривила рот парня.
И всё. Это была последняя капля.
Удар. Несильный, как-то вскользь. Парень вскочил, выпучив глаза. Кровь заливала лицо. Ещё один удар. Ещё. Лицо Сашки превратилось в кровавое месиво.
- Я его скинул в высохший колодец на задах огорода, – старик замолчал. Сергей принялся натирать стаканы.
- Через месяц… моя девочка… Через месяц моя Алёнушка повесилась. – Голос старика дрожал. Сергей даже подумал, что старик сейчас заплачет. Но нет, он налил ещё водки и выпил.
- Ты знаешь, сынок, я почувствовал тогда облегчение. Когда я увидел её посиневшее лицо и вывалившийся язык, мне стало легко, будто груз с плеч. Она не смогла бы жить с этим. Да и я тоже не смог бы. Вот так вот, сынок. Плохой я отец. Плохой. Сашка сломал и ей жизнь. Лёжа там, на дне колодца, изъеденный червями, он продолжал ломать людей, как спички. Тамару после смерти Алёнушки будто подменили. Да и про Сашку, мне кажется, она догадалась. Она умерла через год с небольшим. Стас закончил школу, поехал поступать в город и не вернулся. За пятнадцать лет три письма, всего три. А тут как снег на голову…
* * *
Старик задремал на лавке у дома. Стас подошел и тихо присел рядом.
- Ну, здорово, батя.
Илья открыл глаза и в изумлении уставился на парня. Старику на миг показалось, что это Сашка выбрался из колодца и теперь хочет отомстить. Тот же голос, то же лицо. Нет, он же мёртв! Удивительное сходство.
- Как ты тут? – Стас смотрел прямо перед собой, будто боясь взглянуть отцу в глаза.
- А что мне сделается? Я же тут баланду не хлебаю…
- Ну да, ну да…
- А как это ты решился навестить старика?
- Дело у меня к тебе. А точнее, предложение…
- Выкладывай. – Илья сразу почувствовал что-то неладное.
- А что, родного сына даже и в дом не пригласишь?
- Пойдём, конечно! – спохватился старик.
Они сели за стол, выпили.
Стасик очень стал похож на Сашку. Старик украдкой поглядывал на сына и одновременно слушал его. Тот рассказал, что женат и у него сын. Санькой назвал. Ну, не счастье ли узнать, что у тебя внук, когда ему уже восемь лет?
- Ну, я, батя, что приехал-то, – уже изрядно поднабравшись, сказал Стас. – Дом у тебя хороший. Я же в нём вырос, помнишь?
- Ты не юли, говори чего надо.
- Ты, бать, не злись. Жить-то тебе недолго осталось… Ну, в общем, написал бы ты дарственную…
- Всё правильно, сынок, жить мне малость осталось. Но дарственных писать я никаких не буду. Вот помру я, и тогда всё это станет твоим. Наследник ты единственный…
- Да ну, брось ты, старик. Мы не можем ждать до твоей смерти. Мы тебя определим в приличный пансионат, и доживай себе спокойно старость.
Илья даже вначале и не поверил собственным ушам. Его хотят запереть в дом престарелых. Он помолчал, взвешивая все за и против, и тихо сказал:
- Убирайся отсюда…
- А если нет? То что? Ты меня так же, как Сашку, забьёшь молотком и сбросишь в колодец?
Он всё видел. Но почему…
- Я никому не рассказал тогда лишь из-за того, что…
- … ты уже тогда соображал на лету…
- Если угодно – да!
- Пошёл вон! – крикнул Илья.
- Не кипятись. Я уйду, но ты можешь пожалеть. – Стас встал и пошёл к двери. Уже на выходе, будто что-то вспомнил, он обернулся. Ему хотелось добить старика, и он знал его больное место.
- А ты знаешь, тогда я ведь был первым. Санька держал её, а я…
Илья поднял на него полный боли взгляд. Губы старика тряслись, по щекам текли слёзы.
- Нет…
- Да, батя, да! – Стас развернулся и вышел на улицу.
- Нет, – говорил старик, когда шёл в спальню.
- Нет, – повторял он, когда брал ружье и выбегал на улицу.
- Нет, – вырывалось из груди, когда он стрелял в сына.
Стас уже дошёл до калитки, когда услышал оглушительный выстрел. Он почувствовал сильный удар в спину, хотел повернуться, но его словно удерживала какая-то сила. Потом эта же сила придавила к земле. Он умер ещё до того, как его лицо коснулось бетонной дорожки.
