КВАРТИРНЫЙ МАГНАТ

Из цикла «Потерянное поколение»

 

 

- Вечно эти суки опаздывают! Праздник им устрой, всё приготовь, а они свои задницы, так и быть, донесут. Да ещё не вовремя! – Андрей Петров с негодованием поставил вместительный пакет на лавочку и продолжил вещать в режиме радио со сломанным выключателем. Слушатель у радио был – я, так что эфир программы «Извержение эмоционального поноса» имел какой–никакой смысл. – Я с утра бегаю, суечусь, а они спят. Ты, Вика, хоть постаралась. Салат сделала и вовремя пришла, – оценил Петров, обозначая виртуальную границу: мы-то хорошие, а они – такие-сякие! – Вот что – они? Никчемные трутни! Я шашлыка купил: два кило! И мангал за сто рублей, и уголь. И ещё посуду одноразовую: стаканчики, тарелки и ножи! И пучок редиски даже взял! Я почти тысячу потратил! А они свои задницы донести не могут вовремя! – Петров картинно надувал пухлые губы, голубые глаза извергали искры-молнии. Ветер ерошил русые волосы. В общем – картина маслом: дракон в гневе.

Компания опаздывала на 20 минут. Обида булькала в Петрове на градусе воды в кипящем чайнике и безудержно выплёскивалась вон в обличительных монологах. Он был обижен на всё: на давнюю подругу Зойку, которая преподнесла ему на день рождения какую-то фигню, хотя он ей всегда дарил хорошие подарки. На очередного Зойкиного мужичка Славу, а он был человеком из народа, этакий рубаха-парень, любитель выпить и поразвлечься. Слава не воспринимал всерьёз Петрова, в характере которого доминировали черты сварливой старушки, которая обижена на всё человечество и видит мир лишь в мрачных красках. Петров не воспринимал всерьёз Славу, потому что он жил по принципу: раз от жизни ждать всё равно нечего, будем гулять и веселиться.

Петров во всём искал подвох. И, конечно же, находил. Поиск негатива был доминантой его характера. Как, впрочем, и у Зойки со Светкой. Слава тоже при своём пофигизме умудрялся быть пессимистом.

Я уже нервничала и смотрела на часы. «Радио» работало бесперебойно, выдавая в эфир всё новые потоки яда. Петров – дошла очередь! – жаловался на Светку, любительницу халявы и мужиков, которая сидела у всех в печёнках с одним и тем же репертуаром, не меняющимся годами. Когда Светку бросал очередной кавалер, а случалось это с таким постоянством, что другого сценария от её отношений уже никто и не ожидал, бедняга тащила Петрова в бар, где можно выпить и пожаловаться на жизнь. Петров слушал, охал, ахал, попутно изрыгая фонтаны словесного поноса в адрес мужиков – злодеев. На том и расходились…

На меня он обижен не был. Или был, но я стояла рядом и слушала. «Радио» в диалоги со слушателями не вступает, а я, случись ему что-то озвучить в мой адрес, могла бы и поспорить. И тогда малина была бы испорчена…

Петров хоть и был мужчиной по рождению, но по факту в нашей компании он был подружкой для нас – девочек. Со Славой он особо не дружил – слишком разные. Слава прошёл Чечню, и это сказывалось на характере и поведении. Петров в армии не был. Таких, как он, в армию не берут. Жить в одной казарме и ходить в общий душ с геем – солдатам ни к чему. Ведь после службы с такими, как Петров, нормально ориентированных мужчин может стать ещё меньше, а статистика и без того льёт слёзы вместе с одинокими женщинами.

Петров умел с пафосом и театральным драматизмом ругать всех и вся, называя своё критиканство глубоким знанием жизни и людей. В этом ему равных не было! Он мог бы давать мастер-классы хоть торговкам на рынке, хоть старушкам на лавочке. Но они за этим к нему не обращались.

Впрочем, несмотря на постоянный словесный понос, к Петрову все относились с пониманием и по-доброму. Все мы были разными, у всех были недостатки и достоинства. Стихийно сложившаяся компания маргиналов с потугами на гламурность – дитя своего времени; мы периодически собирались вместе, чтобы бродить по тёмным улицам, отираться на лавочках с бутылками пива или сидеть у кого-то дома. Походы в кафе, когда появлялись какие-то деньги, были отдельным шоу, достойным отдельного повествования.

