Мелкий

 

Как-то наши родители отправились в воскресный день за покупками, а нас с братом Димкой оставили дома. Я, как старший, присматривал за «мелким» (так я его называю). Ну, это естественно, если женщина идёт в магазин, то пиши – пропала. А если эта женщина – твоя мама, то минимум полдня можно ни о чём не думать – проверено мною десятки раз. Хотя мама и говорит: «Мальчики, до скорого!» – верится в это с трудом.

Мы с Димкой успели поиграть машинками, сделали из кресел и маминого пледа поезд. Поиграли в войнушки. И вдруг меня осенило… Футбол – вот что может укрепить наше здоровье, развить спортивный дух и волю к победе. Мне кажется, что от природы я прирождённый тренер. Димка меня слушает, он азартен, скажите: что ещё нужно двум спортивным парням?!

Мяч, который мне подарили на День рождения, как будто требовал: пасуй!

Стадионом мы выбрали наш зал, он длинный и в нём много места. Воротами стала новая тумбочка под телевизор с большим количеством стеклянных тёмных дверок. Не успели мы разыграться, как пришёл Ромка. Ему семь лет. Он на три года младше меня и на три – старше Димки. Ромка в первом классе, а я в четвертом, но мы с ним отлично ладим.

Димку мы поставили на ворота. Ромка интеллигентно смотрел на мои почти профессиональные футбольные трюки. Затем брат стал просить, чтобы ему тоже давали мяч.

- Держи! – я со всей силы ударил по мячу.

Удар…Дзиииинь…

Как в плохом кино, нижнее стекло на маминой тумбочке, предмете гордости и умиления, раскололось на три куска. Два средних лежали на полу. А основной остаток стекла был рабочим: он отлично открывался и закрывался. Всем троим было не до смеха. Надо было срочно (как бы сказал папа) «выруливать» ситуацию. Как?

- Димка! Димочка! Давай мы маме и папе скажем, что это ты ударил, не специально, по стеклу. А я тебе свой фонарь подарю! Хорошо? Ты же настоящий мужчина! Спортсмен! Ну!

Димка особо не спорил: «Хочу фональ!»

- А ты скажешь, что это ты разбил стекло?

- Ага! – закивал брат.

Ромка как-то сразу засобирался домой.

- Ромка! Не уходи! Если что, ты ведь подтвердишь.

На этом весь интерес к футболу улетучился, а азарт испарился. Мы сели у телевизора и стали смотреть мультики. Моя душа была не на месте. Заранее жалко было маму, а больше себя. И почему мир так несправедливо устроен: хотел из брата футболиста слепить, а оно вот как…

На этот раз мамино «Мальчики, до скорого!» было чистой правдой. Родители возникли на пороге буквально после второго фильма для детей.

Они зашли оживлённые. С пакетами, коробками. Радостные, шумные.

- А чего такие кислые? – спросил весело папа.

- Да они у телевизора уже плесенью покрылись, – шутила мама.

- Срочно все кушать! Сейчас пельмешки сварятся! Кто голоден – руки кверху! – всё щебетал мамин голос.

Мы сидели напряжённые и усталые. Ромка даже икать стал. И только Димка всё включал и выключал мой фонарик. И как он не понимает, что батарейки за час можно посадить?

Папа вошёл в комнату, напевая под нос «Мохнатого шмеля». И вдруг увидел куски стекла …

- Откуда стёкла? – спросил он, и в эту секунду его взгляд упал на то, что было когда–то дверцей тумбочки.

- Чья работа? – его голос отдавал металлом, какой-то твёрдостью.

- Это Димка стукнул мячом, – сказал я грустно и уверенно. Я даже сам в тот момент верил, что это сделал брат, а кто ещё?

Мама уже стояла рядом с отцом и качала головой:

- Рассказывайте всё по порядку.

- Мы играли, Димка стукнул по мячу, и стекло разбилось.

- Почему ты разрешил ему играть в комнате, ты – старший брат? Здесь ещё и ваза стоит, и много того, что может разбиться! Дима, как было, отвечай!

