К юбилею Флора Васильева

ЖИВЫЕ СЛОВА ПОЭТА

 

Мне в жизни повезло, как, может быть, никому из моих сверстников. Еще в школьные годы мне посчастливилось общаться с настоящими писателями. Первым из них, с кем свела меня судьба, был Георгий Архипов. Он писал стихи, но был еще и ученым — ходил по деревням, изучал топонимику (это слово я узнал много позже). В то время он учился в аспирантуре эстонского города Тарту. Помню, тогда меня очень удивило, что есть люди, которые интересуются историей таких маленьких деревень, как Шудья, где я родился. Мне еще не было четырнадцати лет, и внимание со стороны взрослого серьезного человека, конечно, льстило. От этой встречи у меня осталось очень сильное впечатление. Потому что, хотя до Ижевска было рукой подать, контактов с горожанами почти не случалось. У меня появилось стремление узнать чуть больше того, что было возможно в деревне. Я начал наведываться в главную библиотеку Ижевска, стал ее постоянным читателем. Побывал как юнкор — по приглашению того же Архипова — на съезде писателей Удмуртии. Впервые увидел Бутолина, Красильникова, Белоногова, Трофима Архипова, увидел многих молодых писателей, которые только входили в мир литературы и тех, кто имел в нем имя. Они мне казались большими, значительными людьми. Собственно, это так и было. И тогда же я услышал имя Флора Васильева. Потом познакомился с его стихами. Флор числился среди подающих надежды поэтов.

Я не помню первую встречу с Флором Ивановичем Васильевым. Я уже учился в пединституте и одновременно замещал художника газеты «Советская Удмуртия». Все редакции находились в одном здании, на Пастухова, 13. Васильев работал главным редактором молодежной газеты, потом возглавлял литературный журнал «Молот». В коридорах, кабинетах, в столовой этого здания ежедневно случалось перебрасываться какими-то фразами, и по делу, и без дела.

Мне Васильев запомнился очень живым, непосредственным человеком. Среди прочих он выделялся элегантностью, внешней интеллигентностью (в дополнение к внутренней). При всей своей доступности было в нем что-то такое, что удерживало людей на некоторой дистанции и заставляло уважать его.

Ко мне он относился очень тепло, по-доброму, по-дружески. Видимо, поэтому пригласил на свой творческий отчет в секретариате Союза писателей России. Кого угодно он пригласить туда не мог. И для меня это было честью и большим событием. Я близко увидел Сергея Михалкова, Сергея Орлова, Евгения Носова, Сергея Залыгина, Юрия Грибова — элиту российских писателей.

Флор Иванович рассказывал и о своем творчестве, и о работе возглавляемого им отделения Союза писателей. Михалков стал было критиковать Васильева, что, мол, хоть он и талантливый поэт, и все его любят, но в его стихах мало социально-политической тематики. Привел в пример одного из столичных поэтов, который, съездив на Кубу, написал прекрасную поэму о Че Геваре. Тут не выдержал Сергей Орлов. Перебив выступающего, он вступил с ним в полемику, возразив, что, если бы на Кубу послали Флора, он написал бы не хуже. А то, что в его поэзии доминирует лирика, это скорее достоинство автора. Закончилось тем, что поступило предложение — впредь секретариату СП посылать в зарубежные командировки и писателей с периферии.

После заседания была еще и неофициальная часть.

Этот вечер длился очень долго, почти до утра. Флор Иванович пригласил меня к себе в гостиницу. У нас с ним возникла шутливая дискуссия. Он мне говорит: «Вы, Петр, стихов не напишете. А я картину написать смогу». Он был такой окрыленный, что не согласиться с ним было невозможно. И всё же я возразил и взялся теоретически доказать обратное. Ведь литературу в школах преподавали хорошо, я знал и Пушкина, и Лермонтова, читал и удмуртских авторов. А рисование всюду, как предмет второстепенный, хромало. Специалистов-преподавателей почти не было. И, стало быть, я в литературном отношении кое-что значу, рисованию же обучался у мастеров. Поэтому опыты Флора Ивановича в изоискусстве могут оказаться более далеки от совершенства, чем мои в стихосложении.

Мне импонировало, что Флор Иванович, пусть пока в голове, раздвигает границы своего творчества в сопредельное искусство. По его одухотворенному лицу угадывалось не только желание, но и способность воплотить какие-то свои замыслы на холсте или бумаге. Кстати, вскоре он это доказал, проиллюстрировав один из своих сборников.

Его безвременный и ранний уход из жизни еще свеж в памяти. Чувство утраты такое, будто это было не двадцать пять лет назад, а совсем недавно. Потом в Москве вышел его посмертный сборник «Река и поле» с малюсенькой пластинкой, где он читает свои стихи:

 

Все будет хорошо.

Пусть только время длится.

Пусть только в нас с тобой

Терпенье

Сохранится.

 

Все будет хорошо!..

 

Я очень люблю эти строки. Часто их цитируют.

Когда книга пришла в Ижевск, мы, его близкие товарищи, собрались и слушали живые слова Флора Васильева. Было тяжело, что его нет с нами. Тогда у меня созрел замысел написать картину «Слушая голос поэта». Я трудился над ней около года. На мольберте неоконченный портрет Флора Ивановича, и мы, кто был с ним в те минуты.

Часто в свободное время я беру с полки один из его сборников и открываю на случайной странице. Это помогает мне жить и работать.