Подобное тянулось к подобному, ведь маргиналам комфортнее в этом мире, когда есть ощущение, что таких как мы – много. От скудности общих тем для бесед мы устраивали «разбор полётов» друг другу, но чаще всё же Зойке и Светке, которые очень любили быть в центре внимания и поэтому постоянно жаловались на судьбу. Другого способа вызывать интерес они не изобрели, увы. Пустота жизни заполнялась пустотой общения, отнимая время и заполняя мозги какими-то странными никчемными историями из обрывков чужих неудач, обид и несбывшихся надежд. Эфир сознания под завязку забивался помехами вроде ряби и шипения, которые заглушали позитивные сигналы из окружающего мира. Чем больше мы говорили и слушали про беспросветность, тем беспросветней становилась наша жизнь. Чем больше мы обсуждали плохое, тем больше его замечали вокруг. Еженедельные наши сборища непостижимым образом стали не просто традицией, они стали для нас своеобразным наркотиком. К концу недели нас уже безудержно тянуло собраться тесным маргинальным кружком, чтобы под пиво или коньячок всласть посмаковать подробности: у кого какие проблемы и неудачи успели случиться, где кого опять обидели и несправедливо обошли. Мы, как глупые рыбы, курсировали по тесному аквариуму, проплывая рутинные «дни сурка», не находя в себе ни сил, ни желания прорвать этот круг и осмотреться: а вдруг мир не так уж плох?

Справедливости ради стоит заметить, что внешне мы не выглядели классическими маргиналами, людьми со дна общества. У нас с Петровым было высшее образование, Светка заканчивала институт и вот-вот должна была получить диплом экономиста. Мы работали, каждый в своей жизненной нише. Зойка и Слава образования не получили, не хотели. Зойка не работала, но это отдельная песня. Слава был крановщиком на заводе, и его это устраивало. Если судить по внешним признакам – люди как люди, жизнь как жизнь. Таких миллионы в человеческом муравейнике. Копошатся и ничего. Маргинальность наша была скорее состоянием внутренним; это было то, как мы ощущаем себя в этом мире. В глаза окружающим она резко не бросалась. Мы шифровались. Впрочем, усилий особых это не стоило – мы соответствовали миру вокруг нас; другое дело, что такая жизнь нас не устраивала и мы хотели большего…

Пойти на шашлыки предложил Петров, сам же вызвавшись купить мяса, и всё приготовить. Случилось это спонтанно, когда мы в очередную субботу бесцельно слонялись по улице, попивая пиво и разговаривая ни о чём.

- Скучно мы живём. Никакого разнообразия. Одна программа, – желчно изрёк в пространство Петров. – Выйти на улицу и бродить – одна радость. Давайте на следующей неделе на шашлыки, что ль, сходим. Посидим на природе, отдохнём красиво.

Все согласились. В мае шашлыки – самое то! Петров каждому назначил миссию: мне – сделать чуть ли не ведро своего любимого оливье, Зойке со Славой – купить коньяка, Светке – Пепси и сока. Он возлагал на поход большие надежды: хорошо отдохнуть. Он всю неделю мне звонил и по полтора часа советовался: купить шашлык готовый или замариновать мясо самому, какой взять кетчуп и сколько угля, большой купить мангал – подороже, или сойдёт и простенький, ведь всего-то на один раз. Петров готовился к походу на шашлыки так, как не всякий жених готовится к собственной свадьбе. Суетился, предвкушал. Мозг его неделю работал заполненный мыслями о шашлыках. И – переполненный, наконец, взорвался. Аккурат перед тем, как поход, собственно, состоялся. На лавочке, где мы поджидали остальных, опаздывающих. Ему очень хотелось, чтоб его труды и старания оценили. Он так нетерпеливо ждал этого. Настолько нетерпеливо, что не смог дождаться опаздывающих, чтобы услышать ожидаемые фанфары. Досада наполнила Петрова, как пустой горшок, затем безудержно полилась через край, и он взялся, по привычке, ругать «этих уродов».

Наконец Зойка, Светка и Слава подошли к нашей лавочке. С мятыми с бодуна лицами – троица где-то тусила до 6 утра, – так что проснуться и прийти на встречу к полудню им было сложно. Петров изрыгнул в пространство несколько веских комментариев. Опоздавшие понуро пошли в магазин – за напитками. Заранее они ничего не купили: лень нести. Да и лавочка, где мы встречались, была напротив магазина.

- Доедем на автобусе, всё-таки до речки – 4 остановки, – нарочито робко, тоном Дюймовочки из сказки, предложила Светка. Она видела: Петров уже полон негативными эмоциями и гудит, как трансформатор: не влезай – убьёт! Рыжая Светка работала медсестрой в психдиспансере, и зачастую, чтоб сделать укол, ей приходилось быть с больными суровой. Работа сказывалась на характере. Но Светка умело включала Дюймовочку, когда того требовали обстоятельства. Как правило, на такой волне она общалась, когда хотела произвести впечатление. Перед Петровым она пасовала всерьёз, как пасует школьник рядом со сварливой соседкой по лестничной клетке. В случае с Петровым тон Дюймовочки символизировал покорность и признание его правоты и первенства.