- Я удалил, оно лазбилось, – спокойно сказал Димка.

Мама охала и ахала, занималась воспитательной беседой, а потом неожиданно закончила словами:

- Ну что ж, мы с папой купили вам машинку. Но раз Дмитрий виновен, то машину он не получит, а старший брат может взять коробку и открыть.

Я пошёл в коридор. В красивой полупрозрачной коробке стояла мечта – красная машинка с дистанционным управлением. Здорово! Можно нажимать на пульт, и она будет исполнять все команды. Я не верил своим глазам.

Следом шёл Димка, он увидел машинку, глаза его загорелись:

- Я не хочу фональ! Дай машинку!

И он протянул мой фонарик. Мама сказала:

- Тем, кто бьёт стёкла, машинки не дают!

- Я не бил, это он! – и Димка ткнул в меня своим маленьким пальчиком.

- Так, интересно. Дело приобретает новый оборот! – проговорил папа. – Ну что, друзья мои, чьих рук дело?

- Это не я! – сказал мелкий и заплакал.

Ромка не выдержал Димкиных слёз и пробормотал:

- Андрюшка не хотел. Так получилось. Он случайно.

Мелкие. И чего только с ними связался? Отнекиваться было бесполезно. Машинка уплыла из моих рук. Мне прочитали лекцию о вреде вранья. Но я и так был подавлен и расстроен. Красная машинка с дистанционным управлением – мечта моих последних месяцев жужжала в зале, Димка бегал с пультом и смеялся.

- Нет! Не буду делать из него футболиста! Мелкий он, чего на него время тратить!

 

 

Адаптационный период

 

Дело было давно. Я был ещё первоклассником. Ещё, так сказать, привыкал к школе. Выражаясь модным словечком воспитательницы садика, у меня был адаптационный период.

Мама, конечно, страшно за меня волновалась. И её беспокойство можно понять. Раньше меня в садике караулили на участке во время прогулок, укладывали спать после обеда, брали и отдавали родителям из рук в руки. Просто опекали, как младенца какого-то. Теперь руки мои были развязаны. Мне доверили ключи от дома. Я уходил и приходил из школы сам. И страшно гордился тем, что меня не встречают у школьных дверей, как некоторых одноклассников.

Естественно, как у большинства взрослых, самостоятельных людей, у меня после школы находилось много дел. Теперь я мог проводить свои важные эксперименты: измерял дно различных луж, приручал бездомных собак, проверял прочность палок и веток.

Иногда я задерживался, и родители приходили в тихий ужас. После очередного опоздания домой, собрался семейный совет.

- Где ты так долго был? Мы звонили твоим одноклассникам, они уже пять часов как дома, – возмущалась мама.

- Я шёл домой.

- Пять часов? Да за этот срок можно съездить к бабушке, попить чай и вернуться обратно, – утверждал папа.

- Я ничего плохого не делал. Я немного заигрался.

- А почему у тебя весь школьный костюм в грязи?

- Не знаю.

- Мы места себе не находим, твоей учительнице Елене Анатольевне позвонили, всех на уши подняли. Нет, надо принимать экстренное решение.

Родители поставили меня в угол для «осознания и просветления», а сами удалились на кухню, хлопнув дверью.

Вечером мне торжественно вручили старый папин сотовый телефон. По мнению родителей, я в любое время буду в зоне досягаемости. Думали, что я буду сильно радоваться. А я-то знаю, что диктофона в нём нет, игры устаревшие. В общем, телефон времён царя Гороха. Но в целом не так плохо. У нашей Елены Анатольевны похожая модель, и учительница – ничего, не выказывает своего недовольства.

Папа принялся инструктировать меня. Заставил позвонить маме в соседнюю комнату, показал функции кнопок, показал, как отключать телефон перед уроками.

Весь оставшийся вечер я проверял телефон на предмет функциональности.

Утром родители, чмокнув меня в щёку, попросили не задерживаться. А папа шепнул, что у мамы сегодня день рождения. Придёт много гостей, и купят мой любимый торт-суфле.

