В РЕДАКЦИЮ ПРИШЁЛ ХУДОЖНИК…

и рассказал:

В моём творчестве целая галерея портретов герои¬ческих людей, прошедших через горнило Великой Оте-чественной войны. О войне, огромной трагедии нашей страны, впервые я услышал от своего отца, участника этих событий, инвалида Великой Отечественной вой¬ны, который вернулся с фронта тяжело больным. В моей памяти свежи ещё его рассказы. Со временем тема войны стала одной из важных в моём творчестве. Мне посчастливилось встретиться, познакомиться и написать портреты моих земляков, легендарных людей-фронтовиков: писателей, журналистов, врачей и рядовых солдат. С волнением вспоминаю, как создавал образы поэтов-фронтови¬ков: Н.С. Байтерякова, С.П. Широбокова, М.П. Петрова, Филиппа Кедрова; ветера¬на-журналиста В.М. Михайлова, многих ветеранов войны учёных медиков, среди них прославленного хирурга С. И. Ворончихина, возглавлявшего в Ижевске во время войны военный госпиталь, дважды Героя Советского Союза Е.М. Кунгурцева, В.М. Шатилова – командующего 150-й дивизией, солдаты которой Егоров и Кантария водрузили знамя Советского Союза над Рейхстагом.
Высоко ценю добрые отношения с легендарным М.Т. Калашниковым. Рад, что его образ есть и в моём творчестве.
С радостью писал портреты рядовых участников Великой Отечественной – «Супруги А.Ф. и П.Г. Турцевы», колхозника М.К. Широбокова, своих земляков из родной деревни Шудья Завьяловского района – Ивана Захаровича Сапожникова, который вернулся с фронта с одной рукой, награждённый медалями и орденами. Но он не сдался перед трудностями и в мирное время, был нужным народу. Од¬ной рукой он мастерски мог делать разные бытовые предметы из жести и дерева, делал рамы и косяки за символические цены для всей деревни, для всех нас был незаменимым человеком.
Другой ветеран, С.А. Алексеев, вернулся с фронта с одной ногой. Тоже награж¬дённый медалями и орденами Великой Отечественной войны. В мирное время помогал колхозу, совхозу, работал кладовщиком, счетоводом, весовщиком. Его ум, грамота пригодились селянам в трудное послевоенное время.
Празднуя юбилей Победы, мы должны помнить героев Великой Отечественной войны, защитивших наше Отечество от фашистской агрессии, героев тыла.
Терпение, мужество, величайшая стойкость, любовь к родине помогли одо¬леть врага. Пусть эти, проверенные огнём войны качества, всегда сопутствуют нам и в наши дни.
С портретом легендарного хирурга Семёна Ивановича Ворончихина произо¬шла удивительная история, о которой в своё время написал специальный корреспондент ре¬дакции газеты «Советская Россия» А. Хоробрых. Как автор портрета С.И. Ворончи¬хина, я решил поделиться с читателями журнала «Луч» интересным материалом, основанном на поистине чудесном событии, к которому имею некоторое отношение.

ТРИ ПИСЬМА СОЛДАТА

Это случилось весной прошлого года в Москве, когда проходили Дни ли¬тературы и искусства Удмуртии. Пенси¬онер из Челябинска А. П. Долбня зашёл в Выставочный зал и через несколько минут остановился, как вкопанный. С картины, на которой был изображен смертельно усталый, после сложной операции хирург, на него, показалось, с немым удивлением глянули ставшие когда-то давным-давно родными глаза.
– Неужели это он? – всё ещё не веря догадке, посетитель подошёл бли¬же к картине. – Вот так встреча. Лет-то сколько с тех пор прошло.
Пока губы шептали эти слова, взгляд лихорадочно искал подпись. Вот она! Так и есть: «Профессор С.И. Ворончихин». Скоро из Челябинска в Ижевск полетело взволнованное письмо.
«Здравствуйте, дорогой мой спаси¬тель от смерти! Шлю Вам чистосердеч¬ный привет и массу наилучших пожела¬ний в здоровье и жизни. Когда увидел Ваш портрет на выставке в Москве, сра¬зу решил дать Вам знать о себе. Живу я в Челябинске-83, Новосинеглазово, ул. Чехова, 3, кв. 13, Долбня Афанасий Павлович, которому Вы в конце войны в Ижевске оперировали сердце. Сейчас я на пенсии. Самочувствие хорошее. Давление 150/70. Немного болит голо¬ва. Атак ничего. Очень прошу Вас, Се¬мен Иванович, дайте ответ на моё пись¬мо. Получу его, потом подробности о себе опишу. А. Долбня. 7 апреля 1981 г.»
О той уникальной операции, сде¬ланной в примитивных с точки зрения нынешней медицины условиях, под местным наркозом, Семён Иванович Ворончихин, ныне профессор-консультант кафе¬дры факультетской хирургии Ижев¬ского мединститута, помнил всегда. Осколок мины размером около двух сантиметров раненый носил в стенке сердца несколько месяцев. И, что са¬мое удивительное, о его существова¬нии не подозревали ни сам Долбня, ни медицинский персонал. И это мож¬но объяснить. Они врачевали другие раны фронтовика, которые были вид¬ны снаружи.
Когда дело пошло на поправку, Долбню отправили на уборку картофе¬ля. Работал там целый месяц. «Ухлесты¬вал даже за девчатами, плясал, – при¬знался он в одном из недавних писем профессору. – И хоть бы что. Всё выяс¬нилось, когда встал вопрос о моей до¬срочной – за самовольную отлучку – выписке из госпиталя».
Семен Иванович словно наяву уви¬дел тот памятный день. Около полудня к нему забежала взволнованная Юлия Павловна Нагайцева, врач-терапевт, ду¬ша-человек.
– Семен Иванович, – говорит, – вы главный хирург госпиталей города, должны вмешаться. Нельзя его досроч-но выписывать.
После подсобного хозяйства он стал жаловаться на стеснение в груди и боли в сердце. Прошу проконсультировать.
Решили сделать рентген грудной клетки. В кабинет вошел красавец муж¬чина, косая сажень в плечах. Включили аппарат и ахнули. Жирная тёмная ли¬ния перечеркивала сердце. Металл!
Его движение было синхронным с пульсом – значит, осколок или пуля за¬стряла в тканях сердца.
Как быть? Жизнь человека висит на волоске, а опыта операций на сердце ни у кого в городе, да и во всём Ураль¬ском военном округе, нет.
– Что там, доктор? – помнится, ве¬село спросил раненый. – Работает моя машинка, клапана не подгорели?
Что было ему ответить? Решили по¬дождать день-другой. Ни о какой до¬срочной выписке не могло быть и речи. Однако повторный рентген показал, что осколок начал смещаться вовнутрь желудочка. Теперь промедление было смерти подобно. Вот тогда-то Семен Ива¬нович всё и выложил пациенту. В конце разговора он предложил ему сделать операцию под местным наркозом.
– А что оставалось делать? – вспоминает профессор.
Специального оборудования для операций на сердце у нас не было.
– Кто был этот человек? Вот что он сам пишет, – профессор подал очеред¬ное письмо.
«Родился я в Алтайском крае в семье крестьянина. Работал трактористом. В армию призван в 1938 году. Окончил школу младших авиаспециалистов, служил в ремонтных мастерских. Когда началась война, нас послали на фронт. Стал разведчиком 1-го батальона 219-й дивизии. Боевое крещение получил на Лысой горе под Ржевом. Покорёжили нас гитлеровцы здорово. Кто остался жив, направили на переформировку. Так я очутился в гаубичной батарее 673-го артполка. Особенно жарко было на Курской дуге под Прохоровкой. Но выжил. Воевал под Смоленском и Брян¬ском, был в партизанах, ранения полу¬чил в Калининской области…»
– Диву даюсь, – не переставая удивляться и через столько лет, гово¬рит профессор. – С осколком в сердце его везли на бричке, в поезде, потом, когда зажили другие раны, работал на уборке картошки и ни разу не по-чувствовал боли. Вот это организм. Не будь он таким, вряд ли мы решились бы на столь сложный и опасный экспе¬римент.
Говорю мы, потому что ассистиро¬вать мне согласились хирург из медуправления Уральского военного окру¬га Файвишенко, который приехал в Ижевск с инспекцией, и наш хирург Ли¬дия Александровна Филимонова. А об операции пусть расскажет сам опери¬руемый, – Семен Иванович достал из конверта ещё одно письмо.
«Готовился к операции я так. Несмо¬тря на Ваше предупреждение не есть, я утром решил: хоть перед смертью поем вволю. Масло, две пайки хлеба, сахар – всё, что было, умял и пошёл в операционную. Зашёл, а там никого. Лег на стол – руки за голову. Пришла медсестра Аллочка, села рядом, нащу¬пала мой пульс. Накрыли простынью. Вы начали делать уколы. Мне стало тя¬жело – будто на грудь наложили груду льда.
При операции я боли не ощущал. Только когда резали, щипало, как иголками, слегка. Всё было легко и терпимо. Я слышал Ваш разговор с ас¬систентами от начала до конца, но по¬началу нервишки шалили до дрожи в коленках. Когда Вы расширяли рёбра, прорезали сердечную рубашку и взяли сердце в руки, стало не по себе. Кровь из головы пошла в ноги. «Вот, – говорю Аллочке, – легкая моя смерть пришла». Она начала меня успокаивать, а сама плачет.
Пять раз останавливалось серд¬це, пока Вы нашли и удалили оско¬лок. И всё это время я не терял слух. «Швы!» – слышу Ваш голос и откры¬ваю глаза. Аллочка продолжает плакать. «Зачем ты плачешь, – говорю. – Не плачь. Я жив и буду жить». Вам же я сказал: «Не торопитесь зашивать. Де¬лайте хорошо, чтобы второй раз не пришлось меня нести на операцион¬ный стол». «Афанасий, я всё сделаю хо¬рошо», – ответили Вы и вдруг открыли простыню. Народу полная операцион¬ная. Потом меня перенесли в палату. И Вы дежурили возле меня. Не было аппетита. Вы покупали на базаре водку и холодец и давали мне. Я начал есть и поправляться».
Пока я читал, Семен Иванович не проронил ни слова. А потом быстро за¬говорил:
– Сердце останавливалось потому, что приходилось перегибать основные сосуды. Осколок-то был в задней стен¬ке желудочка. Пока его нащупал, уда¬лил, пришлось пять раз поворачивать сердце. Выдюжил Афанасий Павлович, остался жив.
А вот что он пишет о своей послево¬енной жизни.
«Трудно мне было на фронте и в го¬спитале. И после войны в гражданке – голод, разруха, восстановление. Корот¬ко о себе. Имею 6 сынов, 3 дочерей и 23 внука и внучки. Все они проживают в Челябинске. Сынов поженил, дочерей замуж поотдавал. 1 декабря 1980 года похоронил жену, которая Вас обругала с Алтая…»
– За что же она обиделась на вас, про¬фессор?
– Было дело, – морщинистое лицо Семена Ивановича тронула улыбка. – Его выходила Аллочка. И не просто выходила, а влюбилась, не зная, что он женат. Конечно, и я не знал о его супру¬ге. Когда он уехал домой, я написал ему письмо с укором за Аллочку. Вот его су¬пруга и окрестила меня «сводником». Да Вы читайте дальше.
«Работал я после войны директором маслозавода в Петровке. Потом укруп¬нили комбинат, и я пошёл работать зав. сливочного отделения, где проработал 18 лет. Работа была тяжёлая, сепари¬ровали молоко вручную, чувствовал себя здоровым, как ни в чём не быва¬ло. А вот на погоду делался вялым. Но начнёшь работать, делаешься здоро¬вым. В общем, чем больше работаешь, тем здоровее себя чувствуешь. Работал очень много. 8 домов своих только по¬строил. Ещё людям помогал. Трудовая книжка вся в благодарностях да в де¬нежном вознаграждении.
Вот вкратце моя жизнь.
Я очень благодарен всем сотрудни¬кам госпиталя, а особенно Вам, Семен Иванович. Мечтаю о встрече с Вами, ведь в письме всего не расскажешь. Ваш пациент Афанасий Долбня. 29 сен¬тября 1981 г.»
Письма прочитаны. Семен Иванович встал, прошёлся по комнате.
– Видите, каким богатырём оказал¬ся сибиряк. Я тоже мечтаю о встрече с ним.
Вот такая приключилась история. Пациент и врач нашли друг друга через 35 лет.

Из газеты «Советская Россия» (январь, 1982 год).