ЗВЕРЬЁ МОЁ

 

БАСЯ

 

Самая длинная история про Басю – история длиной в 24 года.

Маленькая кошечка сидела рядом с мамой кошкой, увидев меня, сразу подбежала. И… поехала со мной в новый дом.

Мама-кошка была королевских кровей – норвежка. У Баси от породы было много: дикий характер, красивое мохнатое жабо, мохнатые штаны-шальвары, пушистый хвост; не было только кисточек на ушах и паспорта, поэтому и не взял её никто сразу, а была она отдана мне за пачку Кити-кэт.

Бася считала себя королевой: ходила по-королевски, распушив хвост, требовательно мяукала по поводу и без оного; не принимала никаких запретов. В общем, вела себя, как и подобает королевской особе. Редко давала себя гладить, чужих не любила, не убегала – просто игнорировала.

На даче она жила всё лето. Все кошки и собаки обходили территорию Басиного королевства стороной, и на то были причины.

В один солнечный летний день Бася сидела на столбе и дремала. По дороге пробегал крутой белый бультерьер. Подбежал к столбу и поднял лапу, решил отметиться. «На моей территории какой-то буль?!» – возмутилась Бася. И спрыгнула со столба прямо на морду нарушителя. С остервенением изодрала когтями морду врага и невозмутимо запрыгнула на свой столб. Прищурила глаза и задремала.

Собака зашлась в рыданиях, хозяин зашёлся в крике: «Я на вашу кошку в суд подам!» – «Ну-ну», – подумала Бася и лениво зевнула.

Ещё случай. Пустолайка бежала по дороге и облаивала всё на свете. Бася выскочила из дома и бесстрашно гнала собаку метров двести. Потом с гордо поднятой головой, распушив хвост, словно под фанфары, пришла домой. На посторонних кошек даже внимания не обращала, только зашипит, как змея, что-то крикнет яростное, и всё, никого нет, все разбежались.

Когда переехали в городской дом, все порядки остались прежними. Иногда сидела в собачьей конуре и оттуда шипела на всех. Гости приходили и спрашивали, увидев конуру: «У вас собака есть?» – «Нет! У нас есть кошка Бася, а её надо бояться – непредсказуемая девочка».

Так жили мы – то дружно, то не очень. Последние три года Бася уже редко выходила погулять, полежит в кустах пиона и обратно. Всё-таки за 20 уже шагнула.

Болела последний год, ослабла, ела без аппетита, но стала очень ласковой, часто запрыгивала на колени и урчала, тыкалась мордочкой в ладони – погладь! От былого великолепия мало что осталось; веса – с килограмм, не более, хвост не такой пушистый, шальвары уже не шальвары, и жабо полиняло. Но её любили и такую, маленькую девочку Басю.

Первым от инфекции умер Мурзик. Хотели повести Басю к ветеринару, чтоб её посмотрел. Она как почувствовала и ни в какую не давалась ехать, особенно в больницу. Начинала вдруг прыгать, бегать, играть с фантиком. И смотрела такими умными глазами. Как она обнимала свою хозяйку в последний день своей жизни, обеими лапками обнимала: за шею, носик – в ухо и… поёт, поёт – старается. Долго мы обнимались, вечером её положили на подушку, она свернулась в клубок, посмотрела на хозяйку и закрыла глаза, будто устала. Утром на подушке её не было. Она так и не доползла до лотка, – умерла тихо, без криков о помощи. Наверное, старенькая уже была. Было Басе 24 года.

 

МУРЗИК

 

«Мама! Мяу! Мама, ты где?» – пищал малыш, шипел от страха и боялся, боялся всего, что было рядом с ним сейчас: шелеста листьев, ворон, которые каркали, глядя на него, шума деревьев, которые скрипели над ним.

«Как было хорошо с мамой», – думал котёнок и плакал, долго и безутешно. Лежал на холодной земле и тихонько замерзал. Майский день почти закончился, котёнок лежал, уже почти не двигаясь. В последних лучах нежаркого ещё солнца на него вдруг стала надвигаться тень. Что-то большое неотвратимо двигалось на котёнка. Кто-то поднял его и понёс в тёплых руках. Только пригревшись, котёнок снова очутился теперь уже на холодных берёзовых поленьях. Дверь скрипнула, и кто-то воскликнул: «Котёнок?! Откуда он здесь?» Ему дали молока с хлебом. Котёнок ещё не очень умел сам есть, мама-кошка кормила его по-другому, но он боялся, что эта вкусная еда исчезнет. И что тогда?..

Утром котёнок проснулся от холода и голода. Он лежал на берёзовых поленьях и тихо плакал: «Мама! Мяу! Мама, ты где?»

Она пришла за ним. Хотя это была не его мама, но такая ласковая, такая тёплая… Котёнок боялся пошевелиться, не веря своему счастью. В доме было тепло, вкусно пахло чем-то необъяснимым и родным. Она поднесла котёнка к кошке, та зашипела, выгнулась дугой и убежала. «Эта кошка не моя мама», – понял котёнок и прижался к ласковой руке. Так в доме появился Мурзик.

