ДЕНЬ ПОЭЗИИ 2009

 

После многолетнего перерыва наконец-то вышел в свет некогда, ещё в советские времена, ежегодный и самый значительный в мире русскоязычного поэтического творчества всероссийский альманах «День поэзии». Вышел он под грифом «2009» и посвящен 210-летию со дня рождения Александра Пушкина, 200-летию со дня рождения Алексея Кольцова и 195-летию со дня рождения Михаила Лермонтова. В сборнике 200 страниц, и объединил он под одной обложкой 200 поэтов Российской Федерации. Оформлен и издан альманах Центрально-Чернозёмным книжным издательством под попечительством ассоциации «Лермонтовское наследие» и отпечатан в воронежской типографии «Алмаз» на исходе прошлого года.

Большое участие в издании альманаха принял воронежский предприниматель и меценат Николай Сапелкин, человек неравнодушный к искусствам и радеющий за судьбы русской культуры.

Составитель альманаха московский поэт Анна Гедымин.

На презентацию альманаха в Центральном Доме литераторов были приглашены все его участники. Анна Гедымин и Николай Сапелкин «отчитались» перед собравшимися о работе над альманахом и поделились некоторыми «тайнами» его появления на свет, тем более, что издание начало обрастать различными мифами.

Малый тираж альманаха (всего тысяча экземпляров) конечно не может удовлетворить потребность в нём и проявляемый интерес литературной общественности. Поэтому редакторы, члены редакционной коллегии и попечительского совета призвали авторов альманаха не держать его «под спудом», а поделиться его содержанием, насколько у кого какие возможности, с окружающими.

Часть тиража, в рамках благотворительности, решено отправить по библиотекам.

Литературный журнал «Луч» тоже имеет некоторую причастность к альманаху «День поэзии 2009», именно поэтому мы информируем сегодня своего читателя о возрождении знакового для российской литературы проекта и отдаём ему несколько своих страниц.

ИТАК:

 

Белла АХМАДУЛИНА

Москва

 

Посвящение Юрию Башмету

 

Как второгодник-тугодум,

вотще решающий задачу, —

ответа жду от солнц, от лун:

что я на этой сцене значу?

Не мучь, о музыка, не снись!

Мы все вины не искупили.

Мы все пред музыкою — ниц,

все — должники её скупые.

Уста от слов не уберечь,

уста к словам не приневолить.

Сначала — музыка, но речь

вольна о музыке глаголить.

Ум изнемог и ослабел —

желанья праведного ради:

воспеть Башмета силуэт,

восславить упаданье пряди.

Хвала артисту надоест.

Гортань — оркестрик самоволья:

до-до-докучлив до-диез

с оскоминою си-бемоля.

Мне нот знакомы имена.

Возрос мой голос и напрягся:

учили музыке меня.

Но каркает бекар: напрасно!

Покуда школьный бал шумел,

невзрачных дев кружа наряды,

благоволил ко мне Шопен,

но Гедике простил навряд ли.

За музыкантом по пятам

брести бы в маске анонима.

Он — не гордец и не педант.

Его величье — шаловливо.

Услада службу отстоять —

одним, других терзают звуки.

Мой признаётся диссонанс,

что музыка — сообщник муки.

Согласье розных мук — талант.

Но эту грациозность жеста,

и эту прядь, и этот альт

спроста мы примем за блаженство.

Рассудок бытия смещён.

Душа свежа и плодородна.

Пусть ей потворствует смычок

и альт в ловушке подбородка.

Веселье рифм на нет сошло.

Остался мне поклон прощанья.

Хотелось говорить смешно.

Простите. Вышло, что — печально.

Всего, что есть, иссякнет срок.

Пребудет музыка бессмертна,

знать не желая — кто экспромт

в ночи содеял для Башмета.

 

 

Константин ВАНШЕНКИН

 

Старость

 

Хотя мы стали старыми, седыми,

И многое нам нынче все равно,

Ровесницы остались молодыми,

Поскольку мы не виделись давно.