Уроки прошли быстро. Когда я шёл домой, позвонила мама и попросила не задерживаться.

После звонка мамы я сел на ближайшую скамейку и вошёл в раздел игр своего телефона. Игры мне скоро наскучили, и я вышел в Интернет. Сколько информации обрушилось на меня. Сначала я читал анекдоты, потом рецепты, потом гороскопы. А поскольку скорость чтения у меня ещё, как у первоклассника, невелика, то в общей сложности я не запомнил ничего из того, что прочитал. После этого я увидел Кольку и Сашку, своих бывших друзей по садику, они тоже первоклассники. Мои товарищи были уже без ранцев и поменяли школьные костюмы на прогулочные. Мы втроём сходили в парк, затем в гости к Саньке, там мы поиграли на компьютере. А потом снова пошли гулять. Потом Колькина мама сказала, что кому-то надо делать уроки, и Коля ушёл. Мы с Сашкой пошли в одно интересное место. Там лежали большие трубы. Мы залазили внутрь и играли в разведчиков. Как–то быстро стемнело, и Сашка стал ныть, что его дома будут пилить за то, что он долго гуляет. И тут я вспомнил, что у мамы сегодня день рождения, и она просила не опаздывать.

Быстрее ветра я примчался домой. В прихожей было много взрослой и детской обуви. Слышны были голоса гостей. Мама выскочила, как ошпаренная.

- Ты где был? Отец ушёл тебя искать.

- Я гулял.

- А где твой телефон?

- В портфеле.

Было стыдно и неловко. Из зала высыпали нарядные гости.

- Иди в свою комнату и сиди там в одиночестве. А я позвоню папе и Елене Анатольевне, скажу, что ты нашёлся.

Вскоре пришёл отец. Он нервничал и разговаривал со мной далеко недружественным тоном.

- Хороший подарок ты сделал матери на день рождения. Молодец! А деньги с телефона куда дел?

- Я не брал никаких денег! – удивился я.

- Мы звонили тебе с мамой, но в ответ услышали, что на твоём счёте недостаточно денег, – говорил папа. – Вчера я проверял, на счёте было 150 рублей, а сейчас 180 рублей долга. Вот я и спрашиваю: ты с кем все деньги проговорил?

- Я говорил только с мамой после школы. А ещё читал рецепты и анекдоты.

- Понятно, – сказал папа, – готовишься на сатирика и повара. От твоих выходок нам вовсе не смешно.

Мама пришла за папой, напомнив мне, что я наказан. Принесла стакан молока с булочкой и сказала, чтобы я перекусил и ложился спать.

Спорить я не стал. Мне было стыдно и грустно. Зачем я родился таким плохим, сколько неприятностей я принёс своим родителям. Из зала слышался дружный смех, разговоры. Им всем было весело, хорошо. У них – праздник, столько вкусностей на столе и мой любимый торт-суфле.

Потом гости танцевали. Музыка, весёлый гам, шутки… А я ворочался в кровати, было так горько и одиноко. А может моя вина здесь только отчасти, а во всем виноват адаптационный период?!

 

 

Выступление с хором

 

Я умею выразительно читать стихи, у меня, по утверждению моей учительницы Елены Анатольевны, есть дар декламации. Учу стихи я довольно быстро, память у меня неплохая, этим я в папу. Единственная загвоздка в том, что долго запоминаю фамилии. Уж, к примеру, на что простая фамилия Маршак, а я запоминал её целый вечер.

По литературному чтению у меня «пятерка». Я часто бываю ведущим на классных вечерах, участвую в разных концертах и мероприятиях. А вот голоса и слуха у меня нет. Вернее, они есть, но над ними надо ещё работать и работать.

Тут на днях подошла ко мне с загадочным взором Елена Анатольевна и говорит:

- Ты знаешь, Андрей, у нас объявлен городской конкурс «Лучший хор».

- Знаю, но меня в школьный хор не взяли – не дотягиваю.