Ночью запрыгивал на кровать, зарывался носом в её волосы и урчал, перебирая лапками. «Она – моя мама, я её буду любить всегда», – думал Мурзик и засыпал, обнимая лапками свою «маму».

Летом он бегал по саду, приносил маме мышек. В дальнем углу комнаты у Мурзика был склад, туда он приносил стрекоз, бабочек, мышек, и каждую неделю всё оттуда исчезало. «Это мама всё забирает», – и он убегал с ещё большим рвением ловить стрекоз и бабочек.

Зимой выходил из дома и помогал чистить дорожки от снега: разбегался и собирал снег в кучу. «Мама» смеялась, бегала рядом с Мурзиком, иногда хватала его в охапку и тискала, обнимала и шептала в ухо: «Мур! Мурзик!». И он замирал «в маминых» руках, замирал от счастья.

Так прошло 12 лет. Мурзик стал уже взрослым котом – мудрым и опытным. Старая кошка Бася уже не шипела на него, но и не позволяла лежать рядом. Мурзик не обижался на неё, – у него же была «мама»!

Дома было много еды, но на улице ещё больше неизвестных запахов и, бывало, что-то так необычно и вкусно пахло… Он съел какую-то вкусняшку, а затем подумал, что ему ни к чему это необычное и непонятное… Потом стало плохо, его всего выворачивало, лапы дрожали, голова была в тумане, глаза ничего не видели. Мурзик спрятался в одной только ему знакомой норке и лежал там долго-долго. Он думал, что сейчас всё пройдёт, он пойдёт к маме, уткнётся в её волосы и споёт песенку. «Мама» нашла его через пять дней. Мурзик еле открыл глаза, смотрел на неё и плакал. Слёзы катились из глаз без остановки. Мама взяла его на руки и понесла куда-то, очнулся он на белом холодном столе, в лапке у него торчала иголка. Вокруг стоял незнакомый запах, запах смерти.

Мурзик посмотрел на «маму». Она плакала и всё гладила его, шептала «Мур! Мурзик!» А он уже шёл по радуге и сверху смотрел на «маму» и видел, как она рыдает около него, такого преданного ей «сыночка».

 

 

БАРСИК

 

Барсик жил у бабушки. Ему было очень хорошо у неё. Хлебушек с молочком, когда-нибудь ещё и рыбку бабуля даст, – не голодал. Вечерами Барсик запрыгивал к бабуле на колени и заводил свою простую песенку про то, как ему хорошо, как он её любит, да и просто так – пел и пел свою незатейливую мелодию. Было очень жарко… Барсик вышел из дома и лежал в тенёчке под кустом смородины. Домой он не попал, его грубо выпнули с крыльца со словами: «Пошёл отсюда, дармоед!». Бабуля не вышла за ним, не позвала его домой. Барсик увидел только, что люди вынесли бабулю из дома и куда-то увезли. «У меня теперь нет дома, нет бабули, нет хлебушка с молочком?!» – испугался Барсик и побежал куда глаза глядят. Он испугался дядьки, что вышел на крыльцо. Дядька закричал на Барсика и кинул в него палку.

Сколько времени Барсик бродил по чужим огородам, сколько раз подходил к какому-нибудь чужому крыльцу – отовсюду его гнали или равнодушно проходили мимо. «Это последний двор, куда я пришёл», – подумал Барсик. Лапы его подкосились, и он упал прямо на траву около беседки. «Ты, наверное, голодный, кот?» – спросила Барсика дама. Барсик открыл глаза и увидел свою бабулю, только моложе. Такие же добрые глаза, такие же ласковые руки. Она гладила Барсика, и он не хотел никуда уходить. Она смотрела на него и подталкивала к нему миску с едой. Барсик из последних сил подвинул к себе кусочек из миски и даже не заметил, как всё исчезло в мгновение ока, – так он был голоден.

Дама взяла его домой, дама дала ему новое имя. Теперь он Пушок, у него новая жизнь. Иногда Пушок втихаря таскает кусочки хлеба из хлебницы и вспоминает бабулю, старенькую.

 

 

ТИША

 

Жила-была кошка. Пришло её время, и она родила четверых котят. Все они были пушистенькие, красивенькие и чёрненькие. Всех кошка очень любила, кормила, вылизывала их часами, муркала, изредка подзывая к себе. Троих котят очень быстро забрали. Остался самый слабый, маленький, как печной уголёк. Летом тепло, и они вдвоём сидели в траве, играли листиками и травинками. Котёнок плохо рос и совсем не умел разговаривать, только слабое и тихое «мяу» иногда.