- Нет уж, – прошипел Петров, – пешком пойдём! Я и так почти тысячу потратил. Меня жаба душит.

И мы потащились пешком. Петров зудел всю дорогу, все обречённо слушали. Петров был прав, опоздавшие – не правы, а мне было по-фигу. Поэтому Петров прокачивал несчастной троице мораль, упиваясь своим красноречием.

Путь лежал мимо красивых домов класса «люкс», недавно построенных компанией «Стать Севера». Большие двухуровневые квартиры, подземный паркинг, консьержки – вот он – привет из другой, киношной, реальности, из параллельного мира, в котором мы никогда не были.

- Ой, я так хочу жить в таком доме! – картинно восхитилась Светка, продолжая пребывать в образе Дюймовочки.

- Ты хочешь и будешь хотеть до пенсии, курица! А я скоро буду жить! – веско изрёк Петров. – У нас же квартира есть, мы её сдаём. Ну да, у нас две квартиры. В одной живём. Две сдаём. Вот ту, в которой живём сейчас с тётей, продадим. Вложимся в стройку. Пойдём жить пока в однокомнатную: а что – там 40 метров! Другую хату сдавать продолжим – надо же с лохов деньги качать! Поживём пока в однушке. Зато потом у нас будет 5-комнатная квартира 142 кв.м в Питере! – Петрова несло на волне красноречия и воображения к красивой жизни, он вживался в образ, даже тон его голоса стал несколько вальяжней, горделивей, как у героев гламурного экрана. Это было забавно.

С тётей они жили в ободранной хрущёбной двушке, полной ветхой мебели. Даже продай эту квартиру и вложись в строительство, ну никак не выйдет такой результат в виде элитных хором. Все это понимали. Как понимали и то, что нет у Петрова этих мифических квартир, которые сдаются. Как понимали и то, что живёт он не с тётей, а с мамой, которую так называет, поскольку стыдится её – она простая рабочая на Ижорском заводе. По легенде, настоящая мама у Петрова – филолог. Папа – военный, генерал. Папа умер, а мама якобы живёт в элитных апартаментах в Питере на Невском проспекте. Живёт одна. А сын вот живёт с тётей, в Колпино. Почему именно такова ситуация в его мифической семье, Петров объяснить не мог. Каждый раз он путался, заминал разговор: воображение, которое запросто рисовало ему райские кущи, никак не работало, когда надо включить мало-мальскую логику. Крутую маму Петрова не видели даже его школьные друзья, как и не были в маминой квартире. Фотографий мамы он тоже никому не показывал. Вообще Петров был мастер слагать былины. Дескать, род его дворянский идёт аж от Рюриковичей, половина домов в Пушкине – их бывшие дачи, не говоря уже про особняки в центре Питера, в которых жили на широкую ногу и развлекались на балах его славные предки.

- Вот в этом доме я мог бы жить, не произойди революции! – гордо махал рукой Петров в сторону то одного, то другого петербургского дома, случись проходить мимо с компанией. Таким же макаром он умудрился показать рукой в сторону нескольких дачных посёлков в разных местах под Питером, когда был случай проезжать мимо. Там у квартирного магната были дачи. Три штуки, одна другой краше. А ещё у него в необъятных завалах хлама в хрущёвке якобы хранились семейные реликвии и драгоценности, оставшиеся от дворянских предков. Но их тоже никто никогда не видел…

- Андрей, а сколько ж стоит это строительство? Может, и мы – вот так? – как бы невзначай поинтересовалась Зойка, которая и без того страдала с похмелья, а тут ещё Петров, как комар, над ухом жужжит и жужжит. В другой ситуации Зойка бы промолчала, как и другие, давая возможность товарищу всласть помечтать. Но не сегодня.

У Петрова с Зойкой были особые отношения. Друг без друга они просто не могли, но при этом частенько препирались. Петров попеременно то пропесочивал Зойку, то сплетничал с ней, перемывая кости её мужикам, то Зойка ему жаловалась на жизнь – он был ну очень любопытным, а потому – благодарным слушателем. Репертуар разбавляли их мелкие склоки, когда Зойка вдруг начинала отвечать на его наезды.

Петров частенько исходил желчью, глядя на Зойкин образ жизни, поэтому вёл себя с ней как первоклассник, который то и дело дёргает девочку за косички. Косички Зойка не носила, у неё была короткая стрижка, которая весьма шла к её зелёным глазам. Он критиковал подругу за лишние килограммы, эгоизм, безграничную лень, страсть к игровым автоматам и выпивке, а заодно и за прочие смертельные грехи, за которые в аду горят и мучаются миллионы грешников, а Зойка – ничего: живёт и радуется.

