БРЕЗЕНТОВАЯ ЦАПЛЯ
Редакция продолжает наблюдать (и даёт возможность делать это своим читателям) за творческими экспериментами недавно сложившейся литературной группы СИГМА и за их публичными чтениями, приобретающими известность под названием «Брезентовая цапля». Точно так же, как сама группа продолжает свою работу по поиску новых лиц, идей и мыслей. Итак…
Руслан МУРАТОВ, 22 года, Можга
* * *
посреди огромных книг
жил учёный Симеон.
золотник, но бледнолик,
и мечты его – шаблон.
разбирался в альдегиде,
и любил факториал.
многое он в жизни видел,
только счастья не видал.
он пошёл искать совета
за девятые дороги,
где несчастье под запретом,
а невесты голоноги.
на двенадцатой дороге
повстречался Симеону
тот, кто кланялся лимону
и летал на старом йоге.
Симеон спросил бродягу:
«ты ли счастье видел в жизни?»
а бродяга сел на флягу
в стиле абстракционизма.
«ты – глупец! и в этом дело! -
прошептал он Симеону -
твоё зрение не зрело,
и мечты инфекционны».
Симеон искал слова,
чтоб бродяге возразить:
«ты – дурная голова!
ты – никчёмный паразит!
ты сидишь на крышке фляги
с продырявленной ногой,
сорок литров чистой влаги
в чистоте сороковой.
ты всего лишь самосвал,
и глаголишь ты наотмашь».
но безумец отвечал:
«счастье там, куда ты смотришь.
оглянись вокруг себя,
чтобы счастье стало шире.
в каждом новом дезертире
тысячи других присяг.
не беги и не противься.
снизу проще быть богами.
доказала экспертиза:
счастье прямо под ногами».
Симеон раскрыл свой рот
и стоял так до заката,
озирая глубь широт
в десять тысячных карата.
он оставил вечер свой
и записку на бумаге:
«я пойду к себе домой.
счастье – в каждом шаге».
Мондарбаг
на восточном лепесточке
напечатаны три точки,
между ними Мондарбаг
раскидал свои чулочки.
и венок его пропах
рукосердцем Королевы.
он рассеял где-то слева
поговорку о слезах.
даже мыши и подмышки,
и мормышки с ним дружили,
и любили вкус ванили,
и ванилью дорожили.
и ютились в многоточьи
на гектаре светлых дум,
источали свежий шум
в крайне среднем уголочке.
уважали Мондарбага
за порядочные мысли,
за способность видеть числа,
на которых спит собака.
но однажды, в понедельник,
Мондарбаг гулял по рынку,
где играли на волынке
паровоз и мукомельник.
и увидел Мондарбаг,
как невесту-Королеву
понесли под руки девы
на неведомый чердак.
на чердак, где было сыро,
а уют давно сгорел,
где известный сыродел
отравился красным сыром.
Мондарбаг закрыл глаза,
и глазами взаперти
он разрезал транспортир,
угол зрения связав.
и исчезли паравозы,
чердаки и понедельник,
и исчезла сыродельня,
и обида водовоза.
и не стало дев несущих,
и не стало даже нерва,
лишь осталась Королева
в лакомой венчальной гуще.
в чердаке б закрылись двери,
и конец бы был дурацкий,
если б Мондарбаг поверил
в то, что вера – это сказки.
Мондарбаг
(случай второй)
вечерами Мондарбаг
шил прекрасные диваны,
а потом их великанам
отдавал за просто так.
Мондарбаг любил котят,
унося всегда с собою
тех, кто уличной зимою
был до старости проклят.
уносил в страну чудес,
где сметаны край не виден,
где в изнеженном бисквите
глубина мясных небес.
но однажды, в понедельник,
Мондарбаг гулял по рынку,
где играли на волынке
паровоз и мукомельник.
в лепесток стекла слеза
под лежачую собаку,
заполняя небом влагу,
чтобы он открыл глаза.
Мондарбаг увидел горе
в доме номер двадцать два,
где котёнок с рождества
жил в прохладном коридоре.
Мондарбаг подпрыгнул вверх
и в прыжке украл котёнка,
и унёс на фотоплёнку,
где гнездился шпротный смех,
где в подушках сердобольных
ласковые сны живут,
где отважный лилипут
рисовал восьмиугольник,
где нет лестниц и дверей
на прямой дороге к Богу.
«слёзы делу не помогут», -
врали те, кто повзрослей.
а под крышею любой
пустота немых квартир.
но незримая любовь
в темноте спасает мир.
Антон КУРАКИН, 18 лет, Москва
Вам швабра и шпатель нужнее пера и пюпитра,
А рассудок ваш оцифрован и заземлён.
Вы стихов не читаете – вы читаете титры -
Списки чужих имён.
Афоризмы ищете те, что покороче, вы,
Те, что вас оправдают перед вашей же совестью.
Вы слезливы, слабы, доверчивы и доморощенны
И не дочитав это, включаете «Новости».
Вытереть пыль с телевизора, окон и полок,
Вымыть посуду, постирать пододеяльник,
Будильник на семь завести, чтоб вернул вас в кому -
В ваше «кофе-дорога-улыбка-компьютер-начальник».
Я вас не презираю, я просто в вас верю. Твёрдо.
Я хочу вам помочь. Я готов вам помочь. Честно.
Ведь по-прежнему зажигают для вас звёзды.
Люди, их же целая бездна!
У Вечности открытый перелом уважения,
У истинно важных вещей некроз внимания.
Цените и уважайте не деньги, а время,
В его честь принесите будничность на заклание.
Я двуручниками своих восклицательных знаков
И блестящими острыми саблями вопросительных
Вскинусь против ваших уютных мещанских взглядов,
Научу отличать действительность от действительного.
* * *
Я плевал на вашу ненависть к людям,
Модную, как Керуак и кашне.
Я за людей – грудью!
Так что давайте-ка понежней.
Я мокротой плевал в мизантропные лица -
Я, консерватор и варвар.
Да будет жив хоть один рыцарь,
Готовый пасть за пирата!
Вокруг – всё масса серая, не так ли?
И только мы такие разноцветные -
Экономисты, бизнесмены, маклеры,
Живущие лишь «лейблами» и «трендами».
Мы все таланты, гении, маэстры,
Герои, победители, призеры…
Вместо того чтоб всем играть одним оркестром,
Мы боремся за место дирижёра.
«Печально я гляжу на наше поколенье» -
Девиз эпохи шлюх и каннибалов;
Эпохи без добра, тепла и уваженья;
Эпохи, где считают баррели и баллы.
Здесь взлетают цены и падают самолёты,
Здесь вместо метро строятся клубы и дачи…
Давайте играть оркестром, играть по нотам!
Давайте начнём работать и бросим батрачить!
Давайте не переводить в Чечню миллиарды!
Давайте будем вместе, когда туго!
Давайте слушать добрые песни бардов!
Давайте ценить и уважать друг друга!
Мария СИЛКИНА, 23 года, Санкт-Петербург
У человека выросла рука
У человека выросла рука. Правая рука, которой он лишился давно и по неизвестным причинам, неожиданно выросла. Она не была рукой младенца, рукой ребенка, рукой подростка. А просто в одно самое обычное утро, следующее за очередной обычной ночью, человек проснулся и обнаружил, что левая его рука в привычном положении покоится под головой, а правая рука лежит поверх одеяла. Это он почувствовал ещё до того, как открыл глаза. Он чесал ухо и в это же самое время ощущал под рукой мягкость одеяла. Это было странно и не доступно одной левой. Он секунду подумал и открыл глаза. Испугался и вновь закрыл их. Вспомнил, своё имя, свой возраст, чем занимался вчера и прочее-прочее. Открыл глаза, испугался и вновь закрыл их. Правая рука не только не исчезала, но и сообщала, что замерзла и просилась под одеяло. Так и пролежал он весь день, открывая и закрывая глаза. Правая рука была. Словно в канцелярию, отвечающую за распределение рук, наконец-то дошли его прошения снабдить недостающим органом. Правая была точной копией левой. Только совсем новенькая, без характерных мозолей, следов от порезов и без заусениц. Человек возрадовался. Он поглаживал правую левой, оберегал её от нагрузок и ходить стал как-то больше правым боком, демонстрируя новинку.
Огорчало его лишь то, что правая вела себя несколько вызывающе. Словно строптивая иностранка. Всё переиначивала по-своему и близкого общения с левой не допускала. На короткой руке сойтись не случилось. Правая переставала слушаться, когда требовалась её помощь, била тарелки, когда нужно было их мыть, проливала на человека кофе, когда он доверял нести ей кружку, а уж сколько оплеух досталось его жене, когда он старался погладить её правой, – сосчитать сложно. Почему так происходило – не понятно. То ли потому, что правая рука рано повзрослела. То ли потому, что руки просто так не вырастают. Так может, она и не моя вовсе? – начинал сомневаться человек. Правда, чьей она ещё может быть, человеку было невдомек. Невероятное терпение проявляла левая. Даже когда человек отчаивался и хандрил, она старалась как-то наладить контакт. Не то, чтобы левая питала к правой какие-то особенные чувства, но она понимала, что рука об руку предстоит жить долго и враждовать, черт возьми, ни с руки. Год левая подходила к правой дикарке, гладила её и прочее…Все колкости называла спецификой или индивидуальностью. Время шло, но ничего не менялась. Правая рука была лишней, чужой, неподатливой. Человек очень страдал. Он чувствовал себя большим калекой, чем до появления дополнительного органа. Левая страдала вместе с ним.
И вот в одно утро человек со своими руками сидел на кухне и смотрел в окно на февральскую слякоть. Настроение было отвратительным, на полу валялись останки любимого сервиза жены недавно разбитого правой. Человек плакал. Левая погладила его по голове, вытерла слёзы. Правая безучастно наблюдала за происходившим.
Развязка произошла стремительно.
Небольшой кухонный топорик неожиданно появился в левой руке. Правая осталась лежать на обеденном столе. Она наконец-то получила ту свободу, о которой мечтала. И надо сказать, более чужой от этого не стала. Человек от боли и горечи взвыл. Но вот левая принесла бинт и ловко им прикрыла никому не нужное воспоминание.
Так закончилась история о правой руке, которая не стала родной, но, наверное, осталась правой.
Таня РЕПИНА, 20 лет, Ижевск
в солёном небе выход к Буонаротти,
выплеск подгрудно-глоточный,
чтобы заново задышать,
ты замер как вкопанный
в центре на повороте,
нарушая предписанное,
не скрыться, не убежать.
из-за молочной пенки
рвётся вино золотое,
пьяный от радости,
забыв про зелёный свет,
стоишь, и из-под лопаток
стреляет живое,
то, чему ни названия,
ни антонима в свете нет.
чище этого только сибирь меж сосен,
только уран в своей первозданной сини,
взгляд кавказского горца – упрям и грозен,
что-то, чего не почувствуешь
ни на одной картине.
этого неба в городе мало,
как правды в прессе,
этого неба достойные
спят в подвалах,
Боже, под этим небом
плыл легендарный крейсер,
и золотая тучка тоже под ним ночевала,
с этого неба капал
ливень на Брестскую крепость,
с этого неба однажды спустился Гагарин,
всё это рядом вдруг обрелось, воспелось,
в это небо дымил
вместе с заводами Сталин,
а ты, как неморождённый,
как рыбья гортань, не зная,
в кого и во что влюблённый
под звуки людского лая,
стоишь под стоградом окон,
под маленькой, злой столицей,
ломаешь нагрудный кокон,
прекрасного острой спицей,
и всё это, всё – под небом,
чертог твоего острога,
в котором немного хлеба
и никого,
кроме Бога.
я сделаю из шоколада платье
обовью верёвками шеи рук
ватная кость застревает в золоте
горлом вываливается оскомина
мне снова по-прежнему
и я выхожу под поезд
между колесом и рельсой
марширует неостановимая цивилизация
возлюби господа и во имя его
убей нечистоты вдохновения
обнули животворящий терминал посредственности
встань у стены раздетым проливнем
выжгись пустотой
пусть бубенцы звенят:
аллах даждь нам днесь…
муравьи
- Край света далеко?
- Это там.
(Б. Вербер «Муравьи»)
мы лезли на баррикады
с бесстрашием муравьёв,
с этим небом, ломившим виски,
и обзором в пару шагов,
с пластмассовых сабелек
не сорваны ярлыки,
а впереди большие собаки
выкатывали языки.
в их мохнатых хвостах
копошилось созвездие блох
и садились мухи
в углы стекленеющих глаз.
в середине пути
нам попался навстречу Бог
он сказал:
«простите, я где-то мог раньше видеть вас?..»
—
мы лезли на баррикады,
словесно осиротев,
(облака плевались дождём
по промокшим вконец собакам)
бесконечно уверовав –
с той стороны Алеф,
Край Земли, Нирвана, Эдем,
три цветочка мака…
—
цивилизация гибла
от излишней к себе любви.
муравейник
шипел
кислотой.
задавая вопрос:
- а могли ли любить муравьи?
получаешь в ответ:
- могли.
как никто другой.
Андрей ГОГОЛЕВ, 22 года, Можга
1.
зима, февраль – отбеливатель флага.
и гимн и герб до марта занесло.
я часть той силы.
сила хочет блага,
но вечно совершает зло.
2.
себя перегнав как спирт из пустой воды
я одеваюсь как конь в яблочный грим.
необходимо солнце. необходима ты.
вьюжимся, пьём, печалимся, шьём, горим.
екатерина вторая. девятый вал.
екатерина вторая. четвёртый бог.
екатерина вторая спасла кусок
того, кто её намедни короновал.
это сильнее, чем белая трескотня,
белая, в смысле, без рифмы, я только пел,
слышал Куранты, как скрипит шестерня.
чайник автоматически щёлкнул, значит, вскипел.
плугом ходили плясать семена в костры.
небо как небо, но небо как борона.
стрелки часов горячи и углы остры.
щёлкнуло новое время, вскипела страна.
трудная рыба грызла трудную сеть.
трудный ребёнок шёл кого-то пытать.
трудно. ползучие дети хотят лететь
вдоль по пустым коридорам и так летать.
вдоль по пустым коридорам пустой психушки
ле-витировать вверх, толкая ногой пространство.
я засыпаю на полупустой подушке.
гаснущим взором я озираю убранство.
3.
снег оживает. проходит двойное стекло.
проходит как человек, садится на стул.
чтобы не таять вливает в себя молоко.
- это не ты сидишь, это я уснул!
он хохотал.
- поговорим о цене?
таять не страшно будет, товарищ снег?
- таешь ли, спишь, живёшь ли – разницы нет.
снег я или приснился.
дело к весне..
4.
королева, королева.
у тебя Россия слева.
у России сердце справа.
переправа, переправа.
дай огня, княгиня Ольга.
в небе горе красной стайкой.
перемены, перестройка.
перепойка, перепайка.
мы не спели. мы не спали.
переспели. перестали
быть простыми. и устали.
и успением остыли.
голодаем, холодеем.
что прислали переделим.
упакуем тело стилем.
перережем. перепилим.
А и Б сидели слева.
В и Г сидели справа.
во фруктовой лавке Ева
ничего вкушать не стала.
от гоморры до содома
кроет похотью суставы
льва толстого. два толстого.
было (ели, пили) стало.
утро. зарево белело.
мячик солнца в водном поло,
там, за морем, королева,
небом душу уколола.
5.
мело, цвело, разбрызгивало ветер.
великий тост порвал великий пост.
кого не разделило, вечно третьи,
но первым и вторым, едва ли нужен мост.
на нерест вверх, сквозь водопады к счастью.
у трудной рыбы жажда, дайте пить!
я часть тех сил, кого не впёрли части,
один из тех, кто просто шёл любить.
из тех, кому мало’
и зло и благо,
хоть модно жмут тугие ярлыки.
мело-мело.
стряхну побелку с флага,
как рифмы стряхивают белые стихи.