БЛИСТАТЕЛЬНЫЕ, РОКОВЫЕ…

Давно замечено, что творческие люди воспринимают мир ярче, многограннее… Но именно эта острота восприятия лишает их той привычной защиты, которая свойственна «обычным» людям. Быть может, именно поэтому и поражают воображение людей знаменитые произведения писателей, композиторов, живописцев? А женщины, верные и не очень, спутницы талантов? Удивляющие своей красотой, прихотливостью поведения, непредсказуемым характером они ещё с античных времен становились подругами великих писателей.
Иногда это был посланный богом «добрый гений», светом любви и преданности неустанно врачевавший душевные раны. Иногда – роковая подруга, внутренняя связь с которой осознается писателем как тесная, неразрывная, пусть порой и губительная. Широк ряд имен женщин подобного типа в истории литературы – ряд яркий, блистательный. Здесь имена Лили Брик с её красотой и загадочным, неотразимым влиянием на лучших творцов своего времени; здесь имена жён поэтов «серебряного века», которые сами были писательницами, глубоко образованными женщинами с особенными взглядами на искусство: Анастасии Чеботаревской, которая стала для Фёдора Сологуба женой, литературным критиком, литературным агентом, создательницей салона; Лидии Зиновьевой-Аннибал, поэтессы, переводчицы, друга, соратницы и жены Вячеслава Иванова; здесь имя «босоножки», перевернувшей мир танца и навсегда вошедшей в его историю, имя яркой, оригинальной и свободной подруги Сергея Есенина Айседоры Дункан.
В истории античной культуры один из самых ярких примеров подобного рода – Аспазия. Если Елена Спартанская олицетворяет собой красоту, Сафо Митиленская – страсть, Аспазия Милетская, бесспорно, является олицетворением ума, ставящего её выше всех греческих женщин. Это она создала из Перикла политика, из Сократа – диалектика, из Алкивиада – стратега и государственного мужа. Недаром афиняне уверяли, что в её теле обитает душа Пифагора!
Аспазия приехала в Афины приблизительно около 455 года до Р.Х., в 82-ю Олимпиаду, чтобы основать школу риторики. Вместе с нею прибыли несколько молодых гречанок. Горожане тотчас же навели справки и узнали, что новоприбывшие – коринфские куртизанки, во главе которых стояла милетская гетера. Афиняне, сперва из простого любопытства, начали наведываться в гостеприимный дом, куда их привлекала красота приезжих женщин, а затем стали посещать его, увлечённые научными вопросами, разрешавшимися там. В салоне Аспазии можно было встретить философов Анаксагора с его учеником Эврипидом, убежденным женоненавистником, Зенона, Протокла, врача Гиппократа, ваятеля Фидия и чаще других Сократа, постоянного посетителя сборища великих умов. Ум Аспазии, здравый смысл, остроумие, красноречие, уменье слушать и вести споры невольно заставляли присутствующих с благоговением внимать речам необыкновенной красавицы. Она, наряду с высшими достоинствами женщины, обладала и качествами мужчины. Она – поэт, философ, оратор, государственный человек. Для Сократа, Фидия и Анаксагора она была преданной, умной подругой, для Перикла – любовницей и женой, радостью его жизни, очарованием его домашнего очага и поверенной в каждый день.
Обратив свой взор от античных времен к «золотому веку русской литературы» – веку 19-му, можно вспомнить имя Авдотьи Яковлевны Панаевой, которая была женой писателя и издателя Ивана Панаева и длительное время подругой поэта Некрасова.
Отец Авдотьи Яковлевны имел характер властный, жизнь в родительском доме казалась девушке мукой, и потому, не достигнув девятнадцати лет, она вышла замуж за литератора Ивана Панаева. Происходил он из богатой и славной культурными традициями дворянской семьи (по отцу он внучатый племянник Г.Р. Державина; его дядя был крупным государственным чиновником и известным поэтом-идилликом). Рано лишившись отца, тоже не чуждого литературному творчеству, Панаев рос в доме бабушки. Мать воспитанием сына практически не занималась, предпочитая жить в своё удовольствие – широко и не считая денег. Эта страсть к беззаботной, роскошной жизни передалась затем и её сыну. Притчей во языцех стала и романтическая история его женитьбы. В 1893 году, в год кончины Авдотьи Яковлевны, двоюродный брат писателя В.А. Панаев свидетельствовал в «Русской старине»: «Мать Ивана Ивановича не хотела и слышать о женитьбе сына на дочери актёра. Два с половиной года Иван Иванович разными путями и всевозможными способами добывал согласие матери, но безуспешно; наконец, он решился обвенчаться тихонько, без согласия матери, и, обвенчавшись, прямо из церкви, сел в экипаж, покатил с молодою женой в Казань… Мать, узнавши, разумеется, в тот же день о случившемся, послала Ивану Ивановичу в Казань письмо с проклятием».