Петров в общем-то имел моральное право на прокачку морали. У него было высшее историческое образование, он работал экскурсоводом – показывал туристам красоты Питера. Зойка была бездельницей и понтовщицей по жизни. К тому же она действительно толстела как на дрожжах, но худеть не думала, уверенная, что мужчины в восторге от пышных женщин – есть за что ухватить. Петров злился: ну не дура ли эта стокилограммовая блондинка?

- А вам не светит! Потому что компания «Стать Севера» делает специально для нас, это тёте предложили такие условия, скидку – 40%, – не краснея пояснил Петров. – Так что вот вложимся на этапе стройки со скидкой 40%, а потом через год переедем, когда дом построят.

- Такую большую скидку? С чего бы это? – удивилась я. И мне было чему удивляться: 5 лет работы агентом по недвижимости всё же сказывались.

- А что ты хотела? – взвинтился Петров. – Все богатые люди друг друга знают. И такие условия для богатых людей только. Мафия! Кругом мафия! Вика, ну ты как маленькая прям!

-А-а-а, ну если мафия… – кивнула я.

Петров решил, что я поверила, и, довольный эффектом, вовсе расправил павлиний хвост.

- Вот будем переезжать когда в Питер, это такая проблема, такая проблема, – он вздохнул и совсем как герой мыльной оперы закатил глаза. – Всё переживаю: не знаю, куда рояль деть из той однокомнатной… Нам-то он не нужен – ни я, ни тётя играть на нём не умеем.

- Р-о-я-ль? – переспросила Светка, вмиг вернувшись к реальности и выйдя из образа Дюймовочки. – Какой ещё рояль?

- Ну рояль у нас там стоит. 19 век. От прабабки остался. Она играла на нём, дворянка же. Воспитание обязывало, – небрежным тоном пояснил Петров. – В антикварку его, продадим. Хотя жалко, он очень дорогой, редкий, таких единицы сохранились. Хоть с собой перевози потом. Но вы всё равно ничего не понимаете в антиквариате. Что вам объяснять, темнота…

Да, антикварный рояль это было сильно. Особенно в Колпино, рабочем пригороде Питера. Находившийся в мифической квартире, которая сейчас сдаётся. И который почему-то нужно было продавать при переезде в хоромы. Вариант опять сдать квартиру с роялем даже не рассматривался. Логика подводила Петрова в очередной раз. Увлёкшись стремлением произвести впечатление, он, как всегда, горел на мелочах, заранее не продумав деталей повествования.

Тему рояля продолжить не довелось. Да не было и смысла. К этому времени мы пришли на берег Ижоры и стали располагаться, готовить шашлыки. Разговор поначалу выровнялся, перебежав в русло погоды, природы и приготовлений к пиршеству. Но спустя пару пластиковых стакашек коньяка душа в рай обычно улетала у всех. Начинались байки охотника – типа «было дело – ходил я на медведя…» или « когда завалил я этого слона…», или «и тогда я бросился навстречу тигру без всякого оружия, ловко повалил его, вцепившись в шею…». Байки моих приятелей были похожими на охотничьи истории, только фигурировали там люди и события обыденной жизни.

Зойка сегодня активизировалась первой. Коньяк хорошо пошёл на вчерашние дрожжи, и она взялась с упоением рассказывать истории, как она работала агентом по сдаче недвижимости. Это было вершиной её карьеры, поэтому любой разговор она неизменно сворачивала в это русло уже после 100 граммов, не говоря уже о более ощутимой дозе. Особенно её пробивало на красноречие, если рядом был кто-то малознакомый. Слушая её, можно было даже подумать, что Зойка отпахала на этом поприще лет 10 и стала суперским специалистом. Какое там! На самом деле она была стажёром 2 месяца, после чего агентство поспешило от неё избавиться. За первым опытом последовала у Зойки и вторая попытка устроиться на аналогичную работу, но из другого агентства её выкинули с треском ещё быстрее. Но реальность настоящая и воображаемая – две разные вещи. Зойка была асом только на словах, а когда дело доходило до работы, то сразу всем становилось понятно, что она из себя ничего не представляет. Ни на одной работе она не задерживалась долго, что её ничуть не расстраивало – ей нравилось бездельничать. Но сфера недвижимости была её мечтой, её страстью, поэтому она часто сворачивала разговор в русло своих воспоминаний, норовя рассказать нам по сотне, а то и по тысяче раз одни и те же истории. За первой историей следовала вторая, затем – третья, когда истории из её немногочисленной практики кончались, она возвращалась вновь к первой, вспомнив важные детали. И так – до бесконечности. Зойку следовало тормозить, причём, в самом начале, пока она не вошла в раж, ведь слушать её бред просто невозможно. Но начало мы прозевали, увлекшись шашлыком. И Зойку понесло….