В одну позднелетнюю ночь была гроза, сверкало и гремело вокруг, вода лилась потоками. В эту ночь мамы-кошки не стало, а котёнок сидел возле неё и пытался уткнуться в её шёрстку, но мама не отвечала, не муркала и не облизывала котёнка. Он сидел долго и дрожал около мокрого и холодного тела; боялся даже выглянуть из норы, куда потоком занесло их с мамой. На слабых лапках, голодный и испуганный, котёнок наконец-то вылез из норы! И пошёл, пошатываясь, не зная, что его ждёт там, во взрослой жизни.

Бездомные дворовые кошки шипели на него, отбирая даже сухие корочки, которые котёнок находил изредка. Измученный голодом, худой скелетик, обтянутый чёрной извалявшейся шёрсткой, он брёл по тропинке через лес. И, наверное, его загрызли бы собаки, которые стаей бродили в лесу, если бы не Она.

Она шла через лес, в руках у Неё была сумка с продуктами. Она увидела котёнка, нагнулась к нему; котёнок припал к земле, боясь пошевелиться. И в какой-то миг ему стало всё равно: собаки его загрызут или Она пнёт его с тропинки. Он посмотрел на неё своими огромными жёлтыми глазами, сказал тихо, почти беззвучно, своё слабое «мяу», уже прощаясь с жизнью.

Она подняла котёнка с земли. Маленькое костлявое тельце чёрной тряпочкой лежало в её ладони. «Не бойся! Я тебя давно искала. Пошли домой!»

Прошёл год. У котёнка теперь есть имя. Он домашний кот – чёрный, красивый, ласковый. От прошлой жизни осталось только то, что до сих пор кот не умеет говорить.

 

 

СЭМ

 

Его выбросили из дома, он стал ненужным, он вырос. Наигрались! Когда он был маленьким, его все любили, гладили, кормили вкусненьким, играли в чудесные игры: то бантик на верёвочке, то маленький мячик, то мягкая игрушечка. Беззаботное детство. А потом… улица, грязь и слякоть, дождь и снег. И прятаться приходилось где попало. Многие проходили мимо, равнодушные и безразличные, некоторые наклонялись, спрашивали: «Потерялся? Такой красивый и породистый не может быть ничьим». И тоже уходили. Кот пытался приласкаться к тем, кто к нему наклонялся, но его пугались, говорили, что сиамцы агрессивные коты, и уходили. А коту так хотелось просто прижаться к человеку, попасть в тепло, наесться наконец-то, лежать на коврике и наслаждаться покоем. На улице покоя не было. Такие же бездомные, как он, коты и кошки вступали с ним в драку; они не понимали его тонкой души.

Кончилась зима, пронеслась и весна с дождями и грозами, с первыми листочками и первой травой. Наступило лето. Было тепло и спокойно, светило солнышко, кот грелся на солнце и мечтал… о доме, где его будут любить, гладить, будут играть с ним.

Он не видел, как к нему бежала огромная собака. Кот увидел её слишком поздно. Собака схватила кота за заднюю лапу, – та только хрустнула в зубах чудовища. Только окрик хозяина собаки спас кота от растерзания. Нехотя собака выпустила кота из своей пасти и исчезла.

Кот заплакал. Слёзы капали на молодую траву и перемешивались с кровью из переломанной лапы. Он заполз куда-то под упавшее дерево и лежал там, пока рана не подсохла. Коту и так-то доставалось оплеух от собратьев, а тут – инвалид! Он бродил по округе, пытаясь выжить, подбирая каких-то жуков, мёртвых ящериц, заползал за компостные кучи в огородах и ел очистки, пил воду из луж. И прятался. Боялся до дрожи. Боялся кошек и котов, которые били его; боялся людей, которые ходили мимо, и никто из них не видел в нём красивого, породистого, потому что он сейчас инвалид, шерсть непонятного цвета, глаза, хоть и голубые, а видят плохо – слезятся и гноятся. Больше всего боялся собак. Услышав лай, забивался в такую щель, что сам едва оттуда мог выбраться.

Так прошло три года. Как он выживал зимой, страшно было вспоминать. Лето заканчивалось. Начинались дожди, потом осень и снова зима. «Я не выживу следующую зиму», – подумал кот и печально вздохнул. – Может, она меня возьмёт к себе?» – начал мечтать кот и быстро побежал к беседке, пока остальные кошки не заняли его место. Он сидел в самом углу беседки и ждал, когда из дома выйдет женщина, – с банкой еды и вкусными сухариками.

Дверь открылась. Вышла та, которую он ждал, и позвала кота: «Сэм! Иди есть!» – «Мне дали имя? Это меня зовут Сэм?». Через три дня кот лежал в доме на тёплой подстилке, бегал на кухню каждые 10 минут; еды было много, а он всё боялся, что сейчас набегут кошки и оттеснят его в дальний угол беседки, а он так и останется голодным.

Вечером, наигравшись бантиком на верёвочке, тихонько подползал к своей спасительнице и пел ей песни о любви, о своём счастье, о том, что его теперь зовут Сэм. Только два кота, Пушок и Гудрон, мешали его счастью. Они тоже жили здесь и тоже любили Её.