ЭКСПЕДИЦИЯ

В августе 2004 года в связи с семидесятилетием Челюскинской эпопеи состоялась международная подводная археологическая экспедиция «Челюскин-70». Она шумно освещалась в СМИ, но кончилась ничем – легендарный пароход так и не был обнаружен на дне Чукотского моря. Автор со товарищи, сжав зубы, два года готовились ко второй попытке. Её хроника и предлагается читателю.

Как всё не похоже на 2004 год! Никакой помпы, никакого телевидения, уезжаем тихо без шума. И нас всего четверо, а не 24 персоны, как тогда. Бесконечные смены дат, даже сама возможность поездки, долгое время подвергались сомнению, что вымотало нас до предела. В результате к моменту вылета (а он настал внезапно) мы остались без Саши Бородина – он должен был выполнять свои служебные обязанности – везти в Анадырь послов скандинавов. Не едет с нами и ещё один участник «Челюскина-70» Андрей Родионов, водолаз, оператор, способный починить компьютер, компрессор, да и всё, что потребуется. В связи со свистопляской со сроками он полетел в Португалию снимать первенство мира по подводной охоте, и вернуться к нашему авральному отлёту не успевает.
10 сентября. 14-00 (время московское).
Мы четверо – Лёша Михайлов (начальник экспедиции, водолаз), Саша Федосеев и Лёша Кошелев (водолазы), Иосиф Рабинович (учёный секретарь экспедиции) – грузим оборудование из квартиры Михайлова в Газель. Газель набита до отказа.
С пробками по Москве за полтора часа добираемся до Домодедова. Разгрузились под начавшимся дождём, багаж занял семь тележек – добрых полтонны, а то и больше, чудовищный перегруз. Перевезли всё в здание аэропорта и ждём регистрацию, по очереди ходим курить, пить кофе и в туалет. Сижу на мусорной урне жду ребят.
17-00. Зарегистрировались. Сдали 140 кг багажа, осталось ещё три таких же «порции», если не больше.
17-30. Приехал Саша Бородин с послами и выдающимся путешественником и альпинистом Питером Хилари. Слава богу, на них можно «повесить» перегруз. Оказалось, что не весь – содрал-таки с нас Трансаэро 1000 у.е. за лишний вес. Всё начинается с денег и кончается ими. Помогла администрация Чукотки, нашлись и Райфайзен банк и страховая компания Стандартрезерв. Но и они ничего не смогли бы сделать, если бы не Олег Кожемяко – губернатор Корякии. Олег Николаевич – участник «Челюскина-70». И тогда он ответил на вопрос журналистов из НТВ, что поиски Челюскина будут продолжены обязательно. И сдержал слово – мы ещё в Домодедово, а пароход СРТМ «Рогачёво» уже входит в Анадырскую бухту.
19-30. «Боинг 767» взмывает в Домодедовское небо. Дальше – 9,5 часов пытки сервисом без никотина: кроме Михайлова, все курящие.
11 сентября. 14-15 (время чукотское).
Боинг коснулся полосы Анадырского аэродрома. Аэропорт новенький, с иголочки – прямо как на Аляске, туалеты получше домодедовских, жаль только, тележек багажных ещё не завезли. Потихоньку начинаем перетаскивать наши шесть с гаком центнеров багажа на улицу и дозваниваться до агента, обслуживающего наш пароход. Агент – очаровательная брюнетка Танечка – не заставила нас ждать долго по чукотским меркам времени. Наконец, она приезжает за нами на Уазике-«буханке» с двумя рядами сидений, уместились все, до отказа набив кузовок. Почти без приключений добираемся до города и едем в порт.
А вот и наш пароход СРТМ «Рогачёво» стоит у стенки, ждёт нас. Нас встречают радушно. Багаж, кроме личного, бережно размещают в трюме. Каютки маленькие, но уютные. Нам с Михайловым достаётся двухместная «келья», ребятам – трёхместная. К ним подсядет тележурналист с Анадыря. Кэп (Сан Петрович – симпатичный голубоглазый, почти двухметровый крепыш с пушистыми рыжими усами – кэп из энциклопедии) зовёт ужинать, но скорее – это банкет: коньяк, морские деликатесы – трубач, мидии, кальмары… Пьём за успех нашего дела: ох, и вправду, удачи нам бы поболе! Появляются анадырские телевизионщики – две девушки и два парня, идти с нами должны были девушки, но идут эти ребята. Всё бы хорошо, но нет пока разрешения на отход – какие-то сбои между Москвой и Владивостоком.