Старик замолчал. Сергей понял, что всё сказано. Даже больше.
- Сынок, ты мне дай ещё бутылочку. С собой. У меня тут незаконченное дело осталось.
Старик встал, взял со стойки кошелёк и бутылку. Сергей увидел, что старик не забрал деньги.
- Эй, отец! Пять тысяч – немного больше, чем я собирался получить с тебя…
Старик обернулся.
- Мне они уже не понадобятся. К тому же у меня уже всё есть. – И старик поднял руку с бутылкой. – Прощай, сынок.
- Прощай, отец, – чуть слышно проговорил бармен.
* * *
Сергей вышел из комнаты, в которой он проживал уже года два. Прошёл к умывальнику, умылся и направился к кухне.
Повара суетились. Сергей в шутку называл кухню маленький Самарканд. Основной рабочей силой были выходцы из бывших азиатских республик СССР.
Что-то шкворчало на плите. Шеф-повар Заза очень громко наставлял нового работника. Заза вчера принял не то родственника, не то земляка. Сергей не лез в их дела. Земляки приходили, уходили, а вот Заза был незаменим.
- Ну, ты и спишь, Сэрожа.
- Да до шести утра просидел с мужиком одним.
- Опять лапша…
- Да нет, просто поговорили… – Зачем он так сказал? Наверное, было что-то в этом старике. Он Серёже напомнил отца. Его отца.
Сергей вышел в зал. Девчонки сервировали столы. Клиентов не было. Он прошёл и сел за служебный столик.
- Сашенька, сделай кофе, пожалуйста, – крикнул он одной из официанток.
Закурил. Старик не выходил из головы. Как он там? Хороший, видно, мужик.
Сергей взял пульт и включил телевизор. Переключил на местные новости.
- …соседи вызвали милицию… Судя по всему, это было самоубийство… Мужчина проживал в доме один…
Сергей сразу понял, что речь идёт о том самом старике. Вот о каком незаконченном деле он говорил! Камера показала дом. Хороший добротный дом. Родительский.
По телевизору показывали соседей несчастного. Они отличались от покойного только тем, что были живы. На лицах отпечаток одиночества.
Репортёры рассуждали ещё какое-то время о том, что да как, но про ещё один труп ни слова. Может старик отволок его к колодцу да отправил к старшему брату. Самое ему там место. Сергей удивлялся самому себе. Он не знал ни детей, ни старика. До вчерашнего вечера он даже и не догадывался о том, что они вообще существовали… Но он был полностью на стороне старика.
А может, старик вообще никого не убивал? Просто одиночество доконало.
Вдруг Серёжа встал и направился к стойке. Достал телефон и набрал номер. Надо же: не забыл! На другом конце щёлкнуло.
- Алло. – Родной голос. Как давно он её не слышал.
- Алло, – повторила женщина.
- Здравствуй, мама…
В МОЕЙ СМЕРТИ ПРОШУ ВИНИТЬ…
Светлана Алексеевна подошла к школе, посмотрела на окна, где учился её мальчик, её Сашенька. Женщина поправила одной рукой седую прядь, выбившуюся из-под синего платка, а другой запахнула полы серого плаща. Мелкий осенний дождь хлестал по измождённому лицу. Капли собирались в морщинках и стекали, будто слёзы к уголкам губ, к подбородку. Светлана Алексеевна уже года два не плакала, и вот сейчас ей хотелось, но она не могла. Она не могла предать Сашеньку и показаться перед ними в таком виде.
Женщина вошла в просторный вестибюль, осмотрелась – за столом прямо у входа сидел работник ЧОПа и, придерживая рукой голову, дремал.
- Поспи, сынок, поспи, – прошептала Светлана Алексеевна и пошла к лестнице.
На втором этаже женщина подошла к кабинету химии и посмотрела по сторонам – слева, в конце коридора уборщица в синем переднике мыла полы. Светлана Алексеевна резко открыла дверь и вошла в кабинет.
- Сдаём работы. Санников… – Вера Фёдоровна, учительница химии замолчала, увидев гостью.
Светлана Алексеевна подошла к кафедре и остановилась в метре от учительницы. Дети сидели молча – они прекрасно знали вошедшую. Особенно Санников. Он медленно встал.
- Сядь на место, – не поворачиваясь к подростку, произнесла Светлана Алексеевна. Тихо, но властно.
