РАССКАЗЫ САВАТЕЯ

 

Как только мы узнаем, что старый пасечник вернулся домой, тут же с другом спешим к соседу. Сначала наблюдаем, смотрим в щели дощатого забора. И если дядя Саватей во дворе, отваживаемся зайти. Он в доме долго не сидит, чаще что-то мастерит под навесом. У него, как говорят взрослые, золотые руки. И это правда. Конюхи хвалят его хомуты, уздечки, разнообразные принадлежности к сбруе. Деревенские женщины давно пользуются посудой, сделанной его руками.

Вот и сегодня мастер под навесом, выстругивая дугу, тихо про себя поет: «Ай, дыргон да бай дыргон! На дереве сидит медведь. А в хлеву серая сова. Она, говорят, что курица и есть…»

Друг Мико подмигивает мне и зовет:

— Пойдем поможем дяде Саватею.

Дядя Саватей всегда нас чем-нибудь рассмешит. Долго уже пожил он на свете. Столько всяких историй хранит он в своей памяти, что заслушаешься. Иногда даже не понять, сам придумал или действительно был такой случай в его жизни. Сам ростом маленький, не выше моего друга Мико, но только в плечах широк. Волос на голове, можно сказать, уже не осталось, но зато борода пышная, красивая. Словно густая кипящая зеленоватая волна, извивает она пряди, как длинные тонкие водоросли, закрывая всю его грудь, прикрытую сейчас рубахой.

Увидев нас рядом, продолжал молча мастерить. Но вот поздоровался и тут уже достал из-под верстака корзину и вручил ее нам, попросил собрать под навесом щепки.

Мико, неожиданно для меня, осмелился и сказал:

— Да мы, дядя Саватей, только что с работы.

— С какой такой работы? — удивился мастер.

— Да из школы…

— Учеба разве работа, Мико? — поглаживая, как бы лаская, свою бороду, не спеша продолжал говорить дядя Саватей.

— Работа, да еще какая тяжелая, — уверенно заключил Мико. — Вот, к примеру, сколько будет трижды семь? А? — Глаза Мико вдруг при этом блеснули хитрым азартом. — Так вот сегодня мы в классе учили таблицу умножения и, конечно, эти трижды семь.

Я знал, что мой дружок сперва никак не понимал таблицы умножения. Учительница оставляла его из-за этого даже после уроков. И, видимо, смогла добиться: Мико таблицу умножения усвоил. Поэтому решил похвастаться знанием. На слова Мико дядя Саватей не знал, как бы что и ответить. Он только дотронулся рукой до бороды и, поглаживая ее, усмехнулся:

— Ну, Мико, победил! Победил ты старика. Ладно, коли так, отдохнем немного от наших дел.

— Отдохните, отдохните, — в один голос обрадовались мы. — Щепки сами соберем. А вы только расскажите нам что-нибудь очень-очень интересное, дядя Саватей.

Пару-другую щепок мы бросили в корзину, и Мико как-то незаметно уселся рядом с хозяином двора.

— Интересное… — улыбнулся простодушно дядя Саватей. — Что же, да еще очень-очень такое рассказать вам?.. Про пчел, кажется, в прошлый раз я вам рассказывал.

— Да. А теперь что-нибудь страшное…

— А не испугаетесь? — говорит старый пчеловод.

— Это мы-то?! — поднял задиристо голову Мико. — Мы вот с Ленькой за сосновыми саженцами ходили, чаща такая вокруг… но ничего — не испугались. Скоро саженцы на Золотой горе посадим.

— Да… Что же тогда рассказать-то? — задумчиво произнес дядя Саватей.

— Ну, сегодня что-то такое расскажет, — тычет мне под бок Мико, — во сне увидишь.

— Ладно, так и быть, расскажу я вам про один случай, который произошел со мной совсем недавно — на прошлой неделе…

Мы с Мико, заинтригованные такими словами, сели поближе на чистые доски, напротив дяди Саватея.

— Так вот, — начал рассказывать нам мастер. — На прошлой неделе пчел из омшаника вытащил на улицу. Пусть, думаю, полетают, сил наберут. Ивы у реки вот-вот зацветут. Почки уже проклюнулись, как маленькие цыплята.