12 сентября.
Разрешения на выход нет и нет. Проснулся Владивосток – молчание, ждём, когда проснётся Москва. Кстати, из всех сотовых гигантов здесь работает только МТС, мой Билайн молчит, как рыба. Прошёлся по Анадырю – хорошеет город с каждым годом. С моря вчера он гляделся ярким многоцветным пятном на фоне бурых осенних сопок. Теперь иду по улице с яркими магазинами и кафешками, люди одеты не хуже москвичей, женщины в изящных сапожках, правда, ещё не зима, и всё жё…
Надо же, какой собор поставили, что твои Кижи! Всё резное, дерево золотиться под янтарным лаком. Заглянул в магазин – купил тройник-переходник с нашего стандарта на евро, на пароходе все розетки наши, а зарядники в фото, видео, ноутбуках с евровилками. Зашёл на радио Пурга – предупредить, чтобы никакой шумихи, ведь всё равно они будут сообщать. Обедал у Алёны Вакарик, редактора местного радио, ел мантак – вяленую китовую кожу со слоем сала.
Вернулся на пароход, разрешения нет, нервничаем, Михайлов всё время бегает звонить всем чиновникам, гражданским и военным. Команда от нечего делать пытается приручить евражку – чукотского суслика, – их много околачивается в порту. Евражка идёт на контакт охотно, набивает за обе щёки семечки, сухари и всё утаскивает в своё логово под контейнерами – у него тоже «северный завоз».
13 сентября. 7-30 (время корабельное).
Молниеносный выход в город за памперсами – забыли купить. Памперсы нужного размера нашлись в третьей по счёту аптеке. На такси, праворульной Тойоте, кубарем скатываемся в порт и через 10 минут отваливаем.
9-30. На берегу возня с отдачей чалки, обмен крепкими комплиментами боцмана с берегом… Последний этап на пути к «Челюскину».
10-00. Берега пропали из виду, и Берингово море показывает свой характер, ветер крепчает час от часу, волны тоже, качка становится всё ощутимей. Хорошо, что успели закрепить всё оборудование в трюме, а в каюте у Саши и Лёши летает табуретка, у нас бутылка с минералкой. Укрощаем разгулявшийся инвентарь и пытаемся бороться с морской болезнью. В общем, жить можно, только перемещаться с непривычки трудно, и всё время тянет спать. Спим. Подъём, пробежка по коридору, недолгая борьба с массивной дверью гальюна, и снова по стенке – шнырь – в каюту. Плюхаешься на шконку, задевая за острый угол стола, всуе поминая Бога и мать, и снова сон «на свежем воздухе» – иллюминатор отдраен, но вот волна набрала новую силу, и мы закупориваемся наглухо.
11-30. Обед. Он по-прежнему великолепен, но все воспринимают это великолепие по-разному. Перед обедом принимаю таблетку от качки, так – на всякий случай, для профилактики. Высовываюсь на улицу, пытаюсь снять это безобразие – кадры неубедительны, не передают ощущения мизерности физических возможностей человека. Время не помню. Чуть полегчало, и пытаюсь работать сидя в кают-компании. Делаю неприятное открытие: наша старая посудина (30 лет для СРТМки возраст почтенный) не только покачивает бёдрами, но и лихо виляет задом – в корме качает сильнее, а кают-компания на корме. Шикарный ужин выливается в игру с тарелками и кружками. Едва успеваю поймать банку с сыплющимся растворимым кофе. Здесь всё надо сразу закрывать и наливать неполную кружку.
После ужина сон. Спим всей группой вместе с притихшими телевизионщиками. От такой диеты: «поели – поспим, поспали – поедим», пожалуй, скоро и в каюту не пролезешь.
14 сентября.
Качает по-прежнему. Прогноз на Берингов пролив неутешителен. Визит в гальюн в качку – поистине акробатический этюд. Но нужда, особенно немалая, всему научит. Освоен и этот цирковой номер. Перед обедом консультируем боцмана на предмет изготовления лабораторной мебели, он делает столик для двух ноутбуков, которые будут подключены к поисковому оборудованию. Согласовав ТЗ на столик, обсуждаем с ним проблему флагов наших спонсоров – они должны гордо реять над нами в процессе поисков, что должно быть зафиксировано на фото и видео: деньги любят и счёт и отчёт. Однако решаем повесить всё это рекламное великолепие только после удачного завершения поиска – пуганая ворона куста боится.