- Тогда эта парочка мне и говорит: мы подумаем! А я-то не дура – понимаю, что могут найти квартиру и дешевле, и с мебелью получше, и с телефоном. Тогда я – бац! И снижаю им 500 рублей аренды, всё равно я им квартиру дороже на тысячу впаривала, чем хозяева думали сдавать, – глаза у Зойки сверкали таким воодушевлением, такой гордостью за свою находчивость, что прерывать её сейчас, всё равно что отнять у ребёнка конфетку. – Они соглашаются, мы подписываем договор….

- Зоя, заткнись ты уже, – не выдержал Петров. – Хватит, мы уже сто раз это слышали. Вон Вика ничего не рассказывает, хотя давно работает…

- А правда, почему ты ничего не рассказываешь? – хихикнула Светка.

- Да ну. У нас уже есть один великий агент по недвижимости, второй очень нужен?

- Нееет! – компания ответила хором, всерьёз испугавшись перспективы, что и я тоже начну выносить мозг подобными байками.

-Зойка, ты лучше скажи, где вчера была всю ночь? Пила где? – Петров взялся за Зойку всерьёз. – Опять, небось, в автоматы ходила?

- Да, ходила! – с вызовом ответила Зойка. – Мы со Славкой там были. И Светка была.

- И как?

- Отвянь, дуремар. Задрал своей моралью.

- Давай, говори уже. Чего скрывать?

- Славка проиграл тысячу, потом выиграл две. Светка тоже в плюсе ушла – на 800 рублей наварилась. Когда ей везёт – мне не везёт. И наоборот. Вчера ей везло. Я проигралась опять….

- Сколько?

- Пять почти. Но это неважно. Главное – я получила удовольствие от игры….

Из этой компании на автоматы не была подсажена только я с Петровым. Мы туда вообще не ходили, принципиально. Троица игроманов шастала туда частенько, нередко проигрываясь до копейки. Их тянуло в казино магнитом, когда в карманах появлялись любые мало-мальские деньги. Ведь казино с мельтешащими картинками «одноруких бандитов», заманчивые призы и пышащие уверенностью люди, подъезжающие туда на дорогих авто, были своего рода атрибутом красивой жизни, принадлежность к которой мучительно желали ощутить наши маргиналы. Им хотелось выглядеть такими же – беззаботными прожигателями состояний, не знающими счёт ни деньгам, ни времени в погоне за удовольствиями. Ведь удовольствие, кайф, азарт – это главное, без этого жизнь пресна. Внешняя сторона картинки заслоняла перед их глазами не только её истинную суть, но и банальный голос разума. Бесящиеся с жиру богатеи несли в казино лишние деньги, чтобы развлечься. А наша троица тащила туда последние копейки, стараясь подражать понравившимся образам, а заодно и надеясь срубить большой куш, чтобы вмиг стать миллионерами без лишних усилий. Кроме того, в казино игрокам давали сколько угодно халявного пива, что являлось для них дополнительным стимулом стремиться туда.

- Кодировать тебя надо, Зоенька, который раз уже…

- Мне было грустно. Скучно. Идти было некуда. Вот я и пошла поиграть. Потом Слава пришёл, – выдавала Зойка объяснения на уровне школьницы из класса коррекции. Для тридцатилетней дамы показывать такие «вершины интеллекта» – впечатлит даже святого.

- И я потом пришла, мне тоже грустно было, меня Медведь бросил, – добавила Светка. У неё была привычка давать своим кавалерам за глаза клички. Так мы их лучше запоминали, ведь увидеть успевали не всех, а имена – штука стандартная. Светке было проще про них рассказывать, называя кличками: Медведь, Хомяк, Престарелая Свинья, Олень, Гусь…

- Ты, Зоя, бессовестная – живёшь на деньги налогоплательщиков. Государство тебе зачем деньги платит? Чтоб ты в казино тащила?

- Завидуй молча! – гордо ответила Зойка, затягиваясь сигаретой. На последней работе, где она прокантовалась полгода на складе в должности кладовщицы, её сократили, едва грянул кризис. Зойка встала на биржу труда, разжилась ежемесячным пособием. Вместе с алиментами на ребёнка от бывшего мужа выходила даже неплохая сумма.