— И мы уже видели это! Так ведь, Леня? — вклинился мой дружок в рассказ дяди Саватея.

— Слушай, не прерывай, — дернул я за рукав дружка.

— Пчел выносили с моим помощником. Намаялся я… годы-то немалые. Чувствую, мое тело баньки просит. Схожу, думаю, пропарю веничком усталые суставы…

— А что, у вас на пасеке и банька есть? — любопытствует Мико.

— Есть. Зимой срубил. Домой постоянно ходить далеко. Спасибо, помогли транспортом в правлении деревенском.

— Э-э, теперь и домой ходить не будете. Зря построили, — подосадовал Мико.

— Зачем же, дом забывать нельзя, Мико, — усмехнулся старый пчеловод. — Дом есть дом, сынок. Живя в стороне отшельником, язык человеческий можно забыть. Без общения, без людей тоскливо одному. Всё лес да лес. Без дома — это не жизнь.

— А про очень-очень интересное мы услышим еще? — забеспокоился опять Мико.

— Да. Вот уже подхожу к интересному, кхе-кхе.

— Только побыстрей, дядя Саватей, а то вдруг нас родители позовут. Скажут, что уроки еще не сделаны.

— Тогда, может, в другой раз придете?

— Нет-нет, что вы, дядя Саватей, нам бы сегодня хотелось послушать.

И мы сели к дяде Саватею еще ближе.

— Натопил, значица, баню так, аж каменка покраснела. Пусть, думаю, пожарче будет. Взял пихтовый и березовый веники. Пихтовый веник мышцы и кровь лечит, а березовый — кости и суставы. Не забыл и связку кленовых веток — они, ошпаренные, пятки молодят, всю гадость из тела высасывают. Слишком жарко натопил. Даже уши не выдерживают. И угар еще остался, чувствуется сухой горьковатый привкус во рту. Поэтому дверь оставил немножко приоткрытой. Едва покурить успел — баня готова. Разделся и зашел. Двери оставил приоткрытыми. Только хотел залезть на полок, вдруг слышу: кто-то как бы стонет!

— Банник! — испуганно выпалил Мико.

— Что за чертовщина — двери бани как бы сами открываются.

— Ой, даже страшно становится, — прижался Мико к дяде Саватею.

— Не хныч, Мик, — буркнул я.

— Дверь, значица, скрипнула, — продолжал сосед. — Э-э, думаю, это помощник вернулся — из деревни. С утра туда уплелся. Радуюсь: будет кому старые кости помять, спинку потереть. «Мишка, ты?» — не поворачивая головы, спрашиваю: «М-мы», — отвечает. Голос как несмазанная телега скрипит. «Голос потерял, что ли? Говорил же, не пей вспотевшим холодную воду, — ругаю входящего в баню. В ответ ничего не слышно. — Мишка, Миш, — зову, — подойди-ка. Ложись на полок, живо-два голос появится, как отделаю от души кленовыми ветками». «М-мы», — басит уже поотчетливей вошедший.

— Самого не видите, что ли? — изумляется Мико.

— Да пару нагнал… Где сразу увидишь. К тому же лицом к стене устроился. А, черт возьми, я еще забыл вам сказать: перед тем как париться, я нахлобучиваю овчинную шапку, а правую руку облачаю в брезентовую рукавицу, чтобы веник удерживать, иначе никакого толка.

— Нет, говорите уже, кто в баню-то зашел, — теперь и я уже поторапливаю соседа.

— Чтобы подбодрить Мишку, слез я, набрал в рядошном тазу ковшик воды и бац его на каменку. Туману нагнал еще пуще, туча горячая, и только… Знаю, помощник не переносит пихтовые веники. Ему нравится запах березовых. Присел на корточки, настраиваю березовый веничек и машинально ощутил, что помощник как-то неуклюже повалился на полок. «Ну что, лег?» — спрашиваю. «М-мы», — слышу. «О, да ты никак, дружок, пьян», — говорю. И, приподнявшись, легонько веничком сквозь завесу пара начал парить помощника. Думаю, нравится, даже голоса не подает. Самого-то пот одолел, с лица еле успеваю рукавицей стирать. И вот в таком терпении тороплюсь, спрашиваю: «Жару хватает?». «М-мы, м-мы», — опять, как пьяный, повыл помощник. «У тебя, что ли, Миш, язык отнялся?» — уже начал сердиться я. И в сердцах плеснул еще покрепче. Тут же хотел приласкать веничком дружка. А он вдруг резко вышиб веник из моих рук и, облапив, повалил меня на полок. Э-э, да тут как начнет хлестать меня этим веником! Не выдержал боли, кричу ему: «Что ты, чертово отродье, сдурел?! Потише бей, мурло!». Пытаюсь подняться, но не могу. Со злости изловчился, плеснул на него горячей водой из тазика, который начал было готовить для напарника. Тут он как зарычит, думал, баня развалится. Подпрыгнул, значица, мой ошпаренный, ударился о матицу и с ревом упал на пол. Я в неожиданной для меня ситуации, хоть не разглядел еще толком, кто свалился на пол, уже понял, что друг так хулиганить не будет.

— Кто же это, дядя Саватей? — еле скрывая свой страх, с нетерпением торопится узнать Мико.

— Я с таким же вопросом нагнулся к лежащему на полу. Напрягаясь, пытаюсь рассмотреть. Прикоснулся к нему, под руки шерсть попала. Мягкая такая…

— Ой! — затрясся Мико.

— Хорошо рассмотрев, я ошалел. На полу лежит сам хозяин леса…

— Мед-ве-едь? — совсем испуганно воскликнул Мико.

— Да. Ну, думаю, пропал. Через двери не убежать. Там он лежит. Схватит за ногу и…

— И что потом?! — Мико не выдержал, встал.

— Что? Взял березовый веник и залез на полок.

— А медведь всё лежит? — теперь и я спрашиваю.

— Тихо привстал, сидит. На лапу показывает. Больно — говорит как бы. Кипяток по лапе пришелся. А я более спокойным голосом говорю: «Дядя медведь, теперь больно делать не буду. Не узнал я тебя, не бойся. Иди сюда, лежишь всю зиму в берлоге, наверное, всё тело чешется. Попарю легонько. Чешется?» «М-мы…» — будто стесняясь, подал медведь голос. Но резко встал, схватил ковшик, хотел было и меня ошпарить. Хотя там воды уже не было, я специально схватился за правую ногу и «ой-ой-ой!» кричу. Медведь обрадовался. Подумал, наверное, что отомстил. Говорю: «Для игр, дядя медведь, времени нет. Ложись, немножко попарю березовым веничком».

— Неужто залез на полок? — удивился Мико.

— Да. Я осторожно его парю. Сильно ударишь, еще осерчает. Загнет в четыре погибели. «Нравится, Михайло Михайлович?» — подлизываюсь к нему. — «Хо-ро-шо, хо-ро-шо», — мычит медведь. От его шкуры еловые иголки так и летят, мне по лицу бьют. Лежа всю зиму на боку, можно подумать, целый пуд иголок своим мехом собрал. «Дядя медведь, может, искупаешься? — спрашиваю. — Воды и тебе хватит». Медведь кивает головой. На ковшик посматривает. Боится, видно, снова ошпариться. «Что тебе еще надо, Михайло? Всё найду, всё сделаю», — говорю. «Воды-ы! — показал он. — Пить хочу». В ведре у меня была студеная вода. Я ее только перед баней принес. «Вот», — показываю ему. Медведь попил и, будто благодаря меня, покачал головой. Потом по-медвежьи что-то буркнул, вышел из бани и в лес подался.

— Дядя Саватей, а отец говорит, что в нашем лесу медведи уже не водятся… — снова сомневается Мико.

— И я раньше так думал. Не знаю, откуда он появился. Никогда раньше не видел.

— Может, из цирка сбежал? — догадался я.

— И правда, наверно, из цирка. Слишком умный был медведь, дядя Саватей. Из цирка, наверное… — радовался моему открытию Мико.

 

Перевод с удмуртского

Василия Глушкова