Надо сказать, что будущий муж Авдотьи Яковлевны явно не оценил сильного, гордого его характера, созданного царствовать, повелевать, а не исполнять роль робкой и изящной куклы в салоне светского литератора.
В начале 1840-х годов в салоне Панаевых появился Н.А. Некрасов. Авдотья Яковлевна произвела большое впечатление на начинающего и ещё никому не известного поэта (он был всего на год моложе очаровавшей его хозяйки). Юноша долго и упорно добивался её любви, но она отвергала его, не решаясь оставить мужа. Панаев же, неравнодушный к светским удовольствиям, охладел к жене вскоре после свадьбы. Постепенно он вернулся к прежним холостяцким привычкам и проводил время в кутежах и амурных развлечениях, а молодая жена была предоставлена самой себе. Легкомысленное поведение Ивана Ивановича отразилось и на материальном положении семьи. Постоянное отсутствие денег и долги, которые он делал, угнетали и раздражали Авдотью Яковлевну. Некрасова же не покидала надежда покорить сердце этой «необыкновенной женщины». Он стал всё чаще и чаще бывать в доме Панаевых. С осени 1845 года он заглядывал сюда чуть ли не каждый день, а через год и вовсе поселился с ними в одной квартире. Занятый своими бесконечными романтическими похождениями, глава дома и на личную жизнь своей супруги смотрел сквозь пальцы.
Авдотья Яковлевна стала гражданской женой Некрасова – в те времена получить разрешение на развод было почти невозможно. Толки и сплетни по поводу их «неприличных» отношений не прекращались ещё очень долго.
Панаева в энциклопедических источниках числится как писательница, и это справедливо: вместе с поэтом написала большой роман «Три страны света», под которым стояли две подписи: Николай Некрасов и Н. Станицкий (псевдоним А.Я. Панаевой).
Произведений, написанных двумя авторами, в русской литературе тогда ещё практически не было. Несмотря на самые противоречивые отзывы, роман, тем не менее, пользовался успехом и выдержал несколько изданий. Вместе с Некрасовым Панаева написала ещё один роман – «Мёртвое озеро», после которого поместила в «Современнике» немало острых и злободневных произведений. Например, в романе «Семейство Тальниковых» описала своё нерадостное детство и попыталась выразить протест против тогдашней системы воспитания. Цензура до неузнаваемости исказила роман и, в конце концов, запретила его.
У Авдотьи Яковлевны и Некрасова родился сын, но из–за нерасторгнутого брака он был записан под фамилией Панаева: в одной из церковных метрических книг Петербурга в отделе «Об умерших 27 марта 1855 г.» записано: «Отставного дворянина коллежского секретаря Ивана Ивановича Панаева сын Иоан, полтора месяца». Речь идет о маленьком Иване Панаеве, сыне Некрасова. К многочисленным испытаниям сложных взаимоотношений прибавилось горе: смерть сына. Это был уже третий ребенок, которого потеряла Авдотья Яковлевна. Поэт стал часто и серьезно болеть, и это сильно отразилось на его и без того нелёгком характере.

Мы с тобой бестолковые люди:
Что минута, то вспышка готова!
Облегченье взволнованной груди,
Неразумное, резкое слово…
Если проза в любви неизбежна,
Так возьмём и с неё долю счастья:
После ссоры так полно, так нежно
Возвращенье любви и участья…

К этому времени Некрасов стал общепризнанным известным поэтом и обеспеченным человеком. Охота, Английский клуб (к слову, вступительный взнос в него составлял сумму, на которую можно было прокормить несколько деревень), карты… Его отношения с Панаевой продолжали оставаться весьма и весьма нелёгкими. Они то жили вместе, то расходились.
В марте 1862 года от порока сердца умер Панаев. Казалось бы, настало время Некрасову и Авдотье Яковлевне узаконить свои супружеские отношения, но и их отношения шли к окончательному разрыву, который и произошел в 1863 году.
Панаева вышла замуж за литератора, секретаря редакции «Современника» А.Ф. Головачёва. Увы, он мало чем отличался от первого супруга! Тоже любил погулять… Она родила девочку и всецело посвятила себя её воспитанию. А потом муж умер, и Авдотья Яковлевна осталась одна с дочерью без всяких средств к существованию. Пришлось снова взяться за перо, чтобы поставлять повести и романы для второстепенных журналов.