Они среди пылающего лета

Как прежде продолжают жизнь свою.

Они еще сейчас танцуют где-то

С ребятами, погибшими в бою.

 

 

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

 

Стихозы

 

Психотропные средства

против зависти и артроза.

Стихотворные срезы,

стихозавязь или стихозы.

Нас зовут гены Альфы

и Омеговы гены.

«Как живешь?» — «Гениально!»

Это несовременно.

 

Стихозавязь

 

Можно ль выжить, звучание

вынув,

звук, как гибель, испепелим,

Например, война гибеллинов…

Гибеллин. Гобелен, Цеппелин.

 

 

Сергей ГАНДЛЕВСКИЙ

 

* * *

Ржавчина и желтизна — очарованье очей.

Облако между крыш само из себя растет.

Ветер крепчает и гонит листву взашей,

Треплет фонтан и журнал

позапрошлых мод.

Синий осенний свет –

я в нем знаю толк как никто.

Песенки спетой куплет,

обещанный бес в ребро.

Казалось бы, отдал все,

лишь бы снова ждать у метро

Женщину 23-х лет

в длинном черном пальто.

 

 

Анна ГЕДЫМИН

 

Ангел

 

Не плачь, мой ангел!

Не то чтобы слишком жаль,

Но когда ты плачешь,

когда ты, чёрт возьми, плачешь,

Накапливают суглинки

такую слякотную печаль,

Что кажется — в самом деле

не будет больше удачи.

Начиналось всё как положено у меня:

Мандариновый запах ёлки,

семья и школа.

А теперь вокруг — ни тепла, ни огня,

Лишь вот этот плаксивый ангел

почему-то женского пола.

Нрав умеренный у неё,

как погода в Крыму.

Вся умеренная она, как гусиная стая.

Я ору ей иногда:

«Передай Самому —

Не могу я так больше жить!» —

Не передаёт, пропускает.

А то вдруг сядет по-птичьи под потолок

И заскулит —

хоть совсем убегай из дома.

Ты прости меня, ангел!

Навязал тебе Бог

Неуютную спутницу.

Да ты сама с ней знакома.

Но знаешь, мир, данный нам в ощущенье,

в целом неплох,

Да и жизнь пока не исчерпана,

извините.

Я ещё удивлю тебя, рассмешу тебя,

видит Бог!

Я ещё помогу тебе, не печалься,

ангел-хранитель!

 

* * *

И воскликнешь

посреди пустынного мира:

Господи!

Сотвори мне кумира!

Не обязательно в славе и во плоти —

Хоть какого-нибудь!

Хоть прежнего возврати!

Но раздастся в ответ,

прошуршит дождём по траве:

Чем кумира в округе искать,

заведи царя в голове!

 

 

Александр ГОРОДНИЦКИЙ

 

Василий Суриков

 

Красноярск — сплошные сумерки,

Дня и ночи паутина.

Это всё художник Суриков

Перенёс в свои картины.

Холст с песчаниками бурыми

Не украсит вернисажи.

У него глядятся хмурыми

Даже крымские пейзажи.

Почему, в палитру веруя,

В вековые дали канув,

Видит мир за сеткой серою

Сын сибирских атаманов?

Не сияющий, не розовый,

Как у шустрых италийцев.

Хмурый Меншиков в Берёзове,

Стон над утренней столицей.

Площадь Красная до полночи

Кровью полнится и дымом.

Ах, не солнечно, не солнечно,

На сторонушке родимой.

Не пройти из грязи в князи нам.

Над водою спозаранку

Он сидит — Степаном Разиным,

Утопившим персиянку.

Думу думает тревожную

Над могучею рекою.

Ой, ты, Русь, — тоска острожная,

Горе горькое людское!