- Что вы себе позволяете, – еле выдавила из себя Вера Фёдоровна. – У нас здесь урок…
- Заткнись! – прошипела Светлана Алексеевна и, откинув полу плаща, достала обрез охотничьего ружья. Одна из девочек взвизгнула; Светлана не была уверена, но ей показалось, что это Лейла Сидорова – она сидела за одной партой с Сашенькой.
Учительница попятилась, пока не упёрлась в подоконник.
- Зачем вы это делаете? – дрожащим голосом спросила Вера.
Ответом был выстрел. Вера Фёдоровна ударилась о раму и упала лицом к ногам убийцы. Светлана развернулась к классу и, ещё оглушённая выстрелом, скорее рефлекторно, нажала на спусковой крючок. Санников отлетел на парты и затих. Женщина уронила оружие и осела на пол. Она не видела ни разбегающихся детей, ни орущего в телефон взъерошенного охранника, ни убитых людей. Её глаза застилали слёзы. Впервые с того дня как умер сын, впервые с того момента, когда она пообещала отомстить.
Сашка Мартынов не любил химию, но очень старался, чтобы Вера Фёдоровна этого не заметила. И причин тому несколько. Во-первых, если он завалит химию не видать ему одиннадцатого класса как своих ушей, а вместе с тем и мечты всей своей ещё пока коротенькой жизни стать художником, во-вторых, Вера Фёдоровна (Верочка, как он называл её только в своих мечтах) Саше очень нравилась. Да что там, он был в неё влюблён, к сожалению, без каких-либо намёков на взаимность.
Когда тебе пятнадцать и ты влюблён, когда предмет твоего обожания в метре от тебя, трудно думать о щёлочах и кислотах, о пробирках и колбах, о соединениях… В эти короткие сорок пять минут Саша думал только об одном соединении, которое ближе скорее к урокам анатомии. Но потом он мысленно одёргивал себя, мол, уроки анатомии только в одиннадцатом классе, а до него ещё надо как минимум получить четвёрку по химии в году. Единственным уроком, где он мог по-настоящему предаться своим мечтам, был урок физкультуры. У Саши было плохое зрение, которое с каждым годом ухудшалось. Как он иногда подшучивал сам над собой: «С каждым годом линзы на моих очках становятся толще на один миллиметр». Окулист каждые полгода выписывал лекарства, упражнения и освобождение от физкультуры. В общем, когда весь класс подтягивался, сдавал кроссы и прыжки в длину, Саша тихонько сидел на скамейке и рисовал.
Портреты Веры Фёдоровны занимали большую часть альбома. И почти все они изображали любимую учительницу в обнажённом виде. Саша рассматривал каждое из них и чувствовал, как возбуждение наполняет его, грозя вырваться наружу. Чтобы хоть как-то уменьшить желание Саша закрыл глаза, но Вера была и там – у него в голове.
- Дрочишь, четырёхглазый?
Одновременно с этими словами Саша открыл глаза и захлопнул альбом. Перед ним стоял Лёша Санников и Игорёк Ларин.
- Лёха, да у ботана стояк! – произнёс Ларин так, будто увидел Эйфелеву башню из окна своей общаги.
И тогда Саша вскочил и побежал к выходу; ребята засмеялись.
- Ты видел? – успокоившись, спросил Игорь. – У него там голые тётки.
- Да не тётки, дурак! – Лёша усмехнулся. – Там наша Верочка.
Они ждали Сашу после уроков у заброшенной котельной. Мартынов увидел ребят, только когда они окружили его.
- Ну, очкарик, показывай, что у тебя там. – Геворг Мурадов, самый маленький из одноклассников, подошёл к Саше и дернул за папку с рисунками. Сашка знал, что потеряй он даже очки, всё равно, на ощупь смог бы побить этого недоростка, но у него за спиной стояли Санников и Ларин. Геворг ещё раз дёрнул за папку – уже сильнее, настойчивей. Сашка обеими руками прижал её к груди.
- Ты че, лохазавр?! – хулигану явно не нравились попытки жертвы сохранить своё добро.
- Ребята, оставьте меня в покое, – пробормотал Саша.
К нему подошёл Санников и обнял за плечо.
- Ребята, оставьте меня, – передразнил он Мартынова. – А-то меня маменька заругает.
Упоминание о маме в таком тоне у Саши, мягко говоря, вызывало гнев. Он крепче сжал папку.
- Кстати, Мартын, а где она сейчас полы моет? На автобазе?
- О, да её повысили, – включился в разговор Ларин. – В прошлом месяце она в моей общаге сортиры драила.