Зойка мечтала о бирже труда годами. Как только начался кризис, она стала надеяться на сокращение. Так и вышло, от неё избавились первой. В этот день Зойка была на седьмом небе! Наконец-то свершилось то, о чём она так грезила! С тех пор Зойка не работала и получала пособие. Но впрок деньги не шли. Вот и в этот раз, не успела получить перечисление – тут же отнесла в казино. Кризис и сокращения стали бедой для людей, которые хотели работать, и были праздником и хорошим оправданием для бездельников, которые, присосавшись к пособиям, и не помышляли как-то шевелиться раньше, чем закончится год, пока можно паразитировать на государстве.

- Зоя, мы все платим налоги, чтобы ты жирела и развлекалась? – не унимался Петров. – Вот что ты делаешь? Живёшь для чего? От тебя пользы никакой!

- Домашняя работа – это большой труд. По мне так легче работать, чем дома хозяйством заниматься. Стирать, готовить, убирать, – подал голос Слава. – Я прихожу с работы, а меня ужин ждёт. Приятно. Крановщиком на заводе проще работать, чем быть домохозяйкой.

- Понял? – приободрилась Зойка. – Моего мужчину устраивает, а ты – иди лесом.

Если уж честно, то Славу Зойкино безделье не устраивало, но заставить работать её он был не в силах. Она всегда находила массу причин и аргументов, почему она этого делать не может. Работы она сторонилась как чёрт ладана, дома всегда были грязь, горы немытой посуды, на плите – жуткое варево, которое с большим натягом можно было назвать едой. Готовить Зойка тоже не умела. Слава просто заступился за сожительницу перед Петровым, который взялся её прессовать. Поступил по-мужски, да и только.

- Вы когда переезжаете-то? – тут же переключился на Славу Петров. Ему не понравилось такое заступничество, и он ринулся в бой. – Пировать-то когда? Подарок присматривать вам на новоселье или не стоит беспокоиться зря?

В компании нависло молчание. Слава, на заре их знакомства с Зойкой, насвистел ей, да и всем нам в уши, что ему как участнику чеченкой войны вот-вот, буквально через несколько месяцев, дадут квартиру. Он даже показывал нам почти достроенный дом, маша руками совсем как Петров в направлении мифических хором предков. Зойка зацепилась за завидного кавалера, но Славкина квартира оказалась только плодом его воображения. Никто ничего давать ему не собирался, а в программах, при которых помимо помощи государства и самому нужно вносить какую-то лепту, Слава участвовать и не думал. Зачем себя напрягать и лезть в кабалу? Поэтому парочка жила на съёмной квартире. Со временем выяснилось, что Слава «ловил на живца» Зойку, поэтому и пустил в ход тяжёлую артиллерию. Но к этому времени Зойка уже бросила мужа и жила со Славой, так что тему парочка замяла. В компании давно все поняли про Славу и его маневры. Но тему не бередили – какой в этом смысл? Чем Слава отличается от других сказочников из нашего круга? Петров рубился сейчас негласно запрещёнными приёмами.

- Ну так что, Слава, когда тебе с переездом помогать? Вещи складывать, таскать, разбирать. Опять же, может, гвоздь куда забить надо, ты скажи заранее, я молоток приготовлю, гвоздей куплю, – не унимался Петров. Тон его становился всё язвительнее, настолько, что мы все стали хихикать. Слава в своё время был настолько убедительным, что каждому в компании заранее назначил миссию при мифическом переезде. Кому – таскать мебель, кому – клеить обои или делать уборку. Мы на всякий случай соглашались – а вдруг не врёт? Поможем! Обговаривалось даже меню будущего застолья при новоселье.

- Я разве виноват, что мне государство ничего не даёт? – с вызовом ответил Слава, что не помешало ему наполнить пластиковый стаканчик коньяком и молниеносно осушить. – Я подожду, рано или поздно государство мне по любасу что-то даст. Бесплатно! Ведь я воевал и не столько зарабатываю, чтоб купить! Мне-то обязаны дать! Должны! А ты? Сам-то что не купишь? А, магнат?

- У меня-то всё на мази! А ты бухал бы меньше, глядишь, и купил бы что-то! А то бухаешь каждый день. Что ты, что Зойка – порожняк. Все вам что-то должны да обязаны, – парировал Петров, уже изрядно накаченный коньяком и оттого – ещё более борзый. – А то живёшь как скотина – жрать, бухать, играть да с Зойкой развлекаться.

Слава смолчал, но было видно – он Петрову так этих слов не оставит.

- Петров прав, тебе, Слава, нужно бы подумать, как Зойку обеспечить. Ты же мужчина, значит, ты обязан зарабатывать, – решила поддержать подружку Светка, уже изрядно косая от выпитого. – Вот я бы с таким как ты не стала связываться. Мне обеспеченный нужен. А тебе лишь бы гулять да пить и курить…

- Да, Слава, ты нюх-то не теряй, – обрадовалась поддержке Зойка. – Слушай, что люди говорят! Я летом в Чехию хочу. А у нас с твоей зарплатой ни на что не хватает. Так что думай, как заработать.