Незадолго перед смертью писательница закончила свои знаменитые «Воспоминания». Рассказывают, что некоторые из её современников весьма беспокоились перед публикацией откровенных мемуаров Авдотьи Яковлевны, изобилующих подчас ярко окрашенными субъективными и нелицеприятными оценками. Умерла Авдотья Яковлевна 30 марта 1893 года, на семьдесят третьем году жизни, в бедности. Похоронили её на Волковом кладбище в Петербурге. Она прожила дольше многих из тех, о ком писала, оставив в истории российской литературы своё пусть и не очень громкое, но не затерявшееся среди прочих имя.
Русская литература 19 века хранит имя и другой женщины, блиставшей красотой и отличавшейся неуправляемым нравом, Полины Сусловой, ставшей прототипом самых известных героинь Достоевского и подругой философа Розанова. Достоевский, например, считал её одной из примечательнейших женщин своей эпохи. Да и Розанов был одержим Аполлинарией, которая почти на 20 лет была старше него. Василий Васильевич, расставшись с ней, уже ненавидя её, тем не менее, признавался: «…В характере этом была какая-то гениальность (именно темперамента), что и заставляло меня, например, несмотря на все мучения, слепо и робко её любить».
Знакомство с Достоевским определило во многом жизнь Сусловой. Когда Полина осознала, что охвачена страстью к Фёдору Михайловичу, она, пересилив врождённую застенчивость, честно в ней призналась. Достоевский был 4 года женат на Марье Дмитриевне Исаевой, с которой познакомился в ссылке в Семипалатинске, но этот брак уже изжил себя. Жена была истерична, капризна, страдала эпилептическими припадками, при этом самолюбие Достоевского было непоправимо задето – она, как оказалось, ещё и изменяла ему. Однако через некоторое время Марья Дмитриевна перестала быть помехой – тяжело больная чахоткой, она жила отдельно от мужа, то в Москве, то во Владимире. Он же истосковался по любви: в силу характера и драматических жизненных обстоятельств эта сторона жизни открылась для него поздно.
Так начался период взаимного мучительства, сопровождающийся оскорблениями, претензиями, выворачиванием души наизнанку и уличением друг друга в самых грязных тайных побуждениях. И если он отводил душу в своих романах, в крепнущем внутри христианстве, то ей, атеистке, к тому же лишенной истинного импульса к творчеству, опереться было не на что, и она просто тонула в этом хаосе. В марте 1863-го Полина спаслась от Достоевского бегством в Париж. В Париж она поехала не только, чтобы сбежать от «мучителя», но и в надежде заняться изучением истории и языков – английского и испанского. Не без труда удалось беглянке умолить отца выделить ей средства на скромную комнату в парижском пансионе и ежедневные расходы. И первое время Полина действительно посещала какие-то лекции по литературе и истории, общалась с русской политической эмиграцией, встречалась с Тургеневым, к которому у неё были рекомендательные письма от Якова Полонского.
Фёдор Михайлович кинулся за ней в Париж. Открыла ему дверь Полина, но незнакомая, надменная, с коварной, мстительной улыбкой на губах. Выяснилось, что она без памяти влюбилась в какого-то парижского врача по имени Сальвадор и с душераздирающими подробностями рассказала Достоевскому о своей страсти. Он понял только, что это «не серьёзный человек, не Лермонтов», и что его Полина, чью душу он считал такой требовательной и возвышенной, «пала», влюбившись в человека самоуверенного и недалёкого.
Суслова прекрасно отдавала себе отчёт в своём падении и… гордилась этим: теперь не было больше гордой барышни, чьей чистотой помыкал Достоевский, теперь она ему равна. Она ему отомстила.
…В 1867 году Достоевский женился вновь, в этот раз на своей юной стенографистке Анне Григорьевне Сниткиной. Суслова ничего об этом не знала и в минуту грусти написала бывшему возлюбленному письмо. Это послание, перехваченное молодой женой Анной во время свадебного путешествия, вызвало в её душе бурю ревности, страдания. Суслова же с её острым умом скоро поняла, что Достоевский женился на «этой Брылкиной», как она пренебрежительно переименовала Сниткину, ради обычного домашнего благополучия.