Ребята засмеялись и Сашка, не совсем соображая, что происходит, ударил Игоря. Не сильно, так вскользь, но лица хулиганов перекосило до неузнаваемости.
- Ах ты, сука четырехглазая, – заорал Геворг и прыгнул Сашке в ноги. Когда Мартынов упал, его волновало только одно – чтобы очки не сломались.
Сашка зашёл домой, когда мамы ещё не было. Она уходила рано, а приходила поздно. Утром она мыла полы (Ларин был прав – она убиралась у них в общежитии), потом шла на основное место работы, а вечером – автобаза. Сашка бы и рад помочь, но для этого ему пришлось бы перейти на вечернее и тогда до свидания карьера художника. Да и мама этого никогда не допустит.
С того момента как погиб отец – его завалило на шахте, она всё возложила на себя. Мама стойко перенесла невосполнимую потерю – она не плакала на похоронах, она не плачет и не жалуется сейчас. Саша иногда думал, что он не такой как мама. Он нюня, ботан, лохозавр. Ему всегда хотелось плакать. Он не мог, как мама держать удар. Вот и сейчас, стирая грязные вещи, Сашке хотелось разрыдаться. Он не мог понять – за что?
Очки не разбили, но одно ушко отломилось. Закончив с бельём, Саша пошёл к себе в комнату. Сел за стол, включил настольную лампу и принялся за починку очков.
«Даже если придётся замотать ушко изолентой, – решил Саша, – я ни за что не скажу маме о поломке».
Ему снова захотелось плакать.
«За что? Ведь я им ничего не сделал!»
Он вспомнил, как Мурадов тянул папку, как Санников издевался, как Ларин говорил плохие слова о маме, как… У него встал перед глазами образ маленького наглого Мурадова.
«Ну, очкарик показывай, что у тебя там», – вспомнил Саша слова Геворга.
Саша надел очки и осмотрел стол.
Они видели, что у него в папке и ждали после школы, чтобы отобрать.
Отобрать и показать всему классу! Сашка похолодел. Он заходил по комнате. На кровати папки не было, на столе тоже. Саша выбежал в коридор. На кухне, в ванной, в прихожей и в комнате мамы рисунков не было. Либо папка у Санникова и его приятелей, либо она ещё там… Точно, у котельной.
Саша накинул старенькую куртку и выбежал из квартиры. На встречу шла мама.
- Ты куда, сынок?
- Я сейчас мама. Я скоро, – уже выбегая из подъезда, произнес Саша.
Женщина с улыбкой посмотрела в след сыну, вздохнула и вошла в квартиру. В прихожей села на тумбочку – устала. Светлана Алексеевна очень устала, но никому об этом не говорила.
Ничего, отучится Сашенька, тогда и отдохну.
Женщина улыбнулась, разделась и пошла на кухню готовить ужин своему Сашеньке.
Саше первый раз с того момента как он начал учиться не хотелось идти в школу. У заброшенной котельной он нашёл пустую папку. Конечно, рисунки могло разметать ветром или их могли унести какие-нибудь мальчишки, даже и понятия не имеющие о существовании Сашки Мартынова. Но могло быть и по-другому. Вот это-то и пугало.
Его опасения подтвердились, как только он вошёл в кабинет. Первым уроком была алгебра. Самый любимый урок Саши, но сейчас он не чувствовал того восторга. Он чувствовал сухость во рту и дрожь в коленях. Он шёл по проходу между партами под пристальными взглядами одноклассников.
«Они всем рассказали», – Сашке снова захотелось плакать.
Кто-то за спиной крикнул:
«Очкарик – дрочун!»
Саша на негнущихся ногах добрался до своего места. Сел за парту. Лейла улыбнулась ему.
- Привет. Чего это они?
Саша не ответил. Украдкой посмотрел на Санникова. Тот что-то рассказывал девочкам. Они захихикали и посмотрели на Мартынова. Ох, как сейчас Саше хотелось сказать по-детски «Чур я в домике» и всё – никто тебя не тронет.
Положение спасла Ангелина Валерьяновна – учительница по алгебре. Она вошла в кабинет, водрузила на массивный нос очки в роговой оправе и зычным голосом произнесла:
- Санников, урок начался.
- А я что?..
- Слезь с парты и перестань пудрить мозги отличницам.
Девочки снова захихикали, но на Сашу не посмотрели – не было повода.
Когда-то любимый урок алгебры стал самым длинным. Саша ловил на себе презрительные и насмешливые взгляды одноклассников. После звонка Саша остался сидеть за партой. Он опустил голову и собирал рюкзак.
