ШЕПТАЛИСЬ НА СТОЛЕ МОЁМ ТЕТРАДИ
Флору Васильеву
…Загрязнённую водицу
воды чистые несут,
и в кустах прибрежных птицу
ружья чьи-то стерегут.
Грохнул выстрел,
а в посёлке
деды вспомнили войну,
грянул выстрел из двустволки -
прогремел на всю страну.
Встали деды, бабы,
где там! -
весь посёлок встал стеной
на защиту речки этой
от беды незваной той.
Чтоб звенела,
пела речка
в птичьем хоре и в людском,
как народное словечко
в разговоре городском.
* * *
Стволы деревьев почернели,
весна пришла на той неделе.
Она пришла некстати к нам,
мы в этот раз её не ждали
и снег февральский рисовали,
прижатый улицей к домам.
Но что поделаешь, – природа
сама меняет время года.
Легко ли время удержать
и чувства взвесить на бумаге,
и видеть мир весенней влаги,
но зимний снег воображать.
* * *
Это старая Вятка вселилась в меня!
Деревянных домов дух жилищный вдыхаю.
Я не помню соборов былых имена,
но привязан навек к старорусскому краю.
Мне соседка вчера рассказала о том,
что наш дом, обнесённый непрочным забором,
пусть в подвале давно пахнет гнилью и льдом,
долговечнее стал белостенных соборов.
Оттого ли печально и радостно мне,
что такие же точно дома и домишки
образуют квартал в городской тишине…
Деревенский квартал с городской телевышкой.
Здесь так много дворов и проулков моих!
Каждым утром приветствую эту округу,
над которой вплетаются в снежный мотив
крики чёрных ворон и несутся по кругу…
И не верю, не верю, но знаю вполне,
не покажется это нелепым и странным,
если всё перестроят однажды при мне
в этой чистой, как храм, стороне деревянной!
* * *
Как дуновеньем лиственной прохлады,
в моё окно влетал осенний двор:
шептались на столе моём тетради,
вели неторопливый разговор.
Затем в мой дом и улица проникла:
шумел квартал – гудел водопровод,
на кухне начинал стучать завод,
а половицы – визги мотоцикла…
Толпились в комнатах сады и облака,
гремели поезда в прихожей где-то,
и свет струился прямо с потолка…
И я, как будто первым, видел это.
Снегопад
Плывут дома, плывут
по снегу снизу вверх,
как будто корабли
мелькают огоньками.
Так празднично вокруг!
Плывёт по снегу – смех
и музыка плывёт-
кружится под ногами…
Мой тихий городок
от снегопада бел,
напрасно с улиц снег
смели,
сгребли,
скидали…
Снег сыплет по земле,
метёт пушистый мел,
летит с покатых крыш,
и нет ему печали.
Плывут дома,
плывут,
столбы плывут, сады…
поленница плывёт,
киоск в наряде белом.
И позади плывут
за мной твои следы,
хотя их снег накрыл
своим пушистым телом.
Весенний паровоз
Цветёт весна.
Стал воздух в доме влажным,
и мы опять затапливаем печь.
Труба гудит! – сгорает хлам бумажный!
Остатки дров теперь не уберечь.
На улице поют ручьи, картавят…
А дом, как трёхэтажный паровоз,
пыхтит! – на узкой улочке квартала,
идёт! – лишь не ушёл бы под откос.
Вятские
Живём, одетые в пальто,
в полупальто, в меха, в манто -
на улицах и в электричках,
в лесах,
в заснеженных полях…
В сибирских наших городах
живём,
как будто по привычке.
Нам ни к чему бранить погоду,
Сибирско-Вятскому народу,
живём в одежде.
Нам то что!
А если что –
найдутся спички,
костёр наладим в электричке,
в домах,
в троллейбусах,
в авто…
* * *
Я стоял у калитки, наш сад наблюдая во тьме,
он казался мне диким, никем неисхоженным лесом,
на костёр походило окно под железным навесом,
и летящие чёрные вороны чудились мне.
И тогда я калитку открыл, и вошёл в этот лес,
словно страх, заключённый во мне, опровергнуть решился,
от напастей чужих, как от мира всего, отрешился
и, не зная дороги, в растеньях премудрых исчез.
И трава зашепталась, молчавшая многие дни,
и болотные твари кругом в темноте загалдели,
а вдали у костра, будто люди лесные сидели,
а не просто темнели сухие коряги да пни.
Так я шёл, окружённый живой шелестящей стеной,
ожидая явления призраков сказочной ночи…
И высокие звёзды, как ящура жадные очи,
не смыкая бессонные веки, следили за мной.
Змей
Поначалу мне дом показался
не таким высоченным, как прежде.
Но когда я над крышей увидел
в жадных струях высокого ветра,
в блестках солнца бумажного змея,
этот дом трехэтажный незримо
стал опять высоченным, как в детстве…
И тогда я подумал, что надо
мне однажды забраться на крышу
и пустить по высокому ветру,
прямо к солнцу, бумажного змея!
Вечер
Город, как деревня.
Улочки пусты.
Темные деревья,
темные сады.
Плачут две гармошки
в парке, в тишине…
да блестят окошки
при ночной луне.
* * *
…И для меня бы не было России
без маленькой Удмуртии моей.
Флор Васильев
Ненастный день на праздник не похож,
к тому ж вода-шалунья с неба льётся.
Но отчего душе легко поётся,
когда смотрю на пламенную рожь?
Да потому, что связан я родством
с ржаным усталым полем, светлым небом,
как этот пятистенный вятский дом
с тропинкой луговой и трудным хлебом.
Пусть в голосе моём не много силы,
но подпою, бывает, хоть пляши!
И мне без Вятки не нужна Россия,
как песня, что поют не от души.