- Выкуси! – Петров насмешливо глянул на Славу, указывая на Зойку. – Она хочет! Королева помойки! Ты давай, вкалывай. А она спать будет по полдня да в автоматы бегать.

- Да, Зоя хочет в Чехию, она давно об этом говорила! – опять поддакнула Светка. – Если Престарелая Свинья мне тур купит, то я с вами поеду…

- Да ты, рыжая, вообще бы заткнулась! – Слава нашёл «слабое звено» и разрядил копившуюся досаду. – Купит тебе Свинья твоя что-то, жди! Опять, небось, сама купишь себе подарок, а всем скажешь, что тебе подарили! Всё понтуешься, дура! – Светку не раз подлавливали на такого рода вранье, когда она выдавала желаемое за действительное, приписывая своим кавалерам подарки, которые покупала себе сама. Жизнь и Светкины о ней представления были параллельной реальностью, но она «держала марку» перед знакомыми. Пусть думают, что всё зашибись! Престарелая Свинья – это был единственный её постоянный любовник, женатый прощелыга, который за два года подарил ей зеркальце и два плюшевых медвежонка. Остальные кавалеры сменяли друг друга в калейдоскопе дней очень быстро. Впрочем, Светка ни к одному из них не испытывала чувства любви. Собственности – да, а любви – нет. – Со мной бы ты не стала! А я бы с тобой стал? Да кто нормальный с тобой будет встречаться? Не смеши!

Светка обиделась. Или сделала вид. Спьяну окружающим было непонятно. Зойка торжествовала – Славу к Светке она порой приревновывала, всё ж подруга была покрасивее. А тут Слава её отбрил.

- Свинья твоя облезлая какая-то стала, постарел из-за кризиса, обшарпался. Лоску на нём нету больше, фу – глядишь, аж блевануть тянет – чмошник! – добивал Светку Петров. – Нашёл дуру, а ты и довольная. Только позвонит, поманит, ты и бежишь, как собачка.

-Да, – кивнула Зойка. – Точно, как лох выглядит он теперь. А ты с ним – как лошиха.

- Получше, чем твой Слава-алкаш! – парировала Светка. – А ты бы Петров вообще помалкивал. Тоже мне выискался – ценитель мужской привлекательности. Эксперт! Иди в секс-шоп, костюм из перьев себе купи, на гей-параде будешь главным красавцем.

Все заржали. Удержаться было невозможно: и Светка была комична в своём негодовании, и представить Петрова в перьях было забавно.

- Ещё ошейник тебе надо и поводок. Строгий ошейник! И чтоб тебя какой-нибудь байкер брутальный на нём вёл, – фантазировал Слава. – И плёткой подгонял, чтоб ты быстрее булками шевелил.

- И песню «Голубая луна» выучи, споёшь там! – добавила Зойка.

- Вы все – придурки и лохи! Компания! Все друг друга с говном смешать готовы! – взорвался Петров. – Я вас собрал на эти шашлыки зачем? Думаете, просто отдохнуть!? Это был тест! Я ещё сомневался. Но посмотрел на вас – всё! Сегодня – последний день, когда я с вами общаюсь! Больше тратить время на такой сброд я не хочу. Прощайте! – Петров надулся, принял горделивую позу и отхлебнул коньяка. Народ не знал, как и реагировать. Все опешили. Никто не ожидал, что Петров обидится всерьёз. Ведь общение в формате подколок в компании не было новинкой. Да и Петров был главным провокатором и постоянно всех задирал, критиковал. Ему ответили тем же, всего-то. Потом все оживились, стали уговаривать Петрова. Всё же свой, привыкли, как без него?

- Да ладно! – вмиг забыла все наезды Зойка. – Протрезвеешь и передумаешь.

- Петров, вернись, я всё прощу! – хохотнул Слава. – Любить не обещаю, у меня Зоя есть. Но побухать можно.

- Ты же шутишь, да? – снова включила Дюймовочку Света.

Мы переглядывались с Петровым и улыбались. Мы понимали друг друга, потому что часто сплетничали о нашей компании, о влиянии окружения на судьбу. Неужели Петров дозрел, решился? Я почти верила, но сомневалась. Слишком много было в этом объявлении об уходе театральности и скоропалительной обиды, а не было – внутренней готовности к переменам. Или была? Я ж не эксперт по его душе, мало ли что там творится? Разоблачает других сказочников. А сам остается сказочником. Возможно ли поменять что-то в жизни, не поменяв себя?…

- Да, Вика, ухожу я от вас. Злые вы, – процитировал анекдот Петров.