- Сашка, ну ты идешь? – Неугомонная Лейла стояла у парты и улыбалась.
«Чур я в домике».
Лейла пожала плечами и выпорхнула из класса.
Саша всю перемену прятался от одноклассников. Теперь ему казалось, что о рисунках знает вся школа и все хихикают и шепчутся за его спиной. В кабинет химии он вошёл за пару секунд до звонка. Веры Фёдоровны ещё не было. Саша медленно пошёл к своему месту, окружающие казалось, его не замечали.
«Неужели всё? – подумал Саша. – Они оставили меня в покое».
Он сел на своё место и тут же ему на парту упал бумажный самолётик. Саша, не поднимая головы, развернул его. Это был один из его рисунков.
«Нет, они не оставят меня в покое».
Он посмотрел туда, откуда мог прилететь самолёт. На него ухмыляясь, смотрели Лёша, Игорь и Геворг. Только теперь он заметил, как все вокруг смеются и тычут на доску. Саша встал. Класс стих, когда в кабинет вошла учительница химии. Саша, продолжая сжимать в руках один из рисунков, повернулся к доске. Она вся была усеяна его творениями.
- Что это за… – Вера Фёдоровна не нашлась как назвать то, что увидела. Она подошла и сняла один рисунок. – Что это за… Кто это сделал?!
И тут Сашка заплакал. Громко, навзрыд. И ещё до того как Вера Фёдоровна начала кричать, он выбежал из класса.
Светлана Алексеевна вышла из кабинета директора. Села на скамейку – она едва держалась на ногах. В принципе ничего криминального и аморального в этом не было. Голые девки заполонили все рекламные щиты и ролики. Мальчик влюбился в свою учительницу, вот и изобразил её так как видел. Уж действительно, как видел. Светлане Алексеевне при встрече с Верой Фёдоровной показалось, что на молодой женщине только одна блузка, едва прикрывавшая нижнее белье. Что за нравы? Дети одеты как… А учителя? Общественная организация, которая должна поддерживать дисциплину, разлагает её.
Нет, Светлана Алексеевна не оправдывала сына. Он поступил скверно и она с ним поговорит. Всё верно, дисциплина должна прививаться в первую очередь в семье. Но какой толк от этого, если придя в школу, ребёнок видит учительницу или одноклассницу практически в нижнем белье.
Светлана вспомнила своё детство. Да, им тоже хотелось выглядеть красиво, но все попытки пресекались. Её лично один раз даже водили умывать. А делов-то – подкрасила чуть-чуть глаза. Школьная форма уравнивала всех. Сейчас модно говорить об индивидуальности, мол, не было её тогда. Может быть. Но тогда не было и унижений и избиений одноклассников. Тогда была дисциплина.
Из кабинета директора вышла Вера Фёдоровна посмотрела сверху вниз на мать Мартынова и пошла к своему кабинету. В такую можно влюбиться. Вертихвостка. Только одно смущало Светлану Алексеевну – не мог Сашенька развесить свои рисунки по всему классу.
- Мартынов к доске, – не поднимая взгляда от журнала, произнесла Вера Фёдоровна.
Санников с ехидной улыбкой посмотрел на Сашу. Тот шёл молча, как агнец на заклание. После случая с рисунками Вера Фёдоровна обратила на него внимание, да так, что теперь он рад бы был тройке в четверти.
- Итак, Мартынов. – Женщина подняла на мальчика, как ему когда-то казалось красивые глаза. – Поведай нам о применении неорганических веществ.
Уф, это-то Сашка знал. Он заговорил:
- Первое. – Подросток загнул один палец так, чтобы никто не видел. – Способность металлов проводить электрический ток используется в электробытовых приборах, комп…
- Давай дальше. - Женщина не сводила с ученика глаз.
- Второе. – Другой палец загнулся. – Высокая теплопроводность металлов используется в быту – из…
- Дальше.
- Третье. – Ещё один палец лёг к другим. – Высокая отражательная способность металлов…
- Дальше. И перестань загибать свои кривые пальцы!
Кто-то хохотнул. Саша подумал, что Геворг.
«Она всё видела! Она видит меня насквозь!»
- Кислород. – Ему хотелось плакать, поэтому ответы были уже не такими чёткими. – В больнице кислород используют для поддержания дыхания больных. – Голос дрожал. – В быту постоянно используется поваренная соль, стиральная сода – входит в состав стиральных порошков, питьевая сода…
- Что ты мямлишь?! Питьевая сода, – передразнила Сашу Вера Фёдоровна. – Садись, два. Ты совершенно не готов.