 

 

Евгений ЕВТУШЕНКО

 

Из новой книги стихов

«ЧЕЛОВЕК, ПОХОЖИЙ НА ЕВТУШЕНКО»

 

* * *

Я еще не налюбился,

Я всех женщин не добился,

но в осколки не разбился, —

склейка поздняя смешна.

Перелюбленность опасна.

Недолюбленность прекрасна.

А залюбленность страшна.

 

Недогрех

 

Мне сказала одна бабушка,

девяноста с лишним лет:

«В тебе столько бесшабашного,

твому носу

сносу нет.

Хорошо, что им шмурыгаешь

в направленьи женчин всех,

и ноздрями ишо двигаешь,

чутко ищешь недогрех.

Я, сыночек, умираючи

так скажу,

хоть это срам,

по грехам тоскую ранешним,

больше —

по недогрехам.

И такую думку думаю

о когдатошних тенях,

что была кромешной дурою,

столько в жизни потеряв…»

Знаешь, бабка,

здесь у Качуга,

завораживая всех,

ходит,

бёдрами покачивая,

мой последний недогрех.

Между красными лампасами

заиркутских казаков

носит запахи опасные,

позаманней кизяков.

И мой грех неизвинительный,

что, краснея, как юнец,

я с чего-то стал стеснительный —

всё же лучше, чем наглец.

Настроенье самолётненькое

Так, что кружится башка,

и желанья-то молоденькие,

да и ум —

не дедушка.

Ты соблазном не укачивай!

Я,

влюбляясь впопыхах,

во грехах моих удачливый,

но лопух в недогрехах.

И во снах,

другим невидные,

меня мучат не стихи, —

к сожалению, невинные

все мои недогрехи…

 

 

Игорь ИРТЕНЬЕВ

 

* * *

Между телом и душой

Промежуток небольшой,

И поди там разбери —

Что снаружи, что внутри.

Если душу не вложить,

Человек не станет жить,

Но без тела и душа

Не протянет ни шиша,

Это ж не хухры-мухры.

Мандарин без кожуры —

Уж на что он корнеплод,

Даже дня не проживет.

Этот странный симбиоз

Порождает в нас вопрос,

На который много лет

Не дает никто ответ.

…Завершив свой славный путь,

Человек прилег соснуть

Нездоровым вечным сном,

Но уже не два в одном.

Он лежит себе в гробу

С белой тряпочкой на лбу,

А внутри там — ни души,

В общем, оба хороши.

 

 

Егор ИСАЕВ

 

Русский язык

 

От неба над страной

И до тетрадки школьной

Он весь берестяной

И великоглагольный.

Смысл без него немой

И безымянны вещи…

Он с детства — твой и мой

И всенародно вещий.

 

* * *

«Ура» твоим ракетам

И космосу «ура»!

Тебе, моя планета,

Одуматься пора,

Не рисковать беспечно

Ученой головой…

Пусть Млечный будет Млечным,

Ну а трава — травой.

 

 

Бахыт КЕНЖЕЕВ

 

* * *

Сникнет ярость, выйдет дерзость,

а взамен придет

небогатая поверхность

подмосковных вод.

Эти омуты да ивы,

как пастух — овец,

созерцает терпеливо

сумрачный мудрец.

Он ни слова не уронит,

потерял он счет

дням, и мир потусторонний

перед ним течет.

То пескарь при виде щуки

вздрагивает вдруг,

и воздел бы к небу руки, —

только нету рук,

то пупырчатая жаба

выглянув на свет,

воспарить душой могла бы,

только крыльев нет.

Позабудь про долю рабью,

про свои года.

Теплой праздничною рябью

морщится вода —

это дар, твой дар убогой,

ускользает он

водомеркой босоногой

по ручью времен.

 

 

Тимур КИБИРОВ

 

В творческой лаборатории

 

Если ты еще не в курсе,

Я скажу тебе, читатель:

Все зависит от контекста,

Все буквально, даже я!

Все зависит от контекста,

Например, краса девичья

От количества «Столичной»

И от качества ея.