- Давай, ты будешь, как конферансье, выходить и объявлять хоровой номер. Не переживай, слов немного. Хор поёт всего три песни, тебе, соответственно, надо выучить три четверостишия. Сроки только очень ограниченные, уже завтра выступление. Видишь ли, роль конферансье была у Люды из 5 «А», но она заболела. Выручишь?

- Конечно, – согласился я.

Елена Анатольевна дала мне слова, написанные каллиграфическим почерком на тетрадном листочке, мы с ней потренировались.

- Завтра в час дня репетиция уже с хором, а в три – выступление в Центральном Доме культуры. Готовься очень ответственно: хороший ведущий – это половина дела.

Я пошёл домой в полной уверенности, что приду и сразу начну учить слова. Тем более, было что запомнить – шесть фамилий: три автора текстов и три композитора. В грязь лицом не ударим!

Но у дома я повстречал Ромку, он позвал меня гулять. Я решил, что немного кислорода перед ответственным делом не повредит. Ему родители дали карманные деньги, мы пошли в ларёк и купили по три порции мороженого каждому. Потом носились часа три–четыре по детской площадке и стадиону.

Лишь вечером, весь вспотевший и уставший, я пришёл домой. А дома праздник: тётя Маша приехала в гости. Я очень люблю, когда приезжает мамина сестра, она много всего покупает: игрушек, вкусностей. Шутки, истории всякие. «Не беда, – подумал я про себя, – утром всё выучу, там ещё целый вагон времени».

В итоге свои слова я стал учить в половине первого дня. Три четверостишия запомнились быстро, а вот фамилии… Беда прямо с ними…

На генеральной репетиции никто ко мне не придирался. Да я и не переживал особо, все свои. Зато музыкантша Ольга Юрьевна много замечаний хору сделала. Раз по шесть каждую песню пели. Пока хористы пели «Висит на заборе, колышется ветром», я старался запомнить: автор слов – Ламма А., композитор – Шаинский В. И всё больше становилось страшно, фамилии путались.

- Автор слов – Лебедев-Кумач В., композитор – Дунаевский И. «Песня о весёлом ветре», – чеканил я, а ноги начинали дрожать.

Когда мы пришли в Центральный Дом культуры, мне стало плохо. Огромный зал был битком набит разной публикой. По жеребьёвке наша школа должна была выступать второй, нам сказали, чтобы мы в зал не ходили, а ждали своей очереди за кулисами. У меня стало пересыхать горло, Елена Анатольевна принесла воды. «Всё получится, – шепнула она, – не волнуйся!»

У первых выступающих слова перед песнями бойко и громко произносила рыжая девчонка. Она, как будто ничего не боялась, улыбалась, на виду у всех поправила два раза чёлку и непринуждённо смотрела вокруг. Вот это нервы!

 Я тотчас забыл все стихи и фамилии.

- Елена Анатольевна, я всё забыл! Можно я свои слова в папку положу и с папкой выйду? – чуть не плача молил я.

- Ещё чего удумал. Где я тебе на сцене папку найду? – старалась убедить меня классная.

- А вы у того дяденьки в зале попросите, ненадолго!

- Этот дяденька – председатель жюри.

Я стал себя ругать, зачем я согласился на эту авантюру, коли согласился – надо было сидеть и учить, а не бегать. Как не вовремя приехала тётя Маша, если б не она…

- С богом, – сказала Елена Анатольевна, наш выход, пошли по порядку, как репетировали. Ну!

И вот я у микрофона. Огромный зал. Сотни глаз. В зале стало тихо. Я набрал воздуха и стал очень уверенно и громко читать: «Умеем дружно в школе жить. Умеем дружбой дорожить! И по секрету всему свету… Сейчас мы пропоём об этом. Песня «По секрету всему свету». Автор слов…»

И тут я понял, что я понятия не имею, кто автор слов песни. В зале тихо, хор готов в бой за звание лучшего в городе.

- Автор слов, – повторил я звонко и затих. Где-то за ближайшей кулисой Елена Анатольевна пыталась подсказать. Вадик из 3 «Б», стоящий рядом, прошептал: «Автор слов – Танич, композитор – Шаинский».