Саша шёл и старался не заплакать. Кто-то, скорее всего Ларин, прошептал ему вслед:
- Дрочун.
Когда Саша сел, то увидел, что Вера Фёдоровна смотрит на него. Смотрит и улыбается. Она слышала, как назвал его Игорь, и не сделала замечание хулигану. Мало того, она радовалась его унижениям. Прозвенел звонок, Вера Фёдоровна встала и, всё ещё улыбаясь, сказала:
- Все свободны.
«Чёрта-с-два свободны!» – таких мыслей Саша от себя не ожидал. Он даже покраснел.
Саша набрался храбрости и решил поговорить с учителем химии. Две недели он был центром внимания. Учителя как сговорились – где он был силён и проявлял активность, его будто не замечали, а где слаб, наоборот спрашивали каждый урок и топили, топили. Топили, чёрт возьми! Даже всегда весёлый и приветливый учитель истории Александр Анатольевич осуждающе смотрел на Мартынова.
- Чего тебе?
Презрительный тон стал более заметен, как только Саша остался наедине с Верой Фёдоровной.
- Вера Фёдоровна, мне нужно с вами поговорить.
- Так говори быстрее – у меня мало времени.
- Вера Фёдоровна, я этого не делал, – на одном дыхании проговорил Саша.
- Что именно, Сашенька?
Ласковое обращение сбило с толку мальчика.
- Вера…
- Ты не рисовал эту порнографию?
Парень не знал, что ответить. Женщина продолжала улыбаться, но задавала такие вопросы, которые никак не вязались с её внешним видом. Вдруг женщина перестала кривляться и, посерьёзнев, сказала:
- Ты, подонок, ещё ответишь.
- Вера Фёдоровна, мне нужно попасть в десятый класс…
- А зачем? Зачем?! Полы можно мыть и без высшего образования.
- Я хочу стать художником…
- Вот мне где твои художества! – крикнула женщина, проведя большим пальцем по горлу. – Ты у меня будешь всю жизнь полы мыть вместе со своей мамашей, – прошипела Вера. – Пошёл вон отсюда!
Саша словно оплёванный поплёлся к двери.
- Да, и готовься к следующему уроку, – крикнула Вера Фёдоровна, когда Саша вышел из кабинета.
Они снова ждали его у заброшенной котельной. К неразлучной троице прибавился Семён Бугров – здоровенный прыщавый парень. Если бы не прыщи и не детское выражение лица, он вполне мог сойти за взрослого мужчину. Саша, как и в первый раз, заметил их слишком поздно.
- Привет, очкозавр! – Геворг выглядел довольным.
- Мы что подумали, Мартын. – К Саше подошел Лёша Санников. – А может ну её, эту Верочку? Она не ценит тебя. То ли дело Ангелина. Она не так молода, да и голая, наверняка представляет собой плачевное зрелище…
- А пусть он её в одежде рисует, – предложил Ларин.
- Ты рисуй её в шинели и кирзачах, – вставил Бугров.
- Дело говоришь, Сёма, – похвалил Лёша.
- Да нет же, пацаны, он Верочку любит. – Геворг подошёл ближе и посмотрел на Сашу снизу вверх. – Любишь Верочку, очкозавр?
Они снова его избили. В этот раз ему и очкам досталось больше. Линзы уцелели, а вот оправа лопнула. Саша шёл домой и плакал.
«За что? За что всё это? Я ведь никому ничего плохого не делал».
Он вошёл в ванную, снял одежду и бросил на пол. Слёзы не переставая, лились из глаз. Он постоял перед зеркалом, по сути, не видя собственного отражения. Поднёс одну из линз к глазу и осмотрел полку у зеркала. Крема и мази – это ему не подходило.
«Я не хочу это терпеть! Я не буду…»
Стакан с бритвой стоял за каким-то кремом. Он схватил его и вытряхнул содержимое в раковину. Лезвие лежало под отцовским помазком. Саша попытался выудить его, но не смог – руки тряслись.
- Сынок, а что ты тут делаешь?
- Ничего мама. – Саша дёрнулся слишком резко и порезался.
- Ты что это задумал? – Женщина повернула сына лицом к себе. – Тебя побили? Тебя побили!
- Мама, нет, нет. Всё нормально. Я просто поскользнулся.
- А кровь? Откуда в раковине столько крови?
- Мама, да правда, всё нормально. Я палец порезал. – Саша попытался улыбнуться. – Пойдём лучше ужинать.
«Не сегодня. Может быть завтра».
Неделя прошла без каких-либо происшествий, Саша немного успокоился. Либо насмешки за спиной прекратились, и одноклассники нашли новую жертву, либо Мартынов перестал их замечать. С ним никто не общался, впрочем, как и раньше. Урок химии начался в привычном режиме.
- Итак, средняя масса атомов серы равна…
Учительница читала условие задачи, одновременно записывая его на доске: дано, определить. Весь класс знал, кто будет решать задачу, поэтому ученики спокойно взирали на короткую юбку Веры Фёдоровны.
- К доске пойдёт Мартынов, – поставив точку, произнесла женщина.
Саша подошёл к доске и молча начал писать.
- Озвучивай свой бред, – сказала учительница и спустилась из-за кафедры.
- В соответствии с определением относительной атомной массой…
Он знал решение. Саша знал даже то, что Вера Фёдоровна плевать хотела на его знания. Не переставая говорить, Мартынов записывал решение.
- Ну, вот видишь, Сашенька!
Саша насторожился – неужели всё закончилось. Вера Фёдоровна его простила и теперь он сможет исправить оценки.
- Видишь? Ты ничтожество и место твоё рядом с мамой. Будете вместе мыть унитазы.
Все засмеялись; Вера Фёдоровна улыбнулась, довольная происходящим.
- Не говорите о ней так! – крикнул Саша и выбежал из класса.
- Соплежуй, – сказала ему в след учительница. – Итак, двойка сегодня уже есть, можно изучить новую тему. Тема сегодняшнего урока «Химическое строение предельных углеводородов».
Саша достал страховочный трос из кладовой, спрятал под куртку и пошёл к котельной.
Большие ворота давно были распилены на части и сданы в чермет, поэтому полуразрушенное здание не закрывалось. Саша прошёл внутрь – крюк он присмотрел ещё когда в очередной раз прятался здесь от Санникова и его дружков. Когда-то ржавый кусок арматуры держал короб с кабелями, а теперь мог сгодиться и для верёвки.
Саша подкатил пустую бочку и перевернул её вверх дном. Взобрался и начал завязывать верёвку.
- Саша, а я увидела, что ты сюда пошёл…
Мартынов едва не свалился с бочки – он качнулся, но благодаря тросу удержался. Сидорова подошла к бочке.
- Саш, а что это ты делаешь?
- Трос проверяю, – пробубнил парень.
- А я вот… – Лейла подняла Сашин рюкзак.
- Спасибо, но я не просил, – сказал Мартынов и спрыгнул с бочки.
- Зачем ты так? – обиженно спросила Лейла.
- Ладно, мне некогда. – Саша взял рюкзак и, не оборачиваясь, вышел из котельной. Верёвка осталась висеть на крюку.
Следующая неделя была спокойной.
После встречи в котельной Лейла отдалилась. Она пересела за другую парту, при этом извинившись. Саша извинил и отпустил, будто ничего не заметил. Это был новый этап по его уничтожению, но ему было наплевать. Он уже всё решил. Ещё раз и…
Урок химии начался не так, как все планировали. Вера Фёдоровна вызвала к доске Санникова, потом Белову. Каждый получал заслуженные оценки, но не один из них не получил двойку. Урок на удивление закончился быстро.
- Мартынов, задержись, – учительница подошла к доске и начала стирать задачу, решённую Беловой.
Санников и Ларин переглянулись. Геворг, проходя мимо Саши, хлопнул его по плечу. Через три минуты в кабинете никого не было. Вера Фёдоровна подошла к двери и закрыла на ключ. Мартынов боясь пошевелиться, сидел за партой.
- Ну что, Сашенька? – Вера присела на край парты. Короткая юбка задралась, обнажив бедро. Саша вжался в стул и отвёл взгляд от голых ног учительницы. – Так ты влюблён, мой мальчик?
Саша затаил дыхание.
- Ну что ты, дружок? – Женщина провела рукой по волосам подростка. – Ты что не мог мне сказать об этом?
- Я вас не понимаю? – проблеял Саша.
Женщина улыбнулась и положила перед ним сотовый телефон. Саша не разбирался в них, но он понял, что сейчас будет. Вера Фёдоровна понажимала какие-то кнопки и ещё до того как учительница передала телефон Саше, он услышал искажённый слабеньким динамиком голос Геворга:
- Любишь Верочку, очкозавр?
Саша досмотрел ролик молча. Мартынов помнил всё – как подонки избивали его и заставляли произнести…
- Да! Да! Да! Я люблю Верочку! – сдался Саша.
- Нет, не так, – сказал Санников и ударил Мартынова по лицу. – Скажи: я люблю Веру Фёдоровну.
- Я люблю Веру Фёдоровну, – сказал Саша на экране мобильника.
- А хочешь меня потрогать? – вдруг спросила женщина и забрала телефон.
Саша боялся поднять глаза. Женщина задрала юбку ещё выше. Мартынов не выдержал и глянул. Ему были видны ажурные трусики.
- Потрогай меня, Сашенька, – выдохнула Вера Фёдоровна.
Она взяла руку мальчика и засунула себе под юбку. Подросток попытался вырваться, но женщина была сильнее. Саша почувствовал, как его ладонь легла на тонкую ткань, а под ней… Он дёрнулся и всё-таки вырвал руку.
- Ну что ты, мой хороший? – Женщина нагнулась к нему и поцеловала в щёку. – А ты красивый. Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивый?
Саша громко сглотнул и мотнул головой.
- Сними. – Вера взяла его очки, перемотанные на переносице изолентой, и положила на парту. – Тебе так лучше.
Саша почувствовал себя не комфортно – без очков его видела только мама, и то, когда он спал.
- Ну что ты, расслабься. – Вера сняла с Саши свитер. – Нам будет хорошо. – Следующей упала рубаха. – Очень хорошо.
На секунду, когда женщина начала расстёгивать ремень, Саша дёрнулся и схватил Веру за руку. Но потом расслабился; голова кружилась от запаха духов, от близости с женщиной. Вера засунула руку в штаны Мартынову. Когда она взялась… дотронулась до его разгорячённой плоти, Саша застонал.
- Я сейчас, – вдруг прошептала Вера и слезла с парты.
Саша ликовал. У него будет секс! Секс с женщиной, которую он любил!
Вдруг щелчок. Второй. Саша напрягся, пошарил по столу в поисках очков. Смех мальчик услышал раньше, чем понял, откуда он исходит. Когда Саша водрузил в спешке очки, увидел искажённые смехом лица одноклассников. Мартынов вскочил, потом сообразив, что без штанов, снова сел. Чем вызвал новый приступ хохота. Он схватил с пола свои вещи и прикрылся.
«Дрочун, дрочун, дрочун!» – неслось отовсюду.
Саша заплакал и, прижимая к груди вещи, выбежал из кабинета.
«Дрочун!»
Он бежал и одевался на ходу. Без куртки выбежал на улицу и пустился прямиком домой.
Саша прошёлся по квартире, заглянул в каждый уголок – он прощался. Сел за свой стол, провёл по полированной крышке. Открыл верхний ящик, там лежал рисунок – один из тех, злополучных. Посмотрел на изображение и тут же вспомнил, как женщина, которую он боготворил, стояла за кафедрой и наблюдала за его унижениями. Саша перевернул лист и начал писать:
«Мама я не смог быть таким, как ты. Я очень слабый. В моей смерти прошу винить Веру Фёдоровну Толмачёву. Я не могу поверить какая она жестокая. Так больше нельзя жить. Прощай мама и прости. Я тебя очень люблю. Как жаль что я не стану художником».
Придавил лист стеклянным шаром и пошёл к двери. Ещё раз осмотрел квартиру и, так и не надев куртку, вышел на улицу.
Саша залез на полуразрушенный забор из красного кирпича, пристроенный к котельной, перебрался на одноэтажное здание. Подбежал к трубе и полез по скобам вверх. Минуты за три он добрался до первой площадки и тут Сашка увидел, что к котельной бегут. Санников, Ларин, Геворг, Вера Фёдоровна…
«Что им ещё от меня надо?!» – с ужасом подумал мальчик. – «Я же ничего не сделал!» – Слёзы ручьём лились по лицу. – «Они хотят меня унизить! Побить и унизить!»
Саша опрометью бросился к скобам ведущим вверх. Добравшись до второй площадки, он увидел, что кто-то из ребят поднимается за ним.
«Я не успею!»
Он посмотрел вверх – до третьей площадки далеко. Саша перелез через перила, посмотрел на людей, собравшихся у подножия трубы.
«Теперь вы не смеётесь», – подумал Мартынов и, за секунду до того, как к нему подбежал Санников, шагнул вниз.