ВСЁ ДОРОГО, И ВСЁ ЛЮБИМО

В родительском доме

Не жить мне и дня,

В родительском доме –

Чужая родня,

Чужие портреты

Висят на стене

Чужие заветы

Бормочут во сне.

Чужие с чужими

Твердят о чужом,

И страшно мне с ними

Быть в доме своём.

* * *

Деревенька мерцает во мгле,

Россыпь звёзд и мазутные пятна…

Заблудившись на русской земле.

Тыщу раз возвращаюсь обратно.

Свет крестьянский тягучий, как мёд,

Заливает уставшие очи,

Бьётся грудью душа в небосвод,

Как сова до скончания ночи.

Пусть Россия почти умерла,

Но осталось на сердце смятенье,

В небе родины крик журавля

И родителей благословенье.

В чистой горнице ивовый мёд,

На полатях сушёные травы,

Нищий, спившийся, бедный народ

В блеске прошлой, божественной славы.

Фотография

Лесной посёлок. В окнах Кама.

И у завалинки втроём –

Отец с сестрёнкой, рядом мама,

А я сбежал за окоём.

Вернуться в круг былой стараюсь,

Скользя по жизненному льду…

И всё же, сколько не пытаюсь,

В тот объектив не попаду.

* * *

Хоть лежишь у самого порога,

Далека к тебе моя дорога –

Родина моя!

Словно слёзы счастья и печали

По лицу бродяги пробежали

И упали в русские поля.

Чтоб однажды, близко ли, далёко,

Семена любви взошли до срока,

Зазвенели в поле зеленя.

Стриж пробил небесную вершину,

И упали звёзды на равнину,

Родина моя!

И к калитке в довоенном платье

Вышла из глубин поющих мати,

Как выходит ангел из огня.

Я очнулся в поле на рассвете.

Жито сжато, над стернёю ветер.

Выше ветра –

Родина моя!

* * *

Как дальше жить?

О чём мечтать?

Отечество не виновато.

Хотя приходится опять

Оберегать, что сердцу свято.

Стоять в родительской глуши,

В монастыре среди молитвы…

Горя, как пламя у свечи,

Как сердце юноши в час битвы.

Вдова

На свежий дёрн накрошит хлеба

Вслед за молитвой: «Даждь нам днесь…», –

Чтоб чаще опускалось небо,

Чтоб чаще птицы пели здесь.

И долгий взгляд – безбрежный, вдовий,

Вслед за дыханьем из груди…

И сердце – чёрный сгусток крови,

И только память впереди.

* * *

Ты Урал не в славе – в сраме,

Между небом и землёй,

Здесь царевен сапогами

Пролетарский бил конвой.

Где Свердловск и Алапаевск,

Да и Пермь – по грудь в крови…

Не стеная и не каясь

Жили выродки твои.

Бледные синеют лица,

Жутко кожанки скрипят,

Хочешь богу поклониться –

Да чекисты не велят.

Господи! Твой бич разящий

Не коснулся их голов,

Образ твой животворящий

Не испепелил рабов…

За убийцею убийца

В церкви бродят меж свечей,

И до гроба мне молится

За уральских палачей.

Ровесник

Мой ровесник с молотком в забое

Добывает с атомом руду,

А другой ровесник мой в запое,

Перепил давно чертей в аду.

А ещё космический ровесник

На канате в небе, как брелок.

На него не напасёшься лестниц,

Прицепил его к орбите Бог.

На ножах ровесник бьётся с братом,

За спиной у каждого свой флаг…

Мой ровесник в славном сорок пятом,

Водружает знамя на рейхстаг.

Много их и злобных и весёлых,

Мудрых, гениальных, озорных,

Что родятся в городах и сёлах,

Словно пули попадают в стих.

Лишь один из них душе понятен,

Что распят врагами на кресте.

Он, как русский космос необъятен,

И звездой горит в моей мечте.

Он босым идёт по внешним водам,

Пьёт до капли чашу бытия.

Он, как бич – стадам. Пастух – народам.

И ровесник наш, как ты и я!

Товарищу

Потерялся где-то за кордоном,

Став адептом четырёх сторон.

Где ты нынче держишь оборону?

Или просто гонишь самогон?

Там всё кисло: и слова, и лица.

Хлеб чужой, и деньги, и вино…

Вот и наша славная столица,

Как «Варяг», сама легла на дно.

Дует ветер с моря-океана,

Гонит на глаза мои волну.

В полночь лезут бесы из тумана

И кошмары мучают жену.

Ты летал на винтокрылом дыме,

Пробивал навылет синеву.

Если спросят: – Где живёшь, родимый?-

Скажешь: – В небе! – Я тебя пойму.

До сих пор тебе я, братец, внемлю,

Раньше б после боя расстрелял.

Опускайся на родную землю,

Я один среди врагов устал.

* * *

Носились чайки над лицом

И что-то женское кричали,

На берегу земной печали

Я был наедине с Творцом.

Я видел: Он сиял, как свет,

На гребне моря поднимаясь,

И я за ним летел вослед,

Колючей тверди не касаясь.

Пусть говорят, что это бред,

Что человек слабей букашки,

Но я-то видел Божий след,

Как кровь на собственной рубашке.

* * *

Родина! Память твоя глубока,

Страшен глубинный путь.

Туда, где блестит Аввакума строка,

Слабому не донырнуть.

Мусор сегодняшний, щепки да сор,

Могут легко заслонить

Слезы былые, и стыд, и позор –

Все, с чем обязаны жить.