Мне стало так плохо. В зале стали шушукаться, хор заметно нервничал. Ольга Юрьевна за фортепьяно тоже переживала. Вадик ещё громче прошептал: «Автор слов – Танич, композитор – Шаинский».

Пауза затянулась. Убитым голосом, словно нехотя, я спопугайничал вслед за Вадиком: «Автор слов – Танич, композитор – Шаинский».

Ольга Юрьевна кивнула. Хор стал петь так, что даже я, без голоса и слуха, понял, – они не в духе. Мне во что бы то ни стало, надо было держаться, второе стихотворение я помнил, но фамилии забыл напрочь. Злой волшебник будто стёр даже подсказки.

Уже не так уверено и без всякого пафоса я промямлил в микрофон: «С природою дружим. Цветы поливаем. Животных мы любим. Мы им помогаем. Песня «Пропала собака». Автор слов…»

Всё, приехали. У меня было ощущение, что это не со мной, что это дурной сон. А может я актёр, и мне поручили сыграть трагическую роль. В зале откровенно хихикали, шептались, в хоре тоже начались какие-то брожения. Елена Анатольевна, держась за голову, подсказывала мне эти злосчастные фамилии. Вадик из 3 «Б» уже раза три сделал подсказки: «Автор слов – Ламма, композитор – Шаинский». В первом ряду сидела Танька из 5 «в», она услышала подсказки Вадика и суфлировала мне из зала. Случайно мой взгляд упал на дяденьку – председателя жюри. Он качал недовольно, как мне показалось, головой. Так плохо, стыдно, отвратительно мне ещё никогда не было. Хуже всё равно не будет. Танька с соседкой по залу подсказывали мне: «Автор слов – Ламма, композитор – Шаинский».

Не буду я ничего повторять за ними, не дождутся. Не нужны мне их подсказки. В зале стали громко смеяться и разговаривать.

Елена Анатольевна скомандовала: «Пойте!» Музыкантша, мотнув головой, заиграла. И хор затянул – кто в лес кто по дрова: «Висит на заборе, колышется ветром…»

В зале кто-то улыбался, кто-то ухмылялся. Было шумно и неспокойно.

Я всех подвёл. Провалиться бы под сцену или убежать далеко-далеко. Хоть бы у всех случилась потеря памяти, пока мы позорились. Самое отвратительное, что третье четверостишие я не помнил вовсе. Как-то надо было спасать ситуацию. Уйти со сцены – значит признать своё поражение и слабость. Как быть? Я решил, что повернусь к ребятам, как дирижер, и буду ритмично размахивать руками. Хоть какая–то польза от меня на сцене будет.

Только хор спел вторую песню, я отвернулся от зала и скомандовал: «Пойте!» Зал прыснул со смеху. В хоре кто-то улыбался, кто-то молчал, кто-то пробовал спеть. Моя находка не сработала.

Какая-то сила меня понесла за кулисы. Нет, я не плакал, я дрожал. Больше в школу я никогда не пойду. Это провал. Что было на сцене, меня не интересовало. Вон из этого здания и чем быстрее, тем лучше.

Родителям я всё честно рассказал тем же вечером, они не ругали. Мама гладила волосы и вспоминала детство, как она однажды сорвала концерт, испугавшись выхода. После её истории стало немного легче. Вечером позвонила Елена Анатольевна и стала спрашивать про меня. Я очень боялся, что после звонка учительницы мама станет меня бранить. Ничего подобного, она даже пробовала пошутить.

Ночью я спал плохо. Снились какие-то ужасы. Утра я боялся, как расстрела. Один вопрос терзал душу: «Как пойду в школу?»

Но в школу я не пошёл, мама пощупала лоб и сказала: «Да ты, дружочек, горишь!» А потом приехал врач на скорой и профессионально заявил, что у меня ангина.

Всё как-то само собой забылось. Но с тех пор я понял одну важную истину: готовиться к любому выступлению надо заранее, ответственно и основательно.