- Есть куда?

- Да у меня друзей – миллион. Все обеспеченные люди. Куда лучше, чем вы тут! – захрабрился он.

- Ясно, – теперь я была уверена: Петров встал в позу. Становилось ещё забавнее – что же дальше.

Ничего интересного на природе уже не предвиделось. Шашлык съеден, коньяк допит, разговор дальше не клеился. Ругаться не хочется, понтоваться без коньяка – тоже неинтересно. Уговаривать Петрова передумать и остаться в компании – нет смысла, пока не протрезвеет.

- Назад на автобусе? – спросила Светка.

- Да, разумеется, – отдал команду Петров. И все стали собираться. Через пару минут мы уже шли к остановке. Вот и всё. Отдохнули. Разоблачили друг друга по мелочам за прошлые понты, послушали новых сказок, выпили, поели, покурили – наша суббота ничем не отличалась от других наших таких же пустопорожних суббот. Всё – то же самое, за исключением торжественного объявления Петрова об «отвальной».

 

Мы – поколение тридцатилетних, люди с осколочным прошлым и сомнительным будущим. Порождение стыка времён, укладов, строев. Мы были пионерами, мы помним перестройку и то воодушевление и веру в перемены, которые охватили родителей и общество в целом. Мы помним очереди за колбасой и сахаром, помним еду по талонам. На наших глазах создавались первые кооперативы. Мы помним «челноков», забитые витрины красивыми товарами и пустоту в кошельках, когда западное обилие оказывалось не по карману. Мы, тогда ещё только-только вступающие в жизнь, помним видеозалы с маленьким пластмассовым телевизором под потолком и кассетами с гнусавым переводом. Там показывали фильмы про другую жизнь, и потому мы их смотрели. В нежном возрасте нас воспитывали в духе социализма, как всех. А после на нас свалилась гласность и прозрение общества – всё чушь, во что мы верили раньше. Свобода нравов, стремительное разделение общества на классы, мелькание картинок из другой, гламурной, жизни. Манящие образы богатых, успешных и знаменитых, их экранная роскошь затуманили сознание. Мы тоже хотим быть такими, но не знаем, не умеем – как. Вместо поиска своего пути мы ищем возможности пускать пыль в глаза друг другу, чтобы не быть, так хотя бы слыть теми, кем нам хотелось бы себя видеть.

Мы, нынешние маргиналы, привыкли жить в кредит, переплачивая проценты, чтобы ездить на дорогих машинах и отдыхать за границей. Мы – потерянное поколение, погрязшее в стремлении слыть кем-то, кем хочется, за невозможностью быть таковыми.

Поколение слабых безвольных людей, не знающих, не умеющих приблизить мечты к реальности и оттого сочиняющие сказки о другой жизни, другом мире, в котором мы – супергерои. Таких как мы – большинство. Мы умеем пускать пыль в глаза, но не умеем смотреть в глаза правде. Мы боимся окружающих – вдруг увидят, поймут, почувствуют, что всё, что у нас есть – иллюзии, мечты и пустое бахвальство. И оттого бахвалимся ещё больше и ещё больше пылим в глаза окружающим…

Есть ли выход? Есть ли надежда?

 

Я думала об этом, вернувшись домой. Мысли путались, сознание буксовало на одних и тех же доводах, всё ещё находясь под властью коньяка. Запиликал телефон. Домашний. Взяла. Петров!

- Вик, как ты думаешь, они испугались, что я не стану с ними общаться? – Петров был как всегда сама простота. Полчаса назад он не собирался общаться и со мной тоже, и вот же – опять взялся держать совет. Рефлекс сработал.

- Конечно, испугались, ты же видел, – я отвечала машинально, мне было лень говорить.

- Они мне сами завтра позвонят первыми? Или как? – продолжал наседать Петров.

- А ты хочешь?

- Вы все мне родные. Хоть и дураки, конечно. Есть у меня приличные друзья, очень обеспеченные, но вы – свои. Да и пропадёте вы без меня, кто вам правду-то скажет?

Мой клон на другом конце провода старался держать лицо. Ясен пень, он ждал, что я что-нибудь придумаю и ребята обязательно ему завтра позвонят.

- Ну ведь и ты всем родной, как без тебя-то нам? – моё сознание погружалось в какую-то ватную пучину.

Неужели это – я? Продолжаю разговор сама с собой? И – остаюсь такой же и там же, не в силах выйти из круга, ругая его, но цепляясь за него. Глупая рыба, нарезающая круги в аквариуме.