Апполинария Суслова обладала умом, красотой, широтой взглядов, совершенно необычной для женщин её времени, но главное – она обладала совершенно особенным нравом и поведением, характером, который принято называть «инфернальным». По происхождению выражение «i fer alis» означает находящийся в аду, происходящий в аду, адский. В переносном смысле это выражение значит «одержимый бурными страстями, демонический». Демоничность женщины – это не только источник страданий для мужчины. Давно замечено, что это и источник женской таинственности, непредсказуемости и тем самым привлекательности. И хотя инфернальность считается наиболее ярким проявлением человеческого несовершенства, загадочное поведение инфернальной женщины, её блистательный ум, гордость и красота всегда привлекали мужчин. Пушкин посвящал стихи женщинам, которые пленили его сердце и рассудок. Василий Розанов написал глубокие и интересные книги о смысле любви. Маяковский оставил своим читателям замечательную лирику, наполненную образами ярких необычных женщин.
Суслова стала прототипом почти всех самых известных героинь Достоевского, самых прославленных на весь мир его романов: Полина в «Игроке», Катерина в «Братьях Карамазовых», Лиза в «Бесах».
В романе «Идиот» создан образ Настасьи Филипповны – это женщина очень сильна духовно, умна и хитра, красива и горда, в то же время её отличает взбалмошность, истеричность, эгоцентризм. Её жизнь полна страха, беспокойств, подлости. Она разрывается между любовью чистого и светлого человека – князя Мышкина и страстью купца Парфёна Рогожина, от ножа которого погибает. Бесконечно мучая себя и своих возлюбленных, то бросаясь в объятия, то покидая, уже из-под венца, Настасья Филипповна обречена на трагический конец своей жизни. Она жестока, горда, своенравна, гордость как основной мотив руководит её поступками. Любовь Настасьи Филипповны приносит одни страдания, но такие женщины совершенно поглощают мужчину, она всегда чем-то интересна, оригинальна. С ней не соскучишься.
Образ Сони Мармеладовой («Преступление и наказание») – тоже образ инфернальной женщины, хотя это пример совершенно другого проявления подобного женского типа. Она не жестока с людьми, она проста, добра, нежна, великодушна, милосердна. Соня жертва общества, она страдает и мучается, но она и способна бесконечно, жертвенно любить. Она проявляет незаурядную силу духа, у неё есть глубокая вера, она способна помочь Раскольникову обрести веру. Магнетизм характера Сони в огромном запасе здоровой светлой энергии.
Вот парадокс литературного воплощения: в те времена, когда Достоевский создавал свои романы, таких женщин не то чтобы мало было, или единицы, их, быть может, кроме Апполинарии, не было возможности встретить писателю в Петербурге вообще. А созданные на основе личного знакомства, глубокого изучения художественные образы, прототипом которых была Суслова, нашли отклик в умах и сердцах миллионов мужчин и женщин в разных странах с того времени до наших дней. Тема инфернального характера в литературе очень актуальна и в 21-м веке.
В жизни же Сусловой после завершения отношений с Достоевским бурные чувства не закончились. Её роковая красота и обладавший неодолимой притягательностью характер стал кошмаром философа Василия Розанова, который женился на ней в 23 года, на ней, 41-летней! Розанов встретился с нею, будучи в гостях у своей ученицы Аллы Щегловой. Полина, по его выражению, «ушибла» его с первого взгляда. «Вся в чёрном, без воротничков и рукавчиков со следами былой замечательной красоты. Словом, вся Екатерина Медичи. Равнодушно бы она совершила преступление, убивала бы – слишком равнодушно… Она была по стилю души… раскольница «поморского согласия» или ещё лучше – «хлыстовская богородица». Нескрываемое восхищение красивого юноши, каким был тогда Розанов, разбудило в Аполлинарии прежнюю чувственность, прежнюю смелость и полное равнодушие к тому, что скажут и что подумают. Спокойно она дала себе волю: сама шепнула Василию в гостях, чтобы приходил к ней ночью. Три года длился их безумный роман, пока Суслова во время недолгой отлучки Василия не написала ему в Москву грустное письмо с предложением расстаться… Розанов перехватил где-то 15 рублей на дорогу и примчался в Нижний объясняться. «Совершенная безвыходность положения, в какие-то три-четыре секунды … произошло измерение душ, переоценка всего прошедшего, взгляд в будущее, – и мы упали друг другу в объятия…» – так вспоминал об этом Розанов. После этой сцены они опомнились уже в церкви, обвенчанными.
Что действительно Розанов ценил – так это беседы и общение с женой. Её литературный вкус был безупречен, а суждения – оригинальны и лишены предрассудков. После нескольких лет мучений Аполлинария бросила молодого мужа с тем, чтобы никогда больше не возвращаться. Этот фарс под названием «семейная жизнь» ей окончательно осточертел. «Я помню, – писал Розанов в одном из писем, – что когда Суслова от меня уехала, я плакал и месяца два не знал, что делать, куда деваться, куда каждый час времени деть». Аполлинарии кто-то доложил об этой реакции Розанова, но она только презрительно вздернула плечами – не зря же она всю жизнь презирала этих «баб в штанах». Вскоре Розанов, обзаведясь незаконной семьёй и детьми, стал просить у жены развода, требуя, чтобы она взяла вину их разрыва на себя. Проблема развода действительно стояла для него очень насущно: Василий Васильевич тайно от всех обвенчался в церкви со своей второй женой Варварой Дмитриевной Бутягиной, женщиной глубоко верующей. Если бы этот факт открылся, то Розанов как двоеженец подлежал бы не только церковным, но и гражданским карам – разлучению с женой, детьми и ссылке на поселение. Поэтому практически до конца жизни Сусловой Розанов засылал к ней своих друзей, адвокатов, просителей с просьбами о разводе – но всё напрасно. Розанов получил свободу только после смерти Сусловой.
Справедливо будет дополнить наше красочное повествование о роковых женщинах и другими примерами. Настоящий подарок приготовила судьба для Александра Исаевича Солженицына. Будучи женатым на Решетовской, с которой его связывали годы и непростые отношения, он пригласил в качестве помощницы, которая будет печатать роман «Круг» – 96 Н. Светлову. Щедро и благодарно пишет Солженицын о вкладе его будущей жены в общее дело. «Не решусь сказать, у какого русского писателя была рядом такая сотруженица и столь тонкий чуткий критик и советник. Сам я в жизни не встречал человека с таким ярким редакторским талантом, как моя жена, назаменимо посланная мне в моем замкнутом уединении, когда не может хватить одной авторской головы и примелькавшегося восприятия». Они быстро сближались. Он хотел видеть её как можно чаще. Пятидесятилетний Солженицын впервые ощутил, что значит подобное родство душ и умов: он мечтал их встретить, но так и не встретил в друге-мужчине, а теперь нашел в ней, 29-летней мехматовской аспирантке. Он открывал в ней человека необыкновенной жизнерадостности и был покорён её яркой женственностью. Аля тактично угадала, как, не требуя ничего для себя, следует облегчить жизнь ему: первым делом прочитала всё им написанное, а потом, как истинный математик, создала классификацию и систему. Четверть века спустя Н.Д. Солженицына скажет: «Мне было очень ясно, когда я выходила замуж за Александра Исаевича, что я хотела для него сделать. Я не знала – получится ли. Разделить – бой. Разделить – труд. Дать и вырастить ему достойное потомство». Светлова взяла на себя и самое большое бремя подпольного писателя – его архивы.
«Я уже понял, что именно её хочу сделать своей литературной наследницей. Порукой было и глубинное неразличие убеждений и двадцатилетнее различие возрастов», – писал Солженицын. Но таким тяжёлым узлом была завязана его жизнь, что, считая Алю своей женой перед Богом, чувствуя, что без неё он «кусок деревяшки», каких-нибудь путей соединиться и не разлучаться пока не видел. Стать супругами им удалось не скоро. Творческий же союз их был плодотворен: Аля всегда была более требовательна к качеству текста, чем автор; твердо настаивала на улучшениях и предлагала отличные варианты; имея яркую мгновенную память, замечала все повторы.
В эмиграции в Вермонте на ней были ежегодные бухгалтерские и тематические отчёты швейцарским властям, груз приходских обязанностей, домашние ежедневные заботы, ежевечернее чтение детям на русском языке. Годами не отдыхала, потому что «потом раздавят дела». Обладая незаурядным умом, развитым интеллектом (окончила МГУ), такая женщина считала работу со знаменитым писателем-мужем драгоценным жребием, горела ею, не могла насытиться.
Вдова писателя – российский общественный деятель. Наталья Дмитриевна является редактором-составителем выходящего с 2007 года 30-томного собрания сочинений Солженицына. Говоря об общественной деятельности Натальи Дмитриевны, можно перечислять долго её должности: она член Попечительского совета по возрождению Соловецкой обители, Попечительского совета фонда поддержки социальных инноваций «Вольное дело», президент созданного в 1974 году в Цюрихе «Русского общественного фонда помощи преследуемым и их семьям», более известного как Фонд Солженицына (с 1992 года Фонд перенёс свою деятельность в Москву).
Участие Натальи Дмитриевны в творческой судьбе нашего современника – нобелевского лауреата Александра Солженицына – вполне соответствует античным представлениям о подруге мыслителя и писателя, может стоять в одном ряду исторической памяти о подругах великих людей вместе с выше упомянутой Аспазией.