Так что качество мое

И количество твое

Уж никак не абсолютны

И зависят не от нас,

А зависят, повторяю,

От контекста, мой читатель,

Вне контекста, к сожаленью,

Не бывает ничего.

Абсолютно ничего,

Кроме Бога одного.

Это, в общем, очевидно,

Хоть досадно и обидно,

Оскорбительно зависеть

От такой вот хреноты!

Это все вполне понятно,

Хоть подчас и неприятно,

Но контекст не выбирают,

Так же, впрочем, как тебя.

 

 

Татьяна КУЗОВЛЕВА

 

* * *

Меж тайнами мрака и света

Есть поле особое — то,

Где Бога без Дьявола нету,

Где Дьявол без Бога — ничто.

Где Cлово толкуется разно,

Где спутан порядок вещей,

Где преодоленье соблазна

Бывает соблазна страшней.

Где сходятся грозные силы,

Но, их воплощая каприз,

Рождаются вдох легкокрылый

И выдох, и новая жизнь.

 

 

Любовь ЛАДЕЙЩИКОВА

 

Три возраста

 

Три возраста, три поля перешла,

Три памяти в себе соединила:

Свечой зажженной — в детскую вошла

И отрочество в юность проводила.

Взрослеют звезды… Молодость свою

Переживая заново и смело,

У изголовья вечности стою,

Чтоб жизнь во мгле погаснуть не посмела.

 

 

Инна ЛИСНЯНСКАЯ

 

* * *

Листья палые жмутся к палым.

Деньги шалые липнут к шалым, —

Загребущая кисть велика.

Хорошо обходиться малым —

Чёрным хлебом, и снегом талым,

И пакетиком молока.

Хлеб обдирный. Дряхлое платье.

Так и думаю доживать я —

Феникс северных пепелищ,

Помня, сколько памяти хватит,

Что и в яслях, и в плотницкой хате

Наш Спаситель был нищ.

 

 

Николай МАЛЫШЕВ

 

Сошествие с пантеона

 

Мы были героями сплетен,

Мы пищу давали молве,

Мы жизнью играли, как дети

Играют мячом на траве.

С друзьями легко пасовались,

Легко забивали голы,

Куда не просили, совались,

И нас не пугали углы.

Мы против течения плыли,

Ходили, шутя, на руках,

Мы так безоглядно любили…

И всё же, увы, в дураках.

И свечи почти догорели,

И трепет уходит из рук.

Как быстро же мы надоели

Друг другу и всем вокруг.

Поблекли цветы на обоях,

И к ужину некого звать…

Вот так и уходят герои,

Что впору вослед им зевать.

 

 

Новелла МАТВЕЕВА

 

Глобус

 

Уравновешенный, как голос

Без понижений-повышений,

Тоску с души снимает глобус

Разумностью своих решений.

На нём, — божественном, как логос! —

Ни бурь не видно, ни крушений,

Ни стран-стрелков, ни стран-мишеней,

Ни стран, — где злых лишений многость.

Не видно лавок с подлым зельем.

Вал моря сгладил память прытей.

Зато встречает нас весельем

Большая Синь морских открытий!

Земля сложна; ни ров, ни пажить…

Жаль, что на глобусе нельзя жить!

 

 

 

Олеся НИКОЛАЕВА

 

Иосиф

 

Когда б Иосиф, злыми братьями

израненный, в пустынном месте,

сжимая кулаки с проклятьями,

роптал и вопиял о мести;

когда б Иосиф, в рабство проданный,

во тьме, к исходу первых суток,

Нил проклинал со всеми водами,

пустынями мутил рассудок;

когда б Иосиф, опороченный

клеветами, уже в темнице,

на крюк в стене, на камень сточенный,

на яд змеиный смог польститься, —

что было бы тогда? — инаково

судьба пошла бы, и юродом

смела б голодного Иакова

и Ханаан с его народом?

И подвиг Авраама-странника

пошёл бы прахом?… Иль другого

Бог создал бы себе избранника

в часы смятенья рокового?..

Иль всуе эти всхлипы с вскриками —

души неверной вестовые:

сиди во рву, мирись с языками

да сны разгадывай кривые…

 

 

 

Николай ПЕРЕЯСЛОВ

 

* * *

Ну зачем это вроде мне —

всё снега да снега?

Как махновцы, по Родине

разгулялась пурга.

Мчится белая конница —

не рассмотришь копыт!

Только свист за околицей,

затухая, висит…

 

 

Алексей ПЬЯНОВ

 

Школа Бокова

 

Эхо давних тех уроков

До сих пор еще звучит…

Виктор Федорович Боков

Нас стихи писать учил.

Не за партами, не в школе,

Не у аспидной доски —

Брал с собою на приволье,

В Пастернаковское поле,

Где кипрей и васильки,

Колокольчики и кашки,

И ромашковый уют,

Где проворные букашки,

Сенокосцы, таракашки

По делам своим снуют…

Говорил нам: «Не спешите

Доставать карандаши,

Походите, пошуршите,

Полной грудью подышите,

Порезвитесь от души…»

Школы этой нету боле,

Мы остались на бобах:

Пастернаковское поле

Всё в коттеджах, как в грибах.

 

 

Юрий РЯШЕНЦЕВ

 

* * *

Что ты за бездарный птицелов!

Поменяй профессию и — точка.

Где ты видел стаю соловьев?

Соловей — извечный одиночка.

Высунь ночью нос из-за гардин:

доходя до умопомраченья,

он один, один, опять один,

в этом смысл его и назначенье.

А когда в конце июньских дней

он вдруг замолчит на всю округу —

значит, либо умер соловей,

либо убедил свою подругу.

И в дальнейшем, если без вранья,

в случае такого покоренья

он неотличим от воробья:

та же песня, то же оперенье.

 

 

Владимир САЛИМОН

 

* * *

Они сплетаются ветвями,

как мы сплетаем наши руки.

Они у нас над головами

тихонько стонут в час разлуки.

В саду деревья очевидно

так сильно влюблены друг в дружку,

что мне нередко очень стыдно

в тени их ставить раскладушку.

 

 

Аршак ТЕР-МАРКАРЬЯН

 

Бессмертник

 

На суглинистом крутоярье,

У давно одичавшей версты,

Подорожник,

иван-да-марья

Вышивают степные холсты.

Сколько их

средь ватаги несметной,

Где ковыль,

Васильки,

Полынок…

И живет

незаметно

бессмертник —

Самый скромный донской цветок.

Породнились с землей его корни,

Силу взяв,

стали частью земли…

Безоглядно скакали кони,

Только их затоптать

не могли!

Эх, опять у казачьей станицы

Атаманят

вовсю

ветерки…

У людей, что ли, взяли сталистость

Розоватые лепестки?

Что им зимы?

Стоят бессменно,

На увядшие травы дыша…

Если души великих бессмертны,

Значит,

есть у цветов душа!

И железный характер тоже —

Тот, который не трогает ржа…

Вы, бессмертники,

так похожи

На солдат,

что у Дона

лежат!

 

* * *

Сергею Якубовскому

Бывший моряк Сергей Якубовский

Ходит вразвалку,

Как в бурю волна…

Взглядом вбивает

Гвозди

В доску!..

Такая силища ему дана!..

Красив,

Как плывущая к солнцу яхта.

Надежный товарищ в горе-беде…

Списавшись на берег,

Похож стал на якорь,

Что почернел от тоски по воде…

Встречая закаты у шумного мола,

Любуясь эскадрами кораблей,

Поднимет чарку за тех, кто в море

В пивной,

Натянув тельняшку теней…

И тяжко вздохнет…

И приснится дорога:

Ковыльная степь, полынь да репей,

И ветер шепнёт: «Полковник Серёга,

Пора седлать на Донщину коней!»…