Духовные вершины России/Авторы/Злотников Натан
НА ХОЛМАХ РОССИИ НЕНАГЛЯДНОЙ
ПЕСНЯ
Расставанья злая мука
Да кривая колея…
Стережёт меня разлука,
Подколодная змея.
Только не могу понять я
Пулю-дуру у виска.
Очень коротки объятья,
А потом весь век – тоска.
РАСПУТЬЕ
Когда себя бывает стыдно,
Рассмотришь и траву, и глину,
Дороги в край родной не видно,
А что видна, та на чужбину.
* * *
Лукавство, неправда и лесть
Опять почему-то в чести.
И каждая новая весть
Способна сгубить и спасти.
* * *
Нет, в печали, видно, мало проку,
Времена не повернутся вспять,
Мне бы только вовремя и к сроку
Овладеть самим собой опять.
Жить начну я с чистого листа,
Праздничной порой, как свет, нарядной,
На холмах России ненаглядной -
Ведь пред ней душа моя чиста.
Век мой краткий прожит на две трети,
Я дивлюсь богатству бедных руд,
И читатель верит в мои сети,
Ценит ненавязчивый мой труд.
Нет, душе совсем не одиноко,
Ведь болезнь моя, увы, не мёд -
Вдруг звонок примчится издалёка,
Память, засыпая, оживёт.
КНИГА БЫТИЯ
Памяти В.Т.Шаламова
Под крыльями стервятников и пчёл
Я книгу заповедную прочёл,
И грешная душа зашлась в полете,
Увидел то, что видеть не умел
Не оттого, что мал был и не смел, -
Не с умыслом, с бедой одной был плоти.
Как надо было повернуть мозги,
Чтоб в ясный век не увидать ни зги,
Тьма по Российской поползла равнине,
Чумным пожаром мысль ввергая в прах,
Кромешным страхом порождая страх,
И Бог-отец не спрашивал о сыне.
Не дьявол, не Интернационал
Сто языков в одну купель согнал,
А крестным наречен был вор в законе,
И зло с тех пор умножилось стократ.
Каким проклятьем проклял брата брат,
Не разберешь, как в Древнем Вавилоне.
С тех пор звучат похоже смех и плач,
И жертвой может сделаться палач,
Но невозможно поменять им роли.
Я всё познал, был всюду и нигде,
В кремле, в тюрьме, в прикамской слободе -
И всюду сахар был мне горше соли.
Я только искра из того костра,
Где смерть была роднее, чем сестра,
Она со мной не вынесет разлуки,
Со мной и с той уральскою избой,
Где что ни поселенец – то изгой,
И род его клеймён, сыны и внуки.
Как буковка живу среди страниц,
Я нужен, чтоб запомнить много лиц,
Молва о них молчит тысячеусто, -
Мечтатели, строители, врачи,
Громилы, вертухаи, стукачи…
Их свято место долго ль будет пусто?
И, чтобы не забыть про гнёт и срам,
В стране моей построят люди храм,
Как только выпадет удобный случай.
Я там уже не буду никогда,
Где полумесяц, крест или звезда -
Над алтарём из проволоки колючей.
ПОСОХ
Постарел неустанный мой посох, —
То он в чёрной грязи, то он в росах,
Как тебя мне узнать за туманом,
За изгибом тропы, за курганом?
Друг у друга, родная, мы в сетях,
Но узнаем себя только в детях.
* * *
Я не спускался постепенно
От вертикали бытия.
Я рухнул вдруг без крена —
Лишь в пропасти очнулся я.
Зачем ещё когда-то в марте
Перед поездкой на Урал
Гнилой доверился я карте
И очень много проиграл.
Таинственным внемлю приказам,
Движений скуден мой паёк,
Судьба всё отбирает разом,
Но, впрочем, разом и даёт.
ДЕТСКАЯ ГОРДЫНЯ
Во сне я всё ещё ребёнок,
На Воткинский ступаю пруд,
И лёд скрипит, заснежен, тонок,
И зелен скол, как изумруд.
Мерещится мальчишке, мне,
Что я пришёл из дальних стран,
А здесь страна совсем другая,
Бреду, тоску превозмогая
От тяжести побед и ран.
Нет, эта даль мне не чужая,
И светит огонек в окне,
И горд я, словно бы въезжая
На белом, может быть, коне.
ВДОВЫ ВОЗЛЕ КАМЫ
Пароход запрячет лето
В глубине пустых кают.
Вдовы ходят вдоль кювета,
Песни старые поют.
Молодость не знает цену
Красоте ночей и дней.
Трудно пережить измену.
А любовь ещё трудней.
КОЛЬКА
На колени стелили бархотку,
Приносили гармонь иль баян,
Я играл целый вечер в охотку,
Трезвым-трезвый, но кажется — пьян.
Не хочу даже и лиходею
Пожелать, чем язвит меня старость.
Инструментами я не владею, —
Но вот музыка в сердце осталась.
Дирижировал музыкой Колька,
Драмкружковец и главный помреж,
А под утро, не спавший нисколько,
Я был снова и собран, и свеж.
В стороне от веселья и смеха
Я теперь осторожно бреду,
Если слуха касается эхо —
Мнится мне — это слышу в бреду.
Брезжат вальсы и танго, и полька,
И над Камой ночной небеса,
Наши игры и танцы, и Колька,
И умерших друзей голоса.
* * *
Ах, за уральским бараком
Я верил в множество примет.
Пусть мир пока окутан мраком,
Но где поэзия — там свет.
КОЛЫБЕЛЬ
Помнится, катил в телеге я
Средь родных холмов Урала,
И звучит моя элегия
Там, где матушка стирала.
Спину разогнёт степенно
Возле бедных, верных книг,
И сойдёт густая пена
С рук бессонных на рушник.
Путь не вёл меня лишь прямо,
Хоть избег я пуль и стрел,
Где же ты сегодня, мама,
Без тебя я постарел.
И в груди болит от бега
Аж за тридевять земель,
А уральская телега —
Первой жизни колыбель.