МОИ ТЕЛЕВИЗИОННЫЕ  БАЙКИ

 

В КАМЕРЕ С УБИЙЦЕЙ

 

В печатные СМИ я пришла в начале 2000-х после работы на муниципальном телевидении «Можга ТВ». Там свободу слова (читай – творчества) проявить  было весьма сложно. По большей мере мне доставались материалы о заседаниях в городской администрации, о деятельности государственных учреждений, депутатах и их деяниях и прочее, и тому подобное. Сами понимаете, никакого полёта души. Но поскольку я была и старшим корреспондентом, и диктором, и корректором, а зачастую и оператором в одном лице, наиболее ответственную работу поручали мне, и, соответственно, все «шишки» летели тоже на меня.

Однажды терпению моему пришёл конец. Рутина надоела. Набравшись смелости, я пошла к главному и сказала: «Больше не могу – хочу творчества!»

Задумавшись, он парировал: «Будет тебе творчество!» И…вышел из кабинета. Спустя несколько минут вернулся и спросил меня в лоб: «В зону поедешь?»

Я ожидала чего угодно, но об этом даже и подумать не могла. Однако смелая на тот момент, выпалила: «А поеду!»

Сказано – сделано. На следующий день я, как корреспондент, и Дамира Щекотова, как оператор, вместе с шефом поехали в колонию.

Зима, мороз. Мы, телевизионщики, едем в настоящую тюрьму! Кроме навалившегося восторга и предвкушения – сделаем необычный репортаж из мест «не столь отдалённых», в наших головах на тот момент ничего не было! Но едва переступив ту самую черту, отделяющую свободу от несвободы, проходя по двору, где прогуливались заключённые, мы – две молодые и красивые девушки в шубах и больших зимних шапках,  почувствовали на себе жадные взгляды «голодных» до женщин «зэков». Охранники с собаками попросили нас пройти как можно быстрее.

И вот мы уже в здании. Нам предложили зайти в камеру и «пообщаться» с одним из её обитателей. Мы вошли, за нами закрылась железная дверь, а мне, как корреспонденту, необходимо было войти в ещё одно, небольшое помещение, отделённое решёткой. Охранник закрыл засов.

Сначала я очень удивилась, что мы будем находиться здесь втроем: я, осуждённый и охранник (меня даже не смутил его автомат!), но когда я узнала о сроке моего «интервьюируемого» и статье, по которой он был осуждён, мне стало не по себе – 15 лет так просто не дают! Оказалось, убийство в состоянии алкогольного опьянения: в небольшой деревне выпивала мужская компания, горячительное быстро закончилось, и будущий преступник, не имея «ни шиша» в кармане, побежал в магазин в надежде выпросить водку у продавщицы «под запись». Но продавец не захотела почему-то больше ему ссуживать. Спор, угрозы, откуда-то взявшийся нож… Убийство за бутылку водки!

Всё это «зэк» рассказывал мне так спокойно, как если бы мы с ним беседовали о бабочках. Ни капли раскаяния в содеянном, ни капли сожаления о загубленной жизни – вот что меня больше всего поразило тогда в этом животном!

А мой вопрос: «Если бы вернуться назад, могла бы эта ситуация повториться?» не вверг его в ступор. Ничуть не задумываясь, он ответил: «Всё возможно, не исключаю, если бы не продали водку – опять убил бы…» И в этот момент от ужаса у меня похолодели руки. Половину срока он уже на тот момент отсидел, и я представила, что через семь с половиной лет он выйдет на свободу… Где гарантия, что нас кто-то сможет защитить от таких вот, готовых на всё «героев»?

С тяжёлым чувством мы уехали из зоны. Материала для репортажа было предостаточно: об условиях содержания заключенных, об их работе в зоне, о часах отдыха и т.д. Нам даже подарили сувениры, сделанные руками заключенных: резные деревянные шкатулочки и картины, написанные маслом (это всё до сих пор у нас хранится). Интервью с убийцей тоже вошло в репортаж. Чуть ли не до ночи мы монтировали и записывали передачу и на следующий день пустили её в эфир. Каково же было наше удивление, когда этот документальный фильм «Территория» получил многочисленные отклики!

Нас благодарили, говорили спасибо, подходили и жали нам руки со словами: «Наконец-то вы показали настоящую жизнь, пусть даже за решёткой, а не лоснящиеся лица депутатов, постоянно рапортующих о своих «делах» и «победах», не бесконечные заседания и планёрки в городской администрации. Спасибо!»

Мы ходили чуть ли не в героях, нас узнавали на улице, благодарили. За эту работу нам действительно не было стыдно. Но то ли положительных откликов было слишком много, то ли представителям городской администрации не всё (мягко говоря) понравилось в нашей «свободе творчества», но на этом наше «творчество» и закончилось. Дальше нам предстояло работать по выработанному муниципалитетом для нас плану, шаг влево, шаг вправо – расстрел. И даже повышенное внимание к телевидению со стороны горожан после прошедшего эфира не помогло. Нас стали жестко контролировать. И, видимо, тот эфир был моей «лебединой песнью» на «Можга ТВ»  Вскоре я и ушла, не без сожаления, в печатные СМИ.

 

«УВОЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РАБОТАТЬ»

 

Мэром города на момент моей деятельности на можгинском телевидении был Игорь Николаевич Семёнов, крепкий деревенский мужик, начавший карьерный рост с работника жилищно-коммунального хозяйства и доросший до Председателя Госсовета Удмуртии. Очень он меня тогда поддерживал морально, всегда интересовался моими делами. Даже вне рабочего времени, увидев меня на улице, останавливал и непременно просто спрашивал, как дела. Человек он прямой и камня за пазухой никогда не таил, мог отругать и похвалить, а уж обещанное всегда исполнял. Вот за эту прямоту я его и уважала, хотя не всегда была согласна с его мнением.

И вот однажды вызывает меня к себе шеф и говорит: «Семенов не доволен тобой, «на ковёр» вызывает. Готовься отвечать!» И вот иду, трясёт, конечно, изнутри, но виду не подаю. Отчитал он меня крепко (теперь и не помню, за что), а я возражаю, как могу, уверенно (правда-то на моей стороне была). Потом кричать стал, никак не может молодую корреспондентку приструнить и в запале выпалил: «Уволю!» Телевидение же муниципальное, от мэра и городской администрации зависимое. А я не побоялась, встала и пошла к двери, крикнув: «Увольняйте!»

Пришла на телевидение, всё рассказала шефу и вещи стала собирать. Он меня домой отпустил пораньше. Долго думала дома, могла же уступить, нет, характер такой, упрямый, льстить не хочу, да и без правды жить не могу. На следующий день иду на работу вещи забирать, а главный редактор опять к себе вызывает: «Иди, Семёнов тебя видеть хочет, почему – не знаю». Удивилась: «Вчера вроде уволить собирался». Захожу к мэру в кабинет, а он улыбается: «Подумал я тут, погорячился вчера, ты же права была. Молодец, что меня не побоялась! А ты кто по гороскопу?»

«Стрелец», – отвечаю, ничего не понимая.

«Вот и я Стрелец. Горячие мы оба, но отходчивые. И правду любим. Ты уж извини меня, не разобрался. Ладно, иди. Сработаемся».

В полном недоумении вылетаю из кабинета мэра… Ничего себе. И с тех пор в какие-то важные для Игоря Николаевича да и для нашего города моменты  он просил, чтобы именно я пришла и сделала запись. Так было и в момент его ухода с должности мэра на пост Председателя Госсовета УР. Я видела его внутреннее колебание, ощущала это, но не уйти ему было нельзя. Тем более что незадолго до этого он пообещал можгинцам, что никогда не покинет наш город… Но по-другому он не мог…

Игорь Николаевич был дальновиден: сколько он сделал для нашего города, находясь на посту Председателя Госсовета УР! Когда я ушла с телевидения в газету корреспондентом, он с готовностью принял моё приглашение на предновогоднее интервью. Оно было записано у него дома, и встретились мы как давние друзья за чаем. Никаких повышенных амбиций в нём я не увидела, он остался для меня всё тем же Игорем Николаевичем Семёновым, трудолюбивым, ответственным человеком, всегда остро переживающим за проблемы нашего города и гордящегося успехами можгинцев.

 

КАК Я СТАЛА РАБОТАТЬ НА ТЕЛЕВИДЕНИИ

 

В пору становления можгинского телевидения много было нареканий в нашу сторону и отовсюду: начиная с муниципалитета до рядовых можгинцев. Я стала первым диктором и корреспондентом, принятым на ТВ.

… Иду как-то на работу, поднялась на свой этаж, коридор длинный, смотрю – навстречу мне оператор выбегает с  ужасом в глазах и выговорить ничего не может. Понимаю, что что-то не так. Захожу в эфирную, а там два заместителя мэра меня поджидают. «Пришли работу твою проконтролировать!»

Страшно, вдруг уволят? Сижу на записи, а на меня четыре глаза ответственных смотрят. Записали, я спрашиваю: «Ну как?» Один отвечает: «Работай, уж больно ты на Буратаеву походишь». Александра Буратаева была в то время диктором Центрального телевидения – то ли казашка, то ли бурятка, глаза раскосые… И чем, думаю, я на неё похожа? Глаза у меня большие и совсем не раскосые. То ли радоваться такому комплименту, то ли нет…

Чуть позже приняли на работу еще одного корреспондента, Дамиру Щекотову, с которой мы работали в одной упряжке, как две ломовые лошади, на износ. Были еще два корреспондента, пишущие на удмуртском и татарском языках. Основная же работа лежала на нас двоих, русскоязычные передачи шли каждый день. Нас узнавали на улице, в магазине, транспорте. А однажды прохожий подошёл и сказал: «А в жизни вы гораздо красивее, чем на экране». Неужели наше телевидение так раньше искажало?

Посмотрев несколько передач с нашим участием, приходит из муниципалитета очередной зам. мэра по каким-то там вопросам и говорит: «Очень вы уж на экране похожи. Срочно сменить глаза!»

И что он имел в виду? То ли линзы другого цвета поставить, то ли краситься по-другому, мы так и не поняли, между собой посоветовав ему самому сменить… мозги.

Уйдя с телевидения, на следующий день я приступила к работе в новой можгинской газете «В кругу семьи», газете довольно демократичной и не такой зажатой как телевидение. Сижу как-то за компьютером, материал печатаю, слышу, пришёл посетитель то ли объявление подать, то ли насчёт статьи договориться… Кто-то из корреспондентов стал с ним разговаривать, но разговор в тупик зашёл. И тут я им что-то подсказала машинально и дальше печатаю. А посетитель говорит: «Ой, а кто у вас голосом диктора с можгинского телевидения говорит?»

И тут мне смешно стало. Встаю и здороваюсь с ним. Он меня тотчас же узнал и очень удивился, что я больше там не работаю. Видимо, привык каждый день голос мой слышать.