Слава богу, немного поутихло. Идём мимо мыса Провидения. Какой-то погранначальник с Провидения радирует: «Стой! Кто идёт?» Получив в ответ номер разрешения, успокаивается. Вспомнился анекдот: Скажи парол! – Парол! – Проходи!
После ужина, как всегда обильного, в кают-компании крутим кино – фильмы Серёжи Холошевского об экспедиции 2004 года и о поездке в Исландию.
После кино болтаем, пришёл кэп, погода по курсу хорошая, на точку прибудем завтра в 15 – 17 часов. Так устали от спанья, что проболтали до 4-30 утра. Хотели выпить чаю, но мой новый кипятильник имеет такого «папу», что «маму» подобрать к нему невозможно – ни наша, ни европейская розетка не поддаются. Европейку уломали в конце концов.
15 сентября. 7-30 (время корабельное).
Завтрак. Спали мало. К качке привыкли. К тому же она умеренна.
14-00. Прибыли на точку: солнце, полный штиль, на воде сидят бакланы и глупыши. Море голубое, как в Севастополе. Начинаем собирать и готовить «рыбу» к боевому крещению. «Рыба» – это подводный сонар, бьющий в обе стороны на 400-500 метров. Блестящий цилиндр диаметром с руку и ростом метра полтора с круглой, как у кефали, головой и маленьким оперением сзади, он набит внутри «высокими технологиями» для работы и залит свинцом для тяжести. Оказывается, секрет алхимии прост – берёшь свинец, везёшь через полмира, платишь авиакомпании за перевес, и он превращается в золото.
На нашу золотую рыбку накинута уздечка, через которую пропущена вожжа – стометровый кабель – за него «рыбу» тянут за пароходом, по нему же и управляют.
Начинаем нарезать галсами намеченный квадрат, здесь должен быть «Челюскин». Да ничего он никому не должен этот заколдованный Сёма Челюскин, в памяти ещё свеж позапрошлогодний наш афронт и злобное ехидство недоброжелателей.
Елозим по квадрату – кэп ведёт тяжёлую СРТМку (полста метров длины) как жигулёнок на фигурном вождении – точно и без огрехов. Но на экране компьютера тишь да гладь. Один, второй галс на самом малом ходу, но не останавливаясь: на большой скорости «рыбка» воспаряет к поверхности и плохо видит, остановишься – плюхнется на дно, что нежелательно: может и вовсе скапутиться.
В радиорубке, где сгрудилась наша команда и моряки, раздаются нервические смешки. Глаза слипаются, иду в каюту и, рухнув на шконку, мгновенно засыпаю. Снится всякая гадость и ухмыляющийся Семён Челюскин.
22-00. Вскакиваю, будто укололи иголкой – в каюте Лёша Михайлов, глаза на выкате. Понимаю, что «рыба» «зацепила» нашего друга Семёна. Прыжками по трапу и в радиорубку: пишет компьютер, рисует пароход – различимы даже бак и корма. Утюжим это место – во всех направлениях, и эхолот прощупывает дно, наконец-то уверенно рисуя рыжий бугорок. Неужели эта закорючка в полпальца размером и есть тот пароход, который снился нам последние три года. Правда, в натуре он 13 метров в высоту, остальные 4 метра покоятся в придонном иле.
16 сентября. 6-00.
Это елозанье по морю заняло всю ночь. Наконец, точно на том месте, где эхолот начинает рисовать бугорок, бросаем тяжёлый груз с привязанным на тросе буйком – связкой пятилитровых бутылок из-под питьевой воды. По нашим расчётам груз должен плюхнуться на палубу «Челюскина».
Завтракаем и начинаем готовиться к погружению. Забиваем баллоны глубоководным коктейлем: гелий, кислород, остальное воздух. Погода – класс: солнышко и штиль, голубое Чукотское море. Трудно себе представить, что в этом идиллическом сейчас месте через три-четыре месяца под жутковатым светом полярных сияний будут трещать и громоздиться друг на друга толстенные льды, которые и раздавили 72 года назад злополучный объект, скрытый от нас толщей воды.
Но и сегодняшняя картинка обманчива – температура голубой водицы +4 С, а о том, что на пятидесятиметровой глубине, и думать-то холодно.
Но ребятам сейчас не до раздумий – они предельно сосредоточены, как рыцари перед боем. Сходство подчёркивается тяжёлыми доспехами, на каждом одето больше полуцентнера. Да и противник нешуточный: глубина, отрицательная температура морской воды, черный придонный ил и, возможно, очень паршивая видимость – здесь вам не Мальдивы или Сейшелы.
В воду уходят Саша и Лёша Кошелев, прыгают с борта прямо на буй, рядом с буем уже кружится страхующий надувной Зодиак с рулевым матросом и Антоном – оператором РТР. Поднимаются ребята довольно быстро. На лицах разочарование – на дне ничего. Груз упал на ровную поверхность. Как выяснилось потом, эхолот на судне секторный и поэтому пишет возвышение, даже если проходит от него в 50 метрах. С видимостью на дне – тоска. Если до 35-36 метров ещё можно что-то разглядеть (правда, встречаются целые слои мелких медуз), то ниже – сплошное «молоко»: планктон во всей своей красе, не зря здесь киты шастают. Впрочем, нам не до китов – нам бы до «Челюскина» дотронуться да снять на видео. С этой навязчивой идеей и засыпаем, вернее, коротаем в полузабытьи тёмное время до рассвета.
17 сентября. 3-30 (время корабельное).
С рассветом (настоящее время 5-30, это «Рогачёво» живёт по своему Владивостокскому времени) снова ходим с эхолотом и «рыбой». Солнце слепит вовсю, но на море зыбь. Вот он злополучный «Челюскин» внизу под нами, но нам нужна точная привязка, чтобы не шариться в «молоке». Тригонометрические упражнения, помноженные на интуицию. Кэп Петрович показывает такую филигранную «езду» промеж буёв, любо-дорого глядеть Они со старпомом Михалычем на мостике оба. Нам нужна самая малая скорость, всего пару узлов, а у «Рогачёво» самый малый ход – 4-5 узлов. Кэп командует «стоп машина» и на инерции ведёт лайбу, точно держа курс, что на малой скорости – цирковой номер. И это повторяется не раз. На капитана было приятно смотреть – он делал своё дело мастерски и наверняка получал от этого удовольствие. Снова бросили груз – на этот раз должны были уж точно попасть на палубу, как кто-то сказал, на макушку Семёну Иванычу, или совсем рядом. За поисками и прицельным грузометанием не заметили, как прошло полсуток.
15-30. В воду уходят два Алексея. Договариваются, что если груз на дне, то будут двигаться от него на юго-восток.
Напряжённо ждём. Волнение нарастает, свободные от вахты сгрудились у борта. Вот ребята выходят, вот матрос втаскивает их в лодку, и она идёт к борту.
15-50. Поднимаются по трапу. Лица усталые и разочарованные. Ничего. Выясняется, что пошли не на юго-восток, а на восток. Осуждать их за это – можно, но сначала попробуйте оказаться в морозном «молоке» на глубине.
Нет, этот Семён Иваныч просто издевается над нами. Это просто мистика. Невольно вспоминаются читанные раньше книги про экспедиции и отвратительном ощущении искателей от паскудности локтя, коего не укусишь при всей его близости.
Начинаем тралить кошкой с лодки к юго-востоку от красного буя. Нет, это мистика: то ли снова мажем то ли кошка плохая и маленькая, вроде зацепилась и сорвалась.
На сегодня – всё. Боцман с электриком варят новую кошку. Пытаемся спать, у меня получается плохо.
18 сентября.
В 3-30 подъём, чай, кофе и лодку за борт. Снова игра с «Челюскиным» в кошки-мышки. Алексей с матросом утюжат на Зодиаке пространство возле красного буя.
И вот наша самострочная кошка цепанула за что-то! Неужели сорвётся? Нет, крепко держит – попался Семён Иваныч! Алексей привязывает очередной буй к концу, выбрав предварительно слабину – до кошки метров 38, значит цепанули за что-то на палубе или за надстройку. А может прямо за штурвал на мостике? Нет, только не делить шкуру неубитого медведя – всё надо делать спокойно. Тем более что 38 метров – это уже в «молоке».
Снова два Алексея идут в воду. Снова напряжённое ожидание. Сижу на самом носу и до боли в глазах всматриваюсь в море – не покажется ли меж поблёскивающей ряби голова или буёк. Над водой показывается красная сигара буйка, выпущенная кем-то из водолазов. Что это? Находка или сигнал о всплытии? И вот ребята в лодке, и она несётся к нам. Алексей взбирается по трапу. Его покрасневшая физиономия просто перекошена радостной улыбкой. Достаёт из кармана нечто погнутое обросшее ракушками и водорослями. Бросаюсь к нему, колочу по плечам и спине: Лёха, мы сделали его! Поднимается Кошелев и интрига продолжается – на красном буйке, оказывается, болтается добыча, нечто длинное и не лёгкое. Предстоит подъём. Трос от буйка наращивают и заводят на брашпиль. Ну, потянули. На всех лицах нетерпение и почти детское ожидание, что вылетит птичка!
Как же медленно работают эти судовые брашпили. И вот из воды показывается дрын больше метра длиной, весь обросший водорослями и ракушками. Принявший его матрос поднимает эту штуку высоко над головой и показывает всем. Оператор Антон снимает всё это, а мы стоим и смотрим, и мне кажется, что я слышу стук своего сердца, и не только своего. Кажется, все сердца на этой палубе колотятся в унисон!
Всё-таки замечательная попалась нам посудина, а про команду я и не говорю. Они не просто доставили нас на точку и обеспечивают экспедицию, они и мы – это единый организм. Мы все ищем Семёна Иваныча, и мы все вместе нашли его. И пусть мы все разные, и по жизни, и по образованию, и по характерам, пройдёт немного времени и судьба пошлёт нас, каждого, делать свою жизнь, но сегодня мы все: и кэп Александр Вайнутис, и старпом, и длинный худющий электрик, и дед стармех, и боцман – азербайджанец Миша (его восточное имя здесь никто не в силах запомнить и произнести), и мотыль Женя, любитель фотосъёмок, и наши кокши Наташа и Таня – мы одна семья искателей подводной истории родины и флота.
Что за деталь скрывается под водорослями? Пока виден только один конец – расширяющийся конус. Высказывается предположение, что это рукоятка какого-то рычага. Боцман обкалывает ракушку и счищает траву. Начинает проявляться форма детали: конус оказывается штырём для вставки, а шар посередине детали с ввинченным кольцом и аналогичное кольцо с вдетой в него скобкой-серьгой подсказывают, что мы достали стойку ограждения. Начинаются гадания и рассуждения. Уже потом, просмотрев кадры, снятые Алексеем (практически ползком по поверхности, снимая детали парохода в упор с минимального расстояния, а в «молоке» иначе и нельзя), приходим к выводу, что подняли стойку со шлюпочной палубы «Челюскина». Впрочем, слово «Челюскин» можно употреблять только как гипотезу. Предстоит послать фотоматериал и пробы металла специалистам в «Бурмейстер и Вейн» – той знаменитой верфи, со стапелей которой и сошёл «Челюскин» в 33-ем году прошлого века.
Только тогда можно будет с уверенностью заявить о том, что мы-таки нашли его.
19 сентября. 3-30 (время корабельное).
Как всегда скорый подъём и готовимся к спуску. Надежда на то, что ещё сможем обследовать капитанский мостик и, конечно, поснимать по возможности. Солнце светит, как в Сочи, но похолодало. Штиль. Все-таки Нептун был милостив, не мешал работать.
Хотя поднять что-нибудь заманчиво, но сегодня это не самоцель. Всё должно делаться по закону. После экспертизы должна быть произведена паспортизация объекта как археологического памятника и только тогда можно начинать планомерное обследование и поднятие фрагментов для передачи их в соответствующие музеи. Это и Исторический музей России, и Музей Арктики и Антарктики в Санкт-Петербурге и, конечно же, Музейный центр «Чукотка» в Анадыре, где, как выяснилось потом, хотят сделать специальный челюскинский зал, что неудивительно. Ведь «Челюскин» лежит в Чукотском море, можно сказать, в территориальных водах Чукотки, да и спасали челюскинцев с этой северной территории России, а тогда СССР.
Снова уходят в воду водолазы. Снова томительное ожидание, всплывает и пропадает красный надувной буёк-сигара. Потом выяснилось, что он сдулся по непонятной причине и утонул вместе с какой-то находкой. Да бог с ней с находкой, а водолазы-то где? В этот момент кто-то на палубе крикнул: «Плывёт, плывёт», – и я вижу, как у нас под бортом, на глубине метров пяти, продефилировал Кошелев (сверху прозрачность идеальная и видно, что это он). Проплыл и исчез, кричим на лодку и по рации, чтобы шли его забирать. Лодка движется в предполагаемом направлении. Эти секунды кажутся часами. Прихватывает сердце, да что там у меня, мне к семидесяти, а здоровяк кэп, чуть за сорок, потом признался: «Исакыч, и у меня сердчишко прихватило!» Нет, эти игры с холодной и мрачной бездной всегда на грани. Это по ТВ, в срежисированных сюжетах про экстрим, всё выглядит красиво, и умелые оператор с режиссёром нагнетают красивые ужасы. А правда порой груба и незрелищна, но инфаркт схватить можно, наблюдая эту правду в нервном ожидании на борту.
Ну, вот и всё, все на борту, на этот год нырялка кончилась. Правда, Михайлов привязал там, на «Челюскине» нечто, что нужно ещё дёрнуть. Привязываем трос, заводим на брашпиль, тянем – обрыв, прихватываем обрывок, благо трос плавающий, и снова дёргаем, теперь самим пароходом, снова обрыв… Народ на палубе шутит, что Лёша привязался к рубке и хотел её отделить, чтоб поставить в музее целиком. Но это уже спокойные шутки. А не нервические смешки вчерашнего и позавчерашнего дня. Нет, не прост этот Семён Иваныч, всё у него приходится брать с боем.
Мы уходим. Круг над точкой, прощальный гудок и разворачиваемся носом на восток, курс на Берингов пролив. Наступает расслабление, ну просто ничего не хочется делать. Остались приятные мелочи – фотографируемся с флагами наших спонсоров и групповой снимок с командой. Естественно, на переднем плане – стойка ограждения, которую мы с таким трудом отобрали у «Челюскина». И конечно, изящный цилиндр гидролокатора, чья лощёность стильно контрастирует с грубой поверхностью нашего трофея. Фотосессия длится до темноты, ужин, на котором покончено с сухим законом последних дней, и проваливаемся в сон.
20 сентября. 3-30 (время корабельное).
Меня подбрасывает на шконке – пора готовиться к погружениям. Через секунду понимаю – никуда не пора. Сегодня мы пассажиры. Выхожу подымить на бак. Даже не верится, что именно на нашей точке, где вчера мирно плескалась о борт голубая водичка, когда-то стоял грохот сжимающихся льдов, и под зловещими сполохами полярного сияния стихия рвала на куски рукотворное железо стометрового парохода. Сколько такого железа покоится на дне морей и океанов – бессильно творение рук человеческих перед силами стихий. Сколько ещё предстоит нам нырять к этим останкам, да и не только нам – на внуков хватит. Коротка жизнь человеческая, хоть и длиннее чем у парохода. Семён Иваныч Челюскин родился почти триста лет назад, Отто Юльевич Шмидт – ровесник моей бабушки. Я прекрасно помню его некролог в «Правде». Это было в середине прошлого, вдумайтесь, прошлого века! А сейчас на дворе 21-ый. Век хайтека, что-то брокеры в почёте, что-то физики в загоне! И что важно, эти брокеры принесли с собой интернет-культуру, и нет им нужды знать, кто такие были Челюскин и Шмидт! А ведь челюскинская эпопея в чём-то сродни полёту Гагарина. Люди, даже в условиях сталинских порядков, чувствовали себя народом, и все следили за событиями так, как если бы на льдине сидели их родные и близкие.
И когда меня спрашивали в Москве, да и в Анадыре: зачем вам «Челюскин», всегда отвечал: «Может это поможет вернуть хоть кому-нибудь сопричастность?» Так случилось с командой «Рогачёво». И ещё, если после посещения музея, где будут экспонаты с «Челюскина» (а мы сделаем всё, чтобы так и было), хоть один мальчишка пойдёт учиться на моряка, полярника, гидрографа, я буду считать, что не зря прожил три последних года, да и те годы, которые Бог морской положит мне ходить в экспедиции с моими молодыми друзьями.

А вечером в кают-компании подавали «Челюскина»: Наташа и Таня испекли огромный торт, на котором красовался гордый профиль легендарного и коварного парохода. И мы порезали его всей кают-компанией, ещё раз зацепили «отдельные фрагменты объекта» и съели.
21 сентября.
Рано утром пришли в Анадырь. Весь день в хлопотах: администрация округа, порт, радио «Пурга». Ночью вернулись на «Рогачёво» – на последний ночлег.
22 сентября.
Тягомотина с отлётом. Администрация организовала коммерческий склад для отправки груза. Представитель Домодедовских авиалиний, дама, с которой мы спорили в 2004 году из-за того, что нам не продали билеты на практически пустой рейс, теперь оказала огромную услугу и помогла нам справиться и с грузом, и с перевесом, и с ручной кладью, и с размещением в самолете. Спасибо ей!
16-40 (время Анадырское). Взлет.
16-20 (время Московское). Посадка.

И все-таки мы сделали это!