Сам по себе
Мы продолжаем публикацию стихов под новой рубрикой «Сам по себе». О причинах появления этой рубрики мы писали в прошлом номере журнала. Если коротко, это те материалы, которые, на наш взгляд, не выдерживают строгих и привычных классических требований. Материалы, к которым взыскательный читатель может предъявить претензии. Итак…
Стихи современных английских поэтов в переводе Леонида ВАСИЛЬЕВА
Джеймс Фентон
Германский реквием
(фрагменты)
* * *
Только в дни, когда их умирало так много и быстро,
городов, ждущих жителей не было.
Ведь таблички с разбитых дверей, с именами владельцев,
отвинтив, уносили с гробами.
Все ближайшие скверы и парки
наполнялись риторикой кладбищ:
запах свежей земли, что-то вроде креста и
таблички, таблички, таблички…
* * *
Но, полно печали!
Срок давности должен быть и у нее. Как у вины.
Нет предела находкам злой памяти.
Человек может просто сказать или думать:
«Когда мир находился в кромешной тьме,
когда черные крылья парили над крышами наших домов
(и кто мог предвидеть цели ЕГО), даже тогда,
даже тогда был огонь в моем сердце.
Видите эту лачугу священника? Здесь,
в этом жалком чулане не одно поколение нашло
в те ужасные годы и жилище, и пищу.
О, если б я только начал говорить,
если б я вам сумел передать половину,
хоть четверть, хоть ничтожную долю того,
через что мы прошли!»
* * *
Жена задремала. Улыбка, подобная легкому бризу,
который один сухой листик над камнем едва пронесёт,
вмиг пробежала по креслам.
Умилился и сам задающий вопросы.
Он не стал продолжать свой вопрос.
Ибо это не то, что хотел бы он знать.
Это то, чего знать он совсем не хотел.
И это не то, о чем говорят.
Это то, о чем они молчат.
Том Паулин
Где искусство – повивальная бабка
В третьей декаде марта,
Вторник в городе Z -
Цензоры все на учебе:
Им так надо многое знать.
Вот вещь, что зовется иронией.
А в символах прячется мысль.
Двусмысленность в каждом абзаце
Быть может; страшнее она
Врагов государства. Сонеты
По сути своей буржуазны:
О прошлом поют и садах,
Где дамы, вино и прохлада.
И эти стихи о медведе –
Совсем не стихи о медведе.
Возможно, что это сатира
На ныне лояльного друга.
Нужна ли еще расшифровка
Для тех, кто не понял меня?
Тони Харрисон
Продолжение
Джеймс Кэгни был по вкусу нам обоим.
Мы лишь его искусство разделяли.
Пломбир и фильм, где драки и погони,
Любовь отца к органу измеряли.
Как я сейчас, он был в сорок девятом.
Его рука с кольцом, он торопился,
Совала мне брикетик с шоколадом,
Лишь органист за клавиши садился.
Платформа с ним уходит вниз все ниже.
Звучит орган, записанный на пленку,
На этот раз; гроб пламя топки лижет,
И скоро лишь кольцо оставит только.
Теперь я сам большой поклонник Кэгни.
Душа поет, а тело осязает:
Рука отца сжимает мой последний
Пломбир в кино, и тот в руке не тает.
Пауль Малдун
Лягушонок
Вошел в мое сознание шевеленьем новым
среди камней, лежавших возле ног.
Был глаз его похож на пузырек
на уровне спиртовом.
Я отложил в сторонку зубило с молотком
и поднял посетителя совком.
Все люди, коих принято ирландцами считать,
произошли от пары, оставленной стоять
всю ночь в пруду
известного Колледжа, что был в саду.
Вина там две бутылки с целью охлаждения
остались, как свершился Акт Объединения.
Во всей этой истории, конечно, есть мораль.
В ней есть мораль для времени, в котором мы живем.
Что если сжать его мне силой интеллекта
и выдавить её из лягушонка,
как сок из лайма свежего мы жмем
или из лимонного щербета.
Дерек Мэхон
Антарктика
«Я только лишь выйду на время, ребята».
Кивнули, как будто, его не поняв.
В нелепости можно величие прятать.
Оставив товарищей, стылый до пяток,
Погнал себя в стужу, гордыню уняв.
Он только лишь вышел на время, ребята.
Палатки не видно, он стал чаще падать,
Мороз уж не чуял, кружил белый свет…
В нелепости можно величие прятать.
Должны ль мы судить его, как ренегата,
Слабейшего, ставшего жертвою? Нет,
Он только лишь вышел на время, ребята -
Случилось, навечно, Что ж, попусту плакать:
Как ночь ни длинна, все же утро придёт.
В нелепости можно величие прятать.
Его пантомима с уходом понятна:
Неслышно, в свой час и без лишних хлопот.
«Я только лишь выйду на время, ребята».
В нелепости можно величие прятать.
Тед Хугес
Телеграфные провода
В вересковой пустоши – ни души,
надо мной висят провода.
Их лишь нужно соединить,
чтоб ожили в ваших ушах.
Что-то шепчут города городам,
вереск их не смог разделить.
Только жаль нам, что нельзя
проводам в непогоду нас защитить.
Кто-то очень хитро их сотворил:
Заиграли, только лишь их сцепил.
Неземные арии через них
Голос мне пропел и затих.
Словно, кружит в космосе бальный зал
и вращается колесом,
А над пустошью, где провода,
наклонилось чье-то лицо,
И горстями вынимает из них,
вниз бросает пару горстей
Звуков тех, звенящих в ушах,
что достали вас до костей.
Кен Смит
Тюремное творчество
Я был садовником прилежным год назад.
Цветы выращивал, любимые мной в детстве;
лаванду, лилии и первую любовь –
простые васильки в пшеничном поле.
Колосья спелые колышет ветерок,
и блеском голубым цветы в глазах мелькают.
В пространстве сада моего я вижу вновь,
все то, что дорого мне было там, на воле.
Здесь, в тесной камере я сад воссоздавал
и этим снова жил, как прежде.
Сиаран Карсон
Белфастское кофетти
Как только приблизилась группа мятежников,
сразу хлынул дождь восклицательных знаков:
Гайки, шайбы, болты, гвозди, даже ключи;
бьет источник поломанных литер, и взрыв,
Впрочем, сам по себе
он лишь звездочкой будет на карте,
пулеметная очередь множеством дефисов будет.
Я всё фразу пытался закончить в уме, но, увы,
всякий раз спотыкался.
Все аллеи забиты, во всех переулках
толпы точек, тире, двоеточий.
Лабиринт этот был мне знаком хорошо –
Балаклава, Рэглан, Инкерман и Одесса.
Почему я никак не могу убежать?
Всюду знаки стоят препинания.
Крым, аллея. И снова тупик.
Сарацин, Кремль –
вторая петля, а на лицах щитки,
переносные рации. Как Меня величать?
Кто я? Что я? Куда я иду? Непрерывный
поток вопросительных знаков.
Хуго Вильямс
Молитва
Дай, Боже, сил двойную жизнь вести.
Меня на половинки раздели.
Пусть каждая по своему счастливой будет,
довольствуясь лишь тем, что ей дано.
Дозволь не следовать мне
собственным инстинктам
и делать только то, что я хочу,
бездумно и без всяких сожалений.
Когда к исходу дня я покидаю дом,
спеша в другой,
и говорю, что вынужден уйти,
напоминай мне, Боже, выглянуть в окно,
чтоб знать, в каком из них я нахожусь.
Улыбку на лицо мне прилепи,
когда вернусь я через две недели
с загаром и подарками для всех.
И научи, Господь, как мне вести себя,
куда смотреть, ища слова,
чтоб рассказать, где был,
и как там проводил я время.
И хорошо ли, плохо ль было или так себе?
Как чувствовал себя при этом,
может, Ты подскажешь?
Когда в одной из жизней наступит время сна,
веди меня до спальни, свети во все углы,
и дай мне, Боже, знать,
как сплю я здесь обычно:
в пижаме или голым?
А если разделить меня не можешь Ты,
то дай мне, Боже, сил двойную жизнь вести.
Том Ганн
Объятие
В твой день рожденья мы пили и ели
У нашего старого друга
И в полночь в итоге мы так захмелели,
Что стало, признаться, мне худо.
Наш друг, показав нам кровать, удалился,
Я рухнул в постель и тотчас отключился.
Я спал на боку, но вдруг сон мой прервали
Руки, обнявшие сзади
Так крепко, что наши тела прикасались
По контуру с пяток до пряди
Волос на твоей голове,
В лопатки мне груди твои упирались
Уже наяву, не во сне.
Конечно, то не было сексом,
В прямом понимании слова,
Но плотью твоею, как тестом,
Облепленный чувствовал снова
Тебя как в свои двадцать два,
Когда полюбили едва,
И страсть наша, та, что угасла с годами,
Всецело владела сердцами.
Как будто, короткий мой сон
Стер начисто время и место,
Всё, кроме, прижавшихся тесно,
Сердец, что стучат в унисон.
Утешение
С тех пор, как Вас земле предали
Дней десять уж прошло.
Во сне явившись, уверяли,
Что Вам там хорошо.
То были Вы, в том нет сомненья,
Хоть стали чуть полней;
Всех обнимали без стеснения
С улыбкой, как гостей.
Ах, как Вам нравилось быть доброй,
Нас в горе утешать…
Так, видно, разуму удобней
Себя оберегать.