РАССКАЗЫ

 

КОРОЛЕВСКОЕ СЧАСТЬЕ

 

Человеческое счастье — штука тонкая. Как часто мы мечтаем о нем, воображая, что где-то там, далеко-далеко ждет оно нас, только надо дойти до него, доехать, долететь. И порой совсем не замечаем, что счастье — вот оно, рядом. Не нужно ни плыть, ни ехать, а стоит лишь руку протянуть…

 

В небольшом поселке, где жила Валентина, все знали друг друга, что называется, в лицо. Коли радость — радовались все вместе, а если горе, то и его делили на всех. Старшая из четверых детей в семье, Валентина — красивая и бедовая, выделялась среди своих сверстниц. Парни заглядывались на нее, но держались в стороне — уж больно задириста была. К такой только попади на язык… А за глаза называли «королевой».

Закончив школу, Валентина решила уехать из поселка. Захотелось в город, туда, где, как ей казалось, кипит жизнь, бурлят страсти, словом, всё то, о чем у себя в поселке она знала только из книг да телепередач. Где-то в глубине души жила в ней заветная мечта, что именно там, в новой жизни, она встретит принца. И виделся он ей мужественным, сильным и прекрасным — таким, каким и положено быть настоящему принцу.

Приехав в город, поначалу пожила у какой-то дальней родственницы. Устроилась на работу, познакомилась с девчонками, втроем они сняли комнату. Совсем скоро Валентина пообвыклась и даже полюбила этот большой и шумный «муравейник». Но вот что поражало ее в городе, так это легкость отношений между мужчинами и женщинами. У них в поселке коль идет парень с девушкой обнявшись на виду у всех, значит, дело к свадьбе. А здесь… Девчонки, придя с работы, шепчутся и такие подробности рассказывают, что у Валентины щеки кумачом пылают. А им хоть бы что. Только имена перебирают.

Часто подружки подтрунивали над Валентиной: мол, чего сидишь в четырех стенах как монахиня. А и правда — чего это она? Дома заводилой во всем была, а тут вроде как присмирела.

На первой же вечеринке, куда ее пригласили, она познакомилась с Андреем. Только увидела его и сразу поняла, что это тот, о ком мечтала. Да и он ее сразу отличил — весь вечер только с ней и танцевал. Потом проводил. Два месяца после этого Валя жила как во сне. Была задумчива, а если и говорила с девчонками, то имя Андрея в ее речи звучало чаще всех других слов.

Когда он сказал, что снял для них квартиру и предложил жить вместе, Валентина не задумываясь согласилась. Ну и что, что в загс не позвал, подумаешь, ерунда какая. Это только в поселке у них церемонии разводят, а здесь, в городе, всё иначе. Ведь если бы не любил, разве стал он об отдельной квартире беспокоиться? Она теперь городская, и даже заикаться не стоит про домашние патриархальные порядки. Еще подумает, что она ему не верит. Так успокаивала себя Валентина, хотя родным о своем «подвиге» сообщать не торопилась. Решила, что когда оформят всё по-людски, тогда и…

Ей нравилось хлопотать по дому, готовить Андрею завтраки и обеды, в общем, чувствовать себя женой. Ну, разве что чуточку — ненастоящей. Она провожала его на работу, встречала. Так пролетел почти год.

Однажды Валентина поняла, что ждет ребенка. Не могла дождаться Андрея, чтобы сообщить ему эту новость. Но вместо радости в его глазах вдруг вспыхнул металлический блеск, и впервые она услышала слова совсем чужого ей человека: «Не забывай, что я — свободен. Выбирай — или я, или ребенок». Ни умом, ни сердцем понять такое было невозможно. Но не зря же в поселке ее «королевой» прозвали. Глаза застилал туман, когда она молча собрала вещи и ушла обратно в комнату к подругам. Валентина еще верила, что Андрей одумается, придет и заберет ее отсюда. Но миновал месяц, второй, а он не шел.

Домой вернуться Валя и не помышляла. Она так и слышала шепот за спиной: вот зачем королева-то наша в город ездила. Обе подруги уехали в отпуск, и Валя осталась одна в четырех стенах. Днем было еще ничего, на работе она шутила, звонко смеялась над шутками других, а вечерами такой ком к горлу подкатывал… И только маленькая жизнь, которая билась у нее под сердцем и которую она уже так нежно любила, придавала ей силы.

Однажды после работы, по пути к остановке автобуса, Валентина еще издали заметила молодого человека. Ишь какой подтянутый, отметила она про себя. И чему он так улыбается? В последнее время все мужчины казались ей на одно лицо. Поравнявшись с ним, она не сразу поняла, что он улыбается именно ей, и наконец-то узнала в нем своего одноклассника Валеру. Встреча оказалась такой неожиданной. Память тут же подсказала, что когда-то, еще в школе, Валера ухаживал за ней, но как же давно это было…

Они разговорились, зашли в кафе, и, попивая сок, Валера рассказал, что, отслужив в армии, решил не возвращаться домой. «Действовал по твоему примеру, — бодро отрапортовал он. — Кстати, я знал, что ты тоже в городе, и верил, что мы обязательно встретимся. Как видишь, не такой он и большой, если в нем вот так запросто можно найти друг друга. А как ты живешь, чем занимаешься, где работаешь?» Валя вскользь рассказала о своем житье-бытье, умолчав при этом об Андрее и других подробностях.

Валера проводил ее до дому и, как бы между прочим, предложил встречаться хоть изредка, земляки все-таки. А Валя и не была против, не так тоскливо будет вечерами. Так и пошло. Он стал каждый день встречать ее после работы на остановке, а потом они часами гуляли и разговаривали. Им было о чем поговорить: вспоминали детство, знакомых, учителей, одноклассников, иногда — родителей.

Валентина почувствовала, что благодарность и даже нежность сами собой начинают просыпаться в ней, и тут же сказала себе: «Стоп! Только этого не хватало. Зачем обманывать его и себя?» В тот же вечер она рассказала Валере всё, а потом добавила: может, им не стоит больше встречаться. Он резко остановился и стал оглядываться. Ишь как растерялся, невесело подумала Валентина, аж забыл в какую сторону бежать. И вдруг услышала: «Что же ты раньше мне об этом не говорила? Тебе, небось, вредно так много ходить? Давай присядем где-нибудь, поговорим спокойно». У нее действительно даже голова закружилась, но не от ходьбы и усталости, а от этих слов.

С того дня они не просто гуляли, а «дышали воздухом», как рекомендуют врачи беременным женщинам, а при встречах Валера доставал из карманов то яблоки, то шоколад и извиняющимся голосом говорил: «Прости, не знал, чего тебе сегодня хочется — кислого или сладкого».

В больницу на «скорой» ее увезли прямо с работы. Ей казалось, ничего серьезного нет: ну бок заболел, ну в глазах потемнело… А тут вдруг говорят: надо полечиться, иначе ребенка она не выносит. Валентина, притихшая, второй день лежала на больничной койке, как вдруг дверь в палату с шумом распахнулась, на пороге стоял Валера с большой сумкой. Ни слова не говоря, он стал выкладывать на тумбочку разные пакеты и свертки, а потом улыбнулся и сказал: «В следующий раз хоть записку оставь, чтоб не искал так долго…».

Аленка родилась в середине зимы. Валера раскраснелся от счастья, когда ему торжественно вручили в роддоме розовый сверток. Когда ехали в такси, он загадочно улыбнулся Валентине и сказал: «Приготовься к сюрпризу». Но как ни готовилась Валентина, скрыть удивления не смогла, увидев у порога сначала чемоданы, а потом, рядом с новой детской кроваткой, двух мам — свою и Валерину. Ничего не скажешь, сюрприз получился отменный.

Вечером, вдоволь налюбовавшись внучкой, новоиспеченные бабушки стали держать семейный совет. Суть его сводилась к тому, что пора бы их детям в родные пенаты возвращаться. Ну, нашли друг друга не в родном поселке, а за тридевять земель, ну и хорошо. А дома-то всё равно лучше. Отцы обещали помочь дом построить, хватит по чужим углам мотаться, как-никак теперь они люди семейные.

 

Больше десяти лет прошло с тех пор. Аленка давно в школу бегает. Скоро один за другим станут школьниками и ее братья-погодки. Валентина закончила заочно институт и работает завучем в школе, где когда-то сама училась. У Валеры в леспромхозе работы невпроворот. За детьми приглядывают в основном бабушки. Хотя за бойкой и озорной Аленкой нужен глаз да глаз, такая она шустрая. Оба деда не нарадуются на внучку, а меж собой нередко спорят, на кого она больше похожа. Как всегда, в споре побеждает дед Василий, отец Валеры, основным аргументом которого являются слова: «С природой не поспоришь — наша порода!»

 

 

ПРОСТИ МЕНЯ, ВАНЕЧКА…

 

Звонок телефона раздался не вовремя. И не только потому, что было еще слишком рано, что-то около шести утра. Звонок, как тяжелый бомбардировщик, ворвался в мой, такой хороший, сон, разбомбив его окончательно и бесповоротно.

А снилось мне, будто я в березовой роще и брожу среди белоствольных деревьев, испытывая при этом чувство несказанной радости. Потом вдали, среди стволов, показалась до боли знакомая фигура человека. Ускорив шаги, я попыталась догнать его и одновременно вспомнить — откуда я его знаю? Я шла очень быстро, даже бежала, но расстояние между нами нисколько не сокращалось. И тогда я решила закричать, окликнуть его, но тут-то и раздался звонок…

Подходя к телефону, я наверняка знала — звонит Любасик. Точнее, моя давняя подруга Люба. Когда-то родной муж придумал ей эту полудетскую-полукошачью кличку, и она так прочно к ней приклеилась, что стала буквально ее вторым именем, причем основным. Почему я догадалась, что звонит она? Да потому что с некоторых пор эти утренние звонки раздаются в моей квартире постоянно, не реже двух-трех раз в месяц. Объяснение простое: у Любасика появился любовник.

Я, как ближайшая подруга, была посвящена в эту тайну буквально с первых дней начавшегося романа. И теперь мне приходится тянуть груз некоторых, если так можно выразиться, обязанностей. Например, сейчас, я уверена, Любасик вновь попросит меня, если что, клятвенно подтвердить ее мужу, что в эту ночь она ночевала у меня. Под «если что» подразумевается ситуация, когда Любасиков супруг вздумает устроить мне допрос. Я, конечно же, соглашусь оказать подруге подобную услугу. Мне не жалко. Соглашусь хотя бы потому, что прецедента с допросом пока не случалось. Даром, что ли, в народе говорят, что муж всё, как всегда, узнает последним…

Кстати, подобные просьбы еще цветочки в сравнении с теми, когда меня заставляют врать по-крупному. Например, недавно мне было велено подтвердить (опять же если что), будто новые сережки, появившиеся у Любасика, дала ей я, чтобы она могла в них покрасоваться. Мой протест: «Он же никогда не поверит, что у меня могут быть такие», — утонул в коротком и безапелляционном: «Поверит». Я не стала спорить. Уж в чем, в чем, а в делах, связанных с психологией мужиков, Любасик просто ас. Тут ей равных нет, я-то это знаю.

Я, конечно, не ханжа. Да и воспитанием в традициях домостроя похвастаться не могу. Но вместо чувства женской солидарности меня всё время преследует неприятное чувство соучастия. Оно портит мне жизнь. Теперь, приходя в гости в их семью, я ловлю себя на том, что нахожусь в постоянном напряжении. Боюсь, что вот-вот начнется допрос… Или что случайно сболтну лишнее. Я прячу глаза, замечаю, что смеюсь невпопад и не по делу. И все эти муки я терплю по одной простой причине: когда-то Любасик тоже была в роли моей «посвященной». Должна же я теперь, так сказать, отплатить должок.

Хотя моя ситуация была несколько иной. Тогда, по молодости, я без памяти влюбилась, буквально рухнув в любовь с головой, оглохнув и ослепнув от счастья, забыв обо всем на свете. Почти год мы прожили с моим любимым в так называемом гражданском браке. Но чувства моего избранника оказались не настолько сильными и не такими горячими, как мои… Когда он ушел, я, наверное, так до конца дней своих и пребывала бы в состоянии шока, если бы не Любасик. Именно она разработала, а затем стала претворять в жизнь план под кодовым названием «Возвращение». Конечная цель плана заключалась в том, чтобы вернуть моего блудного почти что мужа назад, то есть ко мне. Я послушно согласилась выполнять всё, что в этом плане касалось меня, а все остальные пункты Любасик взяла на себя.

Не знаю откуда, но она точно рассчитала, что наживкой, на которую, как пескарь, клюнет «объект», будет ревность. Но для ревности, как минимум, нужна причина… Причем, по мнению Любасика, для чистоты эксперимента тот, кому будет уготована роль «причины», ни в коем случае не должен знать о нашем плане. Меня стали терзать сомнения. Я прекрасно понимала, что со своим осунувшимся и подурневшим от слез лицом гожусь разве что на роль Бабы Яги, но никак не обольстительницы. В общем, план оказался под угрозой срыва.

И тут совершенно случайно на автобусной остановке я познакомилась с Ванечкой. Слово за слово, мы разговорились. Иван приехал в наш город из небольшого поселка. Он собирался обосноваться здесь, уже подыскал работу, а жил пока у своей сестры. Мы стали встречаться. По манерам, умению поддержать разговор, начитанности Ивана никак нельзя было назвать провинциалом. Он мне так понравился, что кто знает, чем бы всё закончилось, если бы не мой тайный умысел. Мы подолгу гуляли с ним, причем на правах городского старожила я с самого начала взяла на себя роль гида и выбирала маршруты… заранее обговоренные и скоординированные с Любасиком. Такими же «случайными» в наших прогулках были посещения кафе, кино, магазинов и прочих заведений.

Я не сразу поняла, что Иван не на шутку влюбился. Не проходило дня, чтобы он не рвался встретиться со мной. Его ухаживания становились всё откровеннее. Он стал заваливать меня цветами и подарками, на которые, как я подозревала, тратил все свои деньги. И только тогда до меня дошло, что я поступаю ужасно. Цель, для которой, как мне казалось, все средства хороши, не стоила такой жертвы, как Иван. Я попыталась было пойти на попятную и стала всячески избегать наших встреч. Но однажды мы случайно столкнулись, и я испугалась. Испугалась не за себя, за Ивана. У него был такой потерянный вид… Он напомнил мне меня же саму. Ту, которая была несколько месяцев назад. Я не выдержала и призналась во всем. И буквально кожей почувствовала, какую боль причинила ему своим признанием…

Между тем наш с Любасиком план близился к своему триумфальному завершению. Свою роль подруга выполнила безупречно. Объект созрел и кипел от ревности почище шекспировского Отелло. В конце концов он действительно попытался задушить меня… в объятиях. Это случилось, когда он с покаянным видом, извинениями и цветами вернулся ко мне. Я ликовала! Мы с Любасиком отпраздновали нашу победу, приравняв ее к победе над всем мужским родом. А вскоре состоялась наша с любимым свадьба. Тогда, по молодости лет, я наивно полагала, что теперь все беды остались позади и уже ничто не омрачит нашего счастья.

Однако мысли о Ванечке еще долго не давали мне покоя и лежали на душе тяжким грузом. Я не знала, где он, как он, но очень надеялась, что у него всё хорошо. Года через два после нашего расставания он неожиданно позвонил мне на работу. Голос у него был бодрый, даже веселый. Сказал, что звонит, чтобы сообщить мне, что у него всё в полном порядке. Он женился, у них прекрасная двухкомнатная квартира, жена скоро родит ему сына, в общем,     всё отлично. «Вот сижу в кресле, отдыхаю, вспомнил вдруг о тебе и решил позвонить. Захотел, чтобы ты всё обо мне узнала и успокоилась. Надеюсь, ты счастлива? Ну, не буду мешать. Привет мужу».

После этого звонка с моей души будто камень свалился. Всё случилось, как я и хотела: Иван нашел хорошую женщину, он счастлив, а раз так, моя вина как бы автоматически снимается. Короче, амнистия вышла моей совести, а вместе с ней и душе…

 

…Телефон трещал не умолкая. Я подняла трубку — так и есть, Любасик. Она скороговоркой отчитала меня за то, что я имею наглость спать, а не дежурить ночь напролет у телефона в ожидании ее звонка. Само собой, мне необходимо намотать на ус, что сегодняшней ночью она была у меня, так как мы засиделись допоздна за выкройкой для ее новой блузки. Тут же очень кстати подруга вспоминает, что купила потрясающую ткань, и теперь мне, согласно придуманной легенде, волей-неволей придется шить для нее блузку.

«Да, вот еще, — роняет как бы невзначай Любасик. — Я окончательно не сформулировала, но если что версия такова: тебе по заказу привезли обалденную шубу, а она тебе не подходит. Короче, ты уступила ее мне, причем в рассрочку. Сама понимаешь, мой такую сумму целиком сразу не осилит, а потому еще возьмет да откажется. А шубка — прелесть! Я тебе на днях ее продемонстрирую…»

Шуба — это уже из разряда глобального вранья. К такому я не была готова ни морально, ни физически. Наверное, я все-таки совсем не выспалась, потому как стала почти истошно орать, что всё это мне надоело и что я категорически отказываюсь «играть в эти игры». Прокричавшись, я почувствовала, что наконец-то выплеснула из себя то напряжение, в котором жила последнее время.

В трубке какое-то время была тишина. Наконец, как бы опомнившись, Любасик нанесла ответный удар. Она сделала это так, как могут только женщины. «Истеричка, — прошипела она, — сама не живешь и другим не даешь! Не зря, видать, тебя муж-то бросил. Как с такой малахольной жить можно? А Ивану жизнь, скажешь, не ты загубила? До сих пор ведь не знаешь, что он разыскивал тебя. Это я ему тогда твой рабочий телефон дала. А звонил он из больницы. Да-да. И никакой личной жизни, жены, квартиры и прочего у него и в помине нет. А была какая-то серьезная болезнь, то ли воспаление легких, то ли еще чего похуже. Так что не считай, что ты у нас святая. И вообще, чем ты лучше меня?..»

 

Сколько времени я просидела у телефона, не знаю. Но вдруг отчетливо представила свой сон. Потому что вспомнила. Вспомнила, откуда мне знакома эта удаляющаяся фигура. Это был он, Ванечка. И как я сразу-то не догадалась?

В трубке продолжались короткие гудки, а я никак не могла сообразить, что пора положить ее на рычаг, и почти беззвучно повторяла: «Прости, прости меня, Ванечка…»