ХОТИТЕ ВЕРЬТЕ, ХОТИТЕ – НЕТ
Теперь уже это в далёком прошлом: кому-то к радости, кому-то к сожалению. В тысяча девятьсот семнадцатом году к власти в России пришли большевики. А всякая власть заводит свои порядки. Решили они крестьян-единоличников объединить и назвали эти объединения «коллективнными хозяйствами» или сокращённо – колхозы. Под такое объединение попали и три наши маленькие деревни: Михайловка, в которой на время объединения было восемь крестьянских дворов, Сюгинка из двенадцати хозяйств и самая большая – аж пятнадцать дворов – Чугуевка.
Все эти деревни в прошлом назывались починками. Земли рядом с лесом плодородные, урожаи были хорошие. А сено крестьяне косили в логах. Их было тоже три. Михайлов лог назван был по первому поселенцу в деревне Михайловка – Михаилу. Второй лог люди назвали Широким, а был он действительно широкий. И третий – Чугуев. Колхоз назвали «Звезда». От райцентра до колхозной конторы считали тогда семь вёрст. Дороги, конечно же, были грунтовые да и не было острой необходимости строить их: транспорт-то был только гужевой, ездили летом на телегах, зимой на санях.
Колхоз создали и стали собирать лошадей. Но для того, чтобы это сделать, колхозникам пришлось срочно строить конный двор. Построили конюшню и контору, где в одной из комнат сложили хомуты, седёлки и другую сбрую. На этой же территории поставили навес для телег и саней, а рядом склад для фуража. Смирились крестьяне с тем, что лошади уже не в индивидуальном владении, а в общественном. Но власть шла дальше в своих планах. Из района, в то время райцентр находился в селе Большая Уча, власть дала новое задание: организовать в колхозах овцефермы и фермы для крупного рогатого скота. Повозмущались крестьяне-колхозники, но против власти никто не выступил. Но прежде чем сводить коров и овец в колхоз, провели общее собрание и решили сначала построить коровник, кормокухню и овчарню для овец.
Построили помещения, обнесли изгородью и – снова общее собрание. На этом собрании неохотно, но решили: каждый двор сдаёт в колхоз по две головы овец, а вот с крупным рогатым скотом была проблема. Но и эту проблему разрешили. И в зиму тысяча девятьсот тридцать шестого года в колхозе осталось двадцать семь дворов, а на конюшне – тридцать пять лошадей и племенной жеребец. На ферме – двенадцать дойных коров и около ста овец.
Руководил колхозом умный, трезвый и трудолюбивый, заботливый мужик Василий Романович Бабушкин. И что для колхозников было удивительно, так это то, что откуда-то с юга страны привезли двух баранов, хотя в отаре были свои, но волю руководства тогда надо было выполнять безоговорочно: с непослушными власть разделывалась очень жестоко. Жизнь шла. На фермах да и на конюшнях появлялся молодняк. Весной тридцать восьмого года колхозное стадо выгнали на пастьбу вместе с частными коровами, потому что колхозных коров было мало и держать отдельного пастуха становилось дорого.
Овец колхозных пасли овцеводы Анна Петровна и Евгения Ивановна. Они ухаживали за ними зимой, и потом согласились пасти их. Пастбищ для скота в этих деревнях не было, поэтому коров пасли в лесу, благо он был рядом, а овец – в делянке, то есть там, где был вырублен лес. Делянка от поля была отгорожена высокими пряслами. Поэтому женщины не боялись, что овцы убегут или потеряются, но остерегались волков. Лес начинался сразу за оградой – густой, высокий, глухой. И опасались женщины не напрасно: ружья у них не было, да и во всём колхозе его имел только один человек, который находился на других работах и в лес ходил очень редко.
В один из майских дней женщины пригнали овец в делянку; овцы спокойно щипали свежую мягкую зелень. Анна с Евгенией уселись на пни и повели свой женский разговор.
Вдруг, перепрыгнув изгородь, в делянке оказался… волк! Анна закричала:
- Ой, ой, Ивановна, волк!
- Где? – всполошилась Евгения.
- Да вон! Гляди! Он уже овцу режет!
Увидела Евгения волка, и обе женщины закричали:
- Караул! Беда! Да что он делает окаянный?!
Кричат, а подойти боятся. Даже с места не тронулись. А волк – перегрыз овце горло и попытался закинуть её на спину, но, видимо, не осилил и потащил овцу волоком к ограде. Анна то ли поняла, что волк ничего им не сделает, то ли смелость у неё появилась – кинулась она к нему с палкой.
- Ах ты гадина! Ах ты вражина! Да я вот тебе сейчас!
Вслед за Анной Евгения тоже схватила палку и накинулась на волка. Он бросил овцу, перепрыгнул через завал и – в лес. Анна первой подбежала к лежащей овце и поняла, что она уже издохла.
- Ивановна, беги в деревню! Зови мужиков, да пусть ножи возьмут.
Евгения бегом пустилась в деревню, и минут через сорок в делянке уже орудовали два мужика, сдирая шкуру с овцы. А несколькими минутами позже пришёл и председатель колхоза.
- Надо составить акт, а то в районе скажут, что специально зарезали овечку. Да и колхозники чтобы не думали худое.
- Так составьте! Мы же даже писать как следует не умеем, – ответила Анна.
- Надо, чтобы вы все четверо в акте расписались! – распорядился Василий Романович.
- Не беспокойся, председатель! Все распишемся, – вступил в разговор Степан. – Мясо-то куда? В склад что ли?
- В складе оно протухнет. Я бы предложил раздать его колхозникам, – посоветовал Пётр.
- Так ведь помалу очень получится? – засомневался Василий Романович.
- А ты раздай не по трудодням, а по дворам, тогда хоть по килограмму на двор будет, – предложил Степан.
- Ладно. Везите на склад. Пусть Егор взвесит, а счетовод подсчитает, сколько кому достанется.
Овцу увезли. Женщины успокоились и снова уселись на пни. Но вдруг Анна увидела, как у ограды, в том месте, где перепрыгивал зверь, бегает барашек и жалобно блеет.
- Ох ты! Ивановна! Погляди-ка, баранчик-то мать зовёт.
- А ведь правда, Петровна. Вот беда-то! Остался ягнёнок сиротой. Он ещё и траву-то почти не ест. Как же с ним быть-то? Пропадёт ведь!
- Давай-ка попробуем поймать его, – предложила Анна.
- Зачем? – удивилась Евгения.
- У меня молоко в бутылке ещё осталось. Попробуем покормить его. Может, поест?
- Давай, – согласилась Евгения.
Поймали женщины ягнёнка, и попробовала Анна покормить его молоком из бутылки, но, к сожалению, ничего не получилось. Не берёт ягнёнок горлышко бутылки в рот.
- А ты, Петровна, попробуй покормить его с ладони.
- Ай и правда! Ну-ка подержи его. Сейчас попробуем вместе покормить.
Евгения взяла ягнёнка на руки, Анна налила молока в ладонь и поднесла её с молоком к морде ягнёнка. Сначала он брыкался, но женщины проявили настойчивость. И то ли он понял, что ему желают добра, то ли действительно захотел есть, но молоко с ладони Анны выпил.
- Ну вот и молодец! – похвалила Анна.
- Конечно, молодец! Но он в сутки-то несколько раз мать сосал. Даже ночью, – заметила Евгения.
- Возьму я его сегодня домой, – предложила Анна, – а то ведь без матери в овчарне затопчут.
- А что скажут люди? Скажут – ворует Анна.
- Но ты ведь знаешь, что я не ворую. Да я сегодня же председателю расскажу, может, он что-нибудь посоветует?
- Вот это, пожалуй, лучше всего, – согласилась Евгения.
В тот же день, вечером, Анна взяла ягнёнка на руки и пошла в колхозную контору. Там она застала не только председателя колхоза, но и кладовщика, счетовода, конюха и кое-кого из колхозников.
- Ты чё это, Петровна, с ягнёнком на руках ходишь? Аль что случилось с ним? – задал вопрос конюх.
- Да вот случилось! Волк-то мать его задрал, – ответила Анна.
- Ну и пропадёт он теперь, ведь сосунок ещё – отреагировал один из колхозников.
- Вот я поэтому и пришла просить Василия Романовича, чтобы он разрешил взять ягнёнка домой.
- А что ты дома с ним будешь делать? – вместо ответа спросил председатель.
- Попробую выходить, может, получится?
- Ну что, товарищи? Разрешим Анне Петровне взять ягнёнка домой? – обратился председатель к присутствующим.
- Разрешим.
- Согласны.
- Пусть берёт.
- Бери, Петровна, – согласился председатель. – Только, если он выживет, возвратишь его в отару, ну а если нет, принесёшь – составим акт, чтобы никто не был виноват.
- Согласна. Спасибо! Назову его Васей. Пойдём, милый, домой. – И Анна с ягнёнком на руках вышла из конторы.
- Гляди-ка, чё творится на белом свете! – удивился один из мужиков в конторе. – На людей баба злющая, чуть что не по ней – так отлает любого, хоть убегай. А тут прижала этого ягнёнка, как ребёнка, даже имя ему дала. Чудно!
- Это ты правду сказал, Степан, у неё даже голос мягче стал, когда она о нём просила, – вступил в разговор кладовщик.
- Так она и овец-то, по-моему, любит, – вмешался в разговор счетовод. – Посмотрите внимательно, когда она среди них – они от неё не шарахаются, а льнут.
- Верно, мужики, у неё есть любовь к животным, и я думаю, что она выходит ягнёнка, – подтвердил председатель. – А теперь займёмся сегодняшними делами.
Анна прижала малыша к груди так ласково и удобно, что ягнёнок закрыл глаза и заснул. Когда она оказалась на улице своей деревни, встретила Наталью.
- Ты чё это несёшь?
- Ягнёнка Ваську. Сегодня волк загрыз его мать, вот я и попросила разрешения у председателя взять его домой. Попробую, может, выхожу.
Наталья ничего не ответила, но на следующий день по деревням пополз шёпот. Председатель отдал ягнёнка Анне. За что интересно? А ещё через два дня пришёл милиционер и начал допрашивать всех подряд – как да что?
В результате пришлось Василию Романовичу оправдываться не только перед милиционером, где помогли ему все присутствующие тогда при разговоре с Анной, но и перед женой. Она приревновала своего мужа к Анне так, что чуть не разошлись они. Помогли Василию Романовичу на этот раз не мужики и не власть вышестоящая, а бабы из своей деревни.
- Да знаешь ли ты, Дуня, что у Анютки есть молодой, красивый парень? – спросила её та же Наталья.
- Не знаю! И знать не хочу! Знаю, что она перестарок. И знаю, что мой старый дурак отдал ей ягнёнка! Евгении почему-то не отдал?!
И надо же было случиться так, что Евгения услышала эти слова.
- Да ты что, старая?! С ума сошла, что ли? Анна пожалела ягнёнка и попросила при людях у твоего Васи, чтобы он разрешил ей взять ягнёнка домой. Ведь если бы она не взяла его, он бы погиб или от голода, или его бы овцы затоптали. А теперь пойди погляди – какой баранчик растёт! От Анны не отходит и целый день кричит не по-овечьи «бе-е-е», а как будто человек «ма-а-а».
- А пошто она назвала его Васькой? – не унималась Дуня.
- Да, наверное, потому, – ответила Наталья, – что парня, который за Анной ухаживает, зовут Васей.
- Эх мы! Бабы! Всё-то придумываем да плетём сами себе паутину. А нет чтобы промолчать да подумать, верно ли поступаем. Так нет же – давай лучше не разобравшись наделаем скандала, а потом сами же плачем, – вступила в разговор Анисья. – Да твоему Василию хоть на нос вешай нашу амуницию, он и то, наверное, сбросит и мимо пройдёт. Так что брось ревновать своего Василия. Уж кто-кто, а Романыч не бабник. Верно я говорю, бабы?
- Верно.
- Правильно.
- Точно.
И Дуня поверила бабам. Да и в районе успокоились. Не стали больше докучать допросами ни колхозникам, ни председателю. А Васька рос. Он уже ел траву, ночевал вместе с колхозными овцами.
- Ну что, Петровна? Как баран? Растёт? – спросил однажды счетовод.
- Растёт, – гордо ответила Анна. – И в делянке ходит нормально. Только вот каждый раз подходит к тому месту, где погибла его мать и кричит: «ма-а-а!»
- Это он по матери скучает.
- Наверное, так. Когда я сяду на землю, он подходит ко мне и жалуется своим: «ма-а-а!»
- Ну а ты?
- А я ему говорю: не плачь, ты уже взрослый, да и маму всё равно не вернёшь.
- А он?
- Он ложится на землю рядом со мной, а голову кладёт мне на колени.
- Хм! Интересно!
- Да ещё как! Голова лежит у меня на ногах, а глаза смотрят на меня так, что я не выдерживаю его взгляда и отворачиваюсь. Он тогда встаёт на ноги, разбегается что есть мочи и… головой о ближайший пень – трах! Аж падает бедный.
- Хм! Вот ведь, поди ты, скотина, а сердце, видимо, человечье у него?
- Не знаю! Не знаю! Но когда он бодает пни, овцы отрываются от еды и удивлённо глядят на него.
- Это они, наверное, удивляются его поступкам?
- Кто знает? А может, осуждают его? Дескать, ты, дурень, чего зря лоб колотишь?
- Вообще-то, Петровна, я не надеялась, что ты его выходишь.
- Да, наверное, не одна ты так думала. Меня отец чуть из дома не выгнал, дескать, принесла на погибель. Сдохнет, потом отвечать придётся.
- Молодец, Петровна, любишь ты овец.
- Люблю! Они ведь беззащитные.
А Васька вырос, стал почти взрослым бараном, а всё равно продолжает бодать пни. Видя его настойчивость, Евгения сказала:
- А он так привыкнет бодаться, что и за нас с тобой примется.
- Ну, пока ещё никого из людей не трогал и к любому человеку подходит с лаской.
- Пока да, но я боюсь – начнёт.
- Не бойся. Если ему не грубить, он тихий.
- Но пни-то молчат, не грубят, ничего не говорят, а он их бодает да так, что аж треск стоит.
- Наверное, лоб у него чешется? Рога-то ведь растут.
- Да, рога у него красивые, – похвалила Евгения.
- Он и сам красивый. Гляди – какой стройный.
- Это правда, но я его боюсь.
- А этих двух привозных не боишься?
- А чего их бояться-то? Ходят они смирно, никого не трогают.
- Скоро и Васька беситься перестанет.
- Как это?
- А в поле уже всё убрано, да и в делянке трава посохла.
- Ну и?
- Ну и погоним пасти в поле. Пней там нет, и бодаться Ваське будет не с кем, – ответила Анна и тут же спросила:
- Правда, Вася?
- Ма-а-а! – проблеял баран и подошёл к Анне.
- Ну-ну, клади свою буйную голову мне на ноги, – пригласила Анна барана.
- Да, любит он тебя! – с завистью проговорила Евгения.
- Не скрываю. Но ведь и я его тоже люблю, и он это чувствует.
- А я вот боюсь его почему-то?
- Так ведь ты не любишь его да и овец не любишь. Ты равнодушна к животным.
- Наверное, это правда. Мама тоже говорит, что мне всё равно, есть корова во дворе, нет её.
- Вот видишь. А я люблю животных, люблю разговаривать с ними.
- А какой интерес?
- Как какой? Ты посмотри на Ваську, когда я разговариваю с ним, какой у него взгляд.
Наступил сентябрь, и женщины погнали овец на выпас в поле. Здесь трава была выше, чем в делянке и мягче. Овцы с удовольствием щипали её. В том же поле пасли и коров, правда, на некотором расстоянии от отары.
- Вот и дождались, Ивановна! – весело сказала Анна.
- Чего дождались? – не очень-то весело отозвалась Евгения.
- Как чего? Пасём-то почти рядом с деревней да в открытом поле.
- Не вижу ничего хорошего в этом. Лес всё равно рядом, изгородь только между полем и лесом. А с трёх сторон ничего нет, так что здесь глядеть надо больше.
- А чего глядеть-то? Волки в поле не сунутся, а если какая овечка убежит, так не в лес же. Он-то отгорожен.
- Так-то оно так. Только я что-то нашего Ваську не вижу? – с тревогой проговорила Евгения.
- А ведь правда! Где он? Вася! Вася! – стала звать Анна.
И тут они увидели – от леса к отаре бежала волчица.
- Анна! Волк! Кыш окаянный! – закричала Евгения.
- Пошёл! Пошёл отсюда! Проклятый! – подхватила Анна.
А волк мчался к овцам намётом. Женщины кричали, закричал и мужчина, пасший коров, но волк не испугался. И тут из-за бугорка выскочил Васька. Он бежал с огромной скоростью в сторону волка. Тому уже оставались считанные метры до овец. Стоило их преодолеть, и очередная жертва была бы в зубах хищника, но Васька боднул волка в бок с такой силой, что тот перевернулся вверх ногами, а баран перелетел через него, кувыркнулся через голову, вскочил на ноги и снова кинулся на зверя. Женщины и мужчина продолжали кричать. А волк, видя новую опасность, разинул пасть и, видимо, хотел схватить барана. Васька же шарахнул его так, что зверь затряс головой и побежал к лесу. Баран, очевидно, не удовлетворился своей победой и побежал вдогонку, и когда тот уже был у изгороди, боднул волка в зад. Этому можно верить или не верить… Про этот случай кроме Анны рассказывали и Евгения, и мужчина, что пас коров. Сначала женщины испугались, но когда опасность миновала, а Васька, гордо подняв голову, подошёл к Анне и уткнулся головой в её колени, на всех троих напал смех.
- А знаешь, Анна, – сквозь смех заговорила Евгения, – ведь это был не волк, а волчица.
- Это как ты узнала?
- Да у ней до сих пор сосцы видны – висят.
- Ай да Васька! Ай молодец! – похвалил барана пастух. – Это ведь не слыхано не видано, чтобы баран на волчицу напал. Ай молодец! – восхищался пастух.
- Наверное, за мать отомстил? Мне кажется, не волк, а волчица весной её загрызла, – задумчиво сказала Анна.
- Может, он потому и бодал пеньки, чтобы сразиться с ней? – предположила Евгения.
- Во всяком случае, молодец! – ещё раз похвалил барана пастух. – Теперь она к вам не сунется.
- Ты думаешь?
- Думаю.
- Дай-то Бог, чтобы это сбылось! – сказала Анна.
- А вот попомни мои слова.
Много они говорили о происшествии того дня. Но всему приходит конец. В ноябре Анна сильно заболела и положили её в районную больницу на лечение. На смену ей на овцеферму послали Наталью, которая так же, как и Евгения, не очень-то любила овец. Васька же несколько дней приставал со своим «ма-а-а». Однажды Наталья зло толкнула Ваську, дескать, не приставай. Он же к такому обращению не привык и ответил Наталье, боднув её. Та упала, закричала. Подбежала Евгения, и они вдвоём загнали Ваську в стойло. В это время в колхоз пришла бумага: сдать скот государству. И погнали нашего героя в заготскот (была такая организация). Там собирали чуть ли не со всего района скотину, а оттуда уже гуртом гнали своим ходом до Ижевска. В дороге скот кормили только ржаной соломой и, как правило, гурт шёл до Ижевска три дня. Гуртоправом в то время была женщина, звавшаяся Августой, которая носила мужскую одежду, а за голенищем – острый нож. Так вот, эта Августа хлестнула Ваську кнутом, а он её так боднул, что поломал ноги. На этом Васькина жизнь закончилась, но и Анна после больницы больше не захотела работать на ферме. А вышло так. Прежде, чем идти домой, она пошла на ферму и узнала, что Ваську сдали в заготскот, а стадо уже угнали в Ижевск. Анна зарыдала, с ней случилась истерика, её снова отвезли в больницу. Лечилась она около